Норми юридичної деонтології, правничої етики та професійної культури

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 9622

1. Предыстория западной традиции права: народное право..................................................... 61

Племенное право.............................................................................................................. .. 63

Динамичные элементы в германском праве: христианство

и королевская власть .................................................................................................... 72

Книги покаяний и их отношение к народному праву................................................. 79

2. Истоки западной традиции права в Папской революции..................................................... 93

Церковь и империя: клюнийская реформа ............................................. . . 95

"Диктаты папы"................................................................................................ .............. . 101

Революционный характер Папской революции ................................ 106

Социально-психологические причины и последствия Папской

революции ..................................................... .... . 112

Возникновение государства Нового времени . . . 118

Возникновение систем права Нового времени................................................ 120

3. Происхождение западной юридической науки в европейских университетах . . 124

Юридическая школа в Болонье ................................................................................... 127

Программа и метод обучения ............................................................ .... 131

Схоластический метод анализа и синтеза..................................................................... 135

Отношение схоластики к греческой философии

и римскому праву ......................................................................................................... 136

Применение схоластической диалектики к юридической науке . . . .146

Право как прототип западной науки

4 Теологические источники западной традиции права 165

Страшный Суд и чистилище 166

Таинство покаяния 171

Таинство причащения 172

Новая теология доктрина искупления Св Ансельма 173

Правовые последствия доктрины искупления 177

Теологические источники западного уголовного права 179

Каноническое уголовное право 183

5. Каноническое право: первая западная система права Нового времени 195

Отношение канонического права к римскому праву 199

Конституционные основания системы канонического права 201

Корпоративное право как конституционное право церкви 209

Ограничения на церковную юрисдикцию 215

6. Структурные элементы системы канонического права 218

Каноническое брачно семейное право 219

Каноническое наследственное право 223

Каноническое право собственности 229

Каноническое договорное право 236

Процедура 241

Систематический характер канонического права 244

7. Бекет против Генриха II: соперничество параллельных юрисдикции 246

Кларендонские постановления 247

Привилегия духовенства и двойная ответственность 249

Церковная юрисдикция в Англии 251

Запретительные ордера 255

Часть II

ФОРМИРОВАНИЕ СВЕТСКИХ ПРАВОВЫХ СИСТЕМ

8. Концепция светского права 261

Возникновение новых теорий светского /травления и светского права 263

Иоанн Солсберийский — основатель западной политической науки 264

Теории юристов римского и канонического права 275

Верховенство права 278

9. Феодальное право 281

Феодальный обычай на Западе до XI века 283

Возникновение системы феодального права 288

10. Манориальное право 300

Объективность и универсальность 304

Взаимность прав помещиков и крестьян 306

Коллективное правосудие 307

Интеграция и рост 310

11. Торговое право 315

Религия и возникновение капитализма 318

Новая система торгового права 320

12. Городское право 336

Причины подъема новых городов 338

Происхождение городов Западной Европы 342

Пикардия (Франция) Камбре, Бове, Лан 342

Франция Лорри, Монтобан 346

Нормандия Верней 347

Фландрия Сент-Омер, Брюгге, Гент 348

Германия Кельн, Фрайбург, Любек, Магдебург 349

Англия Лондон, Ипсвич 356

Итальянские города 362

Гильдии и гильдейское право 365

Главные характеристики городского права 367

Город как историческая общность 373

13. Королевское право: Сицилия, Англия, Нормандия, Франция 378

Норманнское Сицилийское королевство 383

Норманнское государство 387

Личность Рожера II 390

Норманнская правовая система 392

Рост королевского права в норманнской Италии 396

Англия 407

Личность Генриха II 410

Английское государство 411

Английское королевское право ("общее право") 417

Наука английского "общего" права 428

Нормандия 430

Франция 432

Личность Филиппа-Августа 434

