Астольф де Кюстин Россия в 1839 году. Веру, Царя и Отечество! Бог наказал безрассудного: от Москвы до Немана разметаны кости дерзких пришельцев— и мы вошли в Париж

Веру, Царя и Отечество! Бог наказал безрассудного: от Москвы до Немана разметаны кости дерзких пришельцев— и мы вошли в Париж. Теперь настало время воздать славу великому делу. Итак, да будет память вечная бессмертному для нас императору Александру I — его твердою волею спасена Россия; вечная слава падшим геройскою смертью товарищам ва­шим, и да послужит подвиг их примером нам и позднейшему потомству. Вы же всегда будете надеждою и оплотом нашему государю и общей матери нашей России. Николай» (PC. 1891. № i. С. ю8). Приказ в самом деле шокировал Европу и, по выражению прусского посланника Либермана в донесении от 6/i8 сентября 1839 f-i «омрачил блистательную картину, которую составил большой Бородинский смотр в отношении военном». Приказ этот, продолжает Либерман, «плод пера императора, выражение заветной его мысли, не только оскорбил всех французов, которых теперь такое множество в Петербурге, но и произвел неблагоприятное впечатление на русскую общину, ибо в местных высших сословиях немало людей, которые превосходно чувствуют, насколько это обращение императора к армии неприятно для иностранных держав и, следственно, мало политич­но; с другой стороны, те, кто разделяет враждебные чувства, какие им­ператору угодно питать к Франции, и кто, без сомнения, ненавидит даже сильнее, чем император, все иностранное и всех, носящих нерусские име­на, — все эти особы нашли в приказе новый повод восстать против бракосо­четания его императорского высочества великой княжны Марии и выразить сожаление о том, что родной сын одного из главных «дерзких пришельцев, чьи кости разметаны от Москвы до Немана», присутствовал на открытии памятника в честь Бородинского сражения в качестве командующего рус­ской бригадой и зятя его императорского величества. Наконец, сам граф Нессельроде (...) не только признался мне откровенно, насколько огорчил его текст этого приказа и насколько неуместен он в отношении политичес­ком, особенно в настоящий момент,— но и предупредил меня, что, прочтя приказ, тотчас распорядился, чтобы во французском переводе, который будет напечатан во французской «Санкт-Петербургской газете», самые сильные выражения были, насколько возможно, смягчены. Распоряжения эти были исполнены (...) но это не смогло уничтожить самого духа приказа, который, даже если о нем будут судить только по французскому переводу, все равно вызовет во Франции живейшее негодование и тем неизбежнее подаст иностранной прессе повод к нападкам и опровержени­ям, что в нем Бородинская битва изображается как решительная и полная победа русских, тогда как именно после нес французы заняли Москву и продвинулись в глубь России в направлении Калуги!» (Schiemann. Т. з. S. 502—5°3)- Французский текст приказа был опубликован в «Journal de Saint-Petersbourg» 5/17 сентября 1839 г. (другой вариант перевода, послан­ный Барантом главе кабинета маршалу Сульту, см. в: Cadot. P. 217, note 155) и, по сведениям А. И. Тургенева, дался нелегко переводчикам — «Нессель­роде и Лавалю, которые весьма затруднились передачею лаконических слов оригинала: так, «солдаты» — совсем не то, что ребята» (РО ИРЛИ. Ф. 309-№ 706. Л. 35; подл. по-фр., кроме слова, выделенного курсивом). Француз-444

Комментарии

ский посол Барант описывал впечатление, произведенное приказом, в тех же тонах, что и посланник Пруссии: «Общество смотрит с удивлением, осуждением и печалью на поступок, который может иметь очень серьезные последствия, ибо вызовет большое раздражение во Франции. Все те члены дипломатического корпуса, которые остались в Петербурге, сожалеют об этом происшествии, которое может нарушить отношения двух держав и усложнить и без того непростое положение дел. Я не искал встречи с г-ном Нессельроде. Происшествие это кажется мне слишком серьезным, чтобы я мог взять на себя смелость решить самостоятельно, в каких словах обсуждать его. (...) Впрочем, мне известно, что г-н Нессельроде весьма смущен и опечален демонстрацией, столь мало соответствующей его поли­тическим взглядам. (...)Не в моих силах было сделать вид, будто я не придаю этому приказу никакого значения. Он произвел здесь такое сильное впечатление, что, выкажи я равнодушие, это было бы равносильно занятию определенной позиции, на что я вовсе не имею указаний» (АМАЕ. Т. 195-Fol. 112, донесение Баранта от 4/'6 сентября 1839). Впрочем, никаких катастрофических перемен в отношениях России и Франции бородинский инцидент, как месяц спустя, 9 октября 1839 г., сообщал французский премьер Сульт Баранту, не произвел: «В Вене, в Берлине и повсюду в Германии все были удручены этим (бородинским приказом). Может показаться удивительным, но во Франции никто не обратил ни малейшего внимания на это странное происшествие. Газеты, более других склонные отвечать на иностранные провокации, поместили документ, о котором идет речь, без всяких комментариев, и он произвел такое ничтожное действие, что я сам не знал о его существовании до того, как получил вашу депешу. Император Николай издавна обладает привилегией, унаследованной, ка­жется, от некоторых его предшественников,— а именно привилегией гово­рить и делать вещи, из ряда вон выходящие, не привлекая к ним большего внимания. Должно быть, он был сильно чем-то развлечен, если не отдал себе отчета в том, насколько странно затягивать победную песнь на поле беспримерного поражения, если он не вспомнил, что по меньшей мере половина той армии, чей разгром он празднует, принадлежала державам, которые он безусловно не желал оскорбить, если он забыл, что говорит в присутствии своего зятя, чей отец не раз успешно отражал во время отступления из Москвы атаки русской армии» (АМАЕ. Т. 195- ^°1- ^З)-Французы, особенно те, которые в силу политических убеждений не слиш­ком симпатизировали России, и прежде были склонны рассматривать лю­бые русские празднества, связанные с годовщинами войны i8i2 г., как формы проявления антифранцузских настроений; так, 22 ноября 1837 г. газета «Constitutionnel», сообщив о службе в Успенском соборе в ознамено­вание двадцатипятилетня отступления французской армии из России, за­ключала: «Подобными торжествами самодержавное правительство стремит­ся возбудить в полуцивилизованном народе, повинующемся его скипетру, ненависть к французам. Вот, следственно, каковы те дружеские чувства, которые царь-деспот питает к либеральной и прогрессивной Июльской • монархии».

