Глава 24. Сознание резко вторглось в размытый морок сна, и сон испарился, не оставив даже намека на то, о чем он был.

 

Сознание резко вторглось в размытый морок сна, и сон испарился, не оставив даже намека на то, о чем он был.

Ощутив под собой мягкую тканевую поверхность, Сандра, было, испугалась, но быстро сообразила — это всего лишь кровать. Но ведь она засыпала на полу... Она точно помнит, что...

– Твою мать! – судорожно зажав рот руками — какими–то непривычно, сладко–тяжелыми руками — Сандра прокрутила в голове все события этой ночи.

Нет, не было. "Этого" — не было. Они просто целовались. Очень долго, чувственно, нежно... Но рокового поступка она не совершила.

Идиотка! Как она посмела только посягнуть на него? Чем она думала?! А он – почему он вдруг?.. Ведь он любит Кристину, он сам столько раз говорил об этом!.. Хотя, если начать вспоминать, со времени ее обитания в этом доме он ни разу даже и не упомянул о ней. Тогда...

Нет! Глупо, глупо! Сандра, ты снова утягиваешь себя в ту же обманчивую бездну! Признание, поцелуй, скорпион — все это уже было. Второго раза она просто не переживет. И ночью, когда он смотрел в ее глаза — он ведь наверняка не видел. Кругом была кромешная тьма, он просто их не разглядел, поэтому...

Но, Великий Будда, как же это было прекрасно.

Как она благодарна ему. Впервые в жизни она почувствовала себя человеком, которого любят. Как это прекрасно.

Не обращая внимания на сопротивление тела, Сандра встала, быстро оделась и вышла из комнаты. Ее встретила пустота и тишина. В доме никого не было. Все еще осторожничая с ногой, она обошла все комнаты.

Нет. Нигде.

Тем лучше. Не нужно ничего объяснять. В гостиной она оторвала листок со стихами, поставив его на пюпитр, уложила блокнот в сумку, и, сделав низкий поклон в пустоту, вышла к озеру.

Лодки не было.

– О нет. Нет–нет–нет, только не это. Как я смогу... черт! – в ужасе Сандра начала метаться по берегу, но путь к выходу был лишь один — через озеро.

Он оставил ее здесь. Специально. Она ведь так его раздражала, все время лезла к нему в душу и прочее — а тут такая возможность избавиться. Он ведь тоже убийца, это — просто холодный расчет. Она не сможет переплыть озеро, и, через некоторое время, сидя в этой каменной ловушке, умрет либо от страха, либо от голода.

Но как он мог так поступить? Ведь, эта ночь, и их отношения за последние недели... Или он просто усыплял ее бдительность, чтобы...

А вдруг он — один из ее врагов?! Тогда все сходится! Ее почти невозможно победить в бою, поэтому они решили действовать по–другому! Тогда, получается, и Морель, и Кристина, и даже "дарога" этот — все из одной группы! И все это было уловкой, чтобы поймать ее и убить!

Ругая себя от собственного бессилия, Сандра опустилась на холодный даже через ткань брюк "берег". А может, все же, попробовать переплыть? Протянув дрожащую руку, Сандра едва коснулась кромки воды, и тут же с криком отдернула ее. Нет, она не сможет переплыть озеро! Она слишком боится воды! Проклятье!..

 

***

 

Он еще издали увидел лежащую на берегу крошечную фигуру, сжавшуюся в комочек и трясущуюся. Сделав несколько больших взмахов веслом, Эрик спрыгнул на берег, не дожидаясь, пока причалит лодка, и кинулся к ней.

– Сандра! Сандра, что случилось? Что с тобой? – он бережно взял ее за плечи, явственно слыша глухие всхлипы. Она тут же кинулась ему на грудь и разрыдалась.

– Я д–думала... Я дум–мала, что т–ты... Меня здесь оста–авил!.. – говорила она сквозь рыдания, прижимаясь к нему. Эрик осторожно взял ее на руки и, внеся в дом, усадил в кресло у камина, накрыв пледом, а сам опустился рядом на колени.

– Глупая. С чего ты это взяла? – мягко спросил Эрик, убирая с ее лица спадающие на него пряди.

– Я... я...

– Подожди, я принесу тебе горячий чай — ты замерзла...

– Нет! – Этот крик был настолько внезапным и отчаянным, что Эрик вздрогнул от неожиданности.

