Глава 9

Аграрные общества: «пределы роста»

 

Обозревая развитие общества нетрудно заметить, что на протяже­нии столетий не существовало единой всемирной истории. То, что мы называем ею, представляло собою совокупность отдельных историчес­ких процессов, из которых далеко не все взаимодействовали друг с дру­гом. Лучшим примером этого может служить судьба американских ин­дейцев, о существовании которых Европа узнала только в 1492 г. после знаменитого путешествия Христофора Колумба. Так же изолированно на протяжении столетий жили аборигены Австралии и Океании. Но даже если обратиться к Азии и Африке, и здесь мы увидим проявления подоб­ной же разобщенности. Долгое время контакты европейцев с Африкой ограничивались главным образом ее северной частью, омываемой Сре­диземным морем. Довольно ограниченными вплоть до XIX в. были их контакты с Индией и Китаем.

И все же, несмотря на разобщенность в развитии отдельных стран и народов, можно обнаружить некоторые закономерности. С того момента, когда начался переход от присваивающего хозяйства к производящему и возникли первые аграрные общества, на протяжении нескольких тыся­челетий история человечества была историей непрекращающихся войн. Именно войны являлись важным (не главным ли?) фактором постепен­ного расширения границ аграрных обществ и, следовательно, перехода человечества (большей его части) от варварства к цивилизации. Но зах­ватывая земли «варваров», делая их население объектом безжалостной эксплуатации, а очень часто и обрекая его на физическое уничтожение, цивилизованные народы неоднократно оказывались перед лицом не толь­ко восстаний «варварских» народов, но и их военной экспансии.

Волны «варварских» нашествий стирали с лица земли достиже­ния цивилизации и, отбрасывая аграрные общества назад, заставляли их многое повторять сначала. Достаточно вспомнить нашествие дорий­цев и гибель Крито-Микенской культуры. Самым крупным из таких по­трясений было Великое переселение народов, которое разрушило ос­татки Ханьской империи в Китае, уничтожило державу Гуптов в Индии, привело к падению Римской империи. С этого времени варварская пе­риферия истощила свои наступательные возможности и постепенно перешла к обороне. А это значит, что постепенно перестал действовать один из важнейших факторов, который длительное время сдерживал развитие аграрных обществ.

В разных регионах планеты и в разных условиях аграрные обще­ства имели свою специфику. В то же время между ними существовало много общего. Это были, во-первых, преобладание в экономике сельскохозяйственного производства, во-вторых, соединение промышленности и сельского хозяйства, в-третьих, господство так называемого натураль­ного хозяйства и незначительное развитие обмена, в-четвертых, суще­ствование крестьянского хозяйства как главной производственной единицы, а крестьянства как основной массы населения, в-пятых, ис­пользование внеэкономического принуждения для распределения и пе­рераспределения производимого избыточного продукта, в-шестых, функционирование армии как главной политической силы и основной формы организации господствующего класса (рыцарства), в-седьмых, со­единение (в разных формах) политической власти и собственности на землю, или, точнее, права на перераспределение избыточного продукта в границах определенной территории, в-восьмых, концентрация основной массы населения в деревне, в результате чего именно деревня определяла облик общества, в-девятых, низкий уровень развития производства, на­уки и техники, которому соответствовала почти поголовная неграмот­ность населения, в-десятых, существование духовенства (жречества) как единственного образованного сословия, что накладывало отпечаток на все мировоззрение людей.

Мы уже видели, как возникали аграрные общества. Рассмотренный выше материал свидетельствует, что все они претерпевали определен­ную эволюцию и гибли не только под ударами варваров. Там, где этот процесс доходил до логического конца, он имел своим следствием разру­шение старых классов или сословий, связанных с аграрной экономикой, и возникновение новых классов, черпавших свою силу из развития тор­говли и промышленности. Иначе говоря, развитие этого процесса вело к так называемому «первоначальному капиталистическому накоплению».

Элементы этого «накопления» мы видели в Древней Греции, Древнем Риме, «средневековом» Китае.

