Типы инвесторов 27 страница

— Ну что ж, хорошо, — сказал Свамиджи, —ты станешь казначеем, — и добавил: — Как ты понимаешь Бога?

— Бог один, — ответил Сэм.

— Зачем мы поклоняемся Богу? — спросил Свамиджи.

— Для того, чтобы стать единым с Ним.

— Нет, — сказал Свамиджи. — Ты не можешь стать единым с Богом. Бог, как и ты, всегда индивидуален. Но ваши интересы могут совпадать.

И рассказал Сэму о Кришне. После разговора Свамиджи предложил:

— Приходи сюда каждый день, я научу тебя вести бухгалтерию.

И Сэм стал приходить к Свамиджи, чтобы научиться бухгалтерскому учету.

Сэм: Мне всегда тяжело давался бухгалтерский учет, и я совсем не горел желанием этим заниматься. Но это был хороший повод каждый день видеться со Свамиджи. Он ругал меня, когда я тратил слишком много денег или когда не мог как следует подсчитать остаток по книгам. Мне очень понравилась его практичность и то, что он знал, как вести счета. С первых дней он стал для меня скорее другом, чем каким-то кумиром из высших сфер. Со всеми практическими вопросами я шел к нему. Каждый день, наблюдая за тем, как Свамиджи решает проблемы, я научился сам находить ответы на свои вопросы. Первое, что он меня попросил -жениться на моей подруге.

Квартира, в которой жили Мукунда и его жена, Джанаки, находилась в том же подъезде, что и квартира Бхактиведанты Свами, только ниже. Они были единственной парой инициированных учеников, которую Свамиджи поженил самолично. Мукунда носил свои большие красные четки на шее, в два ряда – они спускались до самого пояса. Переехав в Сан-Франциско, он успел отрастить длинные волосы и короткую черную бородку. В Хэйт-Эшбери, где царило так называемое «лето любви», он чувствовал себя как рыба в воде и познакомился со многими знаменитостями. Время от времени он подрабатывал в качестве музыканта, но большую часть времени тратил на содействие миссии Бхактиведанты Свами, встречаясь с разными людьми, с которыми он организовывал масштабные программы, вроде той, что была в «Авалоне». Ему превосходно удавалось вдохновлять людей помогать Свамиджи, хотя сам он ощущал, что пока еще не вручил себя ему окончательно. Он помогал потому, что ему это нравилось. Он не очень-то стремился выделяться из толпы своих многочисленных сан-францисских приятелей, поэтому он не строго придерживаться принципов, установленных Свамиджи.

 

В их взаимоотношениях с Бхактиведантой Свами Мукунде больше нравилось занимать позицию товарища, нежели смиренного слуги, и тот отвечал ему взаимностью. Иногда, однако же, Свамиджи все-таки занимал позицию учителя. Однажды, когда он зашел к Мукунде в квартиру, то заметил на стене плакат с изображением матадора с плащом и шпагой, преследующего быка.

— Отвратительный плакат! — сказал Свамиджи, и на лице его отразились гнев и неприязнь. Мукунда посмотрел на плакат, впервые задумавшись над его содержанием:

— Да, и правда, — и сорвал его со стены.

Бхактиведанта Свами очень хотел научить кого-нибудь правильно играть на мриданге. Поскольку Мукунда был музыкантом, Свамиджи возлагал на него большие надежды.

Мукунда: В тот день, когда нам прислали барабан, я спросил, могу ли я поучиться на нем играть. Он ответил утвердительно. Я спросил, когда, и он сказал:

— Когда ты хочешь?

— А сейчас можно? — спросил я.

— Да.

Несколько удивленный его мгновенным согласием, я принес к нему барабан, и он показал мне основной ритм. Сначала он показал ги та та, ги та та, ги та та. Потом немного более сложный: ги та та, ги та та, ги та та гиии та.