– Нет, пожалуйста, не уходи никуда. Я... не оставляй меня, – из под очков выкатились две большие слезинки и руки в кашемировых перчатках неуверенно потянулись к нему. Мужчина притянул ее к себе, обняв. Сандра продолжала всхлипывать, обвив руками его шею.

– Прости меня. Я тебя напугал? Я думал, что успею вернуться до того, как ты проснешься — у меня были кое–какие дела. Я думал, ты опять проспишь до полудня, – в конце мужчина мягко рассмеялся. У него был такой теплый смех, – Ты ведь раньше часа дня не вставала...

Сандра резко вскинулась и поцеловала его. Затем так же резко встала и буквально бегом кинулась в столовую, к шкафчику со спиртным. Эрик пошел за ней.

– Где-то здесь был коньяк, – дрожащим голосом промямлила женщина, просматривая и переставляя бутылки. Наконец, обнаружив небольшую пузатую бутылочку, она открыла ее и сделала несколько глотков прямо из горлышка.

– Да что с тобой творится? – непонимающе воскликнул Эрик, сделав несколько шагов по направлению к женщине. Сандра медленно повернулась к нему.

– Я не знаю. Я запуталась. Я не знаю, что мне делать. Понимаешь, – она старалась не смотреть на него, поэтому обратила взгляд на бутылку, которую все еще держала в руке.

– Понимаешь, я запуталась. То, что было вчера... Так не должно было быть. Я ни о чем не жалею, более того я благодарна тебе – я впервые почувствовала себя... любимой. Но ты... Ты ведь меня не любишь. Ты любишь Кристину.

– Сандра... – попытался было вставить мужчина, но Сандра его прервала.

– Не перебивай меня, пожалуйста. Такая любовь так быстро не проходит. А я не согласна на меньшее, чем настоящая любовь. Поэтому мне лучше уйти.

На некоторое время воцарилась тишина. Сандра продолжала смотреть на переливающуюся янтарную жидкость в бутылке и жалела, что так много выпила, потому что сознание уже начало мутнеть, и соображалось туго. Почему он молчит? Хоть что–нибудь сказал бы... Хотя молчание — знак согласия, верно? Или, может, нужно еще что-то сказать?

– Я ведь встречалась с мадемуазель Даае. То есть, де Шаньи... Не важно! И она мне все рассказала. Ты ведь был не просто влюблен — ты буквально сходил с ума от любви к ней. Такие чувства не могут просто так взять и испариться. Кроме того, Кристина говорила мне, что осознала свою ошибку, осознала, что предала тебя, что поступила неправильно. Так что она скоро вернется к тебе, и вы будете счастливы, а мне нужно уходить. Потому что если я не уйду сейчас, я уже не смогу. Мне уже будет тяжело, ведь я... я люблю тебя, я уже говорила, да... и... Вот, – женщина тяжело выдохнула и развела руками.

Снова тишина. Ее прорезает его металлический голос.

– Ты закончила?

– А... Ну да, я все сказала, – тихо промямлила Сандра, вся сжавшись. Когда мужчина уже собрался что-то сказать, женщина резко воскликнула:

– Только не обижайся. Я не хотела тебя обидеть. И не сердись. Пожалуйста.

Эрик тяжело выдохнул. Это все усложняет.

Он не мог сейчас с уверенностью сказать, что он не любит Кристину. Но... любовь к ней сейчас свелась лишь к воспоминаниям, к моментам, когда она была рядом. И было еще что-то сродни какому–то теплому отцовскому чувству. Кроме того... Нет, лучше сказать. Она очень много думает. Много лишних мыслей. Он понимает, он и сам такой. Это из–за постоянного недоверия и враждебности окружающих. Но лучше сказать ей.

– А теперь послушай меня. То, что было вчера, было душевным порывом, но это не было случайностью. Ты даже не представляешь, что я испытал вчера. Что я испытываю за все это время. Впервые в жизни женщина поцеловала меня — по–настоящему поцеловала! — по собственному желанию. Эрика никто никогда не целовал, до Эрика даже дотрагиваться боятся! Только Кристина, но Эрик больше, чем уверен — она сделала это по доброте душевной, а не от любви к Эрику, а ты.. Ты говоришь, что любишь меня! Меня! – голос мужчины вместо строгого приобрел какой–то щемящий, мягкий оттенок, – Признаюсь, я поражен всем тем, что произошло со мной за время нашего знакомства. Я никогда не встречал подобных тебе, люди себя так не ведут — как ты. Может быть, это связанно с твоей национальностью — я не был в Японии, и не знаю, какие там люди. Но ты... Ты не испугалась моего лица! Даже моя мать, даже она не могла смотреть на меня без страха! И Кристина... Она говорила, что не боится лица Эрика, но она боялась – я видел, я понимал. А ты... Ты единственная, кто смог увидеть во мне человека, Сандра.

