Емоційна кульгу ра юриста

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 713

Термин "феодализм" был изобретен только в XVIII в. До этого, фак­тически начиная с XII столетия, люди писали и говорили не о феодализме или о "феодальном обществе", а о "феодальном праве", имея в виду главным образом систему прав и обязанностей, связанных с отношениями "сеньор— вассал" и зависимым держанием земли. Однако в эпоху Просвещения XVIII в. весь тот общественный строй, при котором когда-то существовали отношения "сеньор—вассал" и зависимые земельные держания, впервые был назван фе­одальным обществом, а главными чертами этого общества назвали привиле­гированное сословие аристократов и подчиненное ему крестьянство. Это оп­ределение было достаточно широко, чтобы включить и многие аспекты евро­пейского общества XVIII в. тоже.

Со временем термин "феодализм" стал ассоциироваться с одним ста­рым выражением, появившимся еще в эпоху Реформации — "Средние Века". Было сказано, что феодализм — это тот тип общества, который существовал на Западе в Средние Века, и более того, было сказано, что этот тип общества существовал и в незападных культурах тоже во время "средневекового" пе­риода их истории. В этом словоупотреблении прячется этноцентрическая ис­ходная посылка, что какие-то характеристики социальной и экономической истории Запада можно использовать для определения социально-экономиче­ского строя других обществ. Более того, многие историки XIX—XX столетий, игнорируя систему представлений, отношения между церковными и светскими властями и сверх всего правовые институты и понятия, сопровождавшие фе­одальное хозяйство Запада, давали искаженную картину динамики так на­зываемого феодализма как на Западе, так и везде. В особенности марксист­ские историки, рассматривающие способ и отношения производства как ин­фраструктуру или базис феодального общества, а политику, идеологию и пра­во как надстройку, не смогли объяснить, почему созданный западным фео-

36-499

дализмом тип надстройки столь радикально отличается от надстройки, скажем, японского или русского феодализма.

В то же самое время многие другие историки, отвергающие марксистские категории базиса и надстройки, тоже не смогли хоть сколько-нибудь системати­чески показать взаимодействие между политическими, идеологическими и пра­вовыми институтами и понятиями на Западе, с одной стороны, и такими соци­альными и экономическими институтами, как ленное держание земли, отношения "сеньор—вассал" и серваж, — с другой. Но если первые не являются простым выражением и орудием последних, как утверждал Маркс, то каковы же дейст­вительные отношения между ними? Можно ли сказать, что, вопреки марксист­ской теории, "сознание" определяло "бытие"? Или, если сами эти категории не­верны, какие категории должны их заменить?

Отношения между социальными и экономическими факторами, с од­ной стороны, и политическими и идеологическими — с другой, можно про­яснить, если основываться на четырех методологических постулатах.

Первое. Следует видеть, что правовые институты переходят грани­цы между социально-экономическими и политико-идеологическими факто­рами. Право следует рассматривать как неотъемлемую часть и материаль­ной структуры западного общества ("способ и отношения производства"), и его духовной жизни ("политическое и социальное сознание"), то есть и как базис, и как надстройку.

Второе. Анализировать следует не феодализм, а различные виды пра­ва, которые регулировали социальные и экономические отношения в рассмат­риваемый период. Этот анализ должен включать не только феодальное право в чисто техническом смысле, то есть право, регулирующее ленное держание (феод) и отношения "сеньор—вассал" (присяга на службу), но и манориаль-ное право, то есть право, регулирующее отношения "помещик—крестьянин" и сельскохозяйственное производство и жизнь феодального поместья в целом. Сопоставление феодального и манориального права должно помочь нам пре­одолеть возражения тех историков экономики и общества, которые справед­ливо обвиняют некоторых историков права в игнорировании главной черты феодализма, то есть существования привязанного к земле зависимого кресть­янства. Нам удастся избежать обвинения в чрезмерной широте (и' вытекающей отсюда расплывчатости понятия), если мы будем придерживаться важного тех­нического различия между двумя видами регулирования: регулированием фе­одального землевладения и вассальной присяги, с одной стороны, и регули­рованием манориальных отношений — с другой. Это были две раздельные отрасли права, подобно праву корпораций и трудовому праву сегодня на Западе, хотя социологически и исторически они тесно взаимосвязаны.