Французское государство 435

Французская система королевского правосудия 438

Французское королевское гражданское и уголовное право 444

Французское и английское королевское право в сравнении 448

14. Королевское право: Германия, Испания, Фландрия, Венгрия, Дания 452

Германия 452

Имперское право 453

Личность и мировоззрение Фридриха Барбароссы 457

Императорские статуты мира (Landfneden) 463

Саксонское зерцало (Sachsenspiegel) 472

Право княжеств 474

Испания, Фландрия, Венгрия, Дания 479

Королевское право и каноническое право 484

Заключение 501

За пределами Маркса, за пределами Вебера 514

Послесловие автора 534

Сокращения 535

Примечания 537

Литература 602

Имен ной указатель 619

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Русский читатель не удивится, что в этой книге история рассматри­вается как периодический процесс, имеющий свои собственные законы, протекающий на протяжении длительных промежутков времени и имеющий повторяющиеся черты. Ему не покажется также странным, что эта книга стремится раскрыть истоки и корни наших исторических традиций для того, чтобы суметь понять наше нынешнее нелегкое положение. В самом конце книги я цитирую высказывание Октавио Паса: "Каждый раз, когда общество оказывается в кризисе, оно инстинктивно обращает свои взоры к истокам и ищет там знамение". Эта книга — книга о знамениях.

Так как наша эра подходит к концу, мы можем разглядеть ее начало. Сейчас перед нашими глазами предстает весь жизненный путь человека Запада. Перед нами раскинуто полотно, изображающее наше прошлое, и мы теперь можем докопаться до корней этого прошлого, ибо знаем, что же за корни нас интересуют.

Эра, которая подходит сейчас к концу на Западе, — это эра, начало которой лежит в Европе конца XI—XII вв. Немецкий историк и философ Ойген Розеншток-Хюсси назвал то время в своей книге "Die europaischen Revolutionen", опубликованной в 1931 г, "die Pap.s{revolution", те Папской революцией. Впоследствии так стали называть это время и другие ведущие историки. Сегодня большинство специалистов в области так называемого высокого Средневековья присоединяются к мнению, которое Розеншток высказал одним из первых, что нынешние политические институты и политические представления, теология, правовые учреждения у нас на западе берут начало в той эпохе, которую тогда называли Реформацией, а в последнее время стали именовать григорианской реформой <по имени папы

Григория VII). Это столь трудно поддающееся определению понятие, "но­вое время", родилось не вместе с Лютеровой Реформацией, как нас когда-то учили, а четырьмя веками раньше, на волне григорианской реформации, в самой середине того периода, который позже назвали средними веками.

Так как мы сами сейчас выходим из революционного периода, нам легче увидеть революционные периоды в прошлом. Каждой великой рево­люции для прохождения своего пути потребовалось не одно поколение, и за каждой из них следовал длительный период эволюции. Наиболее значимое выражение эта эволюция, как мне представляется, всякий раз находила в развитии права. Каждая из великих революций создавала новое право, каждая из них переделывала существующий правовой порядок. Таким обра­зом, сама западная традиция права носит следы целого ряда революций. Она является продуктом взаимодействия революции и эволюции. Начиная с XI—XII вв. история Запада характеризуется чередованием периодов обнов­ления и преемственности. Бурные революционные перевороты сменяются периодами мирного развития, когда рожденные революцией перемены встра­иваются в существующую традицию и в то же время преображают ее. Од­нако даже в периоды эволюции под спудом тлеет искра апокалипсиса, вре­мя от времени вспыхивающая новыми революциями. Так что существует определенное диалектическое взаимодействие между великими революциями прошлого: революцией в Германии XVI в., которая была лютеранской и княжеской; революцией в Англии XVII в., которая была пуританской и парламентской; революциями во Франции и Америке XVIII в., которые бы­ли деистическими и демократическими; революцией в России XX в., кото­рая была атеистической и социалистической.

Главная линия моей книги — это история формирования западной традиции права на протяжении XII и XIII вв. под влиянием Папской ре­волюции. Это история создания первой правовой системы нового времени, в роли которой выступило каноническое право церкви, и возникновения пер­вых светских правовых систем, возникших вслед за каноническим пра­вом, — феодального права, манориального, торгового, городского и раз­ных систем королевского или княжеского права. Эти новые системы пра­ва развились в XII и XIII вв. в Сицилийском королевстве норманнов, в Англии, Франции, германской империи и германских землях.

