За рeшетками

 

 

...Солнце всходит и заходит,

А в тюрьм e моей темно"...

 

Точки зр e н i я

 

Представьте себ e, дорогой читатель, хотя бы на минутку, что вам и

какому-то сов e тскому гражданину указали бы на н e коего джентельмена Х и

сказали бы этаким приглушенным шепотком:

-- Глядите, вот этот... Здоровый, в очках... Да... Да... Знаете, он был

бол e е, ч e м в 20 тюрьмах... Был обвинен в бандитизм e, государственных

преступлен i ях, шп i онаж e и, кром e того, он "изм e нник родин e "...

В e роятно, вы в испуг e отступили бы в сторону от такого преступника.

А сов e тск i й гражданин отозвался бы спокойно:

-- Вот б e дняга! Не везло, значит! -- И сочувственно бы покачал головой.

Если вм e сто алгебраической величины Х вы подставите фамил i ю автора, а

м e сто д e йств i я таких ужасов -- Сов e тск i й Союз, то разница в воспр i ят i ях

между вами и сов e тским жителем станет ясной.

Тюрьма и заключен i е во всем м i р e, кром e СССР, связаны с представлен i ем

о справедливом возмезд i и и изоляц i и преступников. Иное д e ло в СССР. Там

тюрьма давно уже перестала пугать злод e ев и защищать мирных жителей. Роли

перем e нились. Тюрьмы переполнены людьми, опасными не для населен i я, а для

диктаторской власти коммунистов, и стали постоянной угрозой для честных

людей. В СССР наказан i е для грабителя и уб i йцы несравненно легче, ч e м для

мирнаго гражданина, осм e лившагося ²⁵⁸ не во время или не в подходящем м e ст e

возражать, не подчиниться безчелов e чным распоряжен i ям власти или, упаси

Боже, быть заподозр e нным в какой-либо "контр-революц i и".

Тюрьмы в СССР -- один из видов политическаго фильтра населен i я. Недаром

один из чекистских вождей в пылу спора как-то сказал крылатую фразу:

-- Все населен i е СССР д e лится на три категор i и: сидящих в ЧК, сид e вших

там раньше и т e х, которые будут сид e ть... Других -- н e т...

"Тот не гражданин СССР -- кто не бол e л сыпняком и не сид e л в ЧК", --

говорят в Росс i и, подчеркивая этим, что тюремная р e шетка -- это своеобразный

спутник сов e тскаго быт i я...

Вообще же, поскольку почти во вс e х законах, касающихся "политических

преступлен i й", им e ется универсальная фраза -- "карается вплоть до высшей

м e ры наказан i я", а приговоры выносятся на основан i и субъективнаго пониман i я

"революц i онной законности и коммунистическаго правосознан i я" в закрытых

зас e дан i ях, без участ i я обвиняемаго, -- то, естественно, что карательная

политика страны сов e тов отличается необычной жестокостью...

Я знал, что попал в безжалостные зубцы бездушной машины, и с тяжелым

сердцем ждал, что произойдет дальше...

Перед моим мысленным взором разстилались невеселыя перспективы...

 

Допрос

 

Безконечныя л e стницы, корридоры. Двери с часовыми, без часовых,

жел e зныя, р e шетчатыя... Настороженные взгляды проходящих мимо чекистов.

Наконец -- 4 этаж. Надпись -- "Секретный Отд e л". Шедш i й сзади меня с

револьвером в рук e чекист открыл передо мною дверь:

-- Сюда.

Небольшая комната, выходящая окном на Лубянскую площадь. Большой

пис<ь>менный стол. Мягк i я кресла... ²⁵⁹

Из-за стола поднял голову хмурый утомленный челов e к, с внимательными

недобрыми глазами. Впалыя щеки. Плохо выбритое, еще молодое лицо. Помятый,

видимо, непривычный штатск i й костюм. Это -- мой сл e дователь, тот самый,

который когда-нибудь перед Коллег i ей ОГПУ будет "докладывать мое д e ло" и

предлагать ей свое р e шен i е.

"Секретный отд e л, скажет он, предлагает прим e нить к Солоневичу такую-то

м e ру соц i альной защиты"... Предс e датель равнодушно спросит: "Возражен i й,

товарищи, н e т?"... Эта пустая формальность промелькнет в н e сколько секунд, и

моя судьба будет р e шена...

Сл e дователь молча, движен i ем руки указал мн e на стул и стал задавать

обычные предварительные вопросы. Эти, по существу, простые, вопросы,

касающ i еся большей частью прошлаго, таят в себ e громадныя опасности для т e х,

кому есть что скрывать в своем прошлом. Если ГПУ подозр e вает, что у

челов e ка, по выражен i ю моряков, "за кормой нечисто", и он о своем прошлом

дает нев e рныя данныя, то оно приб e гает к масс e самых тонких психологических

ловушек для того, чтобы заставить арестованнаго сбиться и напутать в своих

показан i ях. И даже, если точныя данныя о прошлом челов e ка и останутся

неясными, налич i я этих противор e ч i й вполн e достаточно для того, чтобы

опред e лить, по выражен i ю сл e дователей, "налич i е б e лаго запаха" и отправить

челов e ка в концлагерь с простым обвинен i ем -- "соц i ально-опасный элемент"...

Так, на всяк i й случай, в порядк e "профилактики"...

Мой предварительный допрос закончился скоро. Мои отв e ты были хорошо

продуманы и проработаны, и я не путался. Записав эти данныя моей б i ограф i и,

сл e дователь коротко сказал -- "подождите" и вышел.

Через минуту в комнату вм e ст e с ним вошли еще двое чекистов весьма

важнаго вида, не без н e которой торжественности ус e вш i еся за стол. Предстоял,

очевидно, серьезный и длительный допрос.

-- Ну-с, товарищ Солоневич, -- насм e шливо улыбаясь, начал толстый латыш

с двумя ромбами в петлиц e военнаго мундира, так сказать, "чекистск i й

генерал", -- ²⁶⁰ Очень, очень пр i ятно с вами познакомиться. Давненько мы

собирались это сд e лать, но не хот e ли раньше времени прерывать вашей

вы-со-ко-по-лез-ной д e ятельности...

Сказав это, он с улыбкой оглянулся на своих товарищей, как бы приглашая

их оц e нить его остроум i е.

-- Странный способ у вас знакомства -- путем ареста и тюрьмы.

-- Ну, ну, конечно, способ не совс e м нормальный, -- с тою же

насм e шливой любезностью согласился латыш. -- Но это все пустяки. Это д e ло

поправимое. Мы глуб<о>ко ув e рены, что эта "ошибка" -- только случайность, и

мы с вами договоримся к общему удовольств i ю... Будьте добры отв e тить нам на

н e сколько вопросов относительно вашей д e ятельности. Вы, над e юсь, понимаете,

конечно, сами, что нас интересует не ваша оффиц i альная работа, а, так

сказать... гм... гм... интимная...

-- Какая это интимная?

-- Вас удивляет это слово? -- Лицо латыша расплылось в улыбк e. Розовыя

щеки его жирнаго лица почти закрыли узеньк i я щелочки глаз. Видимо, процесс

допроса и собственное остроум i е доставляли ему громадное удовольств i е.

