Глава 25. Сандра лежала, уставившись немигающими глазами в потолок

 

Сандра лежала, уставившись немигающими глазами в потолок. На каминной полке догорала свеча — единственный источник света. Как он живет здесь — без окон, в полной темноте? Неужели ему не страшно — находиться во тьме и полном одиночестве, так глубоко под землей, без солнечного света? Нет, ему страшно. Но солнечного света и тех, кто под ним, он боится еще больше. Все эти люди... Неужели ни у кого не хватило смелости заглянуть дальше его лица? Совсем ни у кого? Как можно, ведь он такой... необыкновенный. Она рывком села на кровати.

«Что мне теперь делать?..»

«Я должна спасти его. Спасти от этой тьмы. От этой боли. От этого черного отчаяния, в которое он погружался на протяжении всей своей жизни. У меня может получиться, я уверена, что есть шанс, просто... просто он сам должен поверить в то, что он — такой же человек, как и все. Нет, не так — он не такой же, он другой, совершенно другой, уникальный, но именно это — и есть его главное достоинство. Дело не в его внешности, совсем не в этом, ему просто нужно понять. Дело в его душе. В этой ожесточенной, запуганной, истерзанной, больной, но такой нежной и прекрасной его душе...»

Встав с кровати, Сандра уверенно направилась к двери. Но, выйдя из комнаты, она запнулась обо что-то. Взглянув вниз, она так и осталась стоять, широко открыв глаза от удивления.

– Что ты здесь делаешь?

Эрик будто ее и не слышал. Сидел, положив голову на сложенные на коленях руки. Сандра осторожно присела рядом, и, тронув его за плечо, тихо позвала снова. В ту же секунду он встрепенулся, словно вспуганная движением птица, весь напрягся, но головы так и не поднял.

– Эрик, что с тобой?

Послышалось глухое, едва различимое "ничего", и снова тишина.

– Эрик... Тебя что-то беспокоит? – не дожидаясь ответа, женщина продолжила. – Расскажи мне. Поверь, станет лучше. Нельзя вечно держать все в себе, – при этих словах он как-то сжался, после чего затрясся мелкой дрожью.

– Я пытаюсь проснуться, – глухо произнес мужчина через некоторое время, чуть приподняв голову. – Это все — лишь очередной сон. Жестокий, изощренный морок моего больного сознания. Это должно когда–нибудь закончиться. С Эриком не может произойти такого в реальной жизни. Все это — просто предсмертный бред...

– Нет, я вполне реальна, – шутя заметила Сандра и, словно в доказательство сказанного, взяла его за руку. За эту холодную, тонкую музыкальную руку. Тут же он кинулся на нее и сжал в стальных, отчаянных объятиях.

– Эрик!.. Эрик, все хорошо. Все будет хорошо, Эрик, я здесь, я не уйду, – Сандра осторожно гладила его по голове, прижимаясь к нему.

– Дорога возникает под шагами идущего, так ты говорила? – внезапно спросил он. Голос звучал глухо и как-то растерянно.

– Да. Так.

Он уткнулся ей в плечо и сжал еще сильнее.

– Мне тоже страшно, – голос ее был неожиданно тихим и дрожащим. – Но я думаю, что вместе мы... могли бы преодолеть все страхи... – она попыталась отстраниться от него, но он держал ее крепко. Тогда Сандра осторожно коснулась его лица рукой. Он был без маски – видимо, из–за этого прячет лицо.

– Эрик, посмотри на меня.

Он долго колебался, но, наконец, отстранился и посмотрел на нее. В ее лице по–прежнему ничего не менялось – в нежном взгляде ее эбеновых глаз не было ни тени страха или отвращения. А она наверняка и не осознает, насколько она прекрасна – особенно сейчас. Он мог бы ей сказать об этом, если бы знал, как делать женщинам комплименты...

А Сандра уже все решила для себя. Она его любит – действительно любит – и хочет, чтобы он почувствовал себя любимым. Осторожно взяв его лицо в свои ладони, она приблизилась и мягко поцеловала его.