Широко распространены представления, будто бы процесс «перво­начального капиталистического накопления» автоматически вел к капита­лизму. Однако на протяжении столетий он представлял собою лишь один из этапов исторического цикла в развитии аграрного общества, вслед за которым начинался кризис, а затем следовал исторический откат. Иначе говоря, долгое время процесс зарождения капитализма имел обратимый характер. Для того, чтобы понять, почему это происходило, необходимо обратиться к механизму возникновения «первоначального капиталисти­ческого накопления».

Главный вопрос, в решении которого исследователи пока остают­ся бессильными, это вопрос о том, как из натурального хозяйства могло возникнуть хозяйство товарное. Один из довольно распространенных ответов на этот вопрос сводится к следующему: на протяжении столетий происходило постепенное расширение обмена, который столь же посте­пенно подтачивал натуральное хозяйство, пока, наконец, количество не переходило в качество, и натуральное хозяйство не начинало разрушать­ся. Но такой ответ не объясняет, за счет чего в условиях натурального хозяйства (пусть даже постепенно) расширялся обмен?

Любой обмен — это взаимодействие спроса и предложения. По мнению некоторых авторов, главной пружиной расширения обмена было прогрессировавшее развитие производства. Возрастание количества про­изводимых в рамках натурального хозяйства материальных ценностей вело к увеличению избыточного продукта а значит, и товарной продук­ции. Но что в условиях натурального хозяйства стимулировало подобное развитие? И кто в обществе, основанном на натуральном хозяйстве, мог потреблять увеличивающуюся товарную продукцию?

В поисках ответа на эти вопросы было обращено внимание на уси­ление феодальной эксплуатации и предложено рассматривать ее в каче­стве движущего фактора в развитии обмена. В соответствии с этой точ­кой зрения, первоначально расширение феодальной эксплуатации стимулировало развитие производства, а затем, исчерпав его возможнос­ти, стало подрывать основы крестьянского (натурального по своей при­роде) хозяйства, что в свою очередь породило рост спроса на товарную продукцию. Что же стимулировало усиление феодальной эксплуатации в условиях натурального хозяйства? И как в условиях его существования феодал мог потреблять возраставшую массу избыточного продукта? Получается замкнутый круг: рынок развивался потому, что увеличива­лась эксплуатация, а эксплуатация усиливалась под влиянием рынка.

Попытка выйти за пределы этого замкнутого круга привела к воз­никновению еще одной концепции, согласно которой развитие произ­водства отдельных стран в условиях натурального хозяйства стимулиро­валось внешним рынком и именно внешний рынок первоначально поглощал избыток товарной продукции. Сам по себе этот подход несом­ненно заслуживает внимания. Дело в том, что различия в природно-кли­матических условиях придавали разный облик натуральному хозяйству разных стран и делали возможным обмен продуктами, которые в одних местах планеты могли быть в избытке, а в других представляли редкость. Однако и эта концепция оставляет без ответа вопрос: что стимулировало спрос на эти «дефицитные» продукты?

Попробуем подойти к поставленному выше вопросу о зарождении «первоначального капиталистического накопления» иначе, чем это дела­лось до сих пор. Поскольку основу аграрных обществ составляло сельское хозяйство, их развитие, прежде всего, определялось развитием сельскохо­зяйственного производства. А так как для этих обществ было характерно преобладание натурального хозяйства, т. е. хозяйства, ориентированного на удовлетворение собственных потребностей, рост общественных потреб­ностей определялся главным образом ростом численности населения. Иначе говоря, движущей пружиной развития сельскохозяйственного производ­ства долгое время являлся демографический фактор. С учетом этого в его развитии можно выделить два этапа.

На первом из них оно функционировало при наличии значительного резерва свободных земель, в результате чего темпы освоения новых земель более или менее соответствовали темпам роста численности населения. В этих условиях сельское хозяйство развивалось экстенсивно и длительное время находилось на одном и том же производственном уровне.

