Открытое Первенство и Чемпионат Калининского района г. Уфы 5 страница

Переходя к рассмотрению конкретных поколений русской интел­лигенции, необходимо сделать существенные уточнения. В преды­дущем разделе термин «интеллигенция» употреблялся в социально-экономическом его значении, то есть отождествлялся с термином «интеллектный слой», что соответствует традиции, укоренившейся в нашей истории и культурологии. Следуя этой традиции, можно было говорить, что смена поколений интеллигенции означает смену куль­турно-исторических эпох. Но если мы хотим определить, чем одна культурно-историческая эпоха отличается от другой, то отождеств­ление интеллектного слоя (целого) и интеллигенции (его части) ста­новится недопустимым. Ведь специфика эпохи определяется не только интеллигентами, но и интеллектуалами, которые совместно образуют верхний диапазон интеллектно- этического континуума, а в какой-то части — полуинтеллигентами и полуинтеллектуалами, обладающими властными полномочиями (вспомним наших невежест­венных императриц и лидеров КПСС). Сущность каждой культурно-исторической эпохи воплощается в идеальных типах «интеллиген­та» и «интеллектуала»¹, которые, в свою очередь, персонифициру­ются в виде исторических деятелей или героев художественных произведений. Итак, познакомимся с интеллигентами и интеллекту­алами пореформенной России.

Жизненный цикл пореформенного поколения, датируемый 1842-1904 годами (см. табл. 2.1), — поистине золотой век разночинной интеллигенции. Фаза восхода ограничивается 1842-1861 годами. В 1842 году появились «Мертвые души» и «Шинель» Н. В. Гоголя,

' Напомню, что понятие «идеальный тип» мы используем в смысле Макса Вебера как абстрактный инструмент познания, а не обобщение отличительных черт реаль­ных персонажей (см. раздел 1.3).

Глава 2. ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

2.2. ПОРЕФОРМЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

 

положившие начало «натуральной школе» в русской литературе, ге­роями которой стали «бедные люди» — униженные и оскорбленные интеллигентные разночинцы¹. В качестве главных идеологов обра­зованных разночинцев того времени выступили В. Г. Белинский, А. И. Герцен, М. А. Бакунин, которых можно назвать предтечами радикальной русской интеллигенции.

Противостояние реформирующегося самодержавия и революци­онно-демократической интеллигенции стало лейтмотивом фазы рас­цвета пореформенного поколения (1861-1881). Нет нужды воспро­изводить общеизвестные эпизоды этой безумной борьбы, лучше сосредоточиться на развитии интеллигентской мифологии, герои ко­торой снискали репутацию «классических русских интеллигентов». Пореформенные интеллигентские мифы образуют три серии: ниги­лизм, народничество, терроризм. Фазу расцвета поколения персо­нифицируют: в 1860-е годы Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев, в 1870-е — П. Л. Лавров и Н. К. Михайловский, с од­ной стороны, Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой — с другой.

Убийство царя-освободителя — апогей практического террориз­ма — стало началом заката поколения (1881-1904). Попытки возро­дить предательски разгромленную боевую организацию «Народная воля» не увенчались успехом. Революционная волна пошла на спад, «миротворец» Александр III санкционировал консервативную контр­реформацию, интеллигенты-разночинцы из воинствующих квази­гуманистов превратились в буржуазных интеллектуалов. Фазу заката олицетворяют меланхолический лирик С. Я. Надсон и скептичес­кий философ К. Н. Леонтьев; гениальный визионер Владимир Со-нош.ев и первый русский марксист Георгий Плеханов — предтечи гисдующего, революционного поколения. В 1904 году ушли из жиз-