-- Ну, я не настаиваю на этом слов e, ну, хотя бы... неоффиц i альная

д e ятельность. Вас это удовлетворит?

-- Но я все-таки не понимаю.

Чекист насм e шливо прищурился.

-- Жаль, жаль, что вы такой непонятливый. А мы почему-то были уб e ждены,

что соображен i е у вас быстрое... Ну, хорошо, перейдем на д e ловую почву.

Скажите, пожалуйста, вы были когда-то скаутом?

-- ГПУ об этом прекрасно изв e стно.

-- Значит, вы этого не отрицаете?

-- Н e т.

-- Т-а-а-а-к... А скажите, т е п е р ь, какое вы теперь им e ете

отношен i е к скаутам?

-- Теперь? Но в e дь теперь организац i и скаутов закрыты.

-- И теперь вы скаутской работы не ведете?

-- Н e т.

Чекисты переглянулись с насм e шливой улыбкой... Толстый латыш покачал

головой. ²⁶¹

-- Должен к крайнему вашему огорчен i ю сообщить, что наша информац i я не

вполн e совпадает с вашими утвержден i ями. И мы очень сожал e ем, что вы с нами

не откровенны.

-- Но в e дь это, д e йствительно, так и есть.

-- Ну, ну... -- Латыш с ромбами положил руку на какую-то папку с

бумагами и сказал медленно с ударен i ями на каждом слов e:

-- Вс e ваши утвержден i я гроша ломанаго не стоят. Мы прекрасно знаем,

что вы попрежнему руководите организац i ями молодежи.

Его узк i е глаза были пристально устремлены на меня.

-- Я не знаю, откуда у вас такая информац i я, но, во всяком случа e, она

ошибочна. Скаут-отряды и "Сокол" распущены н e сколько л e т тому назад, и никто

из старых взрослых руководителей, в том числ e и я, не считают нужным

вовлекать молодежь в подпольную работу. Скаутская организац i я, в частности,

аполитична, и никто из старых скаутмасторов не станет рисковать жизнью и

свободой д e тей вопреки государственному запрещен i ю.

-- Так, так, -- со зм e иной ласковостью проворковал латыш. -- Это так

пр i ятно слышать и и м е н н о от вас. Вы себ e и представить не можете, как

это нас радует. Значит, если мы вас правильно поняли, -- вы считаете

подпольную скаутскую работу отрицательным явлен i ем?

-- Конечно.

-- Но вы не отрицаете, что она есть?

-- Отрицаю.

-- Ну, это вы бросьте нам, т. Солоневич, арапа заправлять, --

раздраженно бросил другой сл e дователь, низк i й коренастый и мрачный челов e к.

Р e зк i е черты его еврейскаго лица постоянно подергивались непроизвольной

гримасой. -- Мы не наивные младенцы в самом д e л e. Мы прекрасно знаем, что

подпольныя скаутск i я организац i и существуют и, будьте спокойны, мы выкорчуем

их.

-- Да я вовсе и не собираюсь лгать вам. Я твердо знаю, что таких

организац i й не существует. Есть группы молодежи, живущ i я дружно, как старые

друзья, проведш i е много л e т в общих рядах. Но нужна исключительная фантаз i я,

чтобы счесть эти группы антисов e тской подпольной организац i ей. ²⁶²

-- Но существован i я этих групп, по крайней м e р e, вы не отрицаете?

-- Н e т. Но я ув e рен, что и ГПУ прекрасно знает об этом. Своей старой

дружбы мы, конечно, не скрываем. Но от этих групп до антисов e тской

организац i и -- дистанц i я огромнаго разм e ра. И нельзя разсматривать их, как

каких-то врагов сов e тской власти...

Латыш презрительно улыбнулся, и голос его стал холоден.

-- Уж позвольте нам самим, т. Солоневич, судить, кто друзья, кто враги

сов e тской власти. И позвольте вам зам e тить, что в вашем мн e н i и мы отнюдь не

нуждаемся, Кто опасен, кто не опасен -- д e ло наше. Нам нужно, чтобы вы

откровенно сознались, что вы продолжаете руководить этими, как вы

выразились, группами...

-- Я категорически отрицаю это.

В узких злых глазах латыша промелькнуло раздражен i е.

-- Этот нел e пый отв e т только ухудшает ваше положен i е. Мы сл e дим за вами

не один год и прекрасно знаем всю вашу подноготную. И по e здки ваши по СССР

знаем, и знаем, как вы ловко использовали свое зван i е военнаго моряка и

пробирались даже в Кронштадт. И ваши по e здки по югу знаем, и что вы в

Тифилис e, посл e получен i я зван i я чемп i она, д e лали. Знаем, с к e м вы

встр e чались и гд e собирались. И как со скаутами и с соколами и офицерами

вели политическ i я инструктивныя бес e ды, и что среди них организовывали. И

связь вашу с заграницей и о контакт e с Пантюховым -- словом о б о в с е м

з н а е м!

Лицо латыша выражало торжество. Он с довольным видом откинулся на

спинку кресла и посмотр e л на меня с улыбкой. "Что, поймали?" казалось,

говорила эта улыбка...

Я пожал плечами.

-- Или вы, товарищ Солоневич, может быть, будете все это отрицать? --

насм e шливо спросил он.

-- Н e т, не отрицаю... Каждый челов e к всегда встр e чается со своими

друзьями. Искать в этих встр e чах чего-либо антисов e тскаго вы, конечно,

можете, но это -- д e ло безнадежное. Ни к какой подпольной антисов e тской

работ e ²⁶³ я отношен i я не им e ю. Переписки с заграницей у меня н e т. E здил я

по СССР, инспектируя морск i е флоты, не по своему желан i ю.

-- Но этих встр e ч вы не отрицаете?

-- Конечно, н e т. Я, слава Богу, не отшельник, изб e гающ i й людей. Я

видался с массой лиц и групп. Но почему вас интересуют только встр e чи с

молодежью?

Еврей с дергающимся лицом опять вскочил:

-- Зд e сь м ы вас допрашиваем, а не вы нас. Не забывайте, гд e вы

находитесь!..

-- Постой, постой, Мартон! -- остановил его старили чекист. -- Не порть

своих драгоц e нных нервов... На другое пригодятся... Значит, вы, т.

Солоневич, не отрицаете своих встр e ч с молодежью?

-- Конечно, н e т. Было бы грустно, если бы я за вс e эти годы не пр i обр e л

в сред e молодежи друзей и боялся бы встр e титься с ними из-за боязни перед

ГПУ. В этих встр e чах не было ничего враждебнаго сов e тской власти, и я не

чувствую себя виновным ни в чем.

-- Ну, вот и прекрасно. Мы охотно в e рим вам, что в этих встр e чах не

было ничего контр-революц i оннаго. Так сообщите же нам, с к e м и г д e вы

встр e чались. Это нужно нам, конечно, не для репресс i й, а исключительно для

пров e рки ваших показан i й.

Перед моим мысленным взором мелькнули десятки и сотни молодых лиц,

в e рящих в нашу дружбу и в меня, представителя "старой гвард i и". Неужели я

назову их имена, подвергну их опасностям "знакомства" с ГПУ и этим путем

облегчу свое положен i е?

-- Позвольте мн e уклониться от таких сообщен i й, Это я д e лаю не из

конспиративных соображен i й -- мн e скрывать нечего -- а просто потому, что я

люблю своих друзей и не хочу доставлять им непр i ятностей.