Когда я начал отбивать этот ритм, то постоянно торопился, и он все время просил меня сбавить темп. Уйму времени он потратил на то, чтобы просто показать мне, как нужно бить по мембранам. В конце концов, до меня начало доходить, но он продолжал просить меня, чтобы я не ускорял темп, и при каждом ударе повторял слоги — ги та та. Он говорил, что эти слоги и барабан должны звучать одинаково. Я должен был извлекать именно такие звуки и всегда произносить слоги вслух.

Я был настроен решительно и начал играть очень медленно. Я насколько мог старался сосредоточиться. Вдруг до меня дошло, что Свамиджи стоит рядом и ничего не говорит. Я не знал, сколько он еще будет стоять молча, и мне стало неловко. Но я не останавливался. Когда же я набрался смелости, чтобы поднять голову и взглянуть ему в лицо, то к удивлению своему обнаружил, что он, закрыв глаза, одобрительно покачивает головой. Казалось, он наслаждался уроком. Для меня это было полной неожиданностью. Раньше я учился музыке и много лет брал уроки фортепьянной игры, но я не помню ни одного случая, когда учитель действительно наслаждался моей игрой. Я был поражен, что рядом со мной такой совершенный учитель, который наслаждается процессом обучения — не потому, что это его школа или его собственный стиль, а потому, что он видит, как энергия Кришны передается от него к обусловленной душе, какой был я. Ему это доставляло настоящее наслаждение. Тогда я гораздо глубже понял, что Свамиджи - настоящий учитель, хотя тогда я абсолютно не представлял– что значит «духовный учитель».

 

Для Джанаки, жены Мукунды, сознание Кришны подразумевало личное общение со Свамиджи. До тех пор, пока он был рядом, у нее все было нормально. Она с удовольствием задавала ему вопросы, служила ему и училась готовить. У нее не было особого интереса к философии сознания Кришны, но в ней очень быстро развилась глубокая привязанность к духовному учителю.

Джанаки: Нас было несколько человек. Мы сидели у Свамиджи на квартире кружком. Я спросила, есть ли у него дети. Он посмотрел на меня так, словно я сказала нечто странное:

— А ты разве не моя дочь?

— Ну, да, — ответила я.

— А все они, разве не мои дети?

Его ответ был таким быстрым, что у меня не осталось никаких сомнений в серьезности его слов.

Каждое утро в течение нескольких часов, Свамиджи учил Джанаки, Джоан и еще некоторых преданных готовить. Однажды он нашел на кухне какие-то незнакомые ягоды и спросил у Джанаки, как они называются. Она сказала, что это земляника. Он сразу же забросил в рот одну:

— Очень вкусно, — и продолжил закидывать одну за другой, восхищаясь:

— Просто вкуснятина!

Однажды, когда Джанаки взбивала на кухне сливки, Свамиджи вошел туда и спросил:

— Что это?

— Это взбитые сливки, — ответила Джанаки.

— Что такое взбитые сливки?

— Это обычные сливки, — ответила она, — но когда их взбиваешь, они вспениваются и становятся плотными.

Свамиджи, всегда очень строгий в отношении правил на кухне (среди которых самым важным был запрет есть что-либо на кухне), тут же окунул свой палец во взбитые сливки, попробовал и сказал:

— Это йогурт.

Доброжелательно, с любовью (что всегда доставляло ей особое наслаждение), Джанаки поправила его:

— Нет, Свамиджи, это взбитые сливки.

Свамиджи не сдавался:

— Нет, это йогурт.

Он снова окунул палец в чашку и попробовал.

— О, очень вкусно.

— Свамиджи! — стала бранить его Джанаки. — Вы едите на кухне!

Свамиджи улыбнулся и покивал головой:

— Это нормально.

Джанаки: Однажды я сказала ему:

— Свамиджи, мне приснился потрясающий сон. Мы были на какой-то планете, на нашей планете, и там собрались все люди Земли. Все они были чистыми преданными и пели Харе Кришна. Вы сидели высоко над землей на особом троне, и весь народ хлопал в ладоши и пел Харе Кришна.