11;шомню, что, согласно «Толковому словарю» В. И. Даля, разночинец — чело- ВвК неподатного сословия, но без личного дворянства и не приписанный ни к гиль- ДИИ,ни к цеху. В пушкинско-гоголевское время «разночинца» не связывали с заняти-1 ми умственным трудом. В число разночинцев попадали придворные служители, ПОЦМ1НЫ,ремесленники, художники и музыканты. Но в середине XIX века разночин- ЦСВ I ПЛИ ассоциировать с известной образованностью; к ним стали относить воспи- ГВТвЛвй и i унернеров, агрономов, землемеров, управляющих, врачей и прочих про- фесСИОНВЛОВ умственного труда. Образованные разночинцы были выходцами главным обрМОМ ИЗ духовенства,чиновничества, купечества, мелкопоместного и безземель­ного ДВОРЯНСТМ,и предка — детьми ремесленников и крестьян.

ни А. П. Чехов, Н. К. Михайловский, Б. Н. Чичерин; в летописи по­реформенного поколения можно поставить точку и подвести бога­тые итоги его исторической деятельности.

Пореформенное поколение стало свидетелем и участником ко­ренных преобразований во всех сферах русской жизни: интенсив­ная урбанизация и постепенное вытеснение агроремесленного про­изводства машинным (индустриальным), замена крепостного права экономическим принуждением, классовое расслоение взамен сослов­ного и становление буржуазного гражданского общества, вытесне­ние гужевого и водного транспорта железными дорогами и парохо­дами и т. д. Правда, реформы проводились непоследовательно, сохранялась самодержавная монархия с обширным бюрократичес­ким и полицейским аппаратом, а духовное «окормление» русского народа по-прежнему осуществляла Русская православная церковь. В нашу задачу не входит комплексное осмысление процесса модер­низации России во второй половине XIX века, нас интересуют из­менения, происходившие в интеллектном слое Российской империи. Можно сказать, что эти изменения — социально-культурные дости­жения пореформенного поколения русской интеллигенции — со­стоят в следующем:

— Интенсивная профессионализация умственного труда, значи­
тельное расширение интеллектного слоя и формирование в нем боль­
ших групп профессиональной интеллигенции.

— Появление в русской литературе и публицистике серии мифо­
логических образов «новых людей» — духовно свободных, крити­
чески мыслящих личностей — интеллигентов-гуманистов, интеллек­
туалов-нигилистов, интеллектуалов-квазигуманистов.

— Воплощение идеологических мифов в оппозиционных интел­
лигентских этико-политических субкультурах нигилистов, народни­
ков, террористов¹.

¹ Субкультурная русская интеллигенция в XIX веке прошла три этапа своего раз­вития: 60-е годы — этап вызревания этико-политического интеллигентского само­сознания, принявший форму нигилистической молодежной моды; 70-е годы — фор­мирование народнической этико-политической идеологии, воспринятой разночинной интеллигенцией и студенчеством в качестве жизненной программы борьбы и труда; 80-е годы — раскол народнического социально-культурного движения на мирную этико-просветительную субкультуру земской интеллигенции — учителей, врачей,

Глава 2. ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

2.2. ПОРЕФОРМЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

 

Казанский, Киевский, Одесский, Варшавский, Томский. За 30 лет (1861-1890) количество студентов в Московском, Петербургском, Ки­евском университетах увеличилось в два раза, в остальных — еще больше. Общий рост университетского студенчества был троекрат­ным: с 4 125 до 12 342 студентов. Поскольку жизненный путь интел­лигенции, как правило, начинался со студенческой скамьи, обратим внимание на характерные особенности пореформенного студенчества:

а) оно было демократичным; сословные различия не культиви­
ровались, а, напротив, размывались; как отмечали современники,
«сыновья мещан, купцов и дворян в отношениях между собой не
обнаруживали и попытки заявить о преимуществах своих каст»¹;