Я сказал эти слова настолько р e шительно, что тема была сочтена

исчерпанной. Среди сл e дователей наступило непродолжительное молчан i е. Самый

младш i й из них на секунду оторвался от записыван i я в протокол e моих слов и с

любопытством взглянул на меня. Лицо латыша нахмурилось, словно он был

недоволен моим поведен i ем.

-- Так, так, -- протянул он... -- Значит, подпольной ²⁶⁴ работы вы не

ведете. Т-а-а-а-к... Ну, что-ж. Мы люди с богатой фантаз i ей. Вообразим себ e

на минутку, что это, д e йствительно, так. А, скажите, вот, почему вы не

работаете с п i онерами?

Этот вопрос застал меня врасплох.

-- С п i онерами? Да я, собственно, ушел с головой в другую работу, да,

кром e того, мн e этого и не предлагали...

Латыш мгновенно подхватил мой промах и посп e шно спросил:

-- Ах, не предлагали? А если бы предложили, -- вы согласились бы?

Нужно было выворачиваться из подставленной себ e самому западни.

-- Я так загружен, что никак не смог бы взять на себя такую сложную

обязанность...

-- Ах, у вас времени не хватило бы? Так я вас понял?

-- Да, пожалуй...

-- Ну, это горюшко -- еще не горе. А если бы государственныя

организац i и сочли нужным перебросить вас исключительно на работу с

п i онерами, -- вы согласились бы?

-- Н-н-н e т.

-- Почему же? Разв e вы не одобряете принципов п i онер-движен i я?

-- Да я, собственно, плохо знаком с ними...

-- Что это вы нам опять пыль в глаза пускаете? -- раздраженно буркнул

низеньк i й чекист. -- Бросьте наивняка строить, т. Солоневич. Скажите

откровенно, что вы политически противник п i онеров -- и д e ло с концом...

-- Да, я не политик, и эта сторона д e ла меня не интересует...

-- Так что же вам м e шает работать с п i онерами? Разв e п i онеры не т e же

сов e тск i я д e ти? Почему же вы возражаете против переброски вас туда?

Положен i е создалось очень напряженное. Согласиться работать с п i онерами

не позволяла сов e сть. Готовить под руководством Комсомола будущих

коммунистов и чекистов, шп i онов и погонщиков рабов, безпрекословных

исполнителей воли Сталина я не мог. Разсказывать ²⁶⁵ ребятам о "ген i и

красных вождей", о велич i и ГПУ, о красот e жертв в пользу м i ровой революц i и,

оправдывать чудовищное истреблен i е людей, воспитывать кровожадность,

ненависть и равнодуш i е к чужому горю, обливать грязью старую могучую Росс i ю,

лгать самому и пр i учать ко лжи д e тей, готовить из них шп i онов в собственной

семь e, безбожников и комсомольцев -- было для меня непереносимо противно...

Но разв e в ст e нах ГПУ можно было так обосновать свой отказ? А вопрос был

поставлен ребром.

-- Трудно точно отв e тить на ваш вопрос. Мн e непонятны н e которые

принципы п i онер-движен i я с точки зр e н i я педагогической... Да, кром e того,

н e т смысла бросать одну налаженную работу и бросаться к другой...

-- Позвольте, позвольте, т. Солоневич, -- прервал меня латыш. --

Давайте не уклоняться от темы. Нас чрезвычайно интересует вопрос о ваших

гм... гм... идейных расхожден i ях с п i онерами. Позвольте спросить, что именно

вам педагогически не подходит в п i онерском движен i и?

-- Ну, что-ж! Если уж мое мн e н i е так вас интересует, я могу указать вам

хотя бы на такой момент, как воспитан i е в д e тях ненависти и злобы к

непонятным им "классовым врагам<">. Мн e это кажется противор e чащим

педагогическим установкам так, как я их понимаю. Д e тская душа, по моему

мн e н i ю, должна воспитываться на созидательных, а не разрушительных

инстинктах...

-- Но в e дь вы, над e юсь, согласитесь с нами, -- снисходительно сказал

латыш, -- что в пер i од напряженной классовой борьбы нам необходимо

воспитывать эту, как вы назвали, ненависть в нашей подрастающей см e н e?

-- Это д e ло политики, а я не политик. Может быть, в отношен i и к

взрослым, сознательным людям это и могло бы быть оправдано, но с д e тьми я не

хот e л бы вести такой работы. Это мн e не по душ e.

-- Так, что вы р e шительно отказываетесь работать с п i онерами? -- с

ноткой угрозы спросил чекист с дергающимся лицом.

-- Р e шительно.

Сл e дователи пошептались и помолчали. Потом толстый латыш опять

недов e рчиво покачал головой: ²⁶⁶

-- Та-а-ак... Ну, мы ожидали, что разговор с вами будет содержательн e е

и интересн e е. И вдобавок -- бол e е выгоден для вас. Жаль... Очень жаль... Ну,

позвольте еще один вопрос. Вы, кажется, работали со скаутами и соколами на

юг e Росс i и в пер i од власти б e лых генералов Деникина и Врангеля. Не сообщите

ли вы нам факты, касающ i еся участ i я этой молодежи в б e лом движен i и?

-- Простите, мн e неясен ваш вопрос. О каком участ i и в б e лом движен i и вы

говорите?

-- Ах, и это вам непонятно? -- с раздраженной язвительностью спросил

латыш. -- Придется, видимо, и это вам расжевывать... Удивительно, как это вы

непонятливы... Нам нужно знать, кто, наприм e р, из скаутов участвовал в б e лых

арм i ях, кто организовывал работу скаутов в лазаретах и санитарных отрядах,

кто из руководителей вел антисов e тскую агитац i ю. Вы в т e времена были

Помощником Старшаго Скаута Росс i и и, разум e ется, прекрасно знаете все это. И

мы требуем от вас, как от сов e тскаго гражданина, чтобы вы сообщили нам вс e

эти св e д e н i я.

Этот вопрос был поставлен еще бол e е категорически. ГПУ требовало от

меня опред e ленных матер i алов...

Мн e не раз еще до ареста приходилось слышать, что ГПУ собирается

устроить большой процесс над скаутами, чтобы облить грязью скаутскую идею,

кричать на весь м i р, что скауты -- "оруд i е буржуаз i и, генералов и попов",

что скауты -- непримиримые враги народа и пр. и пр. Уже не раз ГПУ ловко

инсценировало так i е процессы, выставляя подкупленных или терроризированных

свид e телей, говоривших под диктовку ГПУ заученныя показан i я. Для такого

процесса над скаутингом нужны были люди и документы. И этот процесс мог

послужить для ГПУ н e которым оправдан i ем расправы над непокорной молодежью.

Опять в моей памяти вспыхнули ярк i я воспоминан i я -- годы гражданской

войны, расцв e т скаутинга под покровительством "б e лых вождей", наша работа

среди больных и раненых, лица скаутов, ушедших в Б e лую Арм i ю, повинуясь

чувству долга перед Родиной...

Но неужели я могу выдать их имена? Неужели я могу унизиться до того,

чтобы фигурировать в качеств e ²⁶⁷ центральнаго "раскаявшагося вождя" на

таком гнусном процесс e против нашего братства?