Свамиджи улыбнулся и сказал:

— О, какой замечательный сон!..

Девятнадцатилетняя Бонни Мак-Дональд и ее друг, двадцатилетний Гэри Мак-Элрой приехали в Сан-Франциско из Остина, где они жили и учились в Техасском университете. Бонни была стройной, красивой блондинкой и говорила, как многие южане, с приятным тягучим акцентом. Родилась и выросла она в Южном Техасе, в семье баптистов. Учась в средней школе, она стала атеисткой, но позже, путешествуя по Европе и изучая религиозное искусство и архитектуру величественных готических соборов, пришла к выводу, что великие мастера, сотворившие такие чудеса, не могли абсолютно заблуждаться.

Гэри был сыном офицера воздушных сил Соединенных Штатов. Его детство и юность прошли в Германии, на Окинаве и в других местах, разбросанных по всему миру, пока семья его, наконец, не обосновалась в Техасе. Из-за темных волос и густых бровей он всегда казался хмурым, за исключением тех случаев, когда улыбался. В университете он одним из первых отрастил длинные волосы и начал экспериментировать с наркотиками. Совместные опыты с ЛСД вселили в них с Бонни идею отправиться на поиски духовности, и, не предупредив ни родителей, ни учителей, они поехали в Калифорнию «в поисках того, кто мог бы научить их духовной жизни».

Несколько месяцев исканий, проведенных в общении с представителями разных религиозных течений и в изучении книг по эзотерике в Хэйт-Эшбери принесли одно лишь разочарование. Впрочем, они стали вегетарианцами. Гэри принялся самостоятельно учиться играть на электрогитаре, а Бонни каждый день уходила в Голден-гейт-парк, чтобы заняться особым видом йогической медитации, который сама же и придумала. Но постепенно эйфория проходила, и оба почувствовали, что из-за наркотиков начинают опускаться.

Они читали, что гуру приходит тогда, когда ученик к этому готов, и с нетерпением ждали того дня, когда к ним придет их гуру. Большую часть времени Бонни проводила в парках Сан-Франциско. Но однажды, перебирая на прилавке наркомагазина на Хэйт-Эшбери журналы, она наткнулась на «Назад к Богу», напечатанный на мимеографе нью-йоркскими учениками Бхактиведанты Свами. Особенно ей понравилась статья Хаягривы о Свамиджи. Описание его улыбки, сияющих глаз, остроконечных туфель и того, что он говорил, вселило в нее надежду, что, может быть, это и есть тот самый гуру, которого она искала. Когда она услышала, что этот самый Свамиджи открыл ашрам на Хэйт-Эшбери, то без промедления отправилась на поиски и искала до тех пор, пока не нашла храм на Фредерик-стрит.

Перед встречей со Свамиджи, Бонни и Гэри нервничали. Оба они были разочарованы, поскольку и в Сан-Франциско не нашли той истины, которую искали. Это осложнялось и переживаниями Гэри, что его могут забрать в армию. Об этих проблемах они и рассказали Бхактиведанте Свами при встрече.

Бонни: Он сидел в кресле-качалке и смотрел на нас, словно на сумасшедших — что было недалеко от истины.

— Приходите на мои лекции. Просто каждое утро и каждый вечер приходите на мои лекции, и все будет хорошо.

Нам трудно было поверить в такую панацею, но мы в своих поисках настолько запутались, что готовы были ухватиться за последнюю соломинку, и согласились.

Я рассказала ему, что объехала всю Европу, и он удивился:

— О, ты столько путешествовала!

На что я ответила:

— Да, я много путешествовала и много чем занималась, но так и не стала счастливой.

Это ему понравилось, и он подтвердил:

— Да, вот в том-то и проблема.