б) большинство студентов самостоятельно зарабатывало на кусок
хлеба и на плату за обучение. 70 % жили впроголодь. В. Г. Короленко,
учившийся в 1870-х годах в Технологическом институте, вспоминал,
что студенты так привыкали к 14-копеечной колбасе и черному полутора-
копеечному хлебу, что уже не могли принимать другую пищу. За год
ему удалось пообедать в кухмистерской пять раз. «В сущности, это было
медленное умирание с голоду, только растянутое на долгое время»²;

в) самостоятельно добывавшие средства к существованию сту­
денты чувствовали себя независимыми людьми и активно протесто­
вали против ущемления своих прав. Студенческая солидарность ярко
проявлялась в совместных выступлениях студентов разных вузов
против полицейского насилия;

г) всеобщее возмущение и острую ненависть вызвал введенный
министерством просвещения в 1879 году институт инспекторов, ко­
торые следили за нравственностью и благонадежностью студентов,
дабы сформировать «скромных, вежливых, пристойных, почтитель­
ных и благонамеренных обывателей». Революционер Герман Лопа­
тин метко заметил: «Правительство усердно, но бессильно бьется все
время над неразрешимою задачею: создать себе неинтеллигентную
интеллигенцию»³.

Известно, что в конце века среди студентов университетов превалировали дво­ряне — 45-46 %; разночинцы составляли 40 %, а остальные 4-5 % приходились на крестьян, инородцев и иностранцев.

² Короленко В. Г. Собрание сочинений: в 8 т. М., 1953. Т. 7. С. 75.

Цит. по: Лейкина-Свирская В. Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX века. М., 1971. С. 40.

Несомненно, что демократическое товарищество, дух равен­ства и коллективизма, привычка к самостоятельности и преодоле­нию трудностей, сплоченность и солидарность, готовность к от­пору тупой, жестокой и бездарной власти послужили питательной почвой для гражданского самоопределения молодого поколения, которое осуществлялось по-разному. Действовавшая с петровских времен «Табель о рангах» открывала для энергичных и знающих выходцев из низших сословий перспективы государственной ка­рьеры, получения личного, а в дальнейшем — потомственного дворянства. Многие талантливые люди успешно использовали эти возможности. Например, отец Ленина И. Н. Ульянов (1831—1886) родился в семье беглого крепостного, который умер, когда его сыну Илье было всего пять лет. И все-таки он достиг чина действительно­го статского советника (то есть штатского генерала), должности директора народных училищ губернии и звания потомственного дворянина.

Но все-таки немало было образованных разночинцев, да и благо­родных дворян, которые пренебрегали благами государственной карьеры и выбирали жребий самоотверженной борьбы с могучим самодержавием. Именно они становились творцами интеллигент­ских субкультур и подпольных террористических организаций. Что питало их альтруизм, доходящий до фанатизма? Конечно, не меркан­тильные соображения и расчеты, а, скорее, мифологические идеалы и утопии, которые пленяли души, жаждущие подвига и отвергающие мещанские добродетели. Познакомимся поближе с интеллигентской героической мифологией ХГХ века.

II

В дореформенной России не существовало гражданского обще­ства, идеологический репертуар сводился к триаде «православие — самодержавие — народность», но после смерти Николая I, когда мино­вали черные дни «цензурного террора» и слово «гласность» получи­ло официальное признание, ситуация изменилась. По словам одного из современников: «Все, традиционно существовавшее и принимав­шееся ранее без критики, пошло в переборку. Все, начиная с теорети­ческих вершин, с религиозных воззрений, основ государственного и

Глава 2. ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

2.2. ПОРЕФОРМЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

 

общественного строя, вплоть до житейских обычаев, до костюма и прически волос»¹.

В подобной ситуации обостряется нужда в культурных героях, мо­гущих служить образцом для подражания. Эту потребность особенно остро переживала учащаяся разночинная молодежь. Русская литера­тура и публицистика услышали голос эпохи и ответили на него. Этим ответом стали идеологии, оформленные в виде героических мифов. Именно пореформенное поколение интеллигенции принесло в рос­сийское общество заимствованные на Западе либеральные и радикаль­ные, в том числе социалистические и террористические, идеологии и положило начало отечественной интеллигентской мифологии.

