Итоги деятельности

Возникает вопрос из тех, которыми переполнена наша история и которые правомерны в силу субъективной волевой основы всей истории: мог ли Хрущев пойти по другому пути? Могла ли личность другого плана добиться большего, чем Хрущев? Теоретически на этот вопрос можно ответить утвердительно. Один из главных факторов – готовность крестьянства в 1953 г. немедленно взять землю, так как это были семьи, еще помнившие свое собственное хозяйство. В городах была развитая промышленная кооперация, которая легко могла стать базой преобразований в сфере услуг и производства ширпотреба. Народ привык к низкому уровню потребления и был исключительно чувствителен к любым материальным поощрениям за итоги труда. В партии сохранилась демократическая конкурсная система альтернативных выборов всех коллективных органов, начиная с низовых партийных бюро, так как число кандидатов могло превышать численность будущих парторганов и становился обязательным отсев менее популярных претендентов в руководители. Аппарат не привык тогда к значительным привилегиям, он гордился «народным» происхождением, он был воспитан в духе выполнения директив и не накопил гигантского опыта «амортизации» воли верха и опыта формирования воли верха.

Один из главных факторов – мы имели во многих областях мало уступающую мировому уровню науку и технику, и в сфере науки и техники проблема «догнать» была не столь уж острой. Уже был базисный ракетно-ядерный щит.

Конечно, были и мощные противодействующие факторы – идеология, уровень руководящих кадров, привычка рабочего класса целиком зависеть от зарплаты, разоренное сельское хозяйство, лысенковщина, ждановщина. Были живы участники и организаторы репрессий.

И все же надо сказать, что ситуация была неизмеримо проще для преобразований, чем в 1965 г. и тем более в 1985 г. Правда, вариант преобразований, скорее всего, был ближе к НЭПу, ближе к модели, реализованной Китаем сразу после Мао, – в сфере села, обращения, услуг.

Ввиду неготовности народа взять на себя функции преобразования они в ту эпоху потребовали бы на много лет какого-то варианта авторитарной системы, ориентированной на стремление лидера внести перемены.

Но это все при условии, что на месте Н.С. Хрущева был бы не он, а другой лидер, ориентированный на принципиально новый вид социализма.

А вот возможность того, что среди наследников Сталина появится лидер такого типа, была минимальной.

Среди наследников Сталина, претендующих на власть, не было никого, включая и Л.П. Берию, и Г.М. Маленкова, кто бы не думал о коренных переменах. Но далеко не случайно, что среди них не было противника административного социализма.

Власть закрепил за собой тот, у кого протест против культа личности был выражен наиболее ярко. Именно народничество, популизм Хрущева, его близость к массам предопределили и его решимость, и ту поддержку, которую он получил. Трудно выявлять связи в исключительно сложном звене «массы – лидер», но тогда масса уже дозрела до разрыва с культом личности, и Хрущев это как-то ощущал.

Но в отношении будущего ни массы, ни партия не были готовы к какой-то программе, кроме очищения административного социализма и возврата к его «истокам». И здесь Хрущев – слепок с тогдашнего общества.

Можно теоретически «вычислить», что в окружение Сталина легче было войти, закрепиться и уцелеть именно популисту, чем интеллектуалу. Можно предвидеть, что поэтому именно из популистов скорее мог выдвинуться новый, сменяющий Сталина лидер.

Но точно так же можно понять, что не приходилось рассчитывать на появление – я не говорю сознательного врага административного социализма, но хотя бы лидера, способного по личным качествам, опыту и образованию к развитию в направлении разрыва с административным социализмом.

В общем, страна получила такого лидера, к которому она была готова в то время. Видимо, в истории вообще мало случайного.

(Попов, Г. [Текст] / Г. Попов // Огонек. – 1989. – № 42. – С.16 – 17).