Верховенство права - це один із принципів демократичної держави.

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 700

Историки права часто считают, что развитие французской системы ко­ролевской юстиции отставало от английской почти на столетие. Они указы­вают, что в Англии центральный королевский суд появился в 1170-х гг., тогда как во Франции центральный королевский суд — парламент Парижа, был создан только в 1250-х гг. Это, однако, все равно, что сравнивать яблоки и апельсины. Parlament Парижа был преимущественно апелляционным судом, он рассматривал апелляции на дела, разрешенные в качестве первой инстан­ции либо подчиненными королевскими судами провостов и бальи, либо под­чиненными судами герцогов, графов и других феодалов. В отличие от этого английские королевские судьи, как разъездные, так и вестминстерские, обыч-

но рассматривали дела в качестве первой инстанции на основании исходного инициального предписания. Поэтому нужно сравнивать английскую королев­скую юрисдикцию XII в. с юрисдикцией в тот же период герцогов и графов в отдельных французских герцогствах и графствах: Бургундии, Мене, Тулу­зе, — а также с юрисдикцией короля в королевском домене (во Франции термин "графство" относился к политическому образованию, управлявше­муся графом, а не к английскому типу графства, или "shire"). Следует также сравнивать английскую королевскую юрисдикцию с французской си­стемой королевских судей — бальи, созданной Филиппом II в 1190 г. Главное различие состояло в том, что бальи не были ни разъездными, ни центральными судьями, а действовали в отдельных округах. Парламент Парижа при Людовике IX, с другой стороны, занимался тем, чем англий­ский центральный королевский суд не занимался: он регулярно разбирал апелляции. Это различие не учитывается теми, кто считает, что развитие в Англии было "ранним", а во Франции — "отставшим".

Если сравнить централизованную юстицию в Англии с централизован­ной юстицией не во Франции в целом, а в каком-либо большом французском герцогстве, то в XII столетии обнаруживается примечательное сходство между ними. Наглядным примером является Нормандия, поскольку здесь в XII сто­летии разбирательство герцогскими судьями крупных гражданских дел было по существу похоже на разбирательство аналогичных дел королевскими судь­ями в Англии, причем нормандский герцог соответствовал английскому ко­ролю. В это время ни в Нормандии, ни в Англии не существовало системы апелляций на решения по таким делам. Лишь столетие спустя, когда фран­цузский король Людовик был правителем Нормандии, решение дел, разби­равшихся центральным герцогским судом Нормандии, могло быть обжаловано в новый центральный королевский суд в Париже.

В создании иерархической системы судов с упорядоченной процедурой апелляции на решения судов провостов в суды бальи и на решения последних, а также судов герцогов, графов и других феодалов в центральный королевский суд в Париже французское государство было значительно "впереди", а не "позади" английского.

Конечно, для английских королей было бы совершенно невозможно по­пытаться учредить систему апелляций, поскольку в соответствии с процедурой английских королевских судов такие апелляции должны были подаваться на вердикты присяжных, представлявшие собой ответы "да" или "нет" на по­ставленные королевскими судами вопросы о фактах или о сочетании фактов и права с учетом ранее собранных ими сведений. Наиболее близким к апел­ляциям институтом, созданным в английском праве, была процедура "attaint", применявшаяся только по гражданским делам, в соответствии с которой для пересмотра вердикта прежнего жюри присяжных созывался "grand assize" из 24 человек. Если предшествующий вердикт признавался ложным, пострадав­шей стороне возвращалось все, что она потеряла из-за него, а первоначаль­ные присяжные подвергались конфискации имущества, сами они заключались в тюрьму, их жены и дети изгонялись на улицу, дома разрушались, садовые деревья уничтожались, луга перепахивались.

Французская система гражданского и уголовного судопроизводства сначала, т.е. в XII и в начале XIII в., не была столь отличной от английской.