Подчеркну, что идеология и мифология интеллигенции органично взаимосвязаны: мифология — поверхностная литературная форма выражения идеологии, а идеология — глубинный смысл мифов. Осо­бенно легко поддаются мифологизации радикальные, революцион­ные идеологии, обладающие привлекательным для молодежи роман­тическим аспектом. Значительную часть литературы пореформенной эпохи можно интерпретировать как интеллигентскую героическую мифологию, ибо она, выполняя сущностные функции мифа (само­сознание и социализация личности), весьма активно осуществляла прикладную идеологическую, идейно-воспитательную функцию.

М. Е. Салтыков-Щедрин очень точно сформулировал героико-мифологическую миссию современной ему литературы: «Литерату­ра провидит законы будущего, воспроизводит образ будущего чело­века... Типы, созданные литературой, всегда идут далее тех, которые имеют ход на рынке, и поэтому-то именно они и кладут известную печать даже на такое общество, которое, по-видимому, всецело нахо­дится под гнетом эмпирических тревог и опасений. Под влиянием этих новых типов современный человек, незаметно для себя самого, получает новые привычки, ассимилирует себе новые взгляды, при­обретает новую складку, — одним словом, постепенно вырабатыва­ет в себе нового человека»². Причем необходимой и важнейшей частью литературного процесса сделалась критика. В статье, посвященной

¹ Цит. но: Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский — человек
эпохи реализма. М., 1996. С. 10.

² Салтыков-Щедрин М. Е. Полное собрание сочинений: в 20 т. М., 1937. Т. 7.
С. 455.

роману «Что делать?», Н. В. Шелгунов не без основания писал: «Бел­летристы составляют ариергард направления, авангардом же друж­но движущихся литературных полчищ являются публицисты».

В настоящем подразделе мы сосредоточим внимание на ради­кально-идеологической мифологии пореформенной интеллигенции, а затем остановимся на реальных воплощениях мифологических образов в российских интеллигентах и интеллектуалах второй поло­вины XIX века. Интеллигентская мифология не была застывшей и за­крытой; напротив, она эволюционировала вместе с развитием ради­кальных идеологических концепций. В зависимости от смены куль­турных героев мифологию радикальной интеллигенции можно условно, для удобства рассмотрения, подразделить на три хроно­логических периода:

— нигилистический — 1860-е годы;

— народнический — 1870-е годы;

— террористический — 1880-е годы.

Каждый период характеризуется позитивным апологетическим мифом, который сопровождается негативными обличительными мифами.

1. Нигилистический период открывает роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» (1862). Этот роман задумывался как разоблачение грубого материалистического умонастроения разночинной молоде­жи, то есть как негативный миф-обличение. Поэтому Базарову был присвоен вовсе не комплиментарный ярлык — нигилист}. Однако, вопреки намерениям автора, литературный образ стал мифическим культурным героем, кумиром разночинной молодежи. Его кредо «Ни­гилист — это человек, который не склоняется ни перед какими авто­ритетами, который не принимает никакие принципы на веру, каким

¹ В тургеневское время «нигилистами» называли невежд, пустых людей {Надеж-дин //. И. «Сонмище нигилистов» (1829); Белинский В. Г. «Провинциальные бредни и записки Дормедона Васильевича Прутикова»; рецензии Н. А. Добролюбова). После романа «Отцы и дети» термин был переосмыслен. Кстати, о нигилизме много толко­вали в XIX веке французские и германские философы, особенно Ф. Ницше. Ницше даже выделил две формы «совершенного нигилизма»: пассивная — осознание и со­зерцание гибели ценности; активная — всемерное содействие гибели того, что раз­рушается и слабеет, ради утверждения «сверхчеловека». Наверное, если бы Ницше был знаком с образом Базарова, он бы назвал его «активным нигилистом».

