Только не ушло насовсем желание ласки, тлеть внутри, будто угли горячие, пеплом присыпанные, осталось. Невольно гадать Ланс начал: тронет его северянин на этот раз, потреплет по волосам, рукой своей плечо сожмет или же снова одними словами ограничится? Тело натянутой струной казалось, готовой в любой миг то ли дрогнуть, выгнуться под чужими жесткими пальцами, то ли яростно прикосновению воспротивиться.
Юноша уже сам запутался, понять не мог, хочет он касаний этих или напротив желает, чтобы северянин его больше и пальцем тронуть не смел. Только ночами, лаская себя да пытаясь снова пожар в крови потушить, зажмуриваться все крепче стал, чтобы лицо чужое, перед внутренним взором встающее, прочь прогнать.
Но не хотел северянин из головы лансовой уходить. Меньше у юноши работы в месяцы зимние было, пока дороги снегом заметены, больше времени и у Рагнара свободного появилось. Стал он Лансу все больше и больше о землях окрестных рассказывать, карты показывать. Предметы, из стран дальних привезенные, в руках повертеть давал, не боялся совсем, что попортит Ланс что-то или сломает. И на вопросы любые отвечал легко да охотно, хоть и заставлял иногда задумываться и самому ответы искать.
Часто юноша во время тех разговоров взгляды на себе ловить стал, теплые, долгие да задумчивые, улыбку едва заметную, словно только ему предназначенную. А порой казалось, северянина голос, что и без того низким был, в разговорах с Лансом еще глубже да ниже звучал.
Взглядами теми, голосом да улыбкой своей Рагнар его гладил будто или к себе звал, и все чаще и чаще Ланс стал глаза отводить, всеми силами зову тому противясь. Все сильнее ему хотелось не взгляд северянина, но руки его на теле своем почувствовать, и желание это в нем со страхом да злостью боролось. Вскоре все чувства в единое целое переплавились, а Рагнар вел себя так, словно и не происходило особенно ничего. Ни жестом, ни словом мыслей своих не выдавал, даже когда от касания нарочито случайного Ланс всем телом вздрагивал.
Одни только книги и спасали от рук чужих да мыслей непрошеных, часто Ланс в комнате заветной уединялся, свитки перебирал и книги листал. Многие из них совсем непонятным языком написаны были, права была Илва, а в иных письменах будто знакомое что-то угадывалось. Похожа та письменность была то на его родную, а то и на упрощенное письмо северян, и стал Ланс пытаться в книгах тех слова знакомые угадывать.
И к человеку странному, что в комнате с книгами жил, пытался приглядываться, цвету его темному да глазам черным дивился. Пару раз набирался смелости, заговорить с чужаком попробовал, только молчал тот, словно речи и вовсе не понимал, спиной поворачивался, горбился да в угол свой теплый с бумагами забивался. Показалось тогда юноше, что понимать его житель комнаты загадочной ни малейшего желания не имел.
Не утерпел Ланс, у госпожи молодой спросил, кто такой этот человек странный да почему так непривычно выглядит. Глаза расширила Илва, зашептала тихо:
– Из земель он далеких-далеких прибыл, солнце там жаркое и огромное, воды нет почти, потому и высох он совсем да почернел, словно уголь. И оттого мерзнет у нас да болеет постоянно, холодно ему тут.
Сказала да на гостя странного покосилась, проверяя, не слышал ли он шепота ее возбужденного. Потом повернулась вновь к Лансу, совсем близко придвинулась, лицо свое к его лицу приблизила. Труба печи кухонной вдоль стены комнаты проходила, оттого тепло в ней всегда было. Илва накидку меховую в сторону откинула, в одном платье домашнем тонком на шкурах прямо на полу сидела.
Хотел было юноша отстраниться мягко, только понял вдруг, что близость тела женского молодого его и не волнует вовсе, огонь в крови не будит. Напугала его эта мысль, неправильной она была, но Илва ему не дала задуматься, снова заговорила нетерпеливо:
– Ты не подумай, будто он немой или слаб на ухо. Речь нашу он прекрасно разумеет, да только разговаривать с тобой или мной не будет.