Третье. Мы добавим в изучение западного феодализма динамический элемент, если исследуем те перемены, которые произошли в феодальном и манориальном праве со времени Папской революции. Ибо то громадное со­трясение, которое произвели в Европе так называемая григорианская реформа и борьба за инвеституру, не могло не отозваться на правовом регулировании способа и отношений производства, да и ведущие историки общества и эко­номики тоже поддерживают такую периодизацию феодализма на Западе . Марк Блок делит феодализм на "первый феодальный период" (с VIII до се­редины XI в.) и "второй феодальный период" с середины XI по XV в. Он

пишет: "... было два последовательных "феодальных" периода с весьма раз­личными ведущими тональностями". Аналогичным образом Жорж Дюби счи­тает XI столетие критическим периодом в возникновении западного феода­лизма и называет годы с 1070 по 1180 "веком великого прогресса", в течение которого феодализм как система установился по всей Европе.

Четвертое. Следует учитывать, что до середины XI в. отношения "сеньор—вассал" и ленное держание, с одной стороны, и отношения "поме­щик—крестьянин" и жизнь манора — с другой, не подвергались системати­ческому правовому регулированию, и, хотя они в значительной степени ре­гулировались обычаем (включая обычное право), феодальный и манориальный обычаи были по большей части неразвиты и растворены в социальном и эко­номическом обычае. А самый важный аспект тех коренных перемен, которые произошли в XI—XII вв., состоял в том, что в этот период и феодальное, и манориальное право были выделены и существенно систематизированы. Если прав был покойный русский историк Георгий Вернадский, сказав, что русский феодализм был "феодализмом без феодального права", то можно сказать, что и западный феодализм до XI в. был "феодализмом без феодального права". Это, конечно, преувеличение: какое-то феодальное право (и какое-то мано­риальное право) было и в России, и в империи франков, но оно было в зна­чительной степени распылено и не систематизировано. За столетие, с 1050 по 1150 г., феодализм на Западе был узаконен в том смысле, что феодальное и манориальное право впервые были восприняты как цельные совокупности права со своей собственной жизнью, посредством которых сознательно регу­лировались все аспекты феодальных и манориальных отношений.

ФЕОДАЛЬНЫЙ ОБЫЧАЙ НА ЗАПАДЕ ДО XI ВЕКА

До великих переворотов конца XI — начала XII в. политическая организация народов Европы представляла собой расплывчатую, сложную структуру: 1) местных образований, 2) сеньорий, 3) племенных (клановых) образований, 4) крупных территориальных образований, например герцогств или княжеств, которые могли включать несколько племен (кланов), и 5) ко­ролевств, одно из которых, королевство франков, с 800 г. именовалось также империей. Королевства рассматривались не как территориальные образования, а прежде всего как сообщество христиан под руководством короля (импера­тора), который считался заместителем Христа и высшим главой церкви, а также главой дворянства, кланов и армии. Сама церковь воспринималась не как политическое образование, а прежде всего как духовное сообщество, ве­домое в конечном счете императором или королем, а непосредственно — епи­скопами, из которых важнейшим по традиции считался епископ Рима.

В рамках этой общей классификации существовали очень широкие различия от местности к местности, от одного феодального владения к дру­гому, от одного племенного образования к другому и т. д. Экономика Европы до XI в. была по преимуществу местной и аграрной. Каналы коммуникаций были очень ограничены. Кроме монахов и некоторых других представителей духовенства и небольшого числа купцов, да еще если не брать в расчет во­енные походы, путешествовали только высшие аристократы и короли. На ме-

36*

стах практически не было постоянных представителей центральной власти. Попытки насадить их обычно оканчивались неудачей. Распылена была не только власть, но и культура. Обычаи одной местности могли разительно от­личаться от обычаев другой на удалении пятидесяти миль.

Несмотря на это, политическая организация народов Европы в период с VI по XI в. свидетельствует об общей модели развития.

Самые маленькие местные политические образования назывались обычно "villae" ("деревни", англ. "village"); они группировались в "centenarii" ("сотни"), а те в "comitatus" ("графства"). Эти местные образования появи­лись в то время, когда переселяющиеся из Западной Азии кочевые племена, поглотив то, что осталось на Западе от Римской империи, наконец перешли к оседлости в IV, V и VI вв.