 

 

Глава 2. ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

2.2. ПОРЕФОРМЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

 

бы уважением не был окружен принцип» стало символом веры сотен студентов. Подобно своему герою, молодые нигилисты пренебрега­ли конструктивной работой — «это уже не наше дело... Сперва надо место расчистить».

Нарисованный Тургеневым образ не ограничивается хронологи­ческими рамками пореформенного поколения. Он представляет со­бой одну из типичных интеллектуальных фигур интеллектно-этичес-кого континуума (см. раздел 1.3), этическое самоопределение которой сочетает альтруизм с нетерпимостью и отрицанием общепринятых ценностей культуры. Подчеркну, что нигилист относится к катего­рии интеллектуалов, а не интеллигентов, и нигилистов в наши дни не меньше, чем во времена «Отцов и детей».

Мода на нигилизм быстро распространилась, чему способство­вали статьи Д. И. Писарева «Базаров» (1862) и «Реалисты» (1864). В этих статьях говорится о таких свойствах базаровской натуры, как искренность и честность, разумность и здравый смысл, отвращение к красивой фразе. Писарев отвергал «эстетический мистицизм» и вся­чески пропагандировал естественные и точные науки, особенно дар­винизм. Полемизируя с критиком «Современника» М. А. Антоно­вичем, заявившим, что «Отцы и дети» — пасквиль на молодое поколение, Писарев утверждал, что образ Базарова верно отражает лучшие черты прогрессивной молодежи, а прозвище «нигилист» вов­се не является оскорбительным. Программу нигилизма Д. И. Писа­рев выразил лаконично: «Что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть»¹.

Один из теоретиков анархизма П. А. Кропоткин (1842-1921) так­же согласен с названием «нигилист», ибо «оно выбрано вовсе недур­но, потому что заключает в себе некоторую идею: оно отражает от-

I/исарев Д. И. Схоластика XIX века // Писарев Д. И. Сочинения: в 4 т. М., 1955. Т. 1.С. 135.

Позже П. Л. Лавров более изящно сформулировал эту программу: «Нигилизм не был никогда «отрицанием всего», но он был отрицанием права чего бы то ни было или кого бы то ни было пользоваться уважением и быть принятым в руководство без предварительной строгой критики» {Лавров П. Л. Избранные произведения: в 2 т. М, 1965. Т. 2. С. 664-665).

рицание всей совокупности явлений современной цивилизации, опи­рающейся на угнетение одного класса другим; отрицание современ­ного экономического строя, правительства и власти, буржуазной по­литики, рутинной науки, смешных или отвратительных своим лицемерием привычек и обычаев, завещанных современному обще­ству прошедшими веками, — словом, отрицание всего того, что бур­жуазная цивилизация окружает теперь почетом»¹.

Подлинным создателем апологетического нигилистического мифа был Н. Г. Чернышевский, хотя он не употреблял термин «нигилист». Он задумал свой роман «Что делать? Из рассказов о новых людях» (1863) как программу поведения и мышления «нового человека», учитывающую все — от общественных идеалов до деталей семей­ной жизни. Главными культурными ценностями провозглашались «свобода мысли», «разумный труд», «вера в науку как средство спа­сения и обновления русского народа». В отношениях с женщиной «новый человек» руководствовался «свободой сердца» и призна­нием права женщины на эмансипацию, независимость, образование и развитие. В качестве формы «разумного труда» предлагалась ор­ганизация трудовых коммун. Между строчками романа, по непо­нятной оплошности цензуры допущенного к публикации, прочи­тывались социалистические идеалы и революционные призывы. Подлинным мифическим богатырем был представлен Рахметов.

Несмотря на художественное несовершенство, схематизм и нази­дательность произведения Н. Г. Чернышевского, изложенная в нем программа «разумного» переустройства жизни захватила русскую интеллигентную молодежь. По словам А. И. Герцена, «русские люди, приезжавшие после 1862 года, почти все были из "Что делать?" с при­бавлением нескольких базаровских черт».