Мы начали ходить на его утренние лекции. Было трудно приезжать к семи утра, — мы жили далеко от храма, — но мы все равно приезжали каждое утро. Мы твердо решили: раз он нам велел, мы будем это делать. Однажды он спросил нас, чем мы занимаемся. Мы ответили, что раньше учились в художественном колледже, и тогда он предложил нам рисовать картины, изображающие Кришну. Через некоторое время мы попросили его дать нам посвящение.

 

После посвящения Джоан и Роджер стали Ямуной и Гуру-дасом. На следующий день состоялась их свадьба. Свадебной церемонией руководил Свамиджи. На нем была пышная гирлянда из листьев и цветов рододендрона. Он сидел на полу, на подушке, в храме, окруженный последователями и среди атрибутов для возжигания жертвенного огня. Перед ним была небольшая земляная насыпь для разведения костра. Он объяснил смысл семейных отношений в сознании Кришны и поведал о том, что муж и жена должны помогать друг другу и служить Кришне, поместив Его в центр своей жизни. Свамиджи неодобрительно отзывался об одежде западных женщин, и Ямуна по его просьбе надела сари.

Хотя в числе необходимых для церемонии ингредиентов Свамиджи назвал гхи (очищенное масло), преданные, посчитав, что это обойдется им чересчур дорого, заменили его топленым маргарином. Еще он попросил дрова для костра, и преданные принесли ему щепки от ящика из-под апельсинов. И теперь, когда Ямуна и Гуру-дас сидели перед ним по ту сторону земляного холмика, он взял одну щепочку от расколотого ящика, окунул ее в то, что должно было быть гхи, и поднес к горящей свече, чтобы зажечь костер. Щепка вспыхнула, зашипела и погасла. Он взял другую и смочил ее в растопленном маргарине, но когда поднес к огню, она издала тот же «пшик-пшик» и с треском потухла. Предприняв четыре или пять неудачных попыток, Свамиджи поднял глаза и сказал:

— У этого брака очень вялое начало.

Ямуна заплакала.

 

Бонни и Гэри получили посвящение всего через две недели после того, как встретили Свамиджи. Бонни получила духовное имя — Говинда-даси, а Гэри стал Гаурасундарой. Несмотря на то, что они по-прежнему носили джинсы, (они надели их даже во время посвящения), и, по правде сказать, до конца не отдавали себе отчета в том, что происходит, они верили в духовного учителя. Они понимали, что из их голов еще не совсем выветрился наркотический дурман, но к посвящению отнеслись всерьез и стали строгими последователями Свамиджи. Гаурасундара выбросил всю марихуану и вместе с Говинда-даси они стали есть только то, что предложено Господу Кришне. Через две недели после посвящения Свамиджи провел для них свадебную церемонию.

Вечером в день свадьбы из Техаса приехал отец Говинда–даси. Он был против сознания Кришны и считал его совершенно чуждым американским обычаям. Подойдя прямо к возвышению, на котором сидел Бхактиведанта Свами, отец Говинда-даси спросил:

— С какой стати вы поменяли имя моей дочери? Зачем ей индийское имя?

Бхактиведанта Свами посмотрел на него, а затем лукаво взглянул на г-на Пателя, индийского гостя, стоявшего со своей семьей немного поодаль.

— Вам не нравятся индийцы? — спросил он.

Все, кто услышал слова Свамиджи, разразились смехом, за исключением отца Говинда-даси. Тот ответил:

— Ну, вообще-то нет. Люди как люди. Но почему у Бонни должно быть другое имя?

— Потому, что она сама попросила, — ответил Бхактиведанта Свами. — Если вы любите ее, то вам должно понравиться то, что нравится ей. Ваша дочь счастлива. Чем вы недовольны?

На этом спор закончился, и все оставшееся время отец Говинда-даси вел себя учтиво. Позже он вместе с дочерью и зятем насладился прасадом.