Второй тип — сеньории — возник вскоре после этого. Их число росло по мере того, как поселенцы "отдавали себя под покровительство" выделив­шихся среди них лидеров и обещали им службу в обмен на пищу и одежду, а также защиту от врагов. Человек, отдавший себя под покровительство, ста­новился "человеком" своего сеньора. Он мог жить в доме сеньора, либо тот мог предоставить ему землю, чтобы он обрабатывал ее для себя.

Сеньории возникали также тогда, когда могущественные люди, и прежде всего вожди и короли, даровали бенефиций ("beneficium" — "бла­годеяние"), то есть землю или другое имущество, или должность и иные привилегии в обмен на службу. Термин "бенефиций", означавший сначала, что держатель получает землю в лен на сравнительно льготных условиях, впоследствии стал относиться главным образом к ленам церкви; в конце VIII—IX в. он был заменен германским словом "feod". "Feod" [нем. "Lehn" — Прим. перев.], по-латински "feudum" (откуда англ. "feudalism" и франц. "feodalite"), изначально обозначал "скот" (родственное нем. "Vieh" означает "корова"), затем им стали обозначать ценное движимое имущество (ср.: англ. "chattels" — "движимое имущество" от "cattle" — "скот"), и наконец, это слово стало означать форму земельного держания, на английском языке норманнов — "fief" или "fee". (Таким образом, когда вы говорите о гонораре [англ. "fee"] адвоката или врача, вы поддерживаете представление о пожаловании какой-то формы держания, которая несет с собой обязанность предоставлять службы.)

В XIX в. многие историки прослеживали отдаленные истоки первого вида сеньории, образованного переходом под покровительство, к "Gefolgschaft" (дружине) германских племен. Это был отряд верных воинов, окружавший военного вождя. Другие ученые возводили отдаленные истоки второго вида сеньории, образованного пожалованием феода, к "patrocinium" (патронажное поместье) поздней Римской империи. Это была земля, пожа­лованная патроном своим клиентам ("clientes"), которые владели ей с опре­деленной степенью иммунитета от государственной власти. Дебаты о герман­ском или римском происхождении "феодализма" велись с незатухающей стра­стью, потому что ставкой были важные политические интересы XIX столетия. Германисты были националистами и романтиками. Романисты — космополи­тами и индивидуалистами. Обе стороны были убеждены в существовании од­нолинейной эволюции права с древнейших времен. И обе всячески подавляли память о Папской революции.

Сегодня считается общепринятым, что ни дружина, ни патронат не до­жили даже до конца франкского периода, не говоря уже о Папской революции. В конце VIII—IX в. переход под покровительство и передача земли в лен часто сливались. Более того, в IX в. феод вместе с его повинностями службы часто переходил к наследникам ленника, который в то время назывался кельтским словом "вассал", по возобновлении ими своих присяг на верную службу.

Присяги составляли торжественный ритуал. Вассал, с непокрытой го­ловой и без оружия, становился на колени, складывал ладони вместе и вкла­дывал их снизу вверх между рук сеньора, признавая себя его "человеком" (komme, homo). К X в. распространилась практика после этого ритуала це­ловать друг друга в уста. После этого обряда почтения вассал становился "человеком уст и рук" своего сеньора. Но когда установилась связь между переходом под покровительство и ленным держанием, к церемонии была до­бавлена вторая часть, а именно религиозная клятва верности ("fealty") со стороны вассала. Положа руку на Библию или святые мощи, вассал клялся в верности (fides, fidelitas) своему сеньору. Часто после этого сеньор произ­водил символическую инвеституру вассала, вручая ему какой-нибудь предмет, например флаг, крест или ключ, что должно было символизировать установ­ление в правах ленного держания, то есть пожалование феода. Со временем все вассалы приносили клятву верности.