В ту же секунду он снова прижал ее к себе, углубив поцелуй, но там, где раньше чувствовалось отчаяние, она ощутила желание и страсть. Это был не просто поцелуй – это был настоящий взрыв. Он обнимал ее, проводил холодными пальцами по лицу, зарывался пальцами в ее мягкие волнистые волосы... Он отпустил ее только когда понял, что ей не хватает воздуха.

– Эрик, – он напряженно посмотрел на нее, ожидая, что она скажет. А женщина забыла все слова на свете, потому что перед ней были его прекрасные глаза, и он сам, и разве есть в мире что-то, кроме него?

– Эрик, я люблю тебя, – прошептала она.

И он будто проснулся. Взгляд стал ясным и осознанным, а через мгновенье – напуганным, он разжал объятия и резко встал.

– Я... ты... Уходи. Иди к себе. Ты... не понимаешь, что делаешь, ничего не понимаешь... Иди к себе и запри дверь, – напряженно сказал он, направившись к себе.

– Нет! – Эрик ощутил резкую боль в руке, и, обернувшись, увидел, как она буквально пронзила кожу, вонзившись пальцами в его запястье.

– Ты все время уходишь! Все время пытаешься сбежать от чего-то! Неужели ты не понимаешь, что ты, в первую очередь, бежишь от себя? Бежишь, потому что не хочешь разбираться в себе, боишься принести себе еще больше боли, расковырять старые раны!.. Но вечно убегать от себя не получится. Рано или поздно придется остановиться и понять, в чем ты ошибся!

– Я ошибся?.. – пораженно переспросил Эрик.

– Да, ты – ошибся! – прокричала женщина. – Ты ошибся в отношении к самому себе! Тебе внушали, что ты – монстр, а ты, вместо того, чтобы доказать обратное, и рад согласиться! Конечно, намного проще сказать: "Да, я монстр, во мне нет ничего человеческого, ах, как я несчастен!", и всю жизнь считать себя изгоем, чем что-то доказывать!

– Ты не права! – яростно воскликнул мужчина, вырываясь из ее хватки. – Я всю жизнь пытался ужиться рядом с людьми, выжить, как-то с ними сблизиться – хоть с кем–нибудь из них! Но в ответ я не получал ничего, кроме ненависти и страха! Они боятся меня, даже когда я в маске... Никто не видит в Эрике человека!..

– Потому что Эрик сам не видит в себе человека! – воскликнула Сандра, и глаза ее загорелись злобой. Злобой на него. Но ведь Эрик пытался... Пытался увидеть в себе человека. Но не смог... Как можно увидеть человека в чем–то настолько уродливом, мерзком... Будто слыша его мысли, женщина вновь воскликнула:

– Прекрати говорить о себе в третьем лице! Прекрати себя ненавидеть! Пойми наконец, что ты достоин любви и человеческого отношения к себе, как и любой другой! Все мы встречаем плохих людей у себя на пути, у кого–то их встречается слишком много. Но не все же люди на земле – злые и бесчувственные свиньи? Я могу назвать по меньшей мере пятерых людей, которые приняли бы тебя, как равного себе! И это только мой узкий круг общения! – голос ее дрожал, но глаза горели несгибаемой верой в произнесенное. Ей хотелось, очень хотелось, чтобы он сейчас же, сию секунду перестал себя ненавидеть, но как он мог? Как можно себя не ненавидеть, когда ты такой, какой ты есть?

– Сандра...

– Почему я могу тебя любить, а ты себя полюбить не можешь?

Бедная девочка. Она и без того достаточно натерпелась в жизни, чтобы теперь еще и с ним разбираться. Но ведь она так хочет помочь, это видно... Казалось бы, такая взрослая – он ведь старше ее лет на семь от силы – и такая глупая и наивная... странная, чистая... непонятная...

