Услышав хороший вопрос, Прабхупада экспромтом давал еще одну лекцию.

Сестра Кима, которой в то время было всего шестнадцать лет, тоже хотела получить посвящение.

— Случаются ли оскорбления в духовном мире? — спросила она Прабхупаду на одной из вечерних лекций.

Прабхупада повернулся к аудитории:

— Видите? — сказал он. — Эта юная девушка хочет вернуться к Богу.

Во время ответа на ее вопрос он сказал:

— Кришна может даже поцеловать тебя!

Услышав эти слова, сестра Кима зарделась от смущения, и все рассмеялись.

Упендра спросил:

— Свамиджи, что значит быть смиренным? Порой я чувствую, что когда пытаюсь быть смиренным, то сначала думаю об этом, а затем пытаюсь применить это в действии, но это похоже на притворство.

— Это и есть смирение, — ответил Прабхупада. — Когда мы думаем: «О, я должен был действовать так-то», — это хорошо. Поскольку в этом случае нам всегда есть над чем работать. Если ты сохранишь такое сознание: «О, я исполнил свои обязанности не как следует. Я должен был сделать вот так», — тогда ты будешь делать успехи. Наша любовь к Кришне будет продолжать расти до тех пор, пока мы думаем, что не делаем для Кришны все от нас зависящее, и что следовало бы делать больше. Это и есть смирение. Но если ты думаешь: «Я прекрасно справился с работой. Я такой замечательный и искренний преданный», — это не хорошо. Твой рост прекратится.

Если, задавая вопросы, кто-то упоминал имена и философии известных современных майявади, Прабхупада сердился. Он был убежденным противником миссии майявади, отрицающих абсолютную реальность Кришны. Прабхупада говорил, что, распространяя свои доктрины, вводящие людей в заблуждение, они нанесли огромный урон изначальной ведической культуре. Как-то Малати завела речь об учении одного майявади, и как обычно, Прабхупада принялся нещадно крушить его философию. После лекции Упендра отчитал Малати, сказав, что не следовало ей поднимать эту тему, ведь Прабхупада еще не до конца оправился после болезни, а от перевозбуждения у него может подскочить давление. Малати промолчала, но потом через Упендру передала Прабхупаде письмо.

— Что ты такое сказал Малати, — спросил его Прабхупада, прочитав ее письмо, — что теперь она считает себя не вправе показываться мне на глаза?

Упендра объяснил, что сделал ей замечание за то, что та чересчур разволновала Прабхупаду. Глупости, — сказал Прабхупада и велел Упендре перед ней извиниться.

По секрету Уддхава признался Киму, что чувствует себя забытым из-за того, что ни разу не задал Прабхупаде вопрос. Ким подбодрил его и посоветовал как-нибудь на лекции исправить это упущение. Наконец, однажды вечером Уддхава набрался смелости, но вопрос его оказался странным.

— Свамиджи, — спросил Уддхава, — в каких отношениях Радхарани с братом Кришны, Баларамой?

Прабхупада поморщился:

— Почему ты спрашиваешь об этом? Ты еще не усвоил основной принцип «Бхагавад-гиты». Ты не понимаешь природы души и Сверхдуши, Кришны и преданного служения, а уже задаешь подобные вопросы?

Долгое время после этого Уддхава снова не задавал вопросов.

Вскоре после своего возвращения Прабхупада продолжил давать ученикам посвящения. Ким и его младшая сестра прошли инициацию одновременно. За несколько дней до этого Ким посоветовал сестре зайти к Прабхупаде на квартиру и попросить принять ее в ученицы.

— Ты следуешь четырем правилам? — поинтересовался Прабхупада.

— Да, — ответила девушка, и он согласился.

— Я хотела еще кое-что спросить, — продолжала она, — я слышала, что вы приняли рождение, потому что в прошлой жизни были врачом и ради какой-то лечебной цели убили змею.

— Это тебе брат такое сказал? — рассмеялся Прабхупада.

— Ага, — ответила она, и тема была закрыта.

Прабхупада назвал Кима Кришнадасом, а также дал посвящение еще нескольким ученикам из Нью-Йорка, которые не смогли приехать, но написали ему письма. Он провел церемонию посвящения в храме и начитал для всех, в том числе и для нью-йоркских учеников, четки. В тот вечер он несколько минут разговаривал по телефону с Брахманандой, который звонил из Нью-Йорка, и сказал ему:

— Я вернулся по милости Кришны, и теперь готов тебе служить.

Прабхупада говорил, что готов служить преданным, и действительно — он выглядел и действовал чудесно. Однако удар, случившийся с ним полгода назад, все еще давал о себя знать. Прабхупаду беспокоил неутихающий шум в голове, напоминавший звон колокола, и больше трех часов ночью и одного часа днем спать он не мог. Но работать он продолжал с прежней силой. Он даже написал одному ученику письмо, в котором говорил, что, несмотря на шум в голове, он продолжает действовать на духовном уровне, и советовал ученикам поступать так же.

Прабхупада снова взялся за отложенный на полгода перевод третьей песни «Шримад-Бхагаватам». Живя в одном доме с брахмачари, он просыпался раньше всех и начинал переводить. Затем, около пяти утра, проснувшись, брахмачари слышали, как из его комнаты раздается звон колокольчика и доносится запах благовоний. Ребята часто заходили к нему. Они видели, как, освеженный утренним душем, Прабхупада сидит за своим письменным столом. Он педантично опрокидывал в левую ладонь несколько крохотных ложечек воды и растирал на ней шарик вриндаванской глины, готовя пасту для вайшнавской тилаки. Пользуясь карманным зеркальцем, он точно и изящно ставил тилаку — сначала на лоб, а затем еще на одиннадцать частей тела — так, как это предписывают вайшнавские смрити. Затем Прабхупада брал в руку свой брахманский шнур и, сидя лицом к изображениям Кришны на своем маленьком алтаре, безмолвно повторял гаятри-мантры.