Такое развитие, однако, не могло быть бесконечным. Рано или по­здно происходило исчерпание резерва свободных земель, и аграрное об­щество вступало в следующую стадию своего развития. Для этой стадии было характерно складывание и развитие диспропорции между темпами роста численности населения и отстававшими от них темпами освоения новых земель. При прежней производительности труда и прежней про­изводительности земли это вело к кризису экстенсивного сельскохозяй­ственного производства, главными показателями которого были сокра­щение избыточного продукта и нарушение процесса накопления. В этих условиях в деревне появляются ненужные рабочие руки (аграрное пере­население), снижается объем производимой продукции в расчете на душу населения, обостряется борьба за землю, за распределение и перерас­пределение избыточного продукта.

В сложившихся условиях перед обществом открывались три перс­пективы:

Прежде всего, геноцид, способный ликвидировать избыточное на­селение и привести в соответствие численность населения и возможнос­ти экстенсивного сельского хозяйства. Необходимо различать геноцид целенаправленный и непроизвольный. Последний вид геноцида был ре­зультатом социальных потрясений, стихийных бедствий, массовых эпи­демий, иноземных нашествий и т. д. Целенаправленный геноцид связан с сознательным истреблением определенной части общества. Чаще все­го он был направлен против других народов. Самым ярким примером этого является истребление американских индейцев. Но нередко гено­цид использовался и против собственного народа. Вспомним те сотни тысяч крестьян, которые были физически уничтожены в Китае после подавления восстания «краснобровых» или «желтых повязок». Именно геноцид был одной из причин застойного развития стран Востока.

Во-вторых, экспансия. Военная экспансия становится одной из форм существования любой страны, исчерпавшей возможности экстенсивно­го развития сельского хозяйства. Правда, она могла быть успешной лишь там и тогда, где и когда соседние народы находились на более низкой стадии развития и были неспособны к военному противостоянию. Но и в таком случае расширение экспансии, означавшее увеличение захвачен­ной территории и возрастание численности покоренных народов, дела­ло неизбежным усиление их сопротивления и сокращение наступатель­ного пртенциала. В результате этого рано или поздно любая экспансия захлебывалась. Более действенной могла быть экономическая экспансия, однако ее сдерживали недостаточное развитие промышленности, высо­кая себестоимость производимой продукции, значительные транспорт­ные расходы и полное преобладание натурального хозяйства.

В-третьих, трансформация самого сельскохозяйственного производ­ства как основы экономики. Если возможности орошаемого земледелия полностью связаны с совершенствованием ирригации и исчерпание воз­можностей на этом пути означало исчерпание возможностей дальней­шего развития данной отрасли, то возможности неорошаемого земледе­лия были связаны с совершенствованием использования пашни и регулирования плодородия земли. Сравните переложно-залежную сис­тему, двуполье или трехполье и многополье. Исчерпание возможностей многопольной системы означало исчерпание возможностей доиндустриального земледелия.

Дальнейшее повышение производительности земли было возмож­но только на основе селекции растений, что требовало соответствующе­го развития агрономической науки, и на основе использования искусст­венных удобрений, что предполагает соответствующее развитие химии и химической промышленности. Иначе говоря, дальнейшее развитие зем­леделия было невозможно без перехода общества на более высокую ста­дию культурного и промышленного развития. В противном случае кри­зис сельскохозяйственного производства приобретал необратимый характер. Происходило сокращение избыточного продукта и делалось невозможным его накопление. Перед обществом открывалась тупиковая альтернатива: или геноцид, или экспансия.