Говинда-даси: Мы с Гаурасундарой приступили к чтению трехтомного «Шримад- Бхагаватам» Свамиджи. Примерно тогда же Свамиджи велел мне нарисовать большие изображения Радхи и Кришны с коровой. Я рисовала каждый день с утра до вечера, а Гаурасундара вслух читал мне «Шримад-Бхагаватам» — один том за другим. Так продолжалось три месяца. В то время Свамиджи попросил меня написать его портрет - на фоне картины с танцующим Господом Чайтаньей. Он хотел, чтобы стопа Господа Чайтаньи касалась его головы. Я старалась. Портрет вышел довольно скверным, но Свамиджи все равно был очень им доволен.

 

Наиболее серьезные из последователей Свамиджи видели, что некоторые кандидаты в ученики не собирались выполнять тех обязательств, которые человек принимает на себя, получая духовное посвящение, и от которых его может освободить только смерть.

— Свамиджи, — говорили они — некоторые из этих людей приходят только за посвящением. Мы никогда не видели их раньше и не увидим потом.

Обычно Свамиджи отвечал на это, что вынужден идти на риск. Во время одной из лекций в храме он объяснил, что, получая посвящение, ученик избавляется от последствий греховных поступков, которые совершил в прошлом, однако до тех пор, пока ученик находится в материальном мире, ответственность за все его поступки ложится на плечи духовного учителя. Поэтому, сказал он, Господь Чайтанья предупреждал, что гуру не следует принимать слишком много учеников.

Однажды на вечерней лекции, когда наступило время вопросов и ответов, здоровый детина с бородой поднял руку и спросил:

— А можно мне получить посвящение?

Дерзкий вопрос незнакомца вызвал негодование у некоторых из последователей Свамиджи, однако сам Свамиджи оставался невозмутим.

— Да, — ответил он — но сначала вы должны ответить на два вопроса. Кто такой Кришна?

— Кришна — это Бог, — ответил парень после некоторого раздумья.

— Хорошо, — ответил Свамиджи — а вы кто?

Юноша снова задумался и немного погодя произнес:

— Я — слуга Бога.

— Замечательно, — сказал Свамиджи. — Завтра же вы получите посвящение.

Бхактиведанта Свами знал, что его американским ученикам будет трудно удержаться в сознании Кришны и достичь чистого преданного служения. Всю жизнь их учили только дурному, и, несмотря на свою формальную принадлежность к христианству и философские поиски, большая часть из них ровным счетом ничего не смыслила в науке о Боге. Они не знали даже того, что есть мясо и заниматься незаконным сексом плохо, хотя, когда он сказал им об этом, они сразу же согласились. И они сами пришли к нему и пели вместе с ним мантру Харе Кришна. Так как же мог он отвергнуть их?

Время покажет, сумеют ли они противостоять соблазнам вездесущей майи и удержаться в сознании Кришны. Некоторые из них падут — к этому склонны все люди. Но другие останутся. По крайней мере, те из них, кто серьезно следует его указаниям — повторяет Харе Кришна и старается не совершать греховных поступков, — добьются успеха. Однажды Свамиджи привел следующий пример: если свежие продукты не использовать, то через несколько дней они испортятся. Однако у нас нет оснований утверждать, что в будущем свежие продукты никто не использует и они наверняка испортятся. Конечно, в будущем некоторые могут пасть, от этого никто не застрахован, но Бхактиведанта Свами считал своим долгом занять учеников преданным служением уже сейчас. И он давал им метод, воспользовавшись которым, они смогут избежать падения.

Даже с точки зрения нью-йоркских учеников Свамиджи (не говоря уже о ведических нормах), преданные из Сан-Франциско не слишком строго следовали правилам и предписаниям духовной жизни. Некоторые из них продолжали ходить в кафетерии, ели пищу, не предложенную Кришне, и запрещенные лакомства, вроде шоколада или покупного мороженого. После киртана некоторые из них позволяли себе тут же, за дверью храма, выкурить сигарету, а некоторые получали посвящение, даже не зная толком, какие обязательства они на себя берут.

