Мальчик-Который-Не-Такой-Уж-И-Плохой-В-Конце-Концов
Глава 5 Мальчик-Который-Не-Такой-Уж-И-Плохой-В-Конце-Концов. Хочешь мое сердце – забирай. – Отпусти меня, Поттер, – приказал Драко. – Ты абсолютная, абсолютнейшая задница, образцовая, самая настоящая, просто Задница с большой буквы. Освободи меня, ты подозрительно крепко меня держишь. Я хочу к Гермионе. Я ей нравлюсь. Она разрешит мне смотреть сериалы и слушать музыку, и уж она-то точно не отравит меня. Гарри Поттер, некогда победивший самого Темного Лорда, тем не менее не умел следовать простейшим инструкциям. Он слишком крепко держал Драко. – Я не доверяю тебе, – прошептал он Пушку, отпуская его наконец. – Но я сделаю то, о чем просил меня Рон. – Поттер, твое раболепное выполнение воли Уизли вовсе не делает тебе чести. Фи, ну и вкус у тебя... В чем дело, ты, чокнутый ублюдок-параноик? Ты не доверяешь мне? Я крошечная, безобидная крыска. Какие шансы на то, что ручная крыса Рона окажется злодеем? Кстати, во время этого гневного монолога он помочился в ящик Поттера для нижнего белья. О нет, он же не собирался на самом деле так поступать, только подумал... Мерлин, да он почти полностью превратился в грызуна. Какими-бы жалкими ни были планы мести Волдеморта Гарри Поттеру, такого пункта в его списке точно не было. У Малфоев было слишком большое чувство собственного достоинства, чтобы использовать комоды своих врагов в качестве туалета. Ну да, как всегда не принимая во внимание дядюшку Эзелфрайда. Драко попытался изгнать из собственного воображения образ Волдеморта, пробравшегося к комоду Поттера и мочившегося на трусы Мальчика-Который-Выжил. Пока Пушок был в раздумьях, в комнату вбежала Гермиона, только сейчас спустившаяся с переполненных трибун. – С ним все в порядке? – первое, что она спросила. – Ну, Рон... – начал Поттер. – Он выглядит здоровеньким, – просияла Гермиона. – Мой холесенький, ты не ранен? Поговори со своей тетушкой Гермионой. Я так испугалась, когда ты упал. – Ты говоришь со мной, глупая женщина? – спросил шокированный Драко. – Ты говоришь с крысой, Гермиона? – спросил не менее потрясенный Поттер. Девушка вспыхнула. – Он – самое милое существо на свете, – сказала Грейнджер, защищаясь. – Вовсе нет, – раздраженно отрезал Драко. – Просто я ужасно сексапильный. Ну, в подобных обстоятельствах, это животный магнетизм. – Я возьму его, – предложила Гермиона. – Парвати и Лаванда тоже обожают Пушка. Мне будет приятно за ним приглядывать. Думаю, он будет рад увидеть продолжение своих сериалов. – Нет-нет, – сказал Мальчик-Который-Всю-Жизнь-Был-Полнейшей-Задницей. – Рон сказал мне присмотреть за ним, что я и сделаю. Гермиона выглядела удрученной. – Но Гарри... Я не думаю, что ты нравишься Пушку. – Вы высокоинтеллектуальная женщина с хорошо развитой интуицией, – просветил ее Драко. – Ваш высокоразвитый ум восхищает меня настолько, что я воспарил в облаках... Так, а теперь оглуши этого идиота бладжером, спрячь тело за трибуной Хаффлпаффа и беги в свою комнату, не забыв прихватить меня. – О, во имя Мерлина! – воскликнул Гарри. – Неужели все кроме меня сошли с ума? Он – крыса, крыса, а не человек! С этими словами он унесся прочь. Драко яростно сопротивлялся, когда Поттер захватил его с собой. О, неужели же это унижение его достоинства никогда не кончится? *** Как только Поттер вошел в общую гостиную Гриффиндора, эта девочка – Джина Уизли, подняла голову. Ну, ничего не изменилось, у младшей Уизли нюх был как у голодной акулы – она могла взять след Поттера на расстоянии пятидесяти