Глава 14. Ох, чуяла Наташка, что не стоило сегодня идти на работу, но отпуск не может продолжаться вечно, а погубить фирму только потому

Ох, чуяла Наташка, что не стоило сегодня идти на работу, но отпуск не может продолжаться вечно, а погубить фирму только потому, что не желаешь выслушать мужчину, который – видать, от удара по голове, а иначе с чего еще? – признался ей в любви, не самое лучшее решение. Да тут еще и Ливнёв со своими намеками: мол, новый сисадмин просто свел с ума женскую половину коллектива. И что скоро они его так откормят на домашних пирогах, что он в дверь с мылом не протиснется. Наташка не ревновала!!! Нет!!! Какое ей дело до личной жизни какого-то... ну почему нельзя его кастрировать?! Наташка попыталась представить Витьку на жертвенном столе, а себя с тесачком в руках и маньячным блеском в глазах, только фантазию понесло не туда... вот почему он возникал в ее мыслях, привязанный за руки и за ноги к кровати, возбужденный и глядящий на нее горящими от страсти глазами, – озабоченная фантазия, мать ее.

 

Наташка была уверена, что время появления Витьки в ее кабинете зависит только от того, как скоро «сарафанное радио» донесет о ее присутствии. А так как «рассадник счастья и брачных уз», которым являлась фирма, горел, нет, жарко полыхал страстным желанием затянуть в свои ряды любого, кто еще не вкусил этого «неземного блаженства», то у нее только пара минут, ну, или чуть больше, прежде чем ее «ученик» ворвется сюда.

Дверь хлопнула, но вместо Витьки в кабинет вошла расстроенная Олечка.

– Наталья Валентиновна, я облажалась, – виновато пробормотала она.

– Что, так сильно? Что-то не так с контрактом на печи?

– Нет, там все в порядке, это из-за нового сисадмина. – Секретарша помялась, а потом выпалила: – Он недавно триппер поймал.

От этой фразы у Наташки наступило невероятное просветление в мозгу, и однажды пытавшееся прорваться воспоминание всплыло во всей красе.

– Он вылечился? – осторожно спросила она, хотя и не думала, что Витька пошел искать приключения с триппером, но кто их, озабоченных бабников, знает, даже резинка не дает полной гарантии.

– Да, давно, с пару месяцев уже, – в голосе Олечки слышалось облегчение.

– Ну, если он здоров, то о чем говорить? Надеюсь, наука пошла ему впрок, – как можно безразличнее произнесла Наташка, хотя внутри как-то сразу полегчало.– Иди работай.

Не успела она вникнуть в документы, кучей громоздившиеся на столе (а чего ожидать, когда вместо работы в «прятки» играешь?), как дверь опять хлопнула.

– Оль, дай разгрести эту кучу, потом поговорим о сисадмине.

– Интересно, что вы обо мне говорили? – Витькин голос резко оторвал ее от работы.

Наташка взглянула на него. Красив, подлец, а глаза... он просто пожирал ее глазами. Девушка была уверена, что от того, чтобы рвануть к ней и схватить в объятия, его удерживает только неуверенность в ее реакции. Только знак с ее стороны, малейший призыв, признак согласия – и ему будет плевать на то, что дверь открыта, что секретарша или еще кто-нибудь в любой момент могут войти. Когда Наташка осознала это, страх опять сковал ее, страх, что то, что она увидела в его глазах – просто озабоченность молодого темпераментного мужчины. Что слова любви ничего не значат, просто красивая упаковка обычной похоти. И Наташка выпалила:

– Мы говорили о сисадминах, настолько неразборчивых в связях, что лечат триппер. Значит, тогда в КВД я оказалась права?

Так унизительно было стоять, не зная, что сказать. Оправдываться? Глупо. Да и поверит ли? А сам бы он поверил? Не факт.

- Я ступил, но я и не говорил, что идеален. У каждого есть свой скелет в шкафу.

После этих слов Наташка поняла, что Витька откуда-то узнал о том, что с ней случилось. Кроме Мишки и Ливнёва, подробностей не знал никто, слухи – да, а тут попахивало не слухами. Ливнёв исключался, тогда...

– Стало быть, Мишаня распустил язык, – зло сказала она. – Ну что, вдоволь посмеялся над моей глупостью? Да только пользы тебе от этого не будет!!! Еще один альфонс мне ни к чему!!!