Неужели эти, вот, чекисты думают, что такой ц e ной я куплю свою свободу?

-- Товарищ сл e дователь! Давайте твердо договоримся в одном -- ничего

против своей сов e сти я вам не скажу. Вы вольны разсматривать работу среди

больных и раненых, как помощь б e лому движен i ю, но для меня такая

д e ятельность выше политики. Были в этих лазаретах и б e лые, и красные, и им

скауты помогали, как помогал каждый врач или сестра милосерд i я... Вы еще

спрашиваете об участниках гражданской войны. Наши отряды им e ли д e ло с

молодежью не военнаго возраста. Если кто-либо из старших скаутов, уже

взрослых, и был в рядах б e лаго движен i я, -- это д e ло его сов e сти и

политических уб e жден i й. Но никаких документов и показан i й по этому вопросу я

не дам.

Мой голос звучал р e зко и вызывающе... Было ясно, что этот отв e т

ухудшает мое положен i е, но в глубин e души кип e ло возмущен i е. Пусть впереди

н e т надежды на свободу и, может быть, и жизнь... Но выдать друзей? Такой

подлой ц e ной купить свою свободу?..

Я сжал зубы, и судорога прошла по моему лицу. Толстый латыш, испытующе

сл e дивш i й за мной, очевидно, угадал, что происходит в моей душ e, и что его

расчеты лопнули. Все его самодовольное спокойств i е мгновенно соскочило, как

маска. Он вскочил, лицо его покрасн e ло и, фыркая слюной, он истерически

закричал:

-- Значит, в молчанку играть собрались, т. Солоневич? Вс e наши вопросы

для вас пустячки? Так, что ли? Вы думаете -- "захочу -- полюблю, захочу --

разлюблю"? Это как в а м заблагоразсудится? Ну, н e т!.. Мы думали, что вы

умн e е, что это вашим мальчишкам подходит героев разыгрывать... Плохо же вы

понимаете свое положен i е... Ну, что ж!.. Вам же хуже.. Вы еще не раз

пожал e ете о своих словах, да поздно будет...

И, р e зко повернувшись, он направился к двери. В посл e дн i й момент он

остановился, еще раз злобно и угрожающе посмотр e л на меня и что-то тихо

сказал молодому сл e дователю. ²⁶⁸

-- Слушаю, т. начальник, -- отв e тит тот, и оба старших чекиста вышли.

Мы остались в комнат e одни. Н e сколько минут длилось непр i ятное, тягостное

молчан i е. Потом сл e дователь придвинул к себ e лист бумаги и стал что-то

писать. Взволнованный только что прошедшей сценой, я отвернулся и стал

смотр e ть в окно.

 

Капкан сжимается

 

С высоты 4-го этажа широко разворачивалась панорама Лубянской площади.

Ст e на Китай-города зубчатыми уступами спускалась к другой шумящей площади.

Посредин e этой старинной, изъ e денной в e ками ст e ны, грозно возвышалась

Никольская башня со своими узкими бойницами. Крыши и купола Москвы -- сердца

Росс i и -- блест e ли на солнц e и туманились вдали. Чуть доносились суетливые

звонки трамваев, да людской муравейник струями шевелился по краям широкой

площади.

"Когда это мн e еще придется ходить свободным по Москв e?" мелькнуло у

меня в голов e, и сердце заныло при мысли о годах неволи, лежащих впереди. По

концу допроса я ясно вид e л, что надежд на освобожден i е н e т. Если не

разстр e ляют, то, по крайней м e р e, длительное заключен i е обезпечено. Из рук

ГПУ, как н e когда из рук инквизиц i и, так просто не вырваться.

Несмотря на вс e эти мысли, на душ e у меня было легко и спокойно. К

мысли о неизб e жности репресс i й ГПУ я давно уже привык. Компромиссы с

сов e стью мн e были противны, а угроз я не боялся. Мое душевное спокойств i е

нарушала только мысль о том, как тяжело переживают эти дни неизв e стности мой

брат и жена, в привязанности которых я был глубоко ув e рен.

Я опять погляд e л в окно. Может быть, как раз в эту минуту, кто нибудь

из них идет по этой площади и с сжимающимся от боли сердцем смотрит на

мрачныя, ов e янныя кровавой славой ст e ны ГПУ. И в e дь все-таки мн e легче, ч e м

им. Боль за любимаго всегда остр e е и сильн e е, ч e м своя собственная боль...

Сл e дователь вызвал меня из задумчивости просьбой подписать протокол

допроса. Я внимательно прочел его ²⁶⁹ и, к своему большому изумлен i ю, не

нашел в нем обычных для ГПУ ловушек или искажен i й.

Подписывая, я высказал своему сл e дователю удивлен i е, что протокол

допроса написан так коротко и точно.

-- Ну, мы в e дь знаем, как с к e м обращаться, -- сухо усм e хнулся тот. --

Вас-то, во всяком случа e, мы не будем пугать револьверами и путать

протокольными штучками. Видывали вас на ринг e, да и книги ваши почитывали.

Ваш характер нам давно знаком, и в отношен i и вас у нас есть другой подход...

Подпишите пока, кстати, и это, -- добавил он, протягивая мн e листок бумаги.

На нем стояло:

 

"Гражданин Солоневич Б. Л., инспектор Морского Флота, обвиняется в

преступлен i ях, предусмотр e нных в стать e 61 Уголовнаго Кодекса.

Начальник Секретнаго Отд e ла ОГПУ (подпись).

Настоящее заключен i е мн e объявлено.

(Подпись заключеннаго). 4 i юня 1926 г."

 

Я удивленно поднял брови.

-- Простите, т. сл e дователь, но меня в e дь пока ни в чем не обвиняли.

Были высказаны только н e которыя подозр e н i я, не поддержанныя обвинительным

матер i алом, да было задано н e сколько вопросов.

-- Мы зря не арестовываем. У нас давно им e ется достаточно матер i ала для

вашего обвинен i я, -- сурово отр e зал чекист.

-- Так предъявите мн e его!

-- В свое время покажем, если найдем нужным. А пока распишитесь в том,

что вы получили обвинен i е.

-- Позвольте. Но в e дь я не знаю даже, что это за обвинен i е! Им e ю же я

право хотя бы узнать, что это за статья Уголовнаго Кодекса? Им e йте в виду,

что без этого я не подпишу.

Видя мою настойчивость<,> сл e дователь неохотно протянул мн e книжку. Там

в отд e л e: "Государственныя преступлен i я" статья 61 (нын e 58, пункт 4)

гласила: ²⁷⁰

"Участ i е или сод e йств i е организац i и, им e ющей ц e лью помощь международной

буржуаз i и. Карается -- вплоть до высшей м e ры наказан i я".

-- Какое отношен i е я им e ю к этой стать e? И к "международной буржуаз i и"?

-- Да, собственно говоря, это и не играет особой роли. Это только

формальность. Мы судим не по формальным матер i алам, а по своему впечатл e н i ю

и внутреннему уб e жд e н i ю. Какая именно статья будет упомянута в вашем

приговор e -- это и не так важно...

-- Ого! Вы говорите о приговор e, как о чем-то уже р e шенном! Разв e

вопрос о нем был р e шен еще и до нашего сегодняшняго разговора?