метров. – Привет, Гарри! – сказала она широко улыбаясь и маяча у него на пути. – Привет, Джинни, – ответил Гарри со своей типичной улыбкой Я-Такой-Славный-Парень-Вступай-В-Мой-Фанклуб, которую Драко ненавидел всей душой. Подождите-ка, на самом деле имя Джины – Джинни? Дементор подери, вот это ничего себе! В следующий раз кто-нибудь скажет ему, что близнецов Уизли на самом деле зовут не Грэг и Джон... – Как там Рон? – поинтересовалась она шепотом. – Можно подумать, тебя это интересует, – возмутился Драко. – Ты просто хочешь прижаться к Поттеру и пошептаться с ним. И ты все делаешь неправильно. Ты достаточно симпатичная, если парню нравятся рыженькие, но нужен вызов, борьба за самку. Кому нужна добыча, сама идущая в лапы? Поговори с ним о Шеймасе Финнигане. Джинни склонила голову набок, словно обдумывала что-то. – С Роном все будет хорошо, – пообещал ей Гарри с не менее отвратительной Я-Такой-Славный-Парень-Чем-Тебе-Помочь,-Крошка? ухмылкой. Джинни Уизли подарила ему очаровательную невинную – Я так рада, что у Рона есть такой друг как ты, Гарри. Ты такой... надежный, – девушка еще раз улыбнулась, но ее тон стал заметно холоднее. – Слушай, а ты, случайно, не видел Шеймаса? Сегодня он играл просто прекрасно. Охотники такие энергичные и активные, ты согласен? И Джинни удалилась. Драко смотрел ей в след с большим одобрением. «Умная деточка. Отлично развитые инстинкты. Жаль, что здесь, в Гриффиндоре, они без надобности, а ведь у нее огромный потенциал. Наверное, это все из-за высоты башни», – размышлял он. – «Большая высота – близость к Мерлину – высокий уровень морали». Высокая мораль действительно мешала сексуальным утехам. Но все же Драко был поражен, узнав, что все гриффиндорцы настолько невинны. Блэйза Забини уже знала вся школа – обжиманки с мальчиками круглосуточно, для девочек же припасена та неделя, что приходилась на полнолуние. Поттер не отрываясь пялился вслед уходящей Джинни. – Не беспокойся, Поттер, – посоветовал ему Драко. – Кажется, Финниган сейчас встречается с Лавандой Браун. А если нет, упс, тебе просто не повезло... Хе-хе-хе. О-о-о-о, это будет забавно... *** – Я всегда знал, что ты жутко скучный, – сообщил Драко Поттеру. – На протяжении целых пяти часов сидеть на подоконнике, пялиться в окно и размышлять о чем-то, да уж, надо полагать, что ты король вечеринок и зажигаешь во время веселья по полной. И вообще ты на редкость унылый и скучный придурок. Поттер сидел у окна с большущим фолиантом на коленях. Гарри даже не открыл его, он просто сидел и пялился в ужасно скучную серую мглу за окном. Драко тем временем проводил инвентаризацию вещей Поттера. Он уже закончил бегать кругами в развевающейся мантии-невидимке, крича при этом «Я Супер-Драко!». Он перепутал носки Поттера и, не удержавшись, прогрыз в них парочку дырок, а теперь сидел и рассматривал фотографии на столе Поттера. – Мать была рыжей, да? Хм, Джинни Уизли повезло, если у тебя Эдипов комплекс, – бормотал он себе под нос. – Неплохая фотография Гермионы. Вот снимок Рона просто ужасен, у него глаза и волосы одного цвета, он что, фотографировался после бурной вечеринки? Зачем тебе фотография этой псины, она так сильно смахивает на Грима, что ночью у меня теперь будут кошмары. Но тебе, вероятно, все равно, у тебя и так кошмары. Я имею в виду всю ту жуть, что приключилась с тобой – Сам-Знаешь-Кто охотится за тобой, Пожиратели Смерти проклинают твое имя, Миллисента Булстроуд положила на тебя глаз... Теперь Драко осторожно исследовал подкроватное пространство. А