Процесс трансформации сельскохозяйственного производства не ограничивался только совершенствованием ирригации и сменой сис­тем земледелия. Перед лицом нехватки свободных земель крестьянин вынужден был распахивать сенокосы и выгоны. В результате этого про­исходило сужение кормовой базы животноводства. Это не могло не сдер­живать развитие данной отрасли и имело своим следствием не только сокращение обеспеченности населения продуктами животноводства, но и разрушение одного из сырьевых источников домашней промышлен­ности. По мере дальнейшего исчерпания земельных ресурсов крестья­нин оказывался перед выбором: или сохранить прежние посевы зерновых и сократить посевы технических культур (например, льна, хлопка), или сохранить площадь посева технических культур, но со­кратить посев зерновых. Оказавшись перед подобным выбором, крес­тьянин отдавал предпочтение продовольственным культурам и сокращал посев технических культур. Это имело следствием разрушение еще од­ного источника сырья для домашней промышленности. Таким образом, складывание и развитие диспропорции между темпами роста числен­ности населения и темпами освоения новых земель вело к разрушению сырьевой базы домашней промышленности. А это стимулировало рост спроса на товарную продукцию промышленного производства, прежде всего связанного с изготовлением одежды и обуви. Не случайно в усло­виях разрушения натурального хозяйства текстильная промышленность получает особое развитие. Разрушение натурального хозяйства способствовало расширению спроса на промышленные товары. Цены на промышленные товары воз­растали быстрее цен на продукты продовольствия, что вело к складыва­нию так называемых «ножниц цен». Цены на промышленные товары поднимались выше их реальной стоимости, цены на сельскохозяйствен­ные продукты были ниже их реальной стоимости. А поскольку первона­чально на рынке преобладали крестьянские хозяйства и для подавляю­щего большинства крестьянских хозяйств была характерна вынужденная товарность, цены на сельскохозяйственные продукты могли находиться ниже их «себестоимости».

В этих условиях крупное товарное производство в сельском хозяй­стве оказывалось возможным при условии использования труда рабов или крепостного крестьянства, а также кабальной аренды. «Ножницы цен» позволяли перераспределять часть национального дохода, создава­емого в сельском хозяйстве, в пользу промышленности, что сдерживало развитие первой отрасли и обеспечивало более быстрое развитие вто­рой. Следовательно, «ножницы цен» способствовали возрастанию роли промышленности по сравнению с сельским хозяйством, т.е. развитию процесса индустриализации.

Понятие «индустриализации» разными авторами характеризуется по-разному. Наиболее распространенной является трактовка, в соответ­ствии с которой под индустриализацией подразумевается процесс меха­низации всего общественного производства и превращения в результате этого промышленности (индустрии) в ведущую отрасль экономики. Дей­ствительно, если мы обратимся к современному нам миру, связь между процессом механизации производства и превращением промышленнос­ти в ведущую отрасль экономики не вызывает сомнения.

Однако мы уже видели широкое развитие мануфактурного производ­ства и высокую степень урбанизации в античном мире. Подобные же про­цессы развивались в Китае и средневековой Европе. Самым ярким приме­ром этого является история Голландии, где уже в XVII в. в промышленности и строительстве было занято более 50 % всего населения. Это значит, что здесь главная задача индустриализации — превращение промышленнос­ти в ведущую отрасль экономики — была решена на уровне мануфактур­ного производства. Следовательно, если главная задача индустриализа­ции — превращение промышленности в ведущую отрасль экономики, необходимо различать два вида индустриализации: один, характерный для мануфактурного производства, второй — для фабричного производства.

Выделение двух видов индустриализации позволяет поставить вопрос о существовании разных механизмов ее осуществления. Процесс индустри­ализации первого вида являлся обратимым. Индустриализация второго вида позволила обществу закрепить достигнутые результаты и подняться на более высокую ступень развития.

В вопросе о причинах обратимости первого варианта индустриа­лизации пока еще много неясного. Бесспорно лишь одно: по мере пере­распределения населения между деревней и городом в пользу города рано или поздно наступал момент, когда сельское хозяйство становилось не­способным обеспечить все население страны, и прежде всего городское население, продуктами продовольствия. Причина этого заключалась как в недостаточной производительности труда в сельском хозяйстве, так и (что более важно) в неспособности сельского хозяйства на достигнутом им уровне развития дать необходимое количество продуктов. Развитие данного процесса вело к тому, что захваченная им страна оказывалась вынужденной расширять ввоз хлеба, который мог быть получен за счет экономической или военной экспансии.