Нигилизм 1860-х годов в значительной степени представлял со­бой молодежную моду. Типичное проявление моды — вызывающий внешний вид и эпатирующее поведение. Мужчины носили сукова­тые дубинки, волосы стриженые и свисающие сзади до плеч, синие очки, фра-дьявольские шляпы или польские конфедератки. Женщин-нигилисток газета «Весть» в 1864 году описывала так: большинство нигилисток не имеет женской грации, они безвкусно и грязно одеты,

Кропоткин П. А. Этика. М, 1991. С. 407.

Глава 2. ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

2.2. ПОРЕФОРМЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

 

редко моют руки и никогда не чистят ногти, часто носят очки, стри­гут (а иногда и бреют) волосы. Они презирают искусство, обраща­ются к молодым людям на «ты», не стесняются в выражениях, живут самостоятельно или в коммунах, говорят более всего об эксплуата­ции труда, абсурдности семьи и брака и об анатомии. Остроумный А. К. Толстой в стихотворении «Поток-богатырь» (1871) саркасти­чески продолжил эту тему:

В третий входит он дом, и объял его страх:

Видит в длинной палате вонючей,

Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках,

Собралися красавицы кучей.

Про какие-то женские споря права,

Совершают они, засучив рукава,

Пресловутое общее дело:

Потрошат чье-то мертвое тело.

Ужаснулся Поток, от красавиц бежит,

А они восклицают ехидно:

«Ах, какой он пошляк, ах, как он неразвит!

Современности вовсе не видно!»

Но Поток говорит, очутясь во дворе:

«То ж бывало у нас и на Лысой горе,

Только ведьмы, хоть голы и босы,

Но, по крайности, есть у них косы!»

По-видимому, отказ от хороших манер, нарочитая демонстрация неотесанности, грубости, неопрятности были мотивированы снобист­ским стремлением отмежеваться от светского дворянского общества с его лицемерным этикетом. П. А. Кропоткин не без восхищения опи­сывал этический кодекс нигилизма: «Прежде всего, нигилизм объ­явил войну так называемой условной лжи культурной жизни. Его от­личительной чертой была абсолютная искренность... Он абсолютно отрицал те мелкие знаки внешней вежливости, которые оказывают­ся так называемому слабому полу. Нигилист не срывался с места, чтобы предложить его вошедшей даме, если он видел, что дама не устала и в комнате есть еще другие стулья... Но если девушка, хотя бы совершенно ему незнакомая, проявляла желание учиться чему-

нибудь, он помогал ей уроками и готов был хоть каждый день ходить на другой конец города. Молодой человек, который пальцем не ше­вельнул бы, чтобы пододвинуть барышне чашку чая, охотно пере­давал девушке, приехавшей на курсы в Москву или Петербург, свой единственный урок и свой единственный заработок, причем гово­рил: "Нечего благодарить: мужчине легче найти работу, чем женщи­не, — это вовсе не рыцарство, а просто равенство"»'.

Этический кодекс нигилизма хорошо согласуется с этикой ра­зумного эгоизма Н. Г. Чернышевского, суть которой раскрывается в следующем силлогизме. Эгоизм — естественное свойство личнос­ти, он движущая сила всех нравственных поступков. Разумный че­ловек руководствуется расчетом, повелевающим ему отказываться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия ради получения большей выгоды, большего удовольствия. Этот расчет показывает, что общественная польза и выгода выше личной, частной пользы, поэтому ради собственного блага следует посвятить себя служению обществу, а не самому себе. В разумный эгоизм вписываются геро­изм, благородство, самопожертвование, и в итоге «разумный эго­изм» становится «разумным альтруизмом», или, скажем прямо, — основой этического самоопределения интеллигента, но не эгоиста-интеллектуала.