парень-то лентяй – смятые клочки пергамента, какие-то сложенные гармошкой пожелтевшие копии «Ежедневного Пророка», этой веселой скандальной газетенки, непарные носки и комки пыли в изобилии. Также в пыли валялась фотография в дешевой рамке. Драко заинтересовался – а вдруг это тайная любовь Поттера? Он подкрался и взглянул одним глазком, а затем заорал что было мочи и со всех ног унесся прочь из-под кровати, на полной скорости взлетев Поттеру на колени. – Фу, Мерлин мой, это ужасно, ужасно, точно вам говорю! Что-то розовое, раздутое, отвратительное уставилось на меня своими свиными глазками, да, да... ЭТО похоже на свинью в парике ИЗ АДА, это не человек, точно не человек, это слишком отвратительно, Мерлин, меня сейчас стошнит! Поттер успокаивающе погладил его (о, какой позор!), казалось, он был несколько удивлен. – Ну, все, все, Пушок. Неужели фотография Дадли так испугала тебя? – Что еще за Дадли? – с подозрением спросил Драко. – Поттер, это ведь не твой тайный любовник, а? Потому что если это так, то это первый и последний раз когда я сообщаю тебе – ты мог бы найти себе кого-то получше. Даже Хагрид, и то лучше этого! – Держу пари, что любой твой родственник на порядок симпатичнее этого, да? – рассеянно продолжал Гарри. – Это твой родственник? – сглотнул Драко. – Поттер, я так потрясен, что предлагаю увеличить это и повесить над столом в гриффиндорской гостиной. Следует сказать, что Поттер оказался прав. Все родственники Драко были красивыми. Нарцисса Малфой, жена-символ богатства и власти, жена-трофей, была просто роскошна, красота в ее роду переходила из поколения в поколение. Его отец славился холодной красотой, которой обладают лишь мерзавцы, и это тоже переходило из поколения в поколение. Даже дядюшка Эзелфрайд был красив, если не обращать внимания на его безумный взгляд и его любимые пурпурные клоунские штанишки. – Хотя у меня есть родственники и посимпатичнее, чем этот, – сказал Поттер, открывая книгу, которую держал. Внутри были фотографии его погибших родителей. Бла-бла-бла. Да хватит уже мусолить свой фотоальбом, Поттер, не надоело жалеть себя, герой мантии и волшебной палочки? Драко, нарочито не заинтересовавшись этими снимками, уже собирался было снова приняться за поиски чего-нибудь, поттеровского тайника с наркотиками, например, как вдруг что-то мокрое шлепнулось ему на голову. Драко посмотрел вверх. Гарри Поттер плакал. О, нет. Кто бы там ни отвечал за управление миром, он плохо справлялся со своими обязанностями. Гарри Поттер не должен плакать, он должен всегда улыбаться своей знаменитой тошнотворной улыбочкой, его героическая улыбка – это же торговая марка. Или же он должен хмурится с видом, говорящим Я-Должен-Сражаться-С-Силами-Зла,-Это-Подразумевает-И-Тебя,-Малфой. Он не должен расстраиваться из-за смерти родителей, он должен тайно восхищаться своей собственной знаменитостью и самодовольно купаться в славе и лести. Он должен любить все это. Но вместо этого он плакал. И Драко, к своему ужасу, ощутил какое-то... отвратительное... тошнотворное... сосущее и явно неестественное чувство, стеснившее грудь. Как будто он... о Мерлин, только не это... он сочувствовал Поттеру. Кто бы там ни отвечал за управление миром, сегодня он явно взял выходной. Поттер должен перестать плакать. И тогда Драко перестанет испытывать жалость к нему, и тогда все в мире вернется на круги своя и перестанет казаться дешевой комедией или ночным кошмаром. – Эй, ну хватит. Все не так уж и плохо, – оживленно сказал Драко. – Успокойся. Встряхнись. И