Женщина стояла, смотря в пол и постукивая бутылкой по бедру.

– Но... как же Кристина? Ведь она осознала...

– Кристина уже сделала свой выбор. Быть может, настало время и мне сделать свой.

 

***

 

После этого разговора Сандра старалась не отходить от Эрика дальше, чем на полметра. При этом она упорно молчала, лишь иногда отвечая на какие–то бытовые вопросы.

За завтраком Сандра вызвалась приготовить кофе, и долгое время вела неравную борьбу с кофемолкой, которая так и норовила выскочить из рук. Эрик, наблюдая за ней, понимал, что она будто открывается ему заново. Что он видит то, на что раньше не обращал внимания. Например, он только что понял, что она становится крайне неуклюжей и растерянной, когда не знает, как себя вести. А она не знает.

Когда страдания с кофемолкой были закончены, Сандра, приступив к варке, внезапно начала рассказывать Эрику о напитках в Японии. Это тоже из–за нервов. Она начинает говорить короткими и малоинформативными предложениями.

Например, кофе у них не пьют совсем, напиток привезен из Европы и еще не вошел "в оборот". Есть нечто, немного похожее на кофе — Мугитя, его готовят из обжаренных злаков пшеницы и ячменя и пьют холодным. Основным напитком в Японии является зеленый чай. «Ну ты, конечно же, слышал об этом», – немного виновато вставляет она. От чая Сандра плавно перешла к рассказу о традиционной чайной церемонии, а затем просветила мужчину на тему спиртного, более всего выделив Сётю — "жженое вино". Эрик слушал немного отвлеченно, больше отмечая то, как она рассказывает. И как пытается замять утреннее напряжение.

Завтракали они тоже молча.

– Чем ты собираешься заниматься? – тихо спрашивает она после.

– Я хотел заняться сочинительством, – спокойно ответил мужчина.

– Я могу поприсутствовать?

Может ли? Что ж, с учетом того, что он хочет излить на бумагу чувства, связанные именно с ней... А на чем она не может присутствовать — теперь?

– Да, конечно, – отвечает он и тут же добавляет с долей сарказма. – Разумеется, с учетом того, что ты будешь молчать.

 

***

 

Он сидел за органом, а Сандра смотрела на него и завидовала. Завидовала клавишам. Как можно быть неодушевленными после того, как он к ним прикоснулся? В его прикосновениях было что-то сокровенное и одновременно — невероятно чувственное. И музыка, льющаяся из его пальцев, из его души — была не просто прекрасна. Это были не обычные, утвержденные стандартами музыкальные построения, формы, выработанные на протяжении столетий. Это была квинтэссенция чувств и эмоций, квинтэссенция звуков и человека. Необдуманная, но желанная фраза вырвалась из нее, оставив за собой пронзительную тишину, нарушаемую лишь смазанным диссонансом клавиш, что он случайно нажал:

– Сыграй мне своего "Дон Жуана".

 

***

 

Он не хотел ей играть. Не смотря на то, что она говорила ему еще тогда, в своем кабинете, он не хотел. Это была музыка, не предназначенная доя людей. "Торжествующий Дон Жуан" — это его личный ад. Его боль, его отчаяние, его страдания. Он сам, целиком, со всей тьмой и грязью его души, был в этой музыке.

Но она просила, раз за разом повторяя только эти два слова: «Сыграй мне». Эрик пытался сопротивляться, отговаривал, но она все просила. Он настолько разозлился этой ее детской настойчивости, что крикнул:

– Хочешь услышать ад?! Слушай!

Он сыграл ей. Она слушала молча, кажется, даже не двигалась — хотя, он не мог смотреть, его чудовищное творение захватило его с головой. Он играл, играл, и границы между реальностью и музыкой стирались. Он начал проваливаться в бездну, созданную им самим, и в этот момент он почувствовал, как на плечи легли непривычно–холодные руки. И она продолжала стоять, обнимая его, пока он не доиграл до конца.

Она сказала лишь одну фразу. Фразу, которую он мечтал услышать, но не смел надеяться... Ведь это почти невозможно — через все это разглядеть его настоящего...

– Теперь я знаю тебя, и ты — прекрасен.