Папская революция, начало которой ознаменовано в 1075 г. Дикта­тами папы Григория VII, а кульминация — в 1122 г. Вормсским конкор­датом, совершалась во имя так называемой свободы церкви. Это была рево­люция против подчинения духовенства императорам, королям и феодальным баронам, за утверждение римской церкви как независимого, корпоративного политического и юридического образования под эгидой папства. Церковь, которую теперь впервые стали воспринимать прежде всего как сообщество священников, учила, что церковная иерархия будет трудиться ради спасе­ния мирян и улучшения мира и что можно добиться такого улучшения че­рез церковное и светское право. Это и были два меча, духовный и мир-

2-499

ской, которые, по мнению некоторых, оба должны были находиться в рас­поряжении папы, хотя папа и передавал бы мирской меч в руки светской власти. Это и была изначальная радикальная идея Папской революции.

Однако на деле, как и во всех великих революциях, самым ради­кальным притязаниям пришлось уступить и пойти на компромисс. На деле доктрина двух мечей привела еще и к тому, что укрепилась власть импе­раторов и королей в светских делах. У Папской революции были и другие стороны: огромное расширение торговли, подъем городов, колонизация Вос­точной Европы, крестовые походы, переориентация Европы с оси север—юг на ось восток—запад. Это был тотальный переворот, оборот германо-фран­кского мира на 180 градусов.

Правовая юрисдикция церкви ограничивалась так называемыми ду­ховными делами. Тем не менее дела эти охватывали громадную сферу от­ношений. Они включали все дела, касающиеся церковной собственности, а церковь владела третью всей земли в Европе; они включали все преступле­ния, совершенные мирянами против собственности и служителей церкви, равно как и другие виды совершаемых мирянами преступлений. Это были идеологические преступления, такие, как ересь и богохульство, а также по­ловые преступления и многие другие. К духовным делам относились и пра­вовые вопросы брачно-семейных отношений, завещаний, всех клятвенных договоров, то есть таких, где стороны приносили религиозную клятву вы­полнить договор, и масса прочих дел.

Таким образом, церковь, впервые за всю свою историю действуя че­рез систему профессиональных судов, дела которых рассматривала по апел­ляциям папская курия в Риме, осуществляла громадную юрисдикцию. В ходе осуществления своих полномочий церковь начиная с конца XI ив XII в. разработала первую сложную систему канонического права. Появи­лись профессиональные юристы и юридические трактаты. Первый в Европе университет, Болонский, был основан именно в это время (около 1087 г.) специально для изучения юридических текстов, составленных византийским императором Юстинианом. Не случайно именно в это время, после пяти веков забвения, эти тексты были заново открыты в Италии и послужили источником почти всей терминологии и многих понятий, которые понадоби­лись для систематизации и канонического и светского права.

Двойственность церковной и светской юрисдикции и множественность светских юрисдикции создавали острое соперничество, из которого вышло не только правление законом (rule by law), но и господство права (rule of law). В своих притязаниях каждая юрисдикция встречала препятствия со стороны других юрисдикции. Думаю, что это основная черта западной тра­диции права, черта, которая в той или иной форме сохранялась на протя­жении восьмисот лет. Она являлась источником развития права и источни­ком свободы.

Господство права основывалось не только на множественных юрис-дикциях, но и на дуализме светской и духовной сфер. Ведь подразумева-

лось, что сама история требует искупления светского порядка и что закон может сыграть роль в этом искуплении.

Бог был Богом закона. "Бог сам — закон". Так говорит Саксонское зерцало, первый германский свод права, написанный около 1220 г. "Бог сам — закон, и потому закон дорог ему" — это прямое выражение фи­лософии Папской революции. Такое возвышение права мы вновь и вновь встречаем в это время во всех странах Европы и во всех европейских го­родах. Через несколько десятилетий после Саксонского зерцала великий английский юрист Брактон писал, что "закон делает короля" и что Англия живет "не под^ властью человека, а под властью Бога и закона" — "поп sub nomine sed sub deo et lege".

Западная традиция права коренится именно в этом убеждении. Это убеждение выражается и в дуализме светской и духовной юрисдикции, и во множественности светских юрисдикции, и в самом представлении об авто­номности светской сферы.