заткнись. Но Поттер вовсе не собирался успокаиваться, и Драко, с трудом соображая, что делает, потерся головой о рукав рубашки Поттера. – Думай о счастливых вещах, – предложил он. – Ты богат и знаменит. Ты любимец преподавателей... Э-э-э-э-э... Достигшие полового созревания рыжие девушки хотят тебя... Поттер шмыгнул носом и погладил Драко. – Так и знал, что это сработает! – Эй, – сказал Гарри. – На самом деле ты довольно милый, а, приятель? – Нет! Даже и не думай, что добьешься моего расположения и внимания такими дешевыми комплиментиками. Гарри встал. – Пошли, что ли, напоим тебя кофе. Вот Салазар побери, Поттер разгадал его маленькую слабость. И как, спрашивается, он мог сопротивляться? – Ты хитрый ублюдок! Мерлин, неужели теперь он должен симпатизировать Поттеру? Да поцелуй его дементор – нет! Что дальше? Безмерное восхищение Лонгботтомом? Однако, сейчас он собирался получить свою дозу кофеина... – Тройной эспрессо, пожалуйста! *** На этот раз Рон вышел из Больничного Крыла относительно быстро и был очень рад узнать, что теперь Гарри относится к его питомцу совсем по-другому. – Я думаю, что он все еще переживает из-за Чо, – шептал Рон Пушку. – Не глупи, Уизли, – проворчал Драко. – Просто он стал жертвой моего непреодолимого обаяния. Это должно было случиться. Это не имеет никакого отношения к тебе или твоей подружке. Рон с Чо во время случайных встреч пожирали друг друга глазами, но близко друг к другу не подходили. Это было крайне абсурдно и болезненно, а Драко в свою очередь получал практически полную свободу действия и усом ради этого не пошевелив. Конечно же, если у вас хватило ума окунуться в пучину страстей и привязаться к девушке всей душой, с болью и абсурдными ситуациями пришлось бы смириться. Еще в три года Малфой решил, что никогда никого не полюбит, и пока еще ни разу не нарушил свой принцип. Полет мысли Драко сменил курс из-за ветра, поднятого Гарри и Гермионой, бегущих к нему. Накрывшая Драко с головой волна удовольствия немало удивила его самого. Внезапно в Гермиону со всего маху врезался маленький мальчик и словно вышиб весь воздух из ее легких. Вообще-то Драко узнал его. Это был Эдмунд Бэддок, младший брат Малкольма, учащийся на первом курсе. Гермиона пыталась восстановить дыхание, мальчик выглядел жутко недовольным и возмущенным. – Ты вообще собираешься извиняться? – возмутилась Грейнджер. Его черные глаза сузились. – А ты собираешься смотреть куда прешь... грязнокровка? «Ой-ей-ей», – подумал Драко. – Гермиона однажды влепила ему пощечину за то же самое. Эдмунд Бэддок был достаточно маленьким, чтобы просто пнуть его словно маггловский мяч. Иногда на Грейнджер такое находило, что безопаснее было спасаться бегством. Кто знает, что она сделает в следующую минуту? Она разрыдалась. *** Рон и Гарри быстро взяли ситуацию под контроль, подхватили Гермиону под руки и увели в общую гостиную Гриффиндора, там усадили ее в кресло, снабдили носовыми платками, принесли чай, уложили Драко к ней на колени, а сами уселись рядом и стали умоляюще на нее смотреть. – Если хочешь – я убью его, – в отчаянии предложил Рон. – Кто-нибудь, сделайте хоть что-то, – причитал Драко. – Она опять протекает... фу-у-у-у-у, я уже весь промок. – Почему ты вообще расстроилась? – вспылил Гарри. – Он вообще никто и ничто. Он не достоин твоего внимания. Он просто маленький вонючий слизеринец... Гермиона начала рыдать. – Перестаньте! – воскликнула девушка. – Вы не имеете права так говорить! Рон, Гарри и Драко сидели ошеломленные и