Мой хмурый сл e дователь р e зко выпрямился и с угрозой отчеканил:

-- Приговор зависит от вас. Вы отказались работать с п i онерами и дать

нам св e д e н i я о б e лой молодежи. Этим отказом вы сами подписали себ e

обвинительный приговор за свою подпольную работу...

Потом внезапно р e зк i й тон сл e дователя упал с угрожающаго на самый

задушевный.

-- Позвольте мн e, Борис Лукьянович, на минутку быть для вас не

сл e дователем, а другом... Я вам от всей души сов e тую подумать о посл e дств i ях

вашего упорства... Вспомните о вашем будущем. Вы в e дь недавно женились.

Зач e м вам разбивать жизнь и свою, и Ирины Францисковны? Вы -- челов e к умный,

образованный, энергичный. Впереди у вас широчайшее поле д e ятельности и как

врача, и как спортивнаго д e ятеля. И мы даем вам прекрасныя возможности для

работы. Подумайте над этим в своей камер e и давайте работать вм e ст e... Как

только вы передумаете -- напишите мн e записку, я вас сейчас же вызову, и мы

договоримся к взаимному удовольств i ю.

Посл e дн i я слова он произнес совс e м ласково и нажал кнопку звонка.

В комнату вошел дежурный надзиратель. -- Значит, мы так и договоримся Я

буду ждать от вас перем e ны р e шен i я, -- отпуская меня, произнес сл e дователь.

²⁷¹

-- Не могу вас порадовать надеждой на это, -- пожал я плечами. -- У

меня своя точка зр e н i я на сд e лки с сов e стью.

-- Ну, как знаете, -- хмуро отрубил чекист. -- Ваше д e ло. Отведите его

обратно в камеру, -- буркнул он надзирателю и опустил лицо к бумагам.

Так закончился мой первый и, увы, посл e дн i й допрос. Я не "раскаялся" и

посл e 4 1/2 м e сяцев заключен i я получил приговор...

Таково "правосуд i е" в "стран e соц i ализма"...

 

Пытка

 

Длинный, тоскливый вечер. Лечь спать еще не разр e шается, и я хожу из

угла в угол своего каменнаго м e шка, стараясь занять мозг какой-нибудь

работой, ибо по правилам тюрем ОГПУ мн e не разр e шается ни книг, ни бумаги,

ни прогулок, ни свидан i й, ни передач... И чтобы скоротать безконечные часы,

я р e шаю математическ i я задачи, тренируюсь в переводах на иностранные языки

или вспоминаю читанныя поэмы. Художественные вымыслы великих поэтов уносят

мысль в иную, св e тлую, жизнь и помогают забыть гнетущее настоящее...

В дверях лязг замка... Жел e зная дверь медленно открывается и пропускает

внутрь моей камеры маленькаго челов e чка, растерянно оглядывающагося по

сторонам и как бы еще не в e рящаго, что он в тюрьм e... Впустив челов e ка,

дверь равнодушно закрывается, и я с любопытством оглядываю своего новаго

товарища по несчастью.

Это -- низеньк i й толстый челов e чек, хорошо од e тый и, видимо, хорошо

живш i й на вол e. Сейчас его полное бритое лицо искажено гримасой отчаян i я и

ужаса.

-- Как это?.. Гд e это мы?.. Гд e я? -- путаясь в словах, срывающимся

голосом спрашивает он не столько у меня, как, видимо, разговаривая сам с

собой.

По его поведен i ю ясно видно, что он "новичек по тюремному д e лу" и что

арест и тюрьма свалились на него, как сн e г на голову...

Посл e получасоваго разговора он н e сколько успокаивается ²⁷² и может

бол e е или мен e е связно разсказать свою истор i ю. Он -- газетный работник

крупнаго масштаба, коммунист, бывавш i й частенько в групп e каких-то

журналистов и писателей. В этой компан i и он соотв e тственно выпивал и за

рюмочкой д e лился своими мыслями о злободневных вопросах политики. Он

клянется с истерической искренностью, что в этих разговорах не было ничего

контр-революц i оннаго. Но, охотясь за всякими "оппозиц i онерами", ГПУ

захватило всю эту компан i ю, и в невол e ОГПУ оказался и он, сейчас

проклинающ i й свою неосторожность...

-- И зач e м только нелегкая понесла меня в ихнюю компан i ю! -- стонет он.

-- Я же непричем... Я ни в чем не виноват... Моя б e дная жена осталась без

куска хл e ба.. Боже мой... Боже мой...

Мои слова д e йствуют на него умиротворяюще, и он дает себя уговорить

прилечь и поспать.

Но спокойно уснуть в тюрьм e ОГПУ -- нелегкая задача для взволнованных

нервов. Ночная тишина то и д e ло прерывается криками, какими-то воплями,

хохотом сумасшедшаго, какими-то неясными шумами. Потом заглушенный крик

слышен совс e м гд e -то рядом и через н e сколько минут по корридору с мягким

топотом ведут или несут какую-то жертву.

Этот злов e щ i й шум у нашей двери д e йствует на моего компаньона, как удар

кнута. Он срывается с койки и дрожащим голосом спрашивает:

-- Что это? Что это?.. Там убивают?..

-- Н e т, н e т, -- успокаиваю я его первым попавшимся объяснен i ем, ибо по

его диким глазам видно, что его натянутые нервы вот-вот взорвутся

истерическим припадком... -- Это, в e роятно, просто пьянаго привели...

Не могу же я ему сказать правды! Разв e ему, новичку, можно сообщить,

что это повели кого-то на разстр e л, и что теперь в подвал e, может быть, даже

под нашими ногами, этот, только что кричавш i й, челов e к корчится в посл e дних

судорогах на окровавленном полу...

Но, несмотря на мои успокоительныя слова, новичек продолжает

вздрагивать на досках койки и широко раскрытыми глазами впивается в глазок

тюремной двери. В полумрак e ²⁷³ камеры этот глазок кажется холодным

безпощадным взглядом хищнаго зв e ря, злорадно наблюдающаго за корчащейся в

предсмертном ужас e, загнанной жертвой.

Неожиданно раздается четк i й звон ключей, тяжело открывается дверь, и на

порог e появляется фигура надзирателя.

-- Кто зд e сь есть на букву "Г"?

-- Что, что? -- задыхаясь, нервно переспрашивает новичек.

Я вижу, что он не понимает вопроса надзирателя.

-- Как ваша фамил i я?

-- Моя?.. Моя фамил i я? Гай... А что?

-- Выходите без вещей, -- равнодушно роняет надзиратель, отступая в

корридор. Я вижу, что мой товарищ в ужас e. Куда это ночью могут вести?

-- Не бойтесь, дружище, -- подталкиваю я его к двери... -- Это вас на

допрос вызывают. Сл e дователи часто по ночам работают... Ничего, не

нервничайте... Будьте спокойны... Все хорошо кончится...

Уже св e тало, когда я проснулся от лязга ключей и увид e л бл e дное

трясущееся лицо Гая, возвратившагося "домой". Он безсильно опустился на

койку и забормотал:

-- Боже мой... Я же ничего не знаю! А они кричат... Револьвером

угрожают... Откуда же мн e знать?.. Требуют признан i я... Говорят --

"разстр e ляем"... А я же, ей Богу, ничего не знаю... За что, Боже мой... За

что?