– Я не смеялся! – крикнул Витька, шагнув к девушке.

– Извини, наверное, тебя просто затошнило от меня. – Наташка видела, что эти слова ранят его своей несправедливостью, но уже была не в силах остановиться, ее, как говорится, понесло. – Ну, скажи, какая я дура!

Витька молчал, он понимал, что только что Наташка просто-напросто закрылась от него, – вот она, та самая стена, о которой предупреждал Мишка. И чем ее пробивать?!

Витька знал, что надо что-то делать, пока они тут, наедине, но когда твой опыт в отношениях с женщинами сводится к случайному перепиху, то откуда тебе знать, что нужно сказать, чтобы тебе поверили, приняли истину твоих слов? Как же страшно открыть душу. А вдруг там только пустота, пыль и паутина, как в заброшенном доме? Правда, даже если и так, все равно среди этой пустоты и заброшенности, как портрет на мольберте, теперь яркими красками сиял образ Наташки. И также стало ясно, что ключ от своей души придется вручать силой.

– Да, ты дура! – рявкнул он. – Ты спрятала голову, как страус в песок. Только жизнь не просто пройдет мимо, она еще и даст пинок в торчащую кверху задницу. Если бы ты хотя бы попыталась кого-то пустить в свою душу!

– И что? Чтобы мне туда нагадил трипперный компьютерщик, не вылезающий из-под юбок?!

– Вот значит как?! А чем ты лучше?! Снимать незнакомых мужиков в баре, как потаскуха, лучше?!

– Убирайся! Да даже если у меня все паутиной от недотраха зарастет, я с тобой не лягу!

– Ну и хрен с тобой! Возомнила себя королевой?! Денежечки, рублюшечки! Скрудж в юбке! Типа я на паперти у церкви побираюсь! Да что ты обо мне знаешь?! Ничего!!! Да я даже когда сюда устраивался, тебя и в глаза не видел, да и сомневаюсь, чтобы ты хоть глазком заглянула в мое резюме! Нет, блин, внесла меня в список неблагонадежных и радуешься?!

– Да читала я на тебя досье: две строчки о профессионализме, а остальное про двадцать сантиметров члена. Занимательное чтиво.

– Так мне что, член урезать, чтобы ты меня всерьез восприняла? Что во мне кроме этого не так?

– Да у тебя даже машины нет! – ляпнула Наташка, понимая всю глупость претензии.

– И что? Может, я вертолет предпочитаю? Думаешь, если я на тебя работаю, то при желании бабок срубить не смогу? Или под мостом живу, как бомж? Просто мне нужды в больших деньгах не было, но это не значит, что их у меня нет. У тебя занимать не пойду! Сильно они тебя осчастливили, много дали тебе любви? Так и будешь в кошелек мужику заглядывать, решая, подходит ли он и не зарится ли на твое?

– Да уйдешь ты или мне охрану вызвать? – почти закричала Наташка.

– Что тут происходит?! – громкий мужской голос оборвал их перебранку. В дверях стоял Мишка, и, судя по взгляду, Витьке не светило ничего хорошего. Тот подумал, что, скорее всего, только что потерял единственного стоящего союзника, а по злому и бледному Наташкиному лицу понял, что добавил к той стене, что она возвела между ними, еще один бастион. Витька сказал совершенно не то, что собирался, он не хотел оскорбить, унизить. Целью было доказать, что кроме нее, Наташки, ему ничего не надо, что вопреки всему в его душе поселилось чувство – непрошеное, нежданное, до сих пор неведомое. Любовь – слово, от которого его раньше коробило, – готово было легко слететь с губ... если бы Наташка сделала шаг навстречу.

 

Мишка плотно прикрыл за ушедшим Витькой дверь и, сев в кресло, где обычно любил располагаться Ливнев, спросил:

– И что это сейчас было? Давай, рассказывай в подробностях.

– Зачем тебе? – пробурчала Наташка, хотя рассказать о том, что произошло, излить свое возмущение от Витькиных, по большей части правдивых, слов, хотелось. Хотя бы чтобы почувствовать, что была права, изгнав нарушителя спокойствия.

– Ну, чтобы знать, какую часть тела ему открутить в первую очередь: только язык или и башку в придачу.