Настал Ланса черед на человека странного заинтересованно покоситься:
– Почему же?
Хотела Илва ответить, но не успела – распахнулась вдруг дверь, Рагнар в комнату вошел. Улыбнулся тепло девушке, взглядом глаза Ланса поймал, удержал на мгновение, отчего юноше краска в лицо бросилась, а потом отвернулся да прямиком к жителю комнаты странному подошел, спокойно с ним заговорил:
– Что же, Ал и м, результаты трудов своих мне покажешь?
– Покажу.
Поразился Ланс тому, как вольно и даже свысока будто этот Алим хозяину дома ответил. А Рагнар не обиделся вовсе, спокойно за черным жильцом к теплому углу у печи прошел. Жесту его повинуясь, над столом склонился, и стал Алим ему что-то показывать да тихо-тихо объяснять.
Ланс хотел было, как в детстве раннем, поближе подобраться тихонько, подсмотреть да подслушать, но Илва его за рукав ухватила:
– Не выйдет у тебя ничего, разозлишь только обоих, – и добавила тихо и с волнением: – Многими знаниями Алим владеет, многими тайнами ведает. По звездам судьбы человеческие предсказывает, знает, как сталь ковать оружейную, что в бою не ломается, травы тайные ведает, языкам всем на свете обучен… Да знаниями своими не с каждым делиться готов, только с тем, кого посчитает знаний тех достойным.
Пуще прежнего любопытство в Лансе проснулось, вперил он взгляд в две фигуры, что над столом склонились.
Только Рагнар вдруг тот взгляд почувствовал, голову поднял и снова Лансу прямо в глаза посмотрел. Да так и глядел, взора не отводя, пока юноша, покраснев, опять голову не опустил, радуясь про себя тихо, что редко северянин в комнату заветную заглядывает. И гадая вдруг: была ли насмешка в глазах светлых или почудилась?
Решил Ланс простоем зимним воспользоваться, в комнате с полками книжным от Рагнара укрыться, но куда там: северянин его не отпускал, на советы в дом альда с собой брать начал.
В первый раз Ланс не сразу сообразил даже, что желание его наконец-то сбудется, все в куртку меховую от холода кутался да спину северянина взглядом горящим прожигал, пока они к скале шли. Лишь во дворе широком, пройдя меж великанов-стражников, что в воротах стояли, Ланс о своей мечте вспомнил и обрадовался, что наконец-то дом каменный изнутри увидит. Тут же и про Рагнара, и про томление свое позабыл, головой завертел, пытаясь как можно больше всего разглядеть.
Дом а льда, правителя страны северной, целиком из камня выложен был да наполовину в скалу вдавался, и в скале той комнаты были вырублены, вверх уходящие аж на пять этажей. Прошел Ланс вслед за Рагнаром в прихожую широкую, а затем по проходу прямому вглубь скалы двинулся, в залу большую зашел да в дверях и замер, дивясь потолкам высоким, шкурам роскошным и оружию в золоте с каменьями, что по стенам были развешаны. Не было в зале той ни единого окна, но множество факелов на стенах висело, пламя их ярко все вокруг освещало и на оружии странном бликами играло. Успел Ланс еще разглядеть, что из залы проходов вело несколько в разные стороны, и тут его кто-то в спину толкнул:
– С дороги поди! – и плечом широким юношу к стене самой оттеснил.
Смутился Ланс, взглядом виноватым северянина седого проводил, отца Гринольва в нем узнал. А лвисом его звали, и был он близким родичем альда, старше и прочих мудрее – до седин густых дожил, не погиб в бою, как многие погибали, и потерь среди воинов его всегда очень мало было. И Рагнар о нем с почтением большим и любовью говорил.
Огляделся тут Ланс, хозяина своего выискивая, испугался запоздало, что указаний не получил, где встать ему, как вести себя, но никак среди бледных лиц знакомое лицо найти не мог. Вскинул голову, да взглядом случайно со Сверром столкнулся – северянин на лавке широкой сидел по левую руку от кресла каменного, места, самому альду предназначенного. Отвел юноша взгляд поспешно, боясь внимание хальварда на себя обратить, и тут же Рагнара и обнаружил – тот от кресла того по правую руку замер, за Алвисом сразу, и между ними будто сам воздух от напряжения дрожал – так и не простил старый воин гибели сына другу своему бывшему.