В этот момент она резко вздернула голову и как-то странно на него посмотрела. Не злобно, не обиженно... странно. На него никто никогда так не смотрел.

Он не понял, как быстро сократилось между ними расстояние – как она его сократила, шагнув к нему; как руки ее обвили его шею, каким требовательным, настойчивым и непривычно-чувственным был поцелуй. В глазах ее ясно читалась одна, только одна мысль или эмоция, Эрик так пока и не понял, что это...

Тем временем Сандра взяла его руки в свои и положила себе на талию, прижимаясь к нему все плотнее, проникая руками под рубашку, прикасаясь так нежно и так чувственно... Внутри она просто сгорала от стыда, но впервые в жизни она чувствовала, что хочет быть рядом с кем-то так близко и так сильно. Это чувство причиняло почти физическую боль, разливаясь непонятным теплом по всему телу, потому она все больше тянулась к нему, а он... он из последних сил старался как-то отстраниться, как-то сдержать себя. Но разве он мог – теперь, когда она так невероятно близко, когда он своими ледяными руками смерти очерчивает контуры ее тела, когда их дыхание буквально слилось в одно? Как он допустил, почему не заметил, что она подобралась так невозможно близко к нему и его "проблемам", как буквально срослась с ним, ведь он старался держать ее на расстоянии? Потому что не ожидал. Ничего подобного не ожидал, никогда. Это ведь что-то за гранью реального: женщина сама приходит к Эрику и говорит, что любит его. Такого ведь не может быть, не могло... Но это так.

Он понял, что ей тяжело стоять – ведь нога так и не зажила до конца – подхватил ее на руки и отнес в комнату. Положив ее на кровать, он хотел уйти – последняя попытка это остановить – но она опять до боли сжала его руку, потянула на себя... Он целовал ее лицо, шею, руки, грудь, не упуская ни сантиметра ее кожи, находясь в каком–то сладостном опьянении, будто под гипнозом. Она тихо шептала его имя, а потом поймала его руку и поцеловала в центр ладони, так нежно и трепетно... Он вздрогнул, как от удара током, а она приблизилась к нему, провела рукой по его лицу и тихо объяснила, что на востоке центр левой ладони – место средоточия души. Получается, она поцеловала его душу... Это был предел. Он снова набросился на нее, нервными, торопливыми движениями срывая одежду, не разрывая поцелуя, не отпуская ее не на секунду... Ее неожиданно тонкий возглас, совсем не похожий на ее голос... Мягкие, осторожные, но быстрые движения, чувства, обострившиеся до предела, ее отрывистый шепот, живущий только его именем... Женщина... по своей воле... ни один человек, никогда... а она любит его, Эрика... Ему казалось, что все вокруг сверкает от ослепительного света, а еще казалось, что нет в мире ничего, кроме них. Только они – и пустота, и это было так прекрасно, так непередаваемо... Дело было не в долгожданной разрядке, которую получило тело спустя столько лет, не в накатывающей все сильнее и сильнее волне, грозящей разбить его – и ее вместе с ним – ведь она останется с ним... Вся суть была в их единении – в абсолютном единении тела и души двух любящих людей. Двигаться, чувствовать, испытывать – в одновременности, как единый организм, неразделимый и оттого еще более прекрасный... Она плакала, но она сказала, что плачет от счастья, что это от того, что ей сейчас слишком прекрасно, что так прекрасно не было никогда. И он чувствовал себя таким счастливым сейчас, с ней, возле нее. Да, он человек – он любим, он, уродливый Эрик! И он не уродливый – она говорит так, говорит, что он прекрасен... Неужели это все – действительно не сон?

Когда все было кончено, она сильно прижалась к нему, и ему показалось, будто она хочет к нему прирости – прижалась, уткнулась носом в грудь и, улыбаясь, уснула. А Эрик еще долго лежал, рассматривая ее и ощущая ее, прислушиваясь к самому себе, осознавая это впервые познанное чувство... взаимная любовь.