КЭХВА УНДОН

 

Памятуя о том, что в правление предшествующих государей — Сунчжо, Хончжона и Чхольчжона — именно родственники королев становились той силой, которая ослабляла центральную королевскую власть, тэвонгун лично выбрал супругу для своего сына. Его вы­бор пал на умную девушку из бедной аристократической семьи Мин, прославившуюся своими незаурядными способностями. В 1866 г. она стала женой Кочжона. Однако с тех пор отношения между королевой Мин и тэвонгуном стали постепенно ухудшаться. Поводом стало же­лание тэвонгуна назначить наследником престола сына Кочжона от придворной дамы госпожи Ли, принца Ванхва-гуна (1868-1880), тем более что сама королева Мин долго не могла родить сына.

Объективно противостояние тэвонгуна и королевы Мин отра­жало противоречие между двумя направлениями в видении внеш­ней политики, которых придерживался правящий класс Кореи. Пер­вое, нацеленное на недопущение иностранцев в страну, разворачива­лось под девизом «Сохранять правильное, изгонять чужое» («.вичжон чхокса»): его представляла конфуцианская придворная интеллиген­ция, поддерживавшая тэвонгуна. Второе, настаивавшее на скорей­шем открытии Кореи для внешнего мира, наследовало традиции идей­ного течения «за реальные науки» (сирхак) и группировалось вокруг королевы Мин. В частности, как раз в год отстранения тэвонгуна от власти (1873) сирхакист Чхве Ханги (1803-1879) подал на имя государя Кочжона официальное письмо, в котором критиковал про­водившуюся тэвонгуном политику «закрытия страны».

§ 1. Завершение политики «закрытия страны»

 

Приход на ключевые посты в государственном аппарате родствен­ников и сторонников королевы Мин означал, что взят курс на посте­пенное прекращение политики «закрытия страны».

Одновременно в Японии, которая в 1868 г. встала на путь актив­ного буржуазного развития после передачи власти от сегунов дома Токугава молодому Императору Муцухито (1867-1912), правившему под девизом правления Мэйдзи («Просвещенное правление»), стали обращать пристальное внимание на Корею как страну возможной ко­лониальной экспансии. Отстранение тэвонгуна от власти, возможно, стимулировало действия Японии.

В конце лета 1875 г. из Японии к берегам острова Канхвадо, откры­вавшего путь вдоль реки Ханган к сердцу Кореи — Сеулу, была снаря­жена японская военная экспедиция в составе одного военного корабля «Унъё»[209]. В 21-й день 8-го месяца 1875 г. судно подошло к южной части острова Канхвадо. Высадившийся военный гарнизон на шлюп­ках направился к форту Чхочжичжин. Когда лодки приблизились к форту, корейская артиллерия открыла огонь. Однако удары ее бы­ли неэффективны, что подвигло японцев к высадке на берег. Наемная японская армия, реформированная в 1872 г. по европейскому образцу, оказалась сильнее корейской: в боях погибло 35 человек корейцев и 16 было взято в плен. У японцев только двое получили легкие ранения. Через некоторое время японцы ушли с Канхвадо, обвинив впослед­ствии Корею в том, что именно корейская сторона спровоцировала инцидент. В результате этого военного похода японцы убедились в слабости корейской армии, а японское императорское правительство получило хороший повод для снаряжения еще одного военного похо­да к берегам Кореи, с целью «выяснения обстоятельств» инцидента и имея твердое намерение подписать с Кореей неравноправный торго­вый договор по образцу тех, которые в 1850-е годы были заключены западными державами с Японией.

Уже через несколько месяцев, в конце 1875 г., все было готово к отплытию. Новую японскую экспедицию в Корею в составе двух военных и четырех транспортных кораблей возглавил генерал Курода Киётака (1840-1900), назначенный Особым посланником в Корею.

В 19-й день 12-го месяца (15 января по григорианскому календарю) японская эскадра показалась у берегов южного порта Пусан с целью продемонстрировать военную мощь. При дворе государя Кочжона развернулась жаркая дискуссия по поводу того, как встречать япон­цев: попытаться дать военный отпор или сесть за стол переговоров. В результате победила позиция тех, кто был настроен на переговоры, т. е. занимавшая ключевые посты придворная группировка королевы Мин. Готовое к переговорам королевское правительство без боя поз­волило Курода Киётака высадиться на острове Канхвадо, и с 12-го числа 1-го месяца 1876 г. начались переговоры о заключении нового японо-корейского договора.