Едва заметно Рагнар кивнул, Ланса к себе подзывая, и тот как раз успел к нему подойти да за спиной у стены встать, прежде чем хальвард седой и старый в залу вошел да в кресло каменное опустился. Затихли все северяне, повинуясь движению руки альда, и первый зимний совет начался.
Не все далеко Ланс в тот первый раз услышал и понять сумел. Хальварды время зимнее даром не тратили, походы будущие обсуждали, предположения высказывали, кто из государей королевств соседних к помощи их прибегать будет да в сроки какие.
Перво-наперво снова о войне против Дорики речь завели: по словам Алвиса выходило, что не по вине северян поход прошлый неудачным был, и король Мерода непременно повторно весною помощи попросит. Тут наконец-то понял Ланс, что ему странным казалось, и дал себе зарок непременно у Рагнара выведать: как так выходит, что король южный воинов северных в армию свою нанимает и в то же время набеги на земли свои от них же безропотно сносит? Задумался юноша глубоко, пытаясь поступкам таким объяснение найти – Рагнар не любил на вопрос отвечать, если знал, что он сам над ответом подумать не потрудился.
Лишь голос Сверра резкий и неприятный его из раздумий выдернул – прислушался Ланс, понял быстро, что северянин опять о набегах на границы южные говорит. Нахмурился, зубы стиснул, гнев стараясь сдержать да хальвардов прочих исподлобья разглядывая. На большинстве лиц равнодушие лишь увидел, а кое-где и улыбки одобрительные, только Алвис да Рагнар недовольными выглядели.
А Сверр с Рагнаром уже вопрос об обеспечении своего отряда обсуждал, сердился, что дядька троюродный вновь ему мало оружия пообещал, только Рагнар будто гнева его и не чувствовал:
– Прошлый год неудачным был, не след нам припасами разбрасываться, – сказал спокойно да на альда взгляд перевел.
Старик кивнул медленно, а Сверр разъярился пуще:
– Больно хитер ты, Рагнар! Запасы твои растрясти если, мне на десять отрядов хватит!
Не выдержал Ланс тут, вперед шагнул:
– Пусты кладовые, хоть вверх дном все перетряси! – и на северянина глянул яростно.
Опешил Сверр от такой наглости, замолк на мгновение. Тишина вокруг повисла, хальварды переглядываться стали огорошенно, а Ланс испугался запоздало – а ну как сын альда и впрямь перед ним все двери открыть потребует? Ланс лучше прочих знал, что благодаря управлению Рагнара умелому у них всего в полном достатке. Вот только костьми лечь готов был, чтобы не дать северянину лишней возможности деревни жечь и монастыри на земле родной громить.
А тут и сам альд на него взгляд свой перевел, глазами светлыми в его глаза уставился:
– А ты кто такой будешь?
Не знал Ланс, куда глаза деть и как ответить, да Рагнар его выручил:
– Управляющий мой, запасами ведает. Правду сказал – в кладовых почитай пусто.
Альда ответ тот вполне устроил, он еще раз кивнул и снова уснул будто, лишь рукой показал, что совет можно продолжать.
А Ланс в тень за спину Рагнара отступил, но только все равно ярость и бессилие Сверра будто кожей всей чувствовал, и чувство то очень приятным было.
Не стал его Рагнар тогда за самоуправство бранить, лишь перед домом самым, когда с совета вернулись, проговорил спокойно:
– Впредь поперек меня в разговор не лезь да рта не раскрывай, пока разрешения не получишь.
Кивнул Ланс, думая про себя, что о словах своих не жалеет ни мгновения единого. Непонятно только было, отчего Рагнар речь его подтвердил, во лжи не уличил?
А северянин к нему вдруг развернулся, в глаза заглянул и ладонь широкую на спину положил. Дернулся юноша – показалось ему, что жар, от нее идущий, даже сквозь мех под кожу пробраться сумел. Только хальвард на этот раз руки не убрал и глаз не отвел, стоял близко-близко, смотрел на него пристально, тяжело, и от взгляда того скулы опять ярким румянцем тронуло. Ланс губу закусил, вырвался и вверх по лестнице бросился, снова гадая: смеялся над ним Рагнар, или померещилось?