Другая часть западной традиции права происходит из представления о праве как самостоятельном предмете. Впервые на Западе право рассмат­ривалось отдельно от теологии и экономики и политики; впервые появилось нечто определенное, заслуживающее название "право". Это право имело собственных профессиональных опекунов, именуемых юристами, и собствен­ную литературу. До 1050 г. не существовало в Европе ни сборников права, ни юридических трактатов, хотя встречались сборники обычаев или кано­нов. Не было законодательного- процесса в нынешнем смысле, хотя короли время от времени издавали законы. Первое систематическое законодатель­ство появилось в церкви. Потом и короли тоже стали регулярно издавать законы. Когда начали создаваться книги по праву, право стали изучать в университетах и появилась продрессия юриста. Именно юристы должны бы­ли охранять и развивать право, то есть правовые институты и науку права, на протяжении веков и поколений. Возобладало представление о праве как едином целом. Масса правовых норм и мнений, составлявших книги Юсти­ниана, впервые получила название "организма", свода права — corpus juiris. Более того, считалось, что этот организм растет и сознательно разви­вается на протяжении жизни поколений.

Живой пример этого странного и удивительного представления о том, что право растет и сознательно развивается людьми на протяжении столе­тий, можно найти в конституционном праве США. Двести лет назад отцы-основатели написали, а Штаты ратифицировали Конституцию Соединенных Штатов. Например, там сказано, что нельзя применять жестокое и необыч­ное наказание. Никому из тех, кто сочинял и принимал конституцию, не приходило в голову, что впоследствии этот принцип может быть отнесен к суровым условиям тюрьмы или даже к смертной казни. Однако понемногу, на протяжении веков и поколений, люди, которые толковали конституцию, сознательно наполняли выражение "жестокое и необычное наказание" но­вым и притом переменным содержанием. Но это не какое попало содержа-

Quot;

ние; это то содержание, которое развилось не из понятия как такового, а из всей государственной жизни страны. За этим стоит представление, что эти старые правовые понятия необходимо сохранять, сознательно приспо­сабливая их к новым обстоятельствам. Эта довольно загадочная — или по меньшей мере удивительная — мысль родилась в каноническом праве XI— XII столетий. Папы постоянно издавали новые декреталии, принимали ре­шения по новым делам, создавали новые законы. При всем этом они стре­мились сохранить преемственность по отношению к прошлому. В 1140 г. Грациан написал первый великий трактат, первый в истории систематиче­ский всеобъемлющий анализ свода права. Название его характерно — "Со­гласование разноречивых канонов". Последователь Грациана Гугуччио дополнил и развил трактат. Например, у Грациана сказано, что папа может быть низложен за ересь (поразительное заявление!), а Гугуччио заявляет, что под словом "ересь" Грациан имел не только ересь как та­ковую, но и другие подобные ереси проступки, включая нравственные, например блуд. Таким образом, создавалось представление о законе как о предмете, который не только расширяется, но и растет и развивается на протяжении жизни поколений, причем более поздние его истолкова­ния сознательно основываются на более ранних и заменяют их.

Тем не менее время от времени в европейской истории случались пе­ревороты, в ходе которых люди такую преемственность штурмовали и раз­рушали. На сцену выступали какие-нибудь революционеры и заявляли: "Убейте юристов. Избавьтесь от этой правовой системы. Она не выполняет той мечты, на которой основана. Она не может реализовать свой идеал и цели. Придется все делать заново". В конце концов буря утихала, ста­рое право восстанавливалось, но оно было уже не то, что раньше. Часть его оставалась прежней, а часть изменялась. Происходило новое рожде­ние или перерождение правового сознания. Однако в итоге ощущение общей традиции права восстанавливалось и даже укреплялось.