Киртанананда: Атмосфера в Сан-Франциско была гораздо более раскованной. Преданные любили заходить в закусочную на углу и выпивать там по чашке кофе с пончиком. Но Свамиджи нравилось, что в храм приходит так много людей. Ему очень понравилась программа в зале «Авалон». В Сан-Франциско было две категории преданных: одни неукоснительно следовали всем предписаниям, заботясь о собственной чистоте, другие же были не столь строги и требовательны к себе, но зато хотели как можно шире распространить сознание Кришны. Свамиджи был так великодушен, что принимал и тех, и других.

 

Майкл Райт, двадцати одного года, недавно вернулся из армии (он служил во флоте), а восемнадцатилетняя Нэнси Гриндл только-только окончила школу. Они познакомились в колледже в Лос-Анджелесе. Разочарованные, жаждущие чего-то, чему не жаль было бы посвятить свою жизнь, они приехали в Сан-Франциско, чтобы стать хиппи. Но вскоре обнаружилось, что у них очень мало общего с хиппи с Хэйт-Эшбери, которые создавали впечатление грязных, ленивых и ни на что не годных людей, заблудившихся в поисках своего «я». Поэтому Нэнси устроилась секретарем в телефонную компанию, а Майкл стал электромонтером. Тогда они и услышали о Свами с Хэйт-Эшбери и решили пойти посмотреть.

Шел вечерний киртан, во время которого неугомонные хиппи кружились, извивались и раскачивались кто во что горазд. Майкл и Нэнси уселись на пол в дальнем углу, больше впечатленные присутствием Свами, нежели киртаном. После киртана Бхактиведанта Свами читал лекцию, но акцент его показался им слишком сильным. Они хотели вникнуть в то, что он говорит — интуитивно чувствуя, что это нечто ценное — но тайны эти, казалось, были надежно скрыты за его индийским произношением, и упрятаны в книге на чужом языке, которую он читал. Они решили прийти утром и попробовать послушать еще раз.

Когда они пришли на следующий день, гостей было меньше: человек десять преданных с четками на шее и несколько человек с улицы. На этот раз киртан показался Майклу и Нэнси более спокойным и благозвучным, и какое-то время они даже пели и танцевали вместе с остальными. Затем началась лекция, и на этот раз им удалось уловить какие-то из мыслей Свамиджи. Они остались на завтрак и познакомились с Мукундой и Джанаки, Сэмом и Марджори (которых теперь звали Шьямасундара и Малати), Ямуной и Гуру-дасом, и Говинда-даси и Гаурасундарой. Преданные им понравились, и они пообещали зайти вечером. Вскоре они уже регулярно ходили на утренние и вечерние программы, а Нэнси, вместе с другими девушками, посещала кулинарные курсы Свамиджи.

Майклу идеи Свамиджи пришлись по душе, но он никак не мог понять, зачем нужно обязательно предаваться духовному учителю. Он не принимал никаких авторитетов. Но чем больше он размышлял над этим, тем больше убеждался, что Свамиджи прав — старший все-таки нужен. «Каждый раз, когда я останавливаюсь на красный сигнал светофора, — рассуждал Майкл, — я принимаю авторитет». В конце концов, он пришел к выводу, что для успешного изучения духовных предметов, он должен принять авторитет духовного учителя. Но, поскольку подчиняться он все же не хотел, то оказался перед дилеммой.

Наконец, после двух недель посещения лекций Свамиджи, Майкл решил предаться ему и попробовать стать сознающим Кришну.

Майкл: Мы с Нэнси решили пожениться и стать учениками Свамиджи и членами его Общества. Мы обратились к преданным:

— Мы хотели бы увидеть Свамиджи.

— Конечно, — сказали они. — Просто поднимитесь наверх. Он живет на третьем этаже.

Мы были несколько удивлены тем, что для этого не потребовалось никаких формальностей. Мы постучали в дверь, и Раначора, слуга Свами, нас впустил. Мы вошли прямо в обуви, но он попросил нас ее снять.