Б e дняга стал метаться по камер e, с бл e дным, искаженным лицом, и,

видимо, мои успокаивающ i я слова не доходили до его сознан i я.

Только через н e сколько часов он смог связно разсказать, что на допрос e

от него требовали св e д e н i я о каких-то незнакомых ему людях, предлагали

подписать уже готовыя признан i я, ругали, кричали, подносили к носу наган и

грозили тут же на м e ст e разстр e лять, "как дохлую собаку"...

К вечеру его опять вызвали на допрос, и опять он вернулся испуганным,

почти он e м e вшим от ужаса. На мои разспросы он мог только простонать: ²⁷⁴

-- Се... сегодня... ночью... раз... разстр e ляют...

Вс e мои попытки уб e дить, что его только пугают, не помогли.

Расширенными от ужаса глазами он гляд e л в одну точку каменной ст e ны и только

бормотал:

-- За что? Боже мой, за что? В e дь я ничего не знаю!..

Утомленный волнен i ями этого дня, я уже дремал, когда поздно вечером

внезапно проснулся от непривычнаго шума гулких шагов по деревянному полу. Во

внутренней тюрьм e ОГПУ полы корридоров выстланы половиками, и надзиратели

ходят в войлочных туфлях, чтобы им e ть возможность неслышно подкрадываться к

дверям и подглядывать в глазок. А на этот раз в тишин e корридора слышался

четк i й звук шагов н e скольких людей и звон шпор.

Весь этот шум показался странным и для меня. Мой товарищ в испуг e

вздрогнул и приподнялся на своей койк e.

Шаги медленно приближаются... Все ближе... Вот они у самой двери... и

проходят мимо.

Со вздохом облегчен i я Гай опускает голову на сверток пальто, зам e няющ i й

ему подушку.

Еще полчаса молчан i я, и опять в тишин e раздаются так i е же шаги. Опять

медленно и грозно звучит по корридору стук каблуков. Мн e чудится, что этот

стук как-то демонстративно медленн e й и громче, ч e м обычный шум идущей

группы. И нервное напряжен i е невольно охватывает все существо.

Вот шаги уже у двери, и вдруг... шум их стихает. Молчан i е. Н e сколько

глухих слов, опять шум шагов, и люди уходят.

Б e дняга журналист вытирает капли пота со своего бл e днаго лица и без сил

вытягивается на койк e.

Проходит еще час молчан i я, прерываемаго воплями, стонами или глухими

рыдан i ями... Из тысяч страдающих зд e сь людей не у вс e х хватает сил сдержать

свое отчаян i е перед ужасом своего настоящаго и будущаго.

Но вот опять шаги... Уже и у меня, видавшаго виды челов e ка, замирает

сердце и какой-то ком подкатывает к горлу, м e шая дышать. Я неожиданно для

себя самого зам e чаю, что пальцы рук как-то нервно вздрагивают и сжимаются,

комкая накинутую сверху шинель. ²⁷⁵

Мой товарищ по камер e весь дрожит мелкой нервной дрожью, и вс e силы его

существа сосредоточены в слух e -- не за ним ли идут эти люди?

Шаги уже под дверью. Они опять останавливаются, опять шум голосов, и

вдруг -- о, ужас! -- ледяная струйка проб e гает по т e лу: ручка двери звякает.

"Трак, трак", медленно, похоронным звоном щелкает ключ. Дверь остается

запертой.

"Трак, трак", опять насм e шливым дребезжащим клекотом хохочет ключ. За

дверью слышен невнятный звук слов, отрывистый, грубый см e х, и опять звук

шагов замирает в отдален i и.

Т e ло моего товарища дергается от истерических рыдан i й.

Еще мучительный час без сна, свинцом давящ i й на измученные нервы. И вот

опять т e же шаги. Так же медленно, так же торжественно звучат они в давящей

тишин e ночи. Все ближе... Уже у двери... Шум неторопливаго разговора. Ключ

опять сухо и звонко гремит о сталь замка, и на этот раз дверь медленно, дюйм

за дюймом, открывается. За дверями, в корридор e стоят чекисты в полной форм e

с револьверами в руках...

Проходит н e сколько секунд томительнаго молчан i я, от котораго то стучит,

как молот, то замирает похолод e вшее сердце. И потом вдруг дверь начинает так

же медленно закрываться, и через минуту мы снова окружены давящей тишиной.

Но пытка еще не кончилась. И еще через час так же медленно звучат шаги,

неторопливо открывается дверь, и в камеру входят трое чекистов с каменно

суровыми лицами и с револьверами в руках. У передняго в рук e листок бумаги.

Не обращая на меня вниман i я, они подходят к койк e Гая,

приподнимающагося в ужас e и дикими глазами смотрящаго в непроницаемое лицо

передняго чекиста.

Опять молчан i е. Опять нервы напрягаются, как стальныя струны, и

кажется, что вот-вот в сердц e что-то лопнет и милосердная зав e са мрака

окутает весь ужас этих моментов.

Поединок глаз длится н e сколько секунд. Полусумасшедш i й ²⁷⁶ от ужаса

взгляд арестанта тонет в мрачных глубинах взгляда палача.

Но вот листок шевельнулся в рук e. Старш i й опускает глаза вниз, словно

читает там что-то, и опять пристально смотрит на свою жертву.

-- Это вы, гражданин Гай? -- злов e ще-спокойно спрашивает безстрастный

голос.

-- Я... я... Да... Это я... -- срывающимся шепотом выдавливает Гай.

Выражен i е грубаго лица чекиста не м e няется, и его жесток i е глаза в упор

смотрят в лицо измученнаго челов e ка. Он, видимо, наслаждается своей властью

и старается продлить эти страшныя мгновен i я.

Потом он внезапно поворачивается и молча уходит вм e ст e со своими

спутниками, оставив в камер e раздавленнаго пыткой челов e ка.

До утра нас больше не тревожили, но уснуть мы уже не могли. Днем Гай в

отчаян i и метался по камер e, бился головой об ст e ну и был, д e йствительно,

близок к сумасшеств i ю. К вечеру его опять вызвали на допрос, и сл e дователь

сказал ему с изд e вательской усм e шечкой:

-- Простите, пожалуйста, что сегодня ночью вас н а п р а с н о

потревожили. Вы сами понимаете -- работы такая масса... Большую часть ваших

товарищей пришлось разстр e лять. Вас, к сожал e н i ю, не усп e ли. Но уж сегодня

ночью нав e рняка пригласим вас в подвал... а потом и дальше... Простите за

безпокойство...

Гай был доведен почти до пом e шательства. Вернувшись в камеру, он упал

на пол в истерическом припадк e.

Я пытался вызвать врача, но надзиратель равнодушно заявил:

-- По пустякам не вызываем...

А мой товарищ бился в рыдан i ях, боролся со мной, желая разбить себ e

голову о ст e ну и в отчаян i и кричал:

-- Скор e е разстр e ливайте... Я больше не могу! Не мучьте!..

Я силой уложил его на койку и держал до т e х пор, пока он не ослаб e л и

не задремал, изр e дка всхлипывая и вздрагивая.

Поздно ночью раздался звон ключей, и в дверях ²⁷⁷ появились т e же трое

угрюмых чекистов. Старш i й из них сухо сказал:

-- Выходите.