Эта книга посвящает всего несколько страниц (во "Введении" и в "Заключении") влиянию, которое оказали на западную традицию права другие великие революции в Европе, последовавшие за Папской револю­цией. Это — революция в Германии в XVI в., революция в Англии в XVII в., революция во Франции и Америке в XVIII в., революция в России в XX в. Мало сказано и о кризисе западной традиции права в XX в. Все это — предмет последующих томов. Каждая из этих великих национальных революций была и европейской революцией; каждая из них готовилась в разных странах Запада, и отзвуки ее были слышны везде, хотя буря буше­вала всего сильнее в какой-то одной стране. Каждая из этих революция оз­наменовала фундаментальные перемены, стремительные перемены, насиль­ственные перемены, прочные перемены в общественном строе этой страны в целом; каждая из этих революций искала легитимации в фундаменталь­ном праве, отдаленном прошлом, апокалипсическом будущем; каждой пона­добилось не одно поколение, чтобы пустить корни; каждая в конце концов

произвела на свет новую систему права, которая воплотила некоторые важ­нейшие черты революции и изменила западную традицию права, но оста­лась в итоге в рамках этой традиции.

Мысль, что западная традиция права в XX в. переживает кризис, равного которому еще не было, никак нельзя научно доказать. Это интуи­тивное ощущение. Я могу только засвидетельствовать, что я чувствую, что человек Запада находится в гуще беспрецедентного кризиса правовых цен­ностей и правовой мысли. Ставится под вопрос вся наша традиция пра­ва — и не только так называемые либеральные идеи последних двух сто­летий; поколебалось само здание западной законности, постройка которого началась еще в XI—XII столетиях.

Это в первом приближении кризис концепции Запада. До 1914 г.

Запад был центром мира, можно даже сказать, Запад его и создал, ибо

именно Запад первым понял, что существует такая вещь, как весь мир, и

послал своих солдат и миссионеров на его покорение. Но в 1993 г. вне

всякого сомнения мир становится центром, а Запад превращается в его составную часть, в одного из партнеров в постепенном создании глобальной

технологии, глобальной экономики, глобальной культуры и глобального пра­вового порядка.

Второй кризис произошел в концепции права. Запад возвышал Право. Сам Бог, по словам Эйке фон Репгау, и есть Право. Неужели Запад все еще верит в это? А Восток? А Юг?

И наконец, третий кризис — кризис концепции традиции, в особен­ности традиции права. Запад теряет, а может быть, уже потерял свою веру в то, что его право развивается постоянно, органично, последовательно, че­рез прошлые поколения в будущее. Напротив, право становится все более прагматичным и политическим. Никто уже не думает, что корни закона — в нравственном порядке вселенной. Более того, апокалипсическая мечта За­пада о спасении мира через прогресс права, порожденная христианскими понятиями о чистилище и Страшном суде, мечта, которая за века своего существования постепенно приняла мирской характер и в своей высшей точке произвела на свет коммунистический идеал совершенной справедли­вости в бесклассовом обществе, — эта мечта уже не работает. Сверх того, право все меньше воспринимается с точки зрения истории и все больше — с точки зрения политики или нравственности, в то время как историческая юриспруденция, которая одна способна объединить юридический позитивизм и теорию естественного права, почти исчезла из нашей философии права.

В этом предисловии для русского читателя я пытался обрисовать не­которые из главных мыслей моей книги. Но я должен добавить, что моя книга не является в первую очередь книгой по философии права. Она рас­сказывает историю формирования западной традиции права, и притом весь­ма подробно. Некоторые рецензенты обратили внимание только на основ­ные идеи и совсем не обратили внимания на подробности. Другие заметили только подробности и упустили главные мысли. Я надеюсь, что русский чи-

татель увидит взаимосвязь одного с другим. Быть может, вы припомните высказывание, повторенное великим историком XIX в. Леопольдом фон Ранке: "Бог — в подробностях". Это не означает, что важны только под­робности или что они важны только сами по себе. Напротив, это значит, что подробности, частности важны, когда мы видим в них отражение уни­версальных реалий, как в капле воды отражается небо. Итак, я попытался увидеть отражение нашей человеческой судьбы в истории формирования .и реформирования нашей традиции права.