Я даже толком не знал, о чем говорить со Свамиджи — я надеялся на Нэнси, рассчитывая, что она первой вступит в разговор — но, в конце концов, выпалил:

— Мы хотели бы стать членами вашего Общества сознания Кришны.

Он сказал, что это очень хорошо. Тогда я добавил, что на самом деле, мы пришли потому, что хотели бы пожениться. Мы знали, что он проводит церемонии бракосочетания, а одно из необходимых условий - то, что юноша и девушка могут жить вместе только после того, как по всем правилам обручатся. Свамиджи спросил меня, нравится ли мне философия и есть ли у меня работа. На оба вопроса я ответил утвердительно. Он объяснил, что сначала мы должны получить посвящение, а потом, через месяц, он нас поженит.

При посвящении Майкл получил имя Даянанда, а Нэнси стала Нандарани. Вскоре Свамиджи их поженил.

Нандарани: Мы знали, что наша свадьба станет большим событием. Каждый раз, когда Свамиджи проводил на Хэйт-Эшбери свадебные церемонии, на них собирались сотни людей, и храм был забит до отказа. На свадьбу приехали мои родители и родители Даянанды.

Свамиджи сказал, что готовить, по всем правилам, должна я. Он попросил меня утром в день свадьбы прийти к нему на квартиру и сказал, что поможет мне приготовить что-нибудь для свадебного пира. Итак, в то утро я надела свои лучшие джинсы и лучшую футболку и ботинки и пришла к Свамиджи. Я поднялась по лестнице и вошла, не сняв обуви. Свамиджи сидел в кресле-качалке. Увидев меня, он улыбнулся и сказал:

— О, ты пришла готовить.

— Да, — кивнула я.

Он перестал качаться и, ни слова не говоря, пристально посмотрел на меня:

— Прежде всего, сними ботинки.

Когда я сняла ботинки и старую кожаную куртку, Свамиджи встал и отправился на кухню. Он достал огромную кастрюлю, пригоревшую до такой степени, что дна практически не было видно. Он вручил мне ее и сказал:

— В этой кастрюле мы будем кипятить молоко. Ее надо помыть.

Раковины на кухне не было, был только крохотный круглый тазик. Поэтому я пошла в ванную, поставила кастрюлю в ванну и немного ее сполоснула. Я не предполагала, что нужно отскребать весь этот нагар со дна - он был слишком твердый. Когда я принесла кастрюлю назад, Свамиджи сказал:

— О, какая чистая! Правда, тут на дне немного пригорело. Отмой, пожалуйста.

Я согласилась, взяла нож и поплелась в ванную, чтобы попытаться соскоблить нагар. Я терла, терла, терла, терла... По локоть в пене, я перепачкалась сама и перепачкала все вокруг. Мне удалось счистить только половину черноты — остальное, казалось, намертво приросло ко дну. Я отнесла кастрюлю Свамиджи и сказала:

— Это все, что я могу сделать. Все остальное пригорело.

Он сказал:

— Да, да, ты очень хорошо постаралась. Теперь нужно только оттереть все, что осталось.

Опять я пошла в ванную и терла, терла, терла, терла… Был уже почти полдень, когда я вышла из ванной с совершенно чистой кастрюлей. Увидев результат моих трудов, Свамиджи засиял от счастья — кастрюля блестела! Он широко улыбнулся и сказал:

— О, вот это то, что надо.

От усталости я валилась с ног.

Затем Свамиджи пригласил меня на кухню и научил делать расагуллы*. Мы вскипятили молоко, створожили его, а затем я села и начала катать из творога шарики. Их я складывала рядами на подносе. Все шарики полагалось делать совершенно одинаковыми. Если шарик получался не того размера, Свамиджи большим, указательным и средним пальцами вынимал его из ряда, и мне приходилось катать его заново, чтобы довести до стандартного размера. Так продолжалось до тех пор, пока не получился целый поднос совершенно одинаковых шариков.

Затем Свамиджи показал мне, как варить эти шарики в сахарном сиропе. Так, втроем, вместе с Малати и Джанаки, мы готовили на кухне, а Свамиджи пел.