Не в центральных королевских судах, конечно, но в центральных герцогских и графских судах и в местных королевских судах провостов и бальи судьи председательствовали над непрофессиональными членами суда. Решение суда принималось не председательствовавшим должностным лицом, а не профес­сиональными членами суда (suitors). Это деление суда на председательству­ющее должностное лицо и непрофессиональных судей восходило по времени, как и английское жюри присяжных, к французскому институту расследования присяжными. Опора на сельских жителей, участвующих в разбирательстве судебных дел, была подкреплена законодательством Филиппа-Августа, создав­шим суды бальи. Для определения местных обычаев был также изобретен институт "народного расследования" (enquete par turbe): для этой цели со­зывались 12 человек, и их представитель излагал их общее мнение.

Французская система испытала драматические изменения во второй половине XII в. и позже. Как показал Джон ШДоусон, французский судеб­ный процесс стал более профессионально подготовленным и более сложным . Профессионально подготовленные юристы появились не только на уровне апелляционной инстанции, но и в судах провостов и бальи, а также герцогов и графов и даже феодалов более низкого ранга. В XIV—XV вв. иногда не только парламент Парижа, но и судьи в нижестоящих судах во время су­дебного разбирательства применяли письменную процедуру, похожую на ус­тановленную каноническим правом: стороны обменивались письменными из­ложениями претензий и возражений, использовались письменные протоколы допросов и тайные показания свидетелей под присягой, решение суда из­лагалось в письменной форме с указанием установленных фактов и аргу­ментированием выводов суда. Стороны задавали друг другу вопросы. Ре­шения лиц, проводивших следствие, протоколировались. Имелось огромное количество формальностей. Апелляции со ссылкой на ошибки в обширных протоколах направлялись из нижестоящих судов в вышестоящие вплоть до парламента Парижа. Как отмечает Доусон, непрофессиональные члены ни­жестоящих судов постепенно отходили в сторону, будучи "смущены и за­путаны становившейся все более сложной процедурой"^ Официальный должностной компонент стал доминировать над компонентом народного представительства, хотя enquete par turbe сохранился.

С точки зрения более позднего развития права можно подумать, что ранее заимствование французскими королями процедур из канонического права и создание ими иерархической апелляционной системы, увенчанной центральным королевским судом в Париже, оказали негативное воздействие на последующую историю французского права и что раннее заимствование английскими королями системы присяжных из франкской традиции оказало благотворное воздействие на последующую историю английского права. Од­нако с учетом условий XII и XIII столетий французская система судов и судебного процесса имела значительные преимущества перед тогдашней ан­глийской системой с точки зрения и ее справедливости для тяжущихся сторон, и роли королевской власти как упорядочивающего фактора в обществе.

С точки зрения справедливости для тяжущихся сторон французская судебная процедура, как и процедура церковных судов, была предназначена для выявления всех фактов и спорных пунктов дела, тогда как английская процедура имела целью сведение фактов и проблем к максимально узкой по-

становке вопроса или вопросов. Английская система судоговорения и вердикта присяжных, выносившегося без судебного разбирательства, хорошо подходила только к определенным типам дел. Именно этот недостаток более, чем что-либо, вынудил английского канцлера учредить в конце XIV—XV столетиях юрисдикцию на основе права справедливости для защиты бедных и слабых, ввести юридическое оформление доверительных отношений и создать меха­низм судебных приказов и иных способов, имевших целью освобождение от ответственности (в отличие от денежных возмещений по общему праву). Ан­глийский канцлер, почти неизменно являвшийся высокопоставленным цер­ковным должностным лицом, следовал каноническо-правовой процедуре, ко­торая была также французской королевской процедурой, — процедуре вызова свидетелей в суд под угрозой штрафа и допроса их под присягой.