Юноша едва сердце успокоить успел да гнев унять из-за смеха, что вновь в глазах северянина ему почудился, а Рагнар его уже опять к себе вызвал. На сундук указал, сам за стол сел, локтями в тот стол уперся, подбородок на сложенных пальцах устроил и спросил с любопытством явным:
– Ну, что про альда нашего да про прочих воинов думаешь?
Удивился Ланс такому вопросу, голову вскинул, в глаза северянина посмотрел недоверчиво: почуял вдруг, что всерьез Рагнар его мнение спрашивает. А еще понял, что ждет от него хальвард ответа прямого и честного.
Помолчал, с мыслями собираясь, да и выпалил как на духу:
– Стар ваш альд стал, стар и слаб, уже и не слышит почитай ничего.
Покосился на Рагнара испуганно, гнев в глазах серых выискивая, но лицо северянина спокойным осталось. Хальвард лишь кивнул одобрительно: продолжай, мол. Тогда только юноша мысль, его тревожащую, проговорил:
– Помрет он скоро поди, Сверр во главе страны вашей станет, что тогда делать будете? Бесчинства да самоуправство его терпеть?
Усмехнулся Рагнар вдруг:
– Об этом тебе горевать не следует. Власть у нас не к сыну старшему, но к старшему мужчине в роду правящем переходит. Алвису, отцу Гринольва после смерти альда нынешнего правителем быть, нескоро еще Сверр в кресло каменное усядется.
Подивился Ланс закону такому, помолчал немного да второй вопрос невпопад задал:
– Скажи, почему наш король северянам земли приграничные разорять позволяет?
Не сразу ему Рагнар ответил, посмотрел неожиданно ласково и как будто сочувственно да проговорил мягко:
– Выгоду он с того свою имеет. За меньшую цену, чем прочие государи, отряды наши нанимает, границы свои в иных местах расширяет. Мерод – большая страна, несколько деревень разоренных и не ущерб вовсе.
Вновь Ланс монастырь сожженный вспомнил, на ноги вскочил, пальцы в кулаки стиснул, прошипел зло:
– Неужто жизнь человеческая для королей такую малость значит?
– А сам ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Рагнар, и снова в глазах его Лансу насмешка проклятая почудилась.
Вперил он взгляд горящий в северянина, проговорил с тихой злобою:
– Чего ты от меня хочешь? Зачем насмехаешься?
А Рагнар вдруг поднялся, к нему шагнул, встал так близко, что пришлось Лансу голову вверх вскинуть, чтобы глаза северянина видеть по-прежнему. А во взгляде Рагнара насмешка нежданным теплом сменилась:
– А чего от меня хочешь ты? – и ладонью легко вдруг скулы да щеки коснулся.
Вздрогнул юноша, отстранился было, но тут же руку другую на поясе ощутил – не пускал его северянин, ответа добиться хотел. Только от близости хальварда, от взгляда его потемневшего в мыслях все перепуталось.
– Я не… – пробормотал наконец тихо, да Рагнар его больше не слушал.
Притянул юношу ближе, к себе прижал и поцелуем губы накрыл. Замер Ланс, дышать перестал, слышал только, как сердце в груди бьется птицей испуганной, на волю рвется. А потом выдохнул тихо, рот приоткрыл и беспомощно за плечи широкие уцепился.
Обнял его Рагнар крепче, обещая словно, что не отпустит, рядом с собой удержит, поцеловал глубже, ладонями широкими от плеч вниз по спине прошелся. Прогнулся Ланс, теснее к груди чужой прижался, зажмурился и пальцы в волосы светлые нерешительно вплел, ответить на поцелуй неумело попытался. Свободно себя Рагнар целовать позволил, а потом вдруг легко губу нижнюю прикусил. Ланс застонал слабо от ласки нежданной и острой, всем телом вздрогнул, едва не упал, благо руки большие держали крепко.
– Идем.