В какой-то момент Свамиджи спросил меня:

— Ты знаешь, что означает твое имя?

Но я не смогла даже вспомнить, как меня теперь зовут. Во время посвящения Свамиджи как-то назвал меня, но, поскольку никто из нас не называл друг друга духовными именами, я не могла вспомнить своего имени. Я ответила:

— Нет, Свамиджи, а что оно означает?

Он сказал:

— Оно значит, что ты — мать Кришны.

Сказав это, он громко рассмеялся и продолжил перемешивать расагуллы. Я не знала, кто такой Кришна, и уж тем более, кто такая Его мать, и вообще какое отношение я к ним имею. Но мне было приятно, что Свамиджи видит во мне существо, заслуживающее внимания.

 

В тот день я закончила готовить в четыре часа, после чего вернулась домой, чтобы переодеться к свадьбе. Хотя я никогда не носила ничего, кроме старой одежды и джинсов, Свамиджи попросил своих учениц помочь мне надеть свадебное сари. Мы купили отрез шелка, который предполагалось сделать моим сари, и пошли к Малати. Она попыталась помочь мне его надеть, но поскольку оно все время с меня сваливалось, ей пришлось его на мне зашить. Потом они украсили меня цветами и отвели к Свамиджи. Он был счастлив. Он сказал:

— Вот так и должны выглядеть наши женщины. Никаких джинсов и платьев. Они всегда должны носить сари.

Но если честно, я была похожа на пугало — все время наступала на край одежды, так что девушкам даже пришлось зашить сари — но Свамиджи считал, что я выгляжу замечательно. Поскольку ткань была однотонной, Свамиджи заметил:

— В следующий раз покупайте с небольшой окантовкой, чтобы сари было двухцветным. Мне больше нравится, когда сари двух цветов.

Когда мы спустились вниз, Свамиджи встретился с моими родственниками. Он был с ними очень вежлив. Во время церемонии моя мать плакала навзрыд. Я была очень рада, что она получила милость, встретив Свамиджи.

 

Двадцатилетний Стив Болерт родился и вырос в Нью-Йорке. Живя среди хиппи в Сан-Франциско, однажды он прочитал в «Оракуле» о том, что к ним собирается приехать Свами Бхактиведанта. Ему было интересно встретиться с индийским Свами и, прочитав на улице Хэйт объявление, напечатанное Мукундой, вместе со своей подругой, Каролиной Голд, он поехал в аэропорт, чтобы его встретить. Почувствовав от пения Харе Кришна и от встречи со Свамиджи сильный духовный подъем, они стали регулярно приходить в храм на лекции и киртаны. Стив решил, что станет таким же, как Свами, поэтому они с Каролиной пошли к нему, и попросили дать им посвящение. Во время личной беседы они обсудили важность послушания духовному учителю и необходимость вегетарианства. Когда Свамиджи предложил им выбор – либо разойтись, либо пожениться, они ответили, что хотели бы пожениться. Свамиджи назначил дату посвящения.

Бхактиведанта Свами попросил Стива сбрить его длинные волосы и бороду.

— Это еще зачем? — запротестовал Стив. — У Кришны были длинные волосы, у Рамы были длинные волосы, у Господа Чайтаньи были длинные волосы и у Христа были длинные волосы. Почему я должен брить голову?

Свамиджи улыбнулся и ответил:

— Потому что сейчас ты идешь за мной.

На стене висел плакат с изображением Сурадаса, великого вайшнава.

— Ты должен обрить голову так же, — сказал Свамиджи, указав на Сурадаса.

— Сомневаюсь, что я к этому готов, — сказал Стив.

— Ну, ладно, ты еще молодой. У тебя еще есть время. Но хотя бы побрейся и подстригись как мужчина.

Утром перед посвящением, Стив сбрил бороду и подстриг волосы так, что спереди они были короткими, а сзади оставались длинными.