Обратное путешествие по степи.

В Раиме я прожил у гостеприимных медиков несколько дней, в ожидании отправления оказии на линию. Кроме меня в Оренбург возвращались капитан Шульц и еще несколько офицеров. Нам были даны верховыя лошади, 6 подвод для поднятия багажа и провианта и конвой в 15 казаков, под начальством старшаго из пяти офицеров, поручика Топчевскаго. Кроме того, с нами же должны были следовать: жена султана правителя Араслана с свитою и воловий обоз с кампанейскою рыбою.

3-го октября мы выступили из Раима. На другой день Шульц, желавший разыгрывать роль главнокомандующаго, а не простого путешественника, нашел, что Топчевский не способен начальствовать конвоем и составил об этом акт, который и разослал для подписи офицерам. Я не подписался, но прочие офицеры, все молодые прапорщики, не могли последовать моему примеру. Вследствие этого акта, Шульц дал приказ об отрешении Топчевскаго и о личном вступлении своем в начальствование отрядом, как называл он наш скромный конвой.

В приказе все офицеры, кроме меня, были росписаны по дежурствам, а мне было поручено заведовать авангардом, ариергардом, боковыми отрядами и аванпостами, а на ночлеге устанавливать вагенбург. Как ни комичен был этот приказ, но я показывал вид, что исполняю его. С этих пор Шульц ежедневно упражнялся в сочинении приказов, иногда весьма оригинальных, например в таком роде: до сведения моего дошло, что сборища хищных чиклинцев, дюрткаринцев, кара-сакаловцев, чуменеевцев и прочее и прочее рыскают по Кара-кумам, в намерении напасть на наш отряд, потому предписываю всем чинам его принять меры и прочее. Между тем дорогой мы не встречали ни одной посторонней души и следовательно не могли получить ни от кого никаких сведений о сборищах.

Любя развивать свои фантазии при полном спокойствии, — Шульц двигался с своею командою медленно, делая по одному переходу в день, тогда как легкие отряды делают обыкновенно не менее двух переходов, особенно в осеннее время. К счастью холода стояли еще не сильные и мы имели на ночлегах прекрасные дрова из разбросанных по дороге транспортных телег.

13-го октября, когда мы подошли на ночлег к речке Джалавли, казаки привели несколько совершенно голых киргиз, скрывавшихся в камышах. Не зная как к ним отнестись, Шульц поручил их мне. Я сделал словесный допрос каждому по одиночке и из сбивчивых показаний их убедился, что это были барантовщики, пойманные на месте преступления и по киргизскому обычаю раздетые до нога и отпущенные на свободу, и что их должно быть всего восемь человек. Казаки, посланные мною по окрестным камышам, отыскали и привели остальных. Киргизы были страшно голодны, пять суток ничего не ели и только сосали кости палых лошадей, находимых ими по транспортной дороге. Кроме того, они сильно страдали от холода. Мы накормили и отогрели их около костра, но одеть не могли. Не смотря на холод мы сами не имели ничего теплаго и по неволе были в летней одежде. Насытившись киргизы изъявили желание не безпокоить нас более и удалиться, но я не мог их отпустить, потому что, в благодарность за гостеприимство, они наверное бы попытались угнать наших лошадей и привести нас в такое же положение, в каком находились сами.

По неволе пришлось их караулить. Чтобы облегчить в этом случае казаков и по возможности оградить киргиз от холода, последние были посажены в кружок около тлевших угольев, связаны одною веревкою и накрыты общею кошмою (войлоком). Конечно, в таком положении им неудобно было спать, но казаки вовсе не спали, боясь угона своих лошадей. Другая подобная ночь была бы для нас невозможна, а между тем до Уральскаго укрепления, где мы могли сдать подозрительных киргиз, оставалось еще 72 версты, или три перехода. С большими усилиями я убедил Шульца дойти до укрепления в один день, но этот день был крайне тяжел для бедных киргиз. Чтобы отогревать их, я уезжал вперед и по временам раскладывал костры, от которых потом приходилось казакам насильно их отгонять.

В Уральском укреплении мы пробыли двое суток и в это время я ездил в кочевку султана Гали, переведеннаго сюда из Раима дистаночным начальником. Гали зарезал для меня барана и угощал пилавом, кумысом, чаем и прочее. Это было мое первое посещение богатаго киргиза.

От Уральскаго укрепления Шульц решился, по моему настоянию, идти по два перехода в день, так как холода начали усиливаться и делаться весьма ощутительными при недостатке теплой одежды и дров. С нами перекочевывало довольно много киргиз, разодетых по праздничному. У двух киргизок седла были малиновыя бархатныя, украшенныя цветными каменьями, а стремена серебряныя. Киргизы развлекали нас дорогою скачками.

В Карабутаке мы отдыхали целые сутки. Форт был уже окончен; он был построен на крутом, скалистом берегу речки того же имени, в виде редута, три бока котораго имели по 17, а четвертый 13 сажен длины. Вал сложен из местнаго камня и окружен рвом с подъемным мостом. В одном углу вала поставлено орудие, а в другом устроена сторожевая башня. Внутри форта сделаны казармы из привознаго с линии леса. Издали форт походил на рыцарский замок. На ночлеге у переправы через Орь я чуть было не поссорился с Шульцем. При выступлении с ночлега наш вожак заявил, что у него украли ружье. Шульц приказал вожаку осмотреть все подводы, не исключая и офицерских, и когда, исполнив это и не найдя ружья, вожак вернулся, Шульц обвинял его в возбуждении напраснаго подозрения на чинов отряда и приказал его наказать.

Такой шемякин суд возмутил меня до крайности. Не было ни малейшаго сомнения, что ружье украл кто-нибудь из конвоя и спрятал в камышах, с тем, чтобы взять его на обратном пути в укрепление. Объяснив это Шульцу, я просил его отменить произнесенный приговор и не выступать с ночлега, пока ружье не отыщется, а чтобы придать вес своей просьбе прибавил, что относительно личнаго оскорбления, сделаннаго мне осмотром моей подводы, я оставляю за собою право потребовать удовлетворение по прибытии на линию. Шульц извинился, исполнил мою просьбу и ружье было отыскано.