-- Ку... куда? -- растерянно и тупо спросил измученный Гай. -- С

вещами?

-- А нам все равно. Плевать нам на ваши вещи... Да жив e й пошевеливайся,

когда вам говорят! -- р e зко и грубо крикнул чекист, и с дрожащими губами и

бл e дным лицом Гай вышел в корридор. Дверь лязгнула, и я опять остался один.

Прошло не бол e е часа, как б e дняга вернулся, без сил растянулся на койк e

и простонал:

-- Я подписал... Все, что они приказали... Все равно я не мог больше...

-- Но вы хоть прочли, что подписывали?

-- Н e т, гд e там! В подвал e все было... Там в углу мертвый лежал...

Разв e я мог понять что-либо?.. Все равно...

Опять шум раскрывающихся дверей и окрик.

-- Собирайся с вещами...

-- Куда? Я только что был...

-- Не разговаривай. Собирай вещи!

В посл e дн i й раз передо мною мелькнуло искаженное мукой лицо Гая,

хлопнула дверь, и опять воцарилась прежняя тишина, словно и не проходила

перед моими глазами трагед i я челов e ка и картина "чекистскаго сл e дств i я".

Боже мой! Неужели и к нашим скаутам, д e вушкам и юношам, на зар e жизни,

прим e нят так i е же способы психической пытки?

Днем в мою камеру вошел старш i й надзиратель и д e ловито спросил:

-- Дать бумаги для заявлен i я сл e дователю?

Я сжал зубы и р e зко отв e тил:

-- Н e т, не нужно...

 

В e сть "с того св e та"

 

Медленной ц e почкой тянутся дни. Они складываются в нед e ли, в м e сяцы. На

упрощенном календар e, выцарапанном гвоздем на ст e н e моей тюрьмы каким-то

моим предшественником, я уже отм e тил 4-м e сячный юбилей моего одиночнаго

заключен i я. Посл e перваго допроса ²⁷⁸ меня никуда не вызывали, и я стал

чувствовать себя заживо погребенным в каменных ст e нах и как-то даже перестал

ждать новостей.

"Воля" ушла в область каких-то далеких св e тлых воспоминан i й давно

минувшаго, и стало казаться, что я уже годами живу в этой кл e тк e. Нервы

устали ждать, я единственной моей радостью стал солнечный луч, днем

проникавш i й в мою камеру через верхн i й уголок окна, закрытаго извн e щитом.

Для меня этот луч был задушевным другом, сердечным прив e том из другого,

свободнаго м i ра.

Хотя величина осв e щенной солнцем поверхности была не больше тарелки, я

вытаскивал табурет на середину камеры и, сняв рубашку, устраивал "роскошную"

солнечную ванну, стараясь поочередно прогр e ть вс e стороны своего т e ла. И

когда скудное тепло солнечнаго луча сквозь грязныя стекла все же нагр e вало

кожу, мн e чудился залитый солнцем чудесный крымск i й пляж под безоблачным

южным небом. Закрыв глаза, я почти наяву вид e л, как сзади грозной ст e ной

вздымаются дик i я скалы, впереди с легким рокотом наб e гает морская волна,

обрызгивая ноги мягкой п e ной... А сверху льется и льется золотой поток

солнца, и все т e ло жадно пьет его живительную силу...

Волны фантаз i и так сладостно уносят вдаль из сырых ст e н тюрьмы! Не эта

ли способность моего мозга создавать себ e образы и работу в любых услов i ях

спасла мои нервы от страшнаго перенапряжен i я в пер i оды таких испытан i й?

А дни б e гут... Только тот, кто потерял свободу или здоровье, может

полностью ц e нить их значен i е...

 

___

 

Поздн i й вечер... Как обычно, я хожу по своей камер e, уносясь мыслью за

ея ст e ны. Перед моим воображен i ем проносятся величавыя картины "Войны и

Мира" Толстого, пестрым потоком сверкают приключен i я "Трех Мушкетеров",

проходят суровые бои среднев e ковья по романам Вальтер Скотта и Сенкевича,

гремит работа Келлермановскаго "Тоннеля", с i яет мягк i й юмор и челов e чность

Диккенса, звучат мужественные голоса героев Джека Лондона... ²⁷⁹

Шесть шагов... Поворот... Опять шесть шагов. Мигнет глазок в жел e зной

двери. Поворот. Перед глазами на темном фон e неба силуэт р e шеток. Шесть

шагов... Поворот...

В двери противный лязг ключа. Входит надзиратель.

-- Как имя, отчество?

-- Борис Лукьянович.

-- Получите.

Он протягивает мн e ч e м-то наполненный м e шочек и листок бумаги.

-- Распишитесь в получен i и, -- равнодушно прибавляет он.

Я смотрю листок и невольно вздрагиваю. Почерк Ирины! Боже мой! Будто

с i яющ i й луч внезапно прорвался в мою тоскливую одиночку. Радостная волна

заливает сердце и туманит глаза...

Вглядываюсь внимательн e е. На бумажк e, словно нарочно грязной и измятой,

небрежно написано:

 

"Солоневичу, Борису Лукьяновичу.

Посылаю: Хл e б -- 3 ф., сахар -- 1 ф., картошка -- 10 шт., лук -- 3, сын

-- 1, огурцы -- 3, рыбки -- 2. Ирина. 7-10-26."

 

Это первая передача. Слава Богу! Блокада, значит, прорвана, и в эту

брешь влет e ла первая ласточка с воли.

-- Можете пров e рить, -- угрюмо говорит надзиратель.

Я еще раз перечитываю записку.

Глаза мои останавливаются на средней строчк e. Что это? То ли "сыр --

1", то ли "сын -- 1". Ирина, конечно, хот e ла написать: "сыр -- 1 фунт". Что

это -- нечаянно? Описка? Но как будто Ирина -- не разс e янный челов e к.

Внезапно мой мозг прор e зывает молн i я догадки. Сын, конечно же, с ы н, а

не сыр... Этим путем она дает мн e в e сть о рожден i и сына. Вот что обозначает

эта "описка"!..

Я не могу удержать радостной улыбки. Быстро отвернувшись от

надзирателя, я, не пров e ряя, расписываюсь в получен i и передачи и опять

остаюсь один.

Сколько счастья ввалилось в мою камеру в течен i е одной минуты!

И прив e т от жены, и в e сть о рожден i и сынишки, и сознан i е, что меня

поддержат, помогут и помнят... ²⁸⁰

Молодец Ирочка! Она, конечно, знала, что на записи при передач e

съ e стного нельзя ничего писать, кром e сухого перечислен i я посылаемаго. И она

ухитрилась в голодном город e достать гд e -то сыру, и, изм e нив в записи одну

букву, сум e ла через вс e осмотры ГПУ послать мн e радостную в e сть...

Кто догадался бы, что "сын -- 1" -- это не простая ошибка?

Так узнал я о появлен i и на св e т моего первенца, которому в честь

скаутскаго патрона мы дали имя Георг i я.

Гд e -то он сейчас, мой милый мальчик?...

 

В поток e сильных ощущен i й

 

Уже давно минуло 4 м e сяца моего заключен i я. Гд e -то в громадной машин e

ОГПУ р e шалась моя судьба. Гд e -то по отд e лам и сл e дователям катилось мое

"д e ло", и, наконец, колесики машины зац e пили и меня.

