Гносеология. Вера в разум

Из самого источника истины исходит некое увещание, побуж­дающее нас памятовать о боге, искать его и страстно, без всякой брезгливости жаждать его. Это озарение нашим внутренним оча­гам исходит от оного таинственного солнца. Все то истинное, что говорим мы, от него, даже v в том случае, когда мы еще боимся смело пользоваться и смотреть на все своими или нездоровыми, или только открывшимися глазами (О жизни блаженной IV).

К изучению наук ведет нас двоякий путь — авторитет и ра­зум. По отношению ко времени первенствует авторитет, а по от­ношению к существу дела — разум. Ибо первое предпочитается, когда нужно располагать, а другое наиболее ценится при дости­жении. Итак, хотя авторитет людей добрых представляется по­лезнее для невежественной толпы, а разум приличнее для уче­ных, однако так как всякий человек делается образованным из необразованного, а всякий необразованный не может знать того, каким он должен явиться пред людьми учащими и посредством какой жизни может сделаться способным к учению, то для всех желающих учиться великому и сокровенному дверью к этому служит лишь авторитет...

Авторитет же бывает частью божественной, частью челове­ческой; но истинный, прочный и высший авторитет тот, кото­рый называется божественным (О порядке II, 9).

Августин. Вот я помолился богу. Разум. Так что же ты хо­чешь знать? Августин. Именно то все, о чем молился. Разум. Скажи это кратко. Августин. Я желаю знать бога и душу. Разум. А более ничего? Августин. Решительно ничего (Монологи I, 2).

Разум. Ты, который желаешь знать себя, знаешь ли ты, что существуешь? Августин. Знаю. Разум. Откуда же знаешь?

Августин. Не знаю. Разум. Простым ли ты себя чувствуешь или сложным? Августин. Не знаю. Разум. Знаешь ли ты, что ты дви­жешься? Августин. Не знаю. Разум. Знаешь ли ты, что ты мыс­лишь? Августин. Знаю. Разум. Итак, то истинно, что ты мыс­лишь? Августин. Истинно (Монологи II, 1).

Когда мы умозаключаем, то это бывает делом души. Ибо это дело лишь того, что мыслит; тело же не мыслит; да и душа мыслит без помощи тела, потому что, когда мыслит, отвлекает­ся от тела. Притом то, что мыслится, есть таково всегда; теле­сное же ничто не бывает таковым же всегда; поэтому тело не может помогать душе в ее стремлении к пониманию, так как для него довольно, если оно не мешает (О бессмертии души, 2).

Разум есть взор души, которым она сама собою, без посред­ства тела, созерцает истинное; или он есть то самое созерцание истинного без посредства тела, или он есть то самое истинное, которое созерцается... Все, что мы созерцаем, мы схватываем мыслью или чувством и разумением. Но то, что мы схватываем чувством, мы чувствуем существующим вне нас и заключенным в пространстве, из которого оно не может быть изъято...

Пока душа нераздельна от разума и тесно соединена с ним, она неизбежно должна оставаться жить. Но какая же сила может отделить ее? Уж не телесная ли, которая и могуществом слабее, и происхождением ниже, и по свойству своему весьма отлична? Никоим образом. Следовательно, одушевленная? Но и это каким образом?..

Но если сила разума в силу единения своего известным обра­зом действует на душу — а не действовать она не может, — то, без всякого сомнения, действует в том смысле, что дает ей про­должать существование. В силу того он и есть именно разум, что в нем предполагается высшая неизменность... Итак, душа угас­нуть не может, если не будет отделена от разума. Отделиться же, как мы доказали выше, она не может. Следовательно, она не может и умереть (О бессмертии души, 6).

Иное дело, когда мы верим авторитету, и иное — когда разу­му. Вера в авторитет весьма сокращает дело и не требует никако­го труда. Если она тебе нравится, ты можешь прочитать много такого, что об этих предметах написали, как бы из снисхожде­ния, великие и божественные мужи, находя это необходимым для пользы простейших, и в чем -они требовали веры к себе со стороны тех, для чьих душ, более тупоумных или более занятых

житейскими делами, другого средства к спасению быть не мог­ло. Такие люди, которых всегда громаднейшее большинство, если желают постигать истину разумом, весьма легко одурачиваются подобием разумных выводов и впадают в такой смутный и вред­ный образ мыслей, что отрезвиться и освободиться от него не могут никогда или могут только самым бедственным.для них путем. Таким полезнее всего верить превосходнейшему автори­тету и соответственно ему вести жизнь. Если ты считаешь это безопаснее, я не только не возражают против этого, а даже весь­ма одобряю. Но если ты не можешь обуздать в себе того страст­ного желания, под влиянием которого решился дойти до истины путем разума, ты должен терпеливо выносить многие и длин­ные околичные пути, чтобы вел тебя тот разум, который один только должен быть называем разумом, т.е. разум истинный, и не только истинный, но и точный и чуждый всякого подобия ложности (если только возможно для человека каким-либо обра­зом достигнуть этого), так чтобы тебя не могли отвлечь от него никакие рассуждения, ложные или истиноподобные (О количе­стве души VII).

Душа же человеческая посредством разума и знания, о кото­рых у нас речь и которые несравненно превосходнее чувств, воз­вышается, насколько может, над телом и охотнее наслаждается тем удовольствием, которое внутри ее; а чем более вдается в чув­ства, тем более делает человека похожим на скота (О количестве души XXVIII).

Августин. Ты, быть может, не убедился еще, что иное дело чувствовать, иное знать? Еводий. Даже очень убедился. Авгус­тин. Итак, иное чувствать, иное знать? Еводий. Точно так. Авгу­стин. Но мы чувствуем не разумом, а зрением, или слухом, или обонянием, или вкусом, или осязанием. Еводий. Согласен. Авгу­стин. Все же, что мы знаем, знаем разумом; поэтому никакое чувство не есть знание (О количестве души XIX).

Итак, что я разумею, тому и верю; но не все, чему я верю, то и разумею. Все, что я разумею, то я знаю; но не все то знаю, чему верю. Я знаю, как полезно верить многому и такому, чего не знаю (Об учителе XI).

Но я и не этих творений, а тебя самой, тебя, истина вечная, в которой нет изменения и ни тени перемены (Иак. 1, 17), алкал и жаждал (Исповедь III, 6).

Там же. С. 595-597.

Боэций (480—524). Родился в Риме. Был не только филосо­фом, но и поэтом, политическим деятелем. Боэций перево­дил с греческого языка Аристотеля и Порфирия и писал ком­ментарии к их трудам. Он интересовался арифметикой, напи­сал трактат «О музыке», занимался логикой; известны его теологические труды «О святой Троице», «О католической вере». Но выдающееся место в средневековой философии он занял благодаря своей работе «Утешение философией», напи­санной в тюрьме, куда философ попал, обвиненный в сноше­ниях с Восточной Римской империей. Казнен в 524 году.