Потянул его за собой северянин куда-то, послушно Ланс следом пошел, ничего, кроме глаз серых, не видя, и ничего, кроме голоса тихого, не слыша. Но через несколько шагов встал упрямо, на себя хальварда потянул и снова в плечи вцепился, бездумно стал с тела его одежду срывать, до кожи горячей руками и губами добираясь. Засмеялся Рагнар тихо, губами губы юноши поймал, но вскоре опять отстранился, из одежды многочисленной Ланса выпутывая – мерз он, не мог в одной рубахе да жилете теплом по дому ходить. Только теперь юноша холода вовсе не чувствовал, в горячих касаниях рук и губ потерялся, в мыслях своих перепутанных заблудился.
Рагнар же его спиной на постель уложил, руки над головой запрокинул, навис сверху, телом тела едва касаясь, заставляя Ланса гнуться нетерпеливо в безуспешной попытке теснее прижаться. Оттого, что не мог юноша сам, по воле своей, северянина коснуться, каждая ласка его будто огнем обжигала, с каждым новым прикосновением заставляя все большего и большего желать.
– Пусти, – в губы ему Ланс обиженно выдохнул.
Да Рагнар не послушался, по-прежнему запястья его удерживал, свободной рукой по груди и животу скользнул, пах ладонью накрыл да легко сжал.
– Не пущу, – прошептал в самое ухо тихо.
И после того уж ласкать начал мягко и будто нарочно медленно, а сам все взгляда темного от лица юноши не отрывал. Мог Ланс лишь губы кусать, выгибаться, в руку чужую толкаться беспомощно да в глазах темно-серых, как в книге раскрытой, читать: и желание, что Рагнар сдерживал долго, и нежность странную, и насмешку мягкую – ничего не мог сейчас северянин от него скрыть. И открытость эта нежданная больше вина любого Ланса пьянила, сильнее ласки любой будоражила.
Быстро миг удовольствия наступил, выгнулся юноша, застонал громко, успел лишь почувствовать, как Рагнар тот стон губами своими поймал, улететь не дал. Да руками, что вдруг свободными оказались, крепко северянина обхватил.
В себя пришел, видит – лежит хальвард рядом на боку, на локоть опирается, им откровенно любуется. Смутился юноша, пробормотал вдруг, не подумав:
– Сердиться жена твоя будет.
Удивленно Рагнар на него посмотрел:
– Жена? – И тут же в глазах серых понимание весельем засветилось: – Ты об Илве сейчас говоришь?
Кивнул Ланс, а северянин голову наклонил к нему да спросил:
– А с чего ты решил, что Илва жена мне?
– Как же, – Ланс на него поглядел растерянно, с мыслями собраться пытаясь, только мысли те разбегались упрямо в стороны разные: – Все в доме и в городе ее хозяйкой и госпожой кличут, слушаются беспрекословно, видел я, как ты обнимал ее ласково… и она тебя любит, – почувствовал Ланс вдруг обиду нежданно острую, отвернулся было, да Рагнар пальцами жесткими его за подбородок ухватил, на себя смотреть заставил.
– Дочь она мне, – проговорил серьезно и мягко. – Мать ее родами умерла, одна она у меня госпожа да хозяйка, и другой в этом доме никогда не будет.
Глянул Ланс в глаза хальварда серьезные, понял, что не лжет ему Рагнар, смутился вконец да от смущения вдруг северянина оттолкнул, на спину опрокинул и верхом на бедра его уселся.
– Теперь ты меня не трогай! – потребовал строго и тут же руками заворожено по груди широкой провел.
У северянина только бровь вверх дернулась, улыбнулся Рагнар открыто, руки картинно за голову убрал, устроился поудобнее, глаз от Ланса не отрывая. И понял юноша в тот момент, что никогда себе не простит, если не отплатит северянину местью страшной…
Совсем темно за окнами было, когда Ланс наконец-то в руках горячих удовлетворенно свернулся. Рагнар легко плечо его поцеловал, в одеяла закутал да к штанам своим потянулся.
– Спи, – тихо проговорил да вышел.
– Не хочу я спать, – пробормотал было Ланс ему вслед и тут же уснул.