Гарольд Дж.Берман

Атланта, Джорджия, США Март 1993 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Это история истоков, история "корней", а также и "дорог", тех путей, по которым мы пришли туда, где сейчас находимся. Скептик, быть может, прочтет эту книгу с ностальгией, мысленно проходя опять весь тот путь, ко­торый привел его к отчуждению, а тот, кто сохранил веру, может надеяться, что найдет в этой книге руководство на будущее. "Прошлое открыло мне, как строится будущее", — писал Тейяр де Шарден.

А мной руководит несколько более отчаянная потребность. Говорят, что перед взором утопающего за несколько последних секунд проносится вся его жизнь. Наверное, так человек бессознательно пытается отыскать в своем жиз­ненном опыте способ выпутаться из ситуации, грозящей ему неизбежной ги­белью. Так и мне пришлось посмотреть на западную традицию права и закон­ности, порядка и правосудия, в очень отдаленной исторической перспективе, с самого начала, для того чтобы найти выход из нашего нынешнего состояния. Никак не поддается научному доказательству тот факт, что мы находимся в конце определенной эры. Человек это либо ощущает, либо нет. Человек инту­итивно знает, когда старые образы, как говорит Арчибальд Маклшп в своей "Метафоре", теряют смысл.

Мир окончен, когда умерла его метафора.

An age becomes an age, all else beside,

When sensuous poets in their pride invent

Emblems for the soul's consent

That speak the meanings men will never know

But man-imagined images can show:

It perishes when those images, though seen,

No longer mean.

Именно потому, что эпоха кончается, мы в состоянии разглядеть ее начало. В середине же эры не видно ее конца и начало тоже спрятано от нашего взора. В такие моменты история поистине, по выражению Мейтлен-да, выглядит как бесшовная паутина. Однако теперь, когда вся наша циви­лизация лежит перед нами, мы можем раскрыть ее истоки, потому что зна­ем, какие именно истоки мы ищем.

Точно так же, именно потому, что мы сейчас выходим из революци­онного периода, нам легче определить революционные эпохи в прошлом. История плавно нарастающих изменений, "гладкая" история, была харак­терна для исторических сочинений эпохи дарвинизма. Катастрофическая же история, в которой преобладает социальный конфликт, — вот та история, которая характерна для исторических сочинений начала и середины XX столетия. Теперь мы впервые начинаем видеть не одну только эволюцию и не одну только революцию, но взаимодействие их как доминирующую тему истории Запада.

Невозможно не чувствовать той социальной дезинтеграции, того распада сообществ, которые произошли в Европе, Северной Америке и других частях цивилизации Запада в XX в. Узы расы, религии, почвы, семьи, класса, сосед­ства и трудового сообщества во всевозрастающей степени вырождаются в абс­трактные и поверхностные национализмы. Это тесно связано с утратой един­ства и общности цели в западной цивилизации в целом. Однако есть и неко­торые признаки роста. Может быть, самая обнадеживающая перспектива — это экономическая, научная и культурная взаимосвязь как на региональной, так и на всемирной основе.

А какое, скажете Вы, это имеет отношение к праву? Самое прямое. Ведь традиционные символы общества на Западе, традиционные образы и метафоры, всегда были в первую очередь религиозными и правовыми. В XX столетии, однако, впервые религия стала в значительной степени частным делом, а закон — преимущественно вопросом практической целесообразно­сти. Связь между метафорой религии и метафорой права была разорвана. Ни та ни другая не выражают более представление общества о своем буду­щем и прошлом; ни та ни другая больше не обладают страстной преданно­стью этого общества.

Ни к чему оплакивать эти перемены. Возможно, они к лучшему. Вне сомнения, они неизбежны. В любом случае они знаменуют конец эпо­хи, и, так как возврата нет, остается единственный вопрос: "Как идти впе­ред?" Возможно ли найти в групповой памяти о прошлом опыте те ресур­сы, которые помогут преодолеть препятствия, преграждающие нам дорогу в будущее?