Соединение вассалитета с ленным держанием через присягу на вер­ную службу (fealty) стало характерным для франкских феодальных обычаев, хотя в этом обычае наблюдались широкие вариации в пространстве и во вре­мени. Франкские короли принесли этот "феодо-вассальный", как называют его современные историки, обычай во все края своих владений, включая Се­верную Италию (до Рима), Испанию, Венгрию и Польшу. Только Сканди­навия, Фрисландия и часть Нидерландов, примыкающая к Северному морю, не были охвачены им. В Англии пути развития феодального обычая были хотя и иные, но параллельные: институты вассалитета и ленного держания были известны, но в менее систематизированной форме и без такой же связи между ними. Однако скандинавы, которые поселились на западе империи франков в начале 900-х гг., принесли этот обычай с собой в Англию в 1066 г., а на Сицилию и в Южную Италию — в 1070-х и 1080-х гг. Крестоносцы принесли его в Палестину в 1099 г., основав там впоследствии норманнское Иерусалимское королевство, Иерусалимские Ассизы которого создали образ­цовую систему серважа, рыцарства, вассалитета и ленного держания .

Феодальные сеньории и местные политические образования (деревни, сотни, графства) могли существовать и часто существовали бок о бок. Каждая деревня (вилла), сотня, графство имели свои собственные органы управления, роль которого выполнял суд (в Англии "moot"), представлявший собой со­брание свободных людей. Собрание созывалось регулярно через определенные промежутки времени для ведения общественных дел деревни, сотни или граф­ства. Рассматриваемые вопросы включали и то, что мы сегодня назвали бы уголовными делами и гражданскими спорами, но далеко не ограничивались ими. Каждая сеньория, которая в X в. очень часто принимала форму манора, имела свой собственный суд, состоявший из периодического собрания всех свободных и сервов поместья, исключая рабов. Манориальная курия также решала уголовные и гражданские споры.

В западных районах империи франков в X—XI вв. местное управле­ние в значительной степени было поглощено феодальными манорами. Иная ситуация была в восточных и южных районах, особенно в Германии и Италии. В Англии управление по сотням и графствам (shire), хотя существовало и манориальное управление, преобладало вплоть до норманнского завоевания. После него большинство судов было поглощено феодальными манорами, раз­даваемыми Вильгельмом Завоевателем, а суды графств стали в значительной степени инструментом королевской власти.

Выше уровня манора, сотни или графства, управление в период до конца XI в. испытывало большие затруднения в связи с плохой коммуника­цией, Господа господ — вожди кланов, герцоги, князья и другие крупные аристократы — были жертвами не только местного характера экономики, но и малой плотности поселений в VI—IX вв., что еще осложнялось застоем в росте или сокращением населения в этот период. Римские города почти ис­чезли, крупных городов было всего несколько, да и то ни один из них не насчитывал более нескольких тысяч населения. Путешествия были сопряжены с большими трудностями, обычная скорость для аристократа, передвигавше­гося со своей свитой от одного вассального поместья к другому, была 20—25 миль в день. Такие поездки были необходимы для феодала не только для наблюдения за управлением своими поместьями, но и для того, чтобы про­кормить себя и свой двор. Ведь продовольствие приходилось съедать на месте; перевозить его в центральную усадьбу было бы слишком дорого. По той же причине предметы длительного пользования приходилось добывать на месте и забирать с собой или оставлять как бы на хранение. Немногие имевшиеся купцы были в основном бродячими торговцами, "pieds poudreux" ("люди с пыльными ногами"), так как обычно в одном поселении не хватало покупа­телей, чтобы оправдать торговлю через местных представителей.

Короли и императоры тоже жили путешествиями. В течение 1033 г., например, император Конрад II проехал от Бургундии к польской границе, оттуда обратно через всю Европу в Шампань и наконец в свою родную Сак­сонию — расстояние около 1500 миль по прямой³.

Империя, как и королевства за ее пределами (подобные англосак­сонскому), практически лишена была центрального управления, центра­лизованной фискальной системы, центральной судебной власти и каких бы то ни было представителей на местах, императоры и короли, по большей части объезжая свои владения, возили свое правительство с собой в им­ператорском или королевском дворе

Эта картина странствий императора или короля, который всегда на­ходился в дороге, и странствий герцогов, графов, князей, прочих высоких и благородных господ, которые тоже почти всегда находились в дороге, допол­ненная картиной неподвижного сельскохозяйственного населения, жившего в далеко отстоящих друг от друга деревнях и манорах, почти завершает основу для анализа путей, которыми феодальный обычай в XI—XII вв превратился в систему феодального права. Не хватает только военного аспекта, который в некоторых отношениях является важнейшим.

