Глава 1. Христианство как «встреча» философии и литературы 4 страница

3. Ереси как форма «перевода» христианства на привычные представления [474]. Так, два малоазийских пресвитера Осия и Потамий открыто выступили против формулировок I Никейского собора как чуждых Писанию и «непонятных народу» и заменили их арианскими принципами [475]. Поэтому и пускается Церковь в «споры о словах». «Мы стояли за один слог... Мы стояли за Бога» излагает св. Григорий Богослов суть арианской смуты [476]. Таким образом, ересь в данном случае была формой постижения иррационального и универсального христианства.

4. Ересь как «мостик» между культурами.

В условиях локальной и замкнутой цивилизации ересь была своего рода «форточкой», через которую общались с другими «мирами». Со временем понадобятся более оживленные контакты, и культуры начнут «прорубать окна». Ересь указывала на слабые места в идеологии, и церковь более основательно формулировала и разъясняла те или иные проблемы. Так, монархиане считали, что Отец, Сын и Дух – это три разных имени одного и того же, но не три личности и три роли. С другой стороны, теория Оригена, одного из отцов Церкви, жившего между 185 и 255 годами о Троице – это теория о трехъярусной Троице: Отец выше Сына, а Сын – Духа. Вместо иррационального положения о единстве Бога в трeх Лицах предлагалась чeткая ранговая система трeх ипостасей, кстати, имеющая свои истоки в александрийских философских школах (неоплатонизме, филонизме) [477]. Эти споры с ними помогли четче сформулировать доктрину о Троице как единстве в трех лицах.

Предметом спора в ересях был и язык. Латинское духовенство долго смотрело на глаголицу как готское (арианское) письмо (в дальнейшем глаголицу восприняли богомилы и патарены, которые распространили еe в Западной Европе). Можно предположить, что глаголица имела хождение среди различных неортодоксальных общин в качестве тайнописи [478].

5. Ересь как стык и между ересями. Ереси складывались и на грани мистики или стихийного материализма (Беренгарий Турский, Иоахим Флорский, Амори Бентский, Сигер Брабантский, Мейстер Экхарт) с ортодоксией.

6. Ересь как форма неполного приятия и противоположных идей (ереси на стыке с исламом являются ересями и по отношению к исламу: на стыке с рационализмом – ереси и по отношению к рационализму).

7. Ересь как форма «легализации» новых представлений. Еретическими вначале считались взгляды Христа или Лютера. В IV в. Афанасий, защитив божественность Бога-Сына, впервые поднял вопрос о божественности и статусе Бога-Духа, который не Сын Божий, но «от Отца исходит». Каппадокийские отцы фактически организовали второй Вселенский собор – Константинопольский, где был принят Никео-Цареградский символ веры, который стал развитием Никейского, с включением результатов антиарианских, антимакедонианских и антиаполлинарианских фраз. Позже, сначала в испанской, французской, германской церквях к символу начали добавлять, что Дух исходит не только от Отца, но «и Сына». Рим, всегда осторожный и консервативный, принял эту формулу только через 700 лет после этого собора. Иероним перевел Библию на латинский язык (Вульгата) не с греческого (Септуагинты), а с древнееврейского, - это ускорило отделение Западной церкви.

По мере зарождения и становления новой христианской системы выделяются следующие периоды.

1. «Подпольный» период. В это время на интеллектуальном иэлитарном уровне (гностики, монархиане, николаиты, монтанисты) ереси оформляются из хаотического и стихийного (спонтанного) отчуждения от легальной культуры в какой-либо синтез (за счет интеллектуальной подпитки, которую социальные низы («рабы») дать не могут, ибо дают только лозунги). Но в то же время «рабы» через взаимное широкое общение «упрощают» сложные идеи разного рода «учителей» и «пророков» («Христов