Что это за препятствия, можно косвенно узнать из этой книги. Сре­ди них узость и компартментализация как мысли, так и действия в отно­шении самого права. Нам необходимо преодолеть сведение права к набору технических приемов для делания дел; преодолеть разделение права и ис­тории; отождествление всего нашего права с национальным правом и всей

нашей истории права с национальной историей права; заблуждение относи­тельно исключительно политической и аналитической юриспруденции ("по­зитивизм"), или исключительно философской и моральной юриспруденции ("теория естественного права"), или исключительно исторической и соц-иоэкономической юриспруденции ("историческая школа", "социальная тео­рия права"). Нам нужна юриспруденция, которая интегрирует все три тра­диционные школы и выходит за их пределы. Такая единая юриспруденция подчеркивала бы, что в право надо верить, иначе оно не будет работать; а это включает не только разум, но также чувства, интуицию и веру. Это требует полного общественного осознания.

В периоды кризиса нам требуется более широкий взгляд. Однажды Оливер Уэнделл Холмс-младший сказал классу студентов-юристов: "Ваше дело как юристов — видеть связь между вашим конкретным фактом и зда­нием всей вселенной". За этим утверждением Холмса лежит трагическое видение мира, порожденное Гражданской войной между Севером и Югом. Он-то знал, сколь шатки отдельные факты вне всеобщего контекста.

Узость наших концепций права не дает нам видеть не только право, но и историю. Сегодня люди воспринимают право преимущественно как массу за­конодательных, административных и судебных правил, процедур и техниче­ских приемов, действующих в данной стране. Взгляд на историю, сопровожда­ющий подобное восприятие права, жестко ограничен более или менее недале­ким прошлым и определенной страной. Более того, это бывает взгляд даже и не на историю, а только лишь на текущую политику и ценности. По контр­асту, давайте подумаем об историческом смысле концепций права, которые преобладали в прошлом, например в Англии XVIII в., в книге Блэкстона "Комментарии к законам Англии", написанной не только и не столько для юристов, а для всех образованных людей. По Блэкстону, в Англии преоблада­ли следующие виды права: естественное право, божественное право, право на­ций, английское общее право, местное обычное право, римское право, церков­ное право, торговое право, статутное право и право справедливости. В этом списке имплицитно содержится взгляд на историю, не ограниченный своей страной или недавним прошлым, — это картина пересекающихся линий исто­рии. Здесь и история христианства и иудаизма, история Греции, история Рима, история церкви, местная история, национальная история, международная исто­рия и еще многое другое. Такой взгляд, связывая читателей Блэкстона с раз­ными прошедшими временами, освобождал их от прикованности к какому-то единственному прошлому, как и к прошлому в целом, в некотором абстракт­ном кантианском смысле. Блэкстон позволял своим читателям предвкушать не какое-то единственное будущее и не абстрактное "будущее вообще", а опять же разные будущие времена. Сам Блэкстон был "очень англичанин" и во многих отношениях весьма консервативен, но, признав многоформность тради­ции права в Англии, он признавал и многоформность самой истории.

Иногда отмечалось, что слишком узкий взгляд на право не дает воз­можности эффективно изучать его представителям других дисциплин — ис-

3-499

торикам, политологам, социологам, философам. Если относиться к праву всего лишь как к господствующим нормам, процедурам и приемам, оно и вправду представляет мало интереса для историков общества или гуманита­риев. Следует также отметить, что теряют от этого не только сами юристы, но и историки общества и другие гуманитарии, которые таким образом ли­шаются одного из богатейших источников понимания своих собственных дисциплин. Если наши общественные и гуманитарные науки и стали чрез­мерно бихевиористскими и фрагментарными, а историография, в особенно­сти, превратилась в чрезмерно националистическую и чрезмерно привязан­ную к относительно коротким отрезкам времени дисциплину, то причина этому и в том, что такова теперь наша правовая мысль. А будучи такой, правовая мысль ушла из кругозора профессионального ученого и вместе с тем образованной публики.

Конечно, куда проще пожаловаться на компартментализацию знания, чем сделать что-нибудь конструктивное для преодоления этого. Всякая по­пытка вернуть права гражданства прошедшим временам скорее всего будет понята и оценена в терминах господствующих категорий и концепций. Пы­таться представить историю права на Западе как метафору нашей эпохи — значит слишком многого ожидать от наших читателей, воспитанных в со­вершенно иных представлениях об истории, праве и Западе. Однако без восстановления прошлого в его правах нет пути назад и не будет дороги в будущее.