На протяжении всего периода до XI в. война была главным повсед­невным занятием императоров, королей и аристократии. Скандинавы, сара­цины и мадьяры постоянно нападали на окраины Европы и всегда готовы

были вторгнуться в ее центральные области . В самой Европе, не прекра­щаясь, шла война между кланами. Каролинги с некоторым успехом по­пытались побудить вождей разных кланов и территорий давать пеших сол­дат в "народную" (то есть императорскую) армию. Сходным образом и короли англосаксов опирались на общий рекрутский набор (fyrd). Однако это были не постоянные армии, а скорее резервы на случай общей опас­ности. Со временем все больше людей стали считать себя крестьянами, а не солдатами. Они всячески сопротивлялись призыву, и в конце концов им дала поддержку церковь, Клюнийская реформа X—XI вв. провозгласила Мир Господень, согласно которому духовенство и крестьяне исключались из военных действий. Была и другая сторона медали: крестьянин пред­ставлял все меньшую военную ценность, по мере того как пеший солдат уступал место тяжело вооруженному всаднику.

Историки по-разному объясняли судьбоносное для военной истории франков появление вооруженного всадника. Одним фактором был пример вра­гов-арабов в войнах VIII столетия в Испании и Южной Франции. Важную роль, видимо, сыграло также заимствование стремени и подковы у евразий­ских племен Востока. Были, несомненно, и другие причины социального ха­рактера. Во всяком случае, последствия для феодального обычая оказались чрезвычайно значимыми. Подготовить вооруженного всадника, не говоря уже о способной нести его лошади, было делом очень дорогим. Так как почти все солдаты должны были сами позаботиться о снаряжении, надо было быть очень состоятельным человеком, чтобы обеспечить себя тяжелым вооружением и боевым конем, а чтобы научиться всем этим пользоваться, надо было иметь досуг. В 1000 г. за цену одних только королевских доспехов можно было купить хороший участок пашни .

Очень постепенно, на протяжении VIII, IX и X столетий, в империи франков сформировалось военное сословие вооруженных всадников. Они на­зывались рыцарями (лат. "milites", франц. "chevalier" от ^tlchevaF' — "лошадь"; нем "Ritter" — "всадник"), и единственным их занятием была служба своему сеньору в битве. Постепенно крестьян стали редко использовать в бою, глав­ным образом для обороны при чрезвычайном положении, хотя от них часто требовали провизию для рыцарей и корм для коней. В X в. господа обычно селили своих боевых рыцарей в двухэтажных деревянных замках, построен­ных на холмах и окруженных рвами, — и для защиты от мародеров, и как бастионы для мародерства.

Таким образом, во многих областях Европы, хотя и не везде, рыцарь приобрел фактическую монополию на военное искусство. Одновременно бла­годаря системе вассалитета он был включен в систему ленного держания и в систему управления. Это проявлялось по-разному. Рыцарь, принеся при­сягу сеньору, мог получить лен и в этом случае сам становился феодалом. Если в лен входили манор и сервы, рыцарь оказывался и помещиком и уп­равителем одновременно. Чаще же рыцарь состоял при дворе своего сеньора, находясь в постоянной боевой готовности. Он мог сражаться непосредственно за своего сеньора, либо тот мог послать его к своему вышестоящему сеньору во исполнение повинности феодальной службы, прилагающейся к его лену Феод, к которому прилагалась повинность содержать одну рыцарскую семью, назывался феодом с рыцарской службой. По мере того как в X—XI вв. росло

значение вооруженной кавалерии, все больше земель в Европе стало связано с рыцарской службой.

Если говорить об экономике, то было подсчитано, что в XI столетии один рыцарский двор стоил vi 15 до 30 крестьянских семей, то есть именно такое количество крестьян требовалось для того, чтобы в поместье феодала было произведено богатство, достаточное для покупки коня и вооружения и содержания воина и его семьи. Поэтому не случайно распространение рыцарства в Европе сопровождалось распространением системы феодаль­ных поместий — маноров, в которых рабочая сила состояла в основном из крестьянства, экономически, а во многих местах и юридически привя­занного к земле.