притихшие. – Мой Мерлин! – сказала Гермиона. – Вот оно... Именно в этом все дело, разве вы не понимаете? Именно этим начинается и замыкается круг ненависти. В итоге все это заканчивается появлением Ку-Клукс-Клана*. – Чего? – спросили Рон и Драко в один голос. – Или Волдеморта, – продолжала она. – А начинается это все здесь, среди таких вот, как мы, в школе. Среди сверстников. Дети повторяют то, что слышат от родителей, взрослые говорят «грязнокровка» или «вонючий слизеринец» – дети повторяют. Затем они вырастают и ненавидят друг друга, а потом и вовсе убивают друг друга, и никто даже не задумывается, отчего это происходит и зачем они все это делают! Рон поводил перед лицом Гермионы носовым платком с таким видом, с каким его мать поводила бы ложкой каши перед лицом младенца, приговаривая: «А вот и паровозик, чух–чух!» – Этот ребенок не послушает меня, – сказала Гермиона. – Держу пари, что его однокурсники с других факультетов ненавидят и избивают его, а он ненавидит и избивает их в ответ, точно так же, как мы всегда ненавидели Малфоя и его кодлу, точно так же, как весь Гриффиндор ненавидит весь Слизерин! – А вот с этого момента помедленнее, – возразил Драко. – Да половина Гриффиндора бегает за мной и жаждет меня, ты забыла? Я не думаю, что они хотят приковать меня к стене и хорошенько отодрать, хотя... кто знает, может, они не такие уж и невинные в плане нетрадиционного секса, как я думал раньше... – Нет, Малфой – это точно гной бубонтюбера, – возразил Рон. – Спасибо тебе огромное, удружил. – Вот видишь? – сказала Гермиона. – Мы все ненавидим друг друга, и вот, к чему это приводит. Все начинается с высокомерных оскорблений маленькими детьми, которым это внушили, а мы никогда не объясняем им, что они неправы, и мы все ненавидим друг друга, а заканчивается это все кровью. Гарри, ты рассказывал мне, что Хагрид сказал тебе при первой же вашей встрече, что Слизерин – худший из факультетов, а все семейство Малфоев прогнило. – Видишь ли, великан, вероятно, начал так думать из-за одного небольшого инцидента с дядей Эзелфрайдом и его собакой... Ну, или из-за того, что мой отец засунул его в Азкабан на несколько месяцев. Гермиона выглядела бледной и нездоровой. – Мы ведь никогда не исправляли его, верно? Мы злились из-за дурацких предубеждений других людей, но никогда не обращали внимания на наши собственные... Мы сами ничуть не лучше, чем они. – Мы никогда не обращались с Малфоем так, как он обращался с нами! – воскликнул Гарри. – Но мы и не пытались прекратить это по-хорошему, миром! – завопила Гермиона. – И нет, я вовсе не симпатизирую слизеринцам, я считаю, что они высокомерные мерзавцы, но неужели мы должны позволять этому продолжаться? Неужели нет никого, хоть кого-нибудь, кому мы могли бы доказать, что... что... - Она закрыла лицо руками. – Что я верю, что не все они злобные, – прошептала Гермиона. – Может, тогда среди них найдется кто-то, кто перестанет думать о магглорожденных как о грязи. Мерлин, есть ли способ положить конец этой бесконечной ненависти? «Не много людей способны плакать из-за этого», – подумал Драко. Но Гермиона была умной, она замечала то, чего не видели другие, она пыталась привлечь внимание к существующим проблемам и... кажется, это у нее получалось. – Мы больше не видим друг в друге людей, – сказала Грейнджер тихо. – Есть ли в Хогвартсе хоть один слизеринец, которого волновало бы, что я плачу? – Есть, – сказал Драко. Ох, что б меня! Да, у него были гораздо более серьезные проблемы, чем он поначалу думал.
|