А поскольку соседние народы в это время еще находились на стадии натурального хозяйства, они могли быть потребителями лишь очень огра­ниченного круга промышленных товаров, из числа которых наибольшим спросом пользовались металлы, оружие, гончарные изделия, алкогольные напитки и т. п. В этих условиях более действенной являлась военная экс­пансия. Чем больше становилась численность населения метрополии, тем больше ввозимого хлеба она требовала. Чем больше ввозилось хлеба, тем шире становились границы империи и сильнее эксплуатация покоренных народов. Чем шире становились границы империи и сильнее эксплуата­ция покоренных народов, тем больше расходов требовали армия и транс­порт, тем сложнее становилась система управления. На определенном эта­пе неизбежно складывалась ситуация, когда, во-первых, дальнейшее расширение границ упиралось в невозможность их защиты, в результате чего рост империи приостанавливался и дальнейшее увеличение притока хлеба могло быть обеспечено только за счет усиления эксплуатации коло­ний, во-вторых, борьба между метрополией и колониями достигала кри­тической точки и выливалась в восстания, в-третьих, расширение границ и обострение борьбы вело к расширению власти наместников провинций, что делало неизбежным возникновение центробежных сил.

В результате империи или гибли под ударами извне, неспособные организовать защиту границ, или оказывались охваченными пожаром восстаний покоренных народов, или распадались на ряд самостоятель­ных государств под влиянием развития сепаратистских тенденций на окраинах. Борьба между возникавшими в результате этого государства­ми вела к созданию новой империи. И все начиналось с начала. Однако этот процесс не являлся простым повторением. Новая культура, рождав­шаяся на обломках старой, приобретала возможность использовать, по крайней мере, некоторые из ее достижений и стартовать с более высоко­го уровня.

Одновременно происходило не только накопление культурного опы­та, но и концентрация материальных ресурсов. Об этом прежде всего сви­детельствует расширение границ мировых империй. Древний Египет был крупнейшей державой своего времени, хотя его территория даже в момент наивысшего расцвета не превышала 1 млн км². Прошло время, и он пре­вратился в одну из провинций Римской империи. Для своего времени Рим­ская империя представляла собою уникальное явление: ее территория до­стигала 9 млн км². В период «средневековья» по этим показателям с нею уже могли соперничать Арабский халифат, Китай, Османская империя. А держава татаро-монголов превзошла Римскую империю и по территории, и по численности населения. Эпоха «первоначального капиталистическо­го накопления» в Европе характеризовалась складыванием новых круп­ных держав. Это значит, если долгое время процесс накопления богатств был рассредоточен по тысячам во многом изолированных друг от друга государств, со временем происходило сокращение их количества, а зна­чит, и концентрация избыточного продукта.

Особое значение для стран Европы периода «первоначального ка­питалистического накопления» имело открытие американского континен­та. На протяжении нескольких столетий этот континент являлся жерт­вой хищнической эксплуатации. Даже по самым скромным расчетам, за первые полтора века освоения европейцами этого континента погибло около 18 млн чел. А когда американские рудники и плантации стали ощу­щать нехватку рабочих рук, сюда хлынул поток рабов из Африки. Только в ХУ1-ХУШ вв. с «черного континента» было вывезено более 10 млн чел. В результате этого эпоха «первоначального капиталистического на­копления» характеризовалась возрождением рабовладения. В этот пери­од оно достигло таких масштабов, которых не знали ни Древняя Греция, где счет рабов шел на десятки-сотни тысяч человек, ни Древний Рим, в котором даже в период его расцвета на Апеннинском полуострове насчи­тывалось всего лишь около 1, 5 млн рабов. Развитие международной торговли позволило подключить к эксплу­атации население других регионов планеты. В результате этого со всего мира в Западную Европу хлынул поток богатств, которые даже не снились римским императорам. Мексиканский исследователь Эрнст Мандель под­считал «стоимость золота и серебра, вывезенного из Америки до 1660 г., стоимость добычи, захваченной в Индонезии голландской Ост-Индской компанией с 1650 г. до 1780 г.; прибыли французского капитала, нажитые на работорговле в течение XVIII в.; доходы, полученные за счет эксплуата­ции рабского труда на Антилах и за счет полувекового ограбления Англи­ей Индии; полученный им результат превосходит суммарную стоимость капитала, вложенного во всю европейскую промышленность до 1800 г.». Уже одно это свидетельствует о том, что европейская промышленность рождалось не только, а может быть и не столько за счет внутренних, сколь­ко за счет внешних ресурсов.