В одну октябрьскую ночь в мою камеру вошло трое чекистов.

-- Собирайтесь с вещами.

Спросить -- "куда" и нарваться на грубый отв e т я не хот e л. Молча сложил

я свои немудреныя пожитки в спинную сумку, в посл e дн i й раз огляд e л свою

камеру-кл e тку, гд e я был замурован бол e е 4 м e сяцев и вышел. Вопрос -- куда

меня ведут -- сверлил мозг. Куда-нибудь переводят или ведут в подвал для

посл e дняго разговора на язык e револьвера? Каждый шаг казался часом и

одновременно мелькал, как б e шенно ускоренный фильм. Корридоры и л e стницы.

Один чекист впереди, двое сзади. Я украдкой обернулся и зам e тил, что

револьверы в кобурах. Отлегло от сердца. Уж если бы меня вели в подвал на

разстр e л, то, во всяком случа e, револьверы были бы наготов e. В e дь о том, что

я им e ю славу чемп i она, боксера и атлета, мои сл e дователи знали. И на

покорнаго агнца как будто я не был похож. И вряд-ли мои палачи могли думать,

что я покорно подставлю свой затылок, не дав себ e радости посл e дней -- пусть

безнадежной, но яркой -- радости боя со своими уб i йцами. ²⁸¹

Это, д e йствительно, был бы "посл e дн i й раунд" в моей спортивной и... не

спортивной жизни..

Все ниже. Вот мы уже, кажется, в первом этаж e. Проходим мимо подвальных

дверей, и вс e мои нервы и мышцы напрягаются, будучи готовыми рвануться в

яростную атаку.

Мимо... и мы выходим во двор. Вздох облегчен i я вырывается из моей

груди.

Ночь. Каменный колодезь, ст e ны котораго осв e щены тусклым св e том

фонарей. Ст e ны кажутся сл e пыми -- вс e окна многочисленных камер закрыты

жестяными щитами, и только внизу свинцовыми пятнами темн e ют жел e зныя ворота.

Глухо ворчит мотор. Это знаменитый во всей Росс i и "Черный Ворон" --

крытый фургон-грузовик для перевозки арестованных. О "Черном Ворон e " знают

буквально вс e. Он -- символ бездушнаго, жестокаго, таинственнаго апарата

ОГПУ. Если бы его ст e нки могли разсказать про вс e т e слезы, тоску и

отчаян i е, которыя он вид e л, -- получилась бы потрясающая истор i я

челов e ческаго горя...

Меня вталкивают в автомобиль, гд e уже набито столько людей, что трудно

найти м e сто для того, чтобы хотя бы стать. Дверь фургона захлопывается,

мотор ворчит громче, гремят жел e зныя ворота, и мы e дем по улицам.

Сколько раз, бывало, я сам встр e чал на улиц e эту мрачную черную машину

и наблюдал, как украдкой, со страхом оглядывались на нее п e шеходы. И сейчас,

покачиваясь на ногах во тьм e "Чернаго Ворона", я словно вижу, как шарахаются

в сторону случайные прохож i е, как тормозят при вид e его запоздалые

автомобили и трамваи и как безжалостно рвет возжами морду своему коню

испуганный встр e чей московск i й извозчик... Хриплый гудок "Ворона" раздавался

непрерывно, словно требуя -- "Дорогу красному террору".

Через, полчаса -- мы во двор e Бутырок, громаднаго стараго замка,

перед e ланнаго в тюрьму. Вс e х нас, 40-50 арестованных, ведут внутрь

кирпичнаго здан i я на "распред e лен i е".

Вдруг в толп e я зам e чаю знакомыя лица. Это ко мн e протискиваются сквозь

людскую ст e ну наши скауты ²⁸² -- москвич Вася, который еще так недавно

докладывал нам по пальцам о дяд e Кеш e, и другой, незнакомый, тоненьк i й, как

д e вушка, юноша, с н e жным лицом и большими голубыми глазами.

-- И тебя, значит, зацапали, дядя Боб? -- весело спросил Вася.

-- Как видишь. Со второго i юня сижу. А вы?

-- Тоже врод e этого. Говорили -- скаутов по Москв e больше 200

арестовано. Ты в одиночк e сид e л?

-- Угу...

-- Это уже хуже. Мы -- в общей. Кое с к e м встр e чались...

-- А кто из наших ребят еще сидит?

-- Да хватает... Скаутмастора то, конечно, вс e... Но и из младших тоже

не мало... Даже герли л e т по 15, и т e посажены...

-- А Серж?

-- Как же, как же. Сидит гд e -то...

-- Были св e д e н i я -- добавил другой юноша, -- что и в Питер e тоже такая

же истор i я.

-- Ну, бабахнули, значит, из ГПУ-ской пушки по скаутским воробьям! --

засм e ялся весельчак Вася. -- Нашли, наконец, гд e самые страшные враги и

крамольники обр e таются...

-- Связался чорт с младенцами!

Несмотря на всю неприглядность обстановки, мы стали подшучивать над

своим положен i ем, и в искорках общаго см e ха и шуток стало отогр e ваться

уставшее в одиночном заключен i и сердце...

"С такими неунывающими ребятами хоть куда отправляться можно!" --

мелькнуло у меня в голов e, но мн e недолго пришлось на этот раз радоваться

сердечному теплу нашей компан i и -- меня отд e лили от вс e х и послали в

одиночку.

Это двухнед e льное заключен i е было раем по сравнен i ю с Лубянкой. Я стал

получать книги из библ i отеки, 20-минутную прогулку и право на покупку

продовольств i я из тюремной лавочки. Особенно обрадовали меня книги. Я с

такой жадностью набросился на них, что время мелькало совс e м незам e тно.

Только долгое время лишенный ²⁸³ права чтен i я, может понять, какое громадное

наслажден i е дают книги. Посл e их появлен i я в моей камер e я не чувствовал

себя одиноким, словно был незримо окружен величайшими людьми вс e х времен и

народов и являлся песчинкой, связанной с милл i ардами и милл i ардами других,

строивших истор i ю культуры челов e чества. Опять со мною говорили велик i е умы

и велик i е художники слова, и я уносился на крыльях их мысли и их фантаз i и

далеко за пред e лы своей камеры...

Так шли дни... Наконец, в моей камер e появилась жирная равнодушная

физ i оном i я "корпуснаго" -- старшаго надзирателя.

-- Прочтите и распишитесь, -- сказал он, протягивая мн e бумажку.

Содержан i е этой бумажки точно сфотографировалось в моей памяти:

 

ВЫПИСКА

из постановления заседания Коллегии ОГПУ

от 20 сентября 1926 года

 

СЛУШАЛИ:

Дело No. 37545 гр. Солоневича, Бориса Лукьяновича, по обвинению его в

преступлениях, предусмотренных в 61 статье Уголовного Кодекса.

ПОСТАНОВИЛИ:

Признать гр. Солоневича Б. Л. виновным в преступлениях по ст. 61 У. К.

и заключить его в концентрационный лагерь на срок 5 (пять) лет.

Выписка верна (подпись)

Печать (Коллег i и ОГПУ).

 

Таков был фин