С точки зрения задачи упорядочивания общественных отношений справедливым является вывод, что французская система королевского права не могла быть во Франции столь эффективной, какой была английская сис­тема королевского права в Англии, частично потому, что французский король должен был управлять в четыре или пять раз большим населением, чем в Англии, которое была рассредоточено в гораздо активнее соперничавщих меж­ду собой политических образованиях. Больший смысл имеет вопрос о том, хорошо ли подходила система королевского права, разработанная в эпоху французских королей XII—XIII вв., для максимального усиления их способ­ности предотвратить беспорядки в обществе, или для них было благоразумнее создать систему королевского права, более походившую на английскую. Фи­липп-Август построил свою систему бальи частично по образцу английских шерифов и разъездных судей, но при Людовике IX развитие апелляционной юрисдикции парижского парламента и связанной с ней сложной и разрабо­танной письменной процедуры в конечном счете уменьшило роль обществен­ного участия и привело к появлению особого класса ученых юристов, с те­чением времени отдалявшегося от населения и становившегося все более и более коррумпированным.

Но и здесь нельзя оценивать то, что было сделано при Людовике IX, мерками того, что произошло при Людовике XIV. Что касается XII и XIII столетий, то представляется правильным вывод, что господствовавшая во Франции система королевского права по сравнению с той, что имела место в Англии, была в высшей степени эффективным инструментом упорядочива­ния королем экономической и социальной жизни страны, и если она была менее эффективна в борьбе с преступностью, то это, по-видимому, объясня­лось тем, что юрисдикция по уголовным делам во Франции была менее цен­трализована, чем в Англии, в большей степени находилась в руках герцогов, графов и других феодалов, а также городских сообществ, что вовсе не было неизбежно негативным явлением.

Эффективность французского королевского права в XIII столетии опи­ралась на тонкое сочетание в нем местных обычаев и юридической ученостью и разработанную в нем процедуру использования правовых знаний в толко­вании местных обычаев. Применение правовой процедуры и правовой научной подготовки к местным обычаям создало совокупность французского обычного права, действовавшего как мощная объединительная и образовательная сила.

56-499

Под "местными обычаями" имеются в виду различные обычаи много­образных местностей, городов и поместий, графств, феодальных доменов, гер­цогств и других политических образований, из которых состояла Франция. Имелось относительно небольшое число обычаев Франции как страны в це­лом, например обычаи, относившиеся к центральной власти, по поводу на­следования короны, а также общие местные обычаи, такие как ограничение прав мужа распоряжаться собственностью жены в течение их брачной жизни. Несмотря на растущее число establissements и ordonnances имелся также не­значительный объем материального статутного права Франции как целого, французское статутное право большей частью было процессуальным. Однако тот факт, что в королевских судах Франции дела чаще всего решались на основе местного обычая, не означает, что королевские суды не играли ни­какой роли в формировании этого обычая. Напротив, королевские суды, вклю­чая парламент Парижа, и иногда сам король, не признавали какие бы то ни было "плохие" обычаи и принимали только "разумные". Здесь они исполь­зовали полномочие истолковывать обычаи, чтобы привести их в соответствие с разумом. Таким образом, можно говорить об общем обычном праве Франции в целом, состоящем из разнообразных обычаев, действовавших в различных местах, и интерпретировавшихся и формировавшихся королевскими судами.

Утверждение, что Франция управлялась общим обычным правом, не означает отрицания того, что очень многие французские юристы и судьи по­лучили образование на основе римского права. Не означает это и отрицания, что в некоторых областях Франции, прежде всего на юге, римское право в определенной степени сохранилось с домеровингских времен. Но имелись два различных вида римского права. Первый вид — то римское право, которому учились юристы и судьи, — был правом текстов Юстиниана, заново упоря­доченных, переосмысленных и заново оцененных учеными юристами в уни­верситетах (включая университет Монпелье, основанный в XII в., и универ­ситет Орлеана, основанный в XIII в.).

Римское право университетов было идеальным правом, а не изданными в законодательном порядке кодексами, статутами или другими формами пози­тивного права. Оно являлось совокупностью правовых понятий и принципов, с помощью которых могли быть отобраны и истолкованы действовавшие нормы обычного и законодательного права. Второй вид римского права, сохранившийся, особенно в Южной Франции, с домеровингских времен, состоял из разбросанных римских правовых понятий, норм и процедур, сохранившихся в народном со­знании в течение столетий, некоторые из которых вошли в последующие гер­манские кодификации (например, вестготские и лангобардские) и в указы и дру­гие акты правителей. Это "вульгарное римское право", как его часто называют, само стало обычным правом. Изучавшееся в университетах римское право, на­против, было не столько правом в смысле общеобязательных норм, сколько пра­вом в смысле способов правовой аргументации.