Договор, получивший впоследствии название Канхваского, был подписан уже в 17-й день 1-го месяца (26 февраля) 1876 г. и состо­ял из 12 статей. Первая статья формально провозглашала «равен­ство Японии и Кореи». Однако фактически договор был неравноправ­ным, так как признавал неподсудность японских граждан корейским властям, разрешал японским судам свободно заходить в территори­альные воды Кореи для «исследования» побережья страны. Договор признавал больше прав для японских торговцев в городе Пусане — месте традиционной корейско-японской торговли. Однако, согласно договору, через несколько лет после его подписания, должны были быть открыты для свободной торговли с Японией еще два порта в новых для Японии местах, в центральной и северной частях Корей­ского полуострова. Ими стали порты Вонсан на восточном побережье (1879 г.) и Инчхон — на западном (1882 г.). В подписанных 24 августа дополнительных статьях к Канхваскому договору говорилось о сво­бодном хождении японских денег в открытых портах, а также о праве японских граждан свободно продвигаться вглубь территории Кореи на расстояние до 10 ли от портовой пристани.

Почему Корея подписала такой неравноправный договор? Воз­можно, ключевую роль сыграла демонстрация военной силы Японии, возможно, сторонники «открытия» Кореи полагали, что подписание договора с Японией — восточной державой, с которой Корея издрев­ле поддерживала отношения, не будет иметь отрицательных послед­ствий.

Однако вскоре подобные договоры Корее пришлось подписать и с западными державами. Произошло это отчасти из-за постоянно уси­ливавшегося влияния Японии. Правители цинского Китая опасались, что из-за этого Китай может потерять свой традиционный сюзерени­тет над Кореей. Для сдерживания Японии, а также так называемой «угрозы с севера», т.е. «предполагаемой агрессии» России[210], китайское правительство предлагало Корее как можно скорее заключить договоры с западными державами.

Вместе с тем и западные державы, поддерживавшие активные тор­говые отношения с соседними Японией и Китаем, были заинтересова­ны в «открытии» Кореи.

Первой западной страной, с которой Корея подписала договор об установлении отношений, стали США. Еще в 1878 г. американ­ское правительство определило командора Р. В. Шуффельда в каче­стве полномочного представителя, назначенного заниматься вопросом установления отношений между двумя странами. В 1880 г. он, прибыв в Пусан, попытался с помощью японцев передать государю Кочжону предложение о заключении соглашения, но тогда его попытка оказа­лась безуспешной. Лишь настойчивая позиция Китая в лице команду­ющего китайским Северным флотом Ли Хунчжана вынудила корей­ское правительство сесть за стол переговоров в Инчхоне[211] и подписать 22 мая 1882 г. корейско-американский договор о дружбе и торговле из 14 статей. Корейское правительство представлял чрезвычайный и полномочный посланник Син Хон (1810-1888), который ставил свою подпись еще под Канхваским договором. Подобно договору с Япо­нией, корейско-американский договор также был неравноправным по отношению к Корее и предоставлял американским подданным пра­во неподсудности корейским властям на территории Кореи. Его ста­тьи предусматривали запрещение торговли опиумом (ст. VII), условия продажи в Корее американского оружия (ст. IX), студенческий обмен (ст. XI).

Вскоре корейские власти подписали аналогичные договоры с ве­дущими европейскими державами: в 1882 г. — с Англией (исправлен 26 ноября 1883 г. в связи с вопросами торговых пошлин) и Германией, в 1884 г. — с Италией и Россией, в 1886 г. — с Францией[212].

Для России добиться подписания договора с Кореей было не так просто, как представителям стран Запада, из-за противодействия цин­ского Китая. Тем не менее уже в июле 1882 г., вскоре после подписа­ния Кореей договора с США, российский консул в Тяньцзине Карл Иванович Вебер был командирован во Владивосток для выяснения условий русско-корейского торгового договора. Действительно, после присоединения к России Южно-Уссурийского края по Айгуньскому 1858 г. и Пекинскому 1860 г. договорам с Китаем у России и Кореи появилась общая сухопутная граница в нижнем течении реки Туман-ган. Новые территории способствовали активизации процесса русской колонизации российского Дальнего Востока и возникновению стихий­ной приграничной торговли между русскими и корейцами. Торговые отношения, так же, как и процесс перехода корейцев на русскую тер­риторию на временное или постоянное проживание, требовали спе­циального урегулирования. Осенью 1882 г. К. И. Вебер должен был отправиться в Сеул, однако из-за «беспорядков», возникших в корей­ской столице (об этом событии будет сказано ниже), его поездка не состоялась. В 1884 г. Китай стал проявлять крайне негативное отно­шение к перспективе заключения соглашения между Россией и Коре­ей. Возможно, именно для того, чтобы избавиться от традиционного китайского влияния, в начале 1884 г. государь Кочжон сам обратился с тайным посланием к властям в Южно-Уссурийском крае с прось­бой подписать договор с Россией, что и было сделано 7 июля того же года[213].

Процесс открытия Кореи, начавшийся в 1876 г. подписанием Кан-хваского договора, завершился к середине 1880-х годов. В то же время Корея вступила на путь модернизации, связанный с активным заим­ствованием достижений мировой цивилизации.