Восхищаясь апологетикой нигилизма, я не стал бы забывать о его разрушительных потенциях, которые обнаружились уже в 1860-е годы. В 1862 году студент Московского университета Петр Зайчевский (1842-1896) написал «якобинскую» прокламацию «Молодая Россия», где призывал ради освобождения ограбленного, «всеми притесняе­мого и оскорбляемого народа» захватить Зимний дворец и перебить «живущих там». Он восклицал: «Мы не испугаемся', если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах». Угроза­ми взбалмошного двадцатилетнего юнца можно было бы пренебречь, но в 1869 году появляется террористическое подпольное общество, организованное Сергеем Нечаевым (1847-1882) — фанатиком, дей­ствительно не боящимся крови. Однако в 1860-е годы нигилизм еще не отождествлялся с терроризмом.

Кропоткин П. А. Этика. С. 404-406.

Глава 2. ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

2.2. ПОРЕФОРМЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

 

Апологетическому нигилистическому мифу, естественно, были противопоставлены разоблачительные антинигилистические мифы. Здесь первооткрывателями выступили А. Ф. Писемский — роман «Взбаламученное море» (1863) и Н. С. Лесков — роман «Некуда» (1864). Но главным разоблачителем нигилистического «бесовства», бесспорно, является Ф. М. Достоевский, в 1873 году опубликовавший роман «Бесы». Не чуждый революционных мечтаний в молодости, автор «Бесов» хорошо понимал психологию различных радикалов-интеллектуалов, их он и представил в своем романе-предупреждении. Главные «бесы», одержимые силами зла и насилия, — это идеолог смуты Шигалев — деспот, видящий гармонию «земного рая» в виде неограниченной государственной власти, и Петруша Верховенский — циник, политический авантюрист, жаждущий власти и готовый для ее достижения на любую мерзость: убийство, провокацию, ложь, до­нос. Достоевский предупреждает, что «бесы» способны вызвать кро­вавую бойню, превратить Россию в арену для «дьяволова водевиля», а народ — в человеческое стадо, послушно следующее за коварными и корыстными вождями. Он видит корень безнравственности в соци­альной утопии Чернышевского, воспринятой в качестве руководства к действию, в вульгарном материализме Фохта, Малешотта и Бюхне-ра, заменившем для глупых интеллигентов Священное Писание.

Несмотря на то что в основу сюжета романа был положен реаль­ный факт политического убийства студента Иванова, осуществлен­ного по приказу С. Нечаева (П. Верховенский — узнаваемая репро­дукция Нечаева), революционная молодежь и демократическая интеллигенция почувствовали себя оскорбленными и осудили роман как «уродливую карикатуру» и «злобную клевету». Н. К. Михайлов­ский заявил: «Нечаевское дело до такой степени во всех отношениях монстр, что не может служить темой для романа с более или менее широким захватом». Действительно, в начале 1870-х годов демокра­тическое студенчество, увлеченное гуманистической народнической мифологией, в массе своей готовилось не к пожарам и бунтам (хотя М. А. Бакунин и П. Н. Ткачев призывали к этому), а к мирному про-светительско-пропагандистскому хождению в «бедные и стонущие» деревни. Самоубийственные террористические акты были еще впе­реди, и пророчество Достоевского не взволновало русскую интелли­генцию того времени.

Однако после революции и гражданской войны пришлось признать пророческий дар Федора Михайловича. Литературовед В. Ф. Пере-верзев (1882-1968) писал в 1921 году: «Все сбылось по Достоевско­му... Революция соблазнительна, и понятно почти маниакальное ув­лечение ею. Но вот из бездны поднимается навстречу, рассеивая обаятельные призраки, ничем не ограниченная тирания, и соблазн уступает место отвращению». Далее следовал вывод, что в револю­ционных катаклизмах виновата интеллигенция, вскормившая шига-левых и верховенских. Вывод неверный.