Изучавшееся в университетах римское право было особенно полезно при определении того, какие обычаи были "разумными" и какие "плохи­ми". Каноническое право церкви в этом отношении давало важные ори­ентиры. Именно каноническое право впервые стало проповедовать необ­ходимость отличать разумные обычаи от неразумных. Каноническое право даже проповедывало необходимость различать между тем, что приемлемо,

и тем, что неприемлемо, в самом римском праве. Канонические принципы интерпретации обычаев, как правило, применялись как критерии оценки римско-правовых норм и понятий.

Во французских королевских судах XIII в. существование обычая мог­ло доказываться множеством способов по усмотрению судьи. Судья мог зая­вить, что он лично знает обычай, поскольку сам применял его в каком-либо предшествующем аналогичном деле, называвшемся "прецедентом"⁷³. Он мог проконсультироваться с непрофессиональными советниками, помогавшими ему в суде. Он мог вызвать группу людей, знавших обычай: группу духовных лиц для установления обычая города, группу моряков для установления обы­чая порта. Наконец, в соответствии с процедурой enquete par turbe судья мог созвать 12 знающих людей и попросить их сообщить через их представителя свое мнение о существовании конкретного обычая или обычаев.

В XIII в. король иногда сам вмешивался в качестве выразителя "общего блага для всех" (bien commun de tous), беря на себя роль председательству­ющего в дискуссии знатоков по поводу спорного обычая и объявляя или из­лагая на бумаге свой вывод. Говоря словами французского юриста XIII сто­летия Филиппа де Бомануара, "король должен уважать обычаи своего госу­дарства и следить за тем, чтобы их уважали другие" . Неразумный обычай должен быть "отброшен". В то же время, однако, король мог предоставить "привилегии" некоторым лицам или группам, которые противоречили обычаям и освобождали от подчинения им на основе права справедливости, т.е. в ка­честве исключения. Так, король предоставлял привилегии "вопреки общему обычаю" некоторым церквам, городам, гильдиям, крестоносцам и другим со­циальным субъектам.

Наконец, если обычай являлся неудовлетворительным не просто в при­менении к конкретному лицу или группе, по отношению к которым должно быть сделано справедливое исключение, но и в более общем плане, так что он нуждался в изменении, король мог издать новый статут или предписание, пересматривающие обычай. Теория сэра Генри Мэна, согласно которой в ис­тории права имеет место движение в направлении от права справедливости к законодательству, находит подтверждение в средневековой французской практике, которая сама выводилась из теории канонистов, санкционировавшей изменение обычая на основе права справедливости и обобщение последнего с помощью статута .

Однако фактически во Франции было относительно мало новых ста­тутов или предписаний, менявших старые обычаи, и совсем мало привилегий, предоставлявших исключения из старых обычаев. Обычаи, признанные ко­ролевскими судами неудовлетворительными, большей частью либо отвергались как "плохие", либо истолковывались заново, чтобы сделать их "разумными". Фактически норма разума и совести была встроена в обычное право.

Таким образом, французское королевское право XIII в. было, с одной стороны, гораздо более связанным с наукой, чем английское королевское пра­во, в том смысле, что во французской системе имелось гораздо больше ученых судей и адвокатов⁷⁶, однако влияние на него королевских статутов было мень­шим. С другой стороны, оно было более многообразным в том смысле, что не существовало какой-либо значительной совокупности единообразных обы­чаев, применимых во всей Франции, однако имелась большая совокупность

56*

"общего права" в смысле общей совокупности процедур и принципов, при­менявшихся королевскими судами на территории множества политических об­разований, составлявших французское королевство.