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

Изложение дальнейшего пути

С. 298. Перш Луи Мари (1815—1846)— адвокат по образованию, литератор, с 1842 г. совместно с Фердинандом Франсуа — редактор журна­ла республиканской ориентации «Revue independante»; умер от чахотки. Побывал в России дважды, в 1838 и в 1839 гг. Случай с Перне служил читателям Кюстина самым ярким примером российского деспотизма и без­закония. Жюль Мишле писал в 1851 г. в цикле «Мученики России», что происшествие это — не случайность, а плод осознанного желания русского правительства «сломить француза, внушить ему сильное и длительное ощущение ужаса. В самом деле, есть над чем задуматься иностранцу, убедившемуся, что дистанция между свободным человеком и рабом так мала, что ничтожнейший из полицейских может схватить свободного чело­века и избить его»: ведь модистки, которых наказывали на съезжей, «не были крепостными; скорее всего они были француженками; все модистки — француженки» (Michelet J. Legendes democratiques du Nord. P., 1968. P. 118). Рассказ о злоключениях Перне не могли читать равнодушно и бес­пристрастные русские читатели; так, П. В. Анненков, по свидетельству Н. И. Тургенева, «читая четвертый том Кюстина в своей комнате один, ввечеру, чувствовал, как он краснеет и стыдится при описании того, что происходило на съезжей, в которую посадили француза дня на два» (НЛО. С. 122). Напротив, Греч не видел в обращении властей с французом Перне ничего предосудительного: «В августе 1839 г. вице-канцлер, иначе говоря, начальник департамента иностранных дел, сообщил высшим чинам поли­ции донесение графа Модема, нашего поверенного в делах в Париже, в котором обращалось внимание на двусмысленное поведение француза Луи Перне, человека опасных идей и убеждений. Перне тем временем уже вызвал подозрения полиции противоречивыми сведениями о своей профес­сии, ибо объявлял себя то гражданским инженером, то рантье, путешеству­ющим по собственной надобности, то негоциантом, прибывшим в Россию по делам. Вследствие этих противоречий в его показаниях был он помещен под надзор полиции; документы его изучили и, не найдя в них ничего в полном смысле предосудительного, ограничились тем, что предписали ему покинуть Российскую империю и более сюда не возвращаться» (Gretch. P. юо). История тюремного заключения Перне изложена весьма подробно в книге Ф. Лакруа «Российские тайны» (Lacroix F. Les mysteres de la Russie. P., 1845. P. 254—262) — возможно, со слов секретаря французского посоль­ства в Петербурге барона д'Андре (Cadot. P. 151)- Ссылаясь на Кюстина и в основном подтверждая сообщенные им факты, Лакруа адресует автору «России в 1839 году» несколько упреков; во-первых, незачем было маркизу так громко возвещать о своих заслугах в деле освобождения Перне, ибо за несчастного француза хлопотали еще несколько его случайных знакомых;

во-вторых, Перне в самом деле слаб здоровьем, но вовсе не имеет того болезненного вида, какой приписал ему Кюстин. Лакруа приводит письмо Бенкендорфа к Баранту от 5/17 октября 1839 г., в котором называется та же причина заключения французского подданного в тюрьму, на которую

Комментарии

ссылается Греч: противоречивость показаний Перне, именовавшего себя

то инженером, то коммерсантом.

С. 299- •••что здоровья он слабого...— Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «Впоследствии герой этой истории осыпал меня по поводу этих слов весьма комическими упреками».

Г-н Р*** — доктор Робер (см. примеч. к наст. тому, с. аба).

С. 300- •..французскому консулу.— Причиной равнодушия консула Вейера к судьбе Перне Ф. Лакруа считает,. с одной стороны, то обстоятельство, что Вейер за годы службы женился на русской и «об­русел», а с другой — неосмотрительность Перне, который не нанес консулу визита вежливости (Lacroix F. Les Mysteres de Russie. P.,1855. P. 238).

С. 304. ...гробницы Владимира Ярославича... матери его Анны, одного из константинопольских императоров...— Кюстин, по всей вероятности, небрежно переписал фразу Шницлера, сообщающего: «В Софийском соборе находят­ся гробницы Владимира Ярославича, умершего в 1051 г., и Анны, его матери, отцом которой был константинопольский император...» (Schnit^ler. Р. 173); причем со слов «константинопольский император» у Шницлера начинается новая строка. На самом деле Анна, жена великого князя Ярослава и мать новгородского князя Владимира Ярославича, была до­черью шведского короля Олафа; перед кончиною (1051) она постриглась в монахини и переселилась в Новгород; там, в Софийском соборе, и покоят­ся ее мощи. Константинопольская царевна Анна, сестра императоров Василия и Константина, была женой великого князя Владимира I, деда Владимира

Ярославича.

С. з°6. Судьба г-на Перне была теперь в руках его естественного покрови­теля...— «Естественному покровителю» французских подданных— послу Баранту— было далеко не всегда легко их защищать; рассуждая об алчности русских чиновников, он рассказывает, в частности, историю некоего страсбургского торговца, арестованного в Кронштадте, уже на борту готового к отплытию пакетбота, якобы по жалобе избитой им женщи­ны. Барант потребовал, чтобы торговца освободили под залог, в дело были включены высшие чиновники, вплоть до замещавшего в этот момент Нессе-льроде управляющего Азиатским департаментом К. К. Родофиникина, но «ничто не могло заставить полицию выпустить добычу из рук, и все кругом говорили мне: «Они хотят вытянуть из бедняги торговца пятьсот рублей», а торговец меж тем сидел в камере вместе с пойманными на улице ворами. И подобные случаи— не редкость» (Notes. Р. 133—'34)-

С. з°9- ^ ^т€х "°/' ^{я ег0 ш} вуйал...— Контакты Кюстина с Перне продолжились после выхода «России в 1839 году»: летом 1843 г. Перне предложил Кюстину печататься в издаваемой им газете, однако Кюстин предложения не принял; «Моя книга настолько проникнута католическим духом,— писал он 9 июля 1843 г. Варнгагену,— а его газета настолько полна духом революционным и антихристианским, что политическая необ­ходимость, я полагаю, скоро возобладает в его душе над чувством» (Lettres а Va.rnha.gen. Р. 457)-

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

...в Сардинском королевстве.— Савойя, где жили родные Перне (см. наст. том, с. зо?)) ^в I8I4—I860 гг. принадлежала к Сардинскому королевству. В пятом издании 1854 г. Кюстин сделал к этому месту следующее примеча­ние: «От друзей г-на Перне я узнал, что изложение этого эпизода в моей книге его весьма шокировало. Он желал бы предстать перед публикой мучеником, который горд и счастлив выпавшими на его долю страданиями;

самолюбие его было оскорблено даже такой мелочью, как упоминание о его хилом телосложении. Выходит, истину признают с трудом не в одной России».

Брамах Джозеф (i749—^14) — английский механик, создатель много­численных технических приспособлений.

...сказанное выше о «чине»...— См. т. I, с. 337—34°-

с. зю. В царствование Павла I жил в Петербурге француз т имени то ли Лаваль, то ли Ловель...— Иван Степанович Лаваль (1761—1846), француз­ский дворянин в русской службе, женился на Александре Григорьевне, урожденной Козицкой, а титул графа получил, как напоминает Греч, от Людовика XVIII за услуги, оказанные королю во время пребывания того в эмиграции в Митау (совр. Елгава) в 1798—i8oo гг.

Коссаковская Александра Ивановна, графиня (урожд. Лаваль; 1811— 1886), с 1829 г. жена Станислава Осиповича Коссаковского, писателя, художника, дипломата, сестра княгини Е. И. Трубецкой (ср. примеч. к наст. тому, с. 15).

...прославленному французскому роду... соединившему имя свое с именем Мон-моранси...— Дворянский род Лавалей, названный по одноименному городу, существует с IX в.; с XIII в. титул сеньоров Лаваля перешел к древнейшему французскому роду Монморанси. Так возникла ветвь герцогов де Мон-моранси-Лавалей, которую в эпоху, описываемую Кюстином, представляли пэр Франции Анн Александр де Монморанси, герцог де Лаваль (ум. 1827) и его сын Адриан де Монморанси, герцог де Лаваль (1767--1837), пэр Франции и дипломат.

с. зи. ...Академию живописи — великолепное пышное здание... молодые худож­ники носят мундир?— Императорская Академия художеств была основана в 1757 г., здание ее в стиле раннего русского классицизма (архитектор А. Ф. Кокоринов) выстроено в 1764—1788 гг. на Кадетской набережной (в XIX в. именовалась набережной Большой Невы, с 1887 г.— Университет­ской набережной). Члены Академии носили мундир с 1766 г. (см.: Шепелев Л. Е. Титулы, мундиры, ордена. Л., iQQt. С. 143)1 в XIX в. мундирный сюртук Академии художеств был темно-синего цвета (Кирсанова. С. 267).

...картиною г-на Воробьева...— Максим Никифорович Воробьев (1787— 1855) был автором многочисленных пейзажей— архитектурных видов Москвы или Петербурга.

...«Последним днем Помпеи» он наделал шуму в самой Италии.— Картина Карла Павловича Брюллова (1799— ¹^5²) «Последний день Помпеи» была создана в 1827—1833 гг. в Риме, где в это время жил и работал художник, и имела в Италии большой успех. «Семь брошюр уже написано на эту картину: все к чести Брюллова; ее воспели и в стихах»,— сообщал

Комментарии

А.И.Тургенев (Тургенев А. И. Хроника русского. М.; Л., 1964- С. 45)-В Россию картина прибыла летом 1834 г. и была сначала выставлена по приказанию императора в Эрмитаже, а затем переведена в Академию художеств.

С. 312. «Успение Божьей матери»— картина Брюллова (1837)-

С. 313- •••снимок... с «Афинской школы»— копия фрески Рафаэля, выпол­ненная Брюлловым в 1823—1827 гг.

Даже мадемуазель Тальони, и та... увы!..— Прославленная балерина Мария Тальони (1804—1884) в августе 1839 г. прибыла в Петербург (см.:

Journal de Saint-Petersbourg, 19/31 августа 1839 г.) и до 1842 г. выступала в северной столице, что, по мнению Кюстина, пагубно отразилось на ее таланте, однако не помешало ей затем выступать с прежним успехом на сценах многих других европейских столиц.

С. 314- ...как сказано в Евангелии...— Матф, 6, 33-

...некоторые особы втайне оплакивали упразднение униатства...— Униатская церковь, существовавшая с 1596 г., когда на Соборе в Бресте было оформле­но подчинение православной церкви юго-западной России, находившейся под властью католической Польши, папе римскому и принятие ею католи­ческой догматики при сохранении православной обрядности, была уничто­жена указом Николая I Синоду от 1/13 марта 1839 г. Указ этот был издан якобы в ответ на прошение униатских епископов, подписанное в Полоцке 12/24 февраля 1839 г.; император удовлетворил их просьбу и повелел им вместе с паствой возвратиться в лоно «их истинной матери, православной церкви». О подлинных обстоятельствах этого «добровольного объедине­ния» Кюстин знал из книги д'0ррера (см. примеч. к т. I, с. 6, 282) и статей в «Journal des Debats» (см. следующее примечание).

См. книгу «Преследования и муки католической церкви в России» и превосходные статьи в «Журналь де Деба»...— Имеются в виду книга графа д'0ррера (см. примеч. к т. I, с. 6, 282) и четыре статьи о преследованиях католической и униатской церквей в России, опубликованные в этой газете 13, i5' ²3^И 3° октября 1842 г. и представлявшие собою реферат двух текстов: упомянутой книги д'0ррера и обращения римского папы Григория XVI к собору кардиналов 22 июля 1842 г.: «О неустанных стараниях Его Святейшества помочь католической церкви России и Польши в претерпеваемых ею тяж­ких испытаниях», изданного в Риме в том же 1842 г. Автор статей подчерки­вает, что Николай «желает падения католицизма в России, но боится шума, который это падение может вызвать», и потому информация о положении российских католиков выходит за пределы России с большим трудом; сам папа жалуется на недостаток точных сведений. «Во Франции, — замечает автор «Journal des Debats»,— где все, и ложное, и правдивое, тотчас предается гласности, где пресса слышит и повторяет даже жалобы на несчастья выдуманные, никто не может вообразить, что стоны жертв могут не иметь отзвука, пропадать втуне. Тем не менее в России дела обстоят именно таким образом». Ссылаясь на манифест папы, автор статей перечис­ляет конкретные меры, посредством которых ведется русским правительст­вом борьба с католиками: в феврале 1832 г. 202 из 291 католического

15 А. де Кюстин, т. 2

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

монастыря были уничтожены (якобы из-за отсутствия монахов); католичес­ким священникам запрещено причащать прихожан из других приходов;

православные крестьяне, по указу от и июля 1836 г., не имеют права служить католическим священникам; человек, перешедший из православия в католичество, теряет, по указу от 21 марта 1840 г., право распоряжаться своим состоянием, воспитывать своих детей и должен доживать жизнь в монастыре; более того, переход в католичество, по указу от i6 декабря 1839 г., преследуется не только церковью, но и государством, так как для русского правительства «всякое вероотступничество равносильно бунту»;

крестьян, не спрашивая их согласия, насильно записывают в православные целыми деревнями, а при попытках вернуться к вере отцов карают за вероотступничество; проповеди католических священников подвергаются предварительной цензуре; у католической церкви в казну отобраны имения, приносящие 250 ooo рублей в год, — якобы для удобства самого духовенст­ва, которому затруднительно ими управлять. Так же насильственно проис­ходило и присоединение униатов к православной церкви в 1839 г ч носи­вшее, по мнению автора статей, исключительно политический характер;

в ход шли и подкуп, и посулы свободы крепостным, и заключение непокор­ных униатских священников в тюрьму или православные монастыри. Эти же моменты были рассмотрены более подробно в книге д'0ррера, где вдобавок была вскрыта политическая подоплека гонений на католиков (стремление создать унитарное русское государство, а для этого — уничтожение наци­ональных, языковых, религиозных отличий на всех территориях, входящих в состав Российской империи,— прежде всего в Польше) и приведены многочисленные документы, например, «предложения», сделанные в декаб­ре 1839— январе 1840 г. управляющим министерством внутренних дел Строгановым и директором департамента духовных дел иностранных веро­исповеданий Вигелем римско-католическому коллегиуму; среди мер, кото­рые коллегиуму предлагалось незамедлительно осуществить, фигурировали ограничение числа храмов в приходах, ограничение свободы передвижения католических священников, признание недействительными смешанных бра­ков, заключенных только католическими священниками, и проч. Кюстин продолжал интересоваться литературой о положении католиков в России и в третьем издании своей книги (1846) поместил в конце комментируемой главы обширные отрывки из вышедшего в 1843 ^г- французского перевода книги Тейнера (см. Дополнение 2). О реакции русского духовенства на статьи в «Journal des Debats» дает представление отзыв митрополита Филарета, воспроизведенный А. И. Тургеневым в письме к Н. И. Тургеневу от 27 октября 1842 г.: «Вот что написал Филарет Булгакову, возвращая ему два номера «Дебатов» со статьями о наших отношениях с Римским двором:

Кто хотя несколько мает историю начала Унии в России, тот легко увидит в манифесте Папы, что непогрешимый грешит против истины, как сказка, и потому не знающий может догадаться о клевете на современные события. (Логика не ясна.) Жаль, что Европа охотно доверяет клеветам на Россию, так как потерявшие добродетель охотно верят клевете на добрых» (РО ИРЛИ. Ф. 309- № 95°- ^- '92 об.; подл. по-фр., за исключением слов, выделенных курсивом). Впрочем,

Комментарии

даже III Отделение признавало, что не все упреки совершенно безос­новательны. «Местные исполнители воли правительства искажают его веле­ния,— говорится в отчете за 1841 год,— и порождают беспрерывные ропот и жалобы. Бывали случаи, что дети оставались два года без Священного крещения, усопшие без обряда погребения! От них отказывались священ­ники православной церкви, по случаю их несовершенного к оной присо­единения, а католики опасались исполнять их требы, читая их вне своей паствы (...У Таким образом, действия ^православного^) духовенства произ­вели общую, неосновательную мысль, что правительство имеет намерение присоединить всех без исключения к православию, так что все находятся в каком-то испуге и стоят в оборонительном положении» (ГАРФ. Ф. 109. Он. 223. № 6. Л. i23> ia6 об.). В следующем, 1842 году, ситуация, по свидетельству III Отделения, сделалась еще более напряженной, из-за «распространения и утверждения толков о том, что Россия намеревается обратить его ^польский народ^ в греко-российское вероисповедание»;

«распалению тайной злобы» польского духовенства способствовала, как явствует из того же документа, и упомянутая выше речь папы: «При всей неусыпности полицейских наблюдений многие экземпляры этой речи про­крались в Варшаву и ходят по рукам в публике. Католицизм, столь ослабев­ший в последнее время как в Царстве, так и в Западных губерниях и оставивший уже почти одну только тень своего существования, внезапно так воспламенился, что ныне церкви этого вероисповедания не могут вме­щать в себе толпы, в них стремящиеся. Вот какие последствия произошли от действительного или мнимого опасения насчет преследования их религии» (Там же. № у- Л. 149—15°)- Д^о ^не улучшилось и в 1843 г.: «Розыскания о перешедших в католицизм униатах возбудили за границею толки о пре­следовании католической церкви. Невежественное и даже жестокое об­ращение местных чиновников с присоединяемыми дали этим отзывам неко­торую достоверность» (Там же. № 8. Л. 202 об.).

Где же та религиозная терпимость... одна лишь она остается свободною...— Любопытно, что российская политическая элита связывала терпимость православной церкви именно с тем ее подчинением светской власти при Петре, которое так возмущало Кюстина (ср. т. I, с. ioi—102, наст. том, с. 54—55^ «Мнение общее говорит,— сообщал Отчет III Отделения за 1841 год по поводу преследований, которым подвергаются католики,— что духовенство, поставленное Петром Великим в известные пределы, смирилось и вело себя с довольно видимым приличием. Ныне же, стараясь захватить неприметно в свои руки власть, оно уже начало высказывать дух гонения, какого нельзя было ожидать в XIX столетии, и не внемлет, что различие между католиками, лютеранами и православными в одном и том же царстве несовместно с общими законами, с нравами и обычаями, и противно духу общества...» (ГАРФ. Ф. 109. On. 223. № 6. Л. 12706.— ia8).

Ведь целых три года потребовалось, чтобы вопль этих страдальцев донесся до Рима! — Имеется в виду срок, прошедший между присоединением униатов к православной церкви (1839) ^и обращением папы римского к кардиналам (1842). Ср. также ниже примеч. к наст. тому, с. 342-

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

С. 315- —лишь время, мудрейший из исполнителей воли Бога на земле.— Примечание Кюстина к пятому изданию 1854 г.: «Очевидно, что с той поры, когда писалась эта книга, автор сделался весьма сдержанным сторонником парламентского способа правления».

Варнгаген фон Энзе Карл Август (1785— -1858)— немецкий дипломат и литератор; он и его жена Рахиль (урожд. Левин; 1771—1833) ^п0-знакомились с Кюстином и его матерью в i8i6 г. в Карлсруэ; письма Кюстина к Варнгагенам, изданные в 1870 г.,— важнейший биографический и историко-литературный документ (ср. примеч. к т. I, с. 6, 8, и, 18,60, 6i, 62, aiz).

с. з 16. Прусское герцогство — Восточная Пруссия (главный город — Кенигсберг): в 1525 г. эта территория, прежде принадлежавшая Тевтонско­му ордену, была объявлена светским герцогством и передана в наследствен­ное владение маркграфу Бранденбургскому, а в i6i8 г. была присоединена к курфюршеству Бранденбургскому. Вся эта территория стала в 1701 г. Прусским королевством (ср. примеч. к т. I, с. 232).

С. у]. ---когда злоключения длятся так долго, в них всегда нужно видеть... и человеческую вину. — Отзвук достаточно распространенной во французской публицистике концепции, согласно которой в утрате Польшей независимос­ти виноваты сами поляки с их шляхетской надменностью и склонностью к анархии; см., например, книгу Н. Сальванди «История Польши» (1827— 1829) или «Правду о России» Адама Гуровского, а также: Schnitzler. P.

520—521.

...от мысли повидать Польшу.— В третьем издании 1846 г. Кюстин поместил после этой фразы текст, напечатанный нами в Дополнении 2.

Письмо тридцать шестое

С. 320. ...все время, что я над ним трудился, меня не покидала мысль о вас... направить его вам.— По предположению Ж.-Ф. Тарна, адресат этого пись­ма— Шатобриан, «духовный отец» Кюстина (см. примеч. к т. I, с. 58, 6o), в течение многих лет бывший энтузиастом русско-французского союза, но в середине 18зо-х гг. начавший всерьез задумываться о реальности «русской угрозы» (ср. свидетельство А. И. Тургенева касательно «прений о России» в парижском салоне г-жи Рекамье: «Шатобр^иан^ опасается для Европы влияния и могущества России. О Кавказе, о направлении северных народов к югу»— РО ИРЛИ. Ф. 309- № 3i6. Л. з об.; дневниковая запись от 4 апреля 1836 г).

Краткий отчет о путешествии

С. 321. Краткий отчет о путешествии.— По-видимому, эта, заключитель­ная часть книги была написана самой первой. Во всяком случае, 4 ноября 1839 г. Кюстин писал г-же де Курбон из Эмса: «Я написал здесь введение

Комментарии

в мои новые путевые заметки; это краткий отчет о моем путешествии» (Revue de France. 1934- Aout. P. 738).

«Американские заметки» Ч. Диккенса — см. примеч. к т. I, с. 127. Отрывок приводится в переводе Т. Кудрявцевой.

С. 328. Сарай — см. примеч. к наст. тому, с. 67.

...когда же прекратится эта игра?— Примечание Кюстина к пятому изданию 1854 ^г\: «Россия — огромный театр. Если зритель хочет сохранить хоть какие-нибудь иллюзии, ему ни в коем случае не следует заглядывать за кулисы. Быть может, недалек тот день, когда вся Европа разделит мое мнение по поводу того гигантского шарлатанства, на котором покоится могущество российских императоров».

с. 329- Рабле цитируется в переводе Н. М. Любимова.

С. 33°- "Что вы думаете о нас? вернее, что вы станете о нас рас­сказывать?» — Вопрос, задававшийся не одному Кюстину; ср. у д'Ар-ленкура: «Занято ли ваше перо Россией? — спросила меня императрица. — Сколько страниц вы уже написали?» — «Один том», — отвечал я»

[Arlincourt. Т. I. Р. 246).

...enguirlander...— См. примеч. к т. I, с. 253-...о поездке в Шлиссельбург...— См. том I, с. 35^—3^¹-с. 333- ---некий незнатный частный человек выиграл тяжбу против больших господ.— Комментарий Греча: «Я догадываюсь, что речь идет о процессе покойного обер-шенка графа М. П. Б. с венецианцами Гр. Жена графа, жившая в разъезде с мужем, обосновалась в Италии, продала при­надлежавшие ей поместья и завещала свое состояние, полученное вслед­ствие продажи, двум итальянцам Гр. Граф, исходя из бумаги, подписанной им и женой его до свадьбы, оспорил завещание. В судах всех инстанций голоса делились почти поровну между сторонами. Министр юстиции высказался в пользу иностранцев, тогда как вся знать, весь двор были за графа М. П. Б. Решение дела зависело от императора. Одушевленный желанием соблюсти строжайшую беспристрастность, он не захотел по­лагаться на собственное чувство, склонявшее его на сторону графа:

итак, он составил специальную комиссию под председательством великого князя Михаила Павловича исключительно из людей, не принимавших участия в обсуждении этого дела в Государственном совете. Комиссия нашла притязания иностранцев справедливыми, и император, хотя и скло­нялся к мнению противоположному, решил дело в их пользу» (Gretch. Р. Ю5—ю6). Речь идет о процессе Камилло и Александре Гритти, сыновей венецианского дворянина Камилло Виченцо Гритти и графини Екатерины Яковлевны Мусиной-Пушкиной-Брюс, против разведенного мужа графини, обер-шенка графа Василия Валентиновича Мусина-Пуш­кина-Брюса (i773—'^З⁰)- Графиня еще в i8i8 г. завещала свои имения и капитал, находившийся в петербургских и европейских банках, сыновьям, рожденным от Гритти. В 1830 г. Камилло Гритти стал хлопотать в Петербурге об утверждении себя и брата в правах наследства. Пе­тербургская гражданская палата утвердила завещание покойной, но муж ее оспаривал законность той его части, где речь шла о российских

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

владениях; Государственный совет i8 ноября 1835 ^r- согласился с решением палаты, император же утвердил его (в феврале 1836 г.) лишь после того, как сходное заключение в пользу Гритти вынесла специально учрежденная им комиссия. Современники воспринимали разрешение этого дела как «дока­зательство, что у нас есть правосудие, не взирающее на лица» (Вяземский — А.И.Тургеневу, д апреля 1836 г.— ОА. Т. з- С. ^iy, ср.: Там же. С. 700—7⁰²)- Толки о деле Гритти шли и в 1839 г.; 24 ноября/6 декабря А. И. Тургенев пересказывал в письме к брату свой разговор с великим князем Михаилом Павловичем, который рассказывал ему «о знаменитом деле Гритти и графа Пушкина-Брюса, закончившемся в пользу первого после того, как его рассмотрели он сам, граф Орлов ^Алексей Федорович), Панин ^Виктор Никитич) и не помню кто еще, хотя Бенкендорф и компа­ния держали сторону графа Брюса» (РО ИРЛИ. Ф. 309. № 7°6- Л. 8206.). О брошюре Толстого см. примеч. к наст. тому, с. 22.

...вспомним историю с мельницей в Сан-Суси...— При построении замка Сан-Суси близ Потсдама прусский король Фридрих II приказал разрушить расположенную неподалеку мельницу, однако мельник воспротивился про­изволу и произнес легендарную фразу: «Неужели в Берлине не осталось больше судей?» История мельника из Сан-Суси легла в основу водевиля Ламбера де Лангра и стихотворной сказки Ф. Андрие.

С. 335- Император Александр... сказал... счастливая случайность.— Эти слова сообщены г-жой де Сталь в книге «Десять лет в изгнании» (ч. а, гл. 17); см.: Россия. С. 46.

...чтобы кровь отца пролилась на детей, помещенных под эшафотом.— По легенде, французский король Людовик XI (1423—14^3) поступил так со своим противником Жаком д'Арманьяком, герцогом Немурским (ок. 143?— i477)-

С. 338. В завещании Мономаха...— Карамзин. Т. 2. Гл. •j. (ср. примеч. к т. i,c.9).

«Забыв гордость народную... рождалось самодержавие».— Карамзин. Т. 5. Гл. 4.

«К сожалению, летописцы...»— Карамзин. Т. 6. Гл. 6. С. 339- •••историю Павлова...— См. примеч. к наст. тому, с. 22. Я видел в России нескольких человек, которые стыдятся... здесь свободны только пред лицом неприятеля... едут сражаться в теснинах Кавказа...— М. Кадо [Cadot. Р. ао8—209) усматривает здесь намек на так называемый «Кружок Шест­надцати» — общество, которое образовалось в 1839 г. в Петербурге «частью из окончивших университет, частью из кавказских офицеров» и в котором любые вопросы обсуждались «с полнейшей непринужденностью и свобо­дой, как будто бы III Отделения собственной его императорского величест­ва канцелярии вовсе и не существовало» (воспоминания одного из членов кружка, К. Браницкого, в его книге «Les Nationalites slaves», 1879; цит. по кн.: Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова. М., 1986. С. 130); в кружок входили, среди прочих, М. Ю. Лермонтов, будущий иезуит И. С. Гагарин и сын приятельницы Кюстина «баронессы***» (Ц. В. Фредерике) — барон Дмитрий Петрович Фредерике. Не отвергая полностью возможности зна-

Комментарии

комства Кюстина с кем-то из Шестнадцати, которую, впрочем, опровергает признание самого маркиза в письме к Варнгагену от 27 июля 1843 г.: «В России много тайных обществ, в которые наверняка входят лучшие умы страны; я с ними не познакомился» (Lettres a Varnhagen. P. 461), заметим, что французские газеты на протяжении 1837" "1839 года неоднократно помеща­ли информацию о волнениях в русской армии, о проекте заговора по образу того, какой возглавил в 1825 году С. Муравьев-Апостол (Commerce, 19 ноября 1837 г.; Presse, 29 ноября 1837 г.; Siecle, 29 ноября 1837 г.), об офицерах русского корпуса, стоящего в Варшаве, которые были частью арестованы, а частью переведены в Сибирь по обвинению в причастности к заговорам (Constitutionnel, 12 декабря 1837 i'-); о «разжаловании и отстав­ке сотни высших военных и гражданских чиновников, замешанных в загово­ре против правительства» (Commerce, 19 февраля 1839 ^Т-), ° заговоре в стоящем в Литве корпусе генерала Ф, К. Гейсмара (Univers, 23 октября 1839 г.). Либеральная пресса даже использовала эти сведения для проти­вопоставления слабой России, где «народ и армия перейдут на сторону противника, чтобы бороться с имперским деспотизмом», Франции, где «народ и армия составляют единую нацию» (Constitutionnel, 25 сентября 1837 ^r-)- 0 недовольстве, зреющем среди русских военных, знали и нахо­дившиеся в России французские дипломаты; так, первый секретарь посоль­ства Серее доносил i августа 1838 г. главе кабинета графу де Моле: «Все отмечают, что с некоторых пор офицеры питают неподдельное недовольст­во, выражающееся в публичных жалобах, которые отсутствие императора делает еще более смелыми. Строгость великого князя Михаила ^Павлови­ча) и безжалостное упорство, с которым он заставляет подчиненные ему полки участвовать в самых утомительных маневрах, не имеющих никакой видимой пользы, немало способствовали росту этого недовольства. Рас­сказывают, что многие солдаты сами прекращают течение своей жизни, дабы избегнуть варварских наказаний, которые обрушиваются на них за мельчайшую небрежность или нарушение военного регламента. Я принад­лежу к числу тех, кто полагают, что главная опасность грозит России со стороны этой огромной массы вооруженных людей, посредством которой император играет в солдатики и которою он командует со строгостью, принимаемой за здравую дисциплину. Ему, однако, не следовало бы забы­вать о множестве империй, которые сначала попадали в зависимость от этой страшной массы, в России, вдобавок, не имеющей никакого противовеса, а затем гибли, растерзанные ею» (АМАЕ. Т. 193- Fol. 131 verso). Таким образом, о недовольстве в армии Кюстин мог знать из прессы или из разговоров с дипломатами, и само по себе упоминание в его тексте офице-ров-«фрондеров» еще не дает основания представлять его рупором русских либералов, как вслед за Жюлем Мишле (см.: Michelet J. Legendes democratiques du Nord. P., 1968. P. XXXV) делает М. Кадо.

С. 341. ...надеясь воспользоваться разложением, которому сама же способство­вала...— Примечание Кюстина к пятому изданию 1854 г.: «Она хвасталась тем, что трудится ради поддержания порядка, сама же при этом платила разносчикам анархии. До Июльской революции парижский «Национала»

Астольф де Кюстин Россия в 1839 году

получал деньги от Поццо ди Борго». Либеральная газета «Националь», редактируемая А. Тьером, О. Минье и А. Каррелем, начала выходить з ян­варя 1830 г.; деньги на ее выпуск давал банкир Ж. Лаффит. Сведениями О том, что «Националь» финансировался русским послом в Париже К. О. Поццо ди Борго (1764—1842)1 мы не располагаем; очевидно, в репли­ке Кюстина следует видеть искаженное воспоминание о поведении Поццо в августе 1830 г., когда русский посол, убедившись в победе Луи-Филиппа, принял его сторону и тем повлиял на реакцию всего дипломатического корпуса, поначалу настроенного весьма недоброжелательно по отношению к новой власти (см.: Pasquier E.-D. Memoircs. P., 1895- Т. 6. Р. 316—З¹?)-

Париж уже не первый год читает возмутительные газеты... оплачиваемые Россией. — О деятельности Я. Н. Толстого, в чьи обязанности входил подкуп французских газет и помещение в них заметок в пользу России, написанных от лица французских журналистов, см.: Тарле Е. Донесения Якова Толсто­го из Парижа в III Отделение/ JJIH. Т. 31/32. С. 563—603). Следует, впрочем, подчеркнуть, что все эти газеты придерживались легитимистской ориентации и называть их «возмутительными» в смысле «республикански­ми» или «анархическими» оснований нет. На «иждивении» Толстого нахо­дились во второй половине 18зо-х гг. такие издания, как «La France», «La France et 1'Europe», «La Revue du Nord» (последние две прекратили свое существование в 1839 ^r-); «La Patrie», «L'Assemblee Nationale» и др. На рубеже 1830—i840-x гг. к контактам с Я. Толстым склонялся редактор популярнейшей газеты «La Presse» Э. Жирарден, его заметки охотно печа­тала легитимистская «Quotidienne». Впрочем, некоторые наблюдатели по­лагали, что пропагандистские меры, принимаемые русским правительст­вом, еще недостаточны: «Решительно, — писал Бальзак Э. Ганской 24 апреля 1844 г.,— колоссу следует наконец завести в Париже русскую газету. Обойдется она ему в какие-нибудь 500—боо тысяч рублей ассиг­нациями, а пользы будет куда больше, чем от танцовщицы. Прыгает она ничуть не хуже; остается выяснить, что на бо-й параллели ценят выше:

нравственное удовольствие от лести или же удовольствия, доставляемые танцовщицами» (Balzac Н. Lettres a Mme Hanska. Р., 1968. Т. 2. Р. 429)-

С. 342. ...Рим, с его противоестественным доверием к России.— В 1839 г. папа Григорий XVI, против ожиданий католиков, не осудил присоедине­ние униатов к российской православной церкви и ограничился тем, что произнес 22 ноября 1839 г. в тайной консистории речь на эту тему, выдержанную в достаточно мягких тонах и возлагавшую ответственность за присоединение униатов исключительно на самих униатских священников (см.: Schumann. Т. з. S. 504—5°5)- Свою позицию папа изменил лишь через три года, в 1842 г. (см. примеч. к наст. тому, с. у^).

...политическая слепота ее главы.-- Примечание Кюстина к третьему изданию 1846 г.: «Советники папы Григория XVI долго сохраняли предан­ность российскому императору».

...дело католицизма в Польше осталось без естественного своего защитника...— Имеется в виду папское бреве польским епископам от 9 июня 1832 г., где папа Григорий XVI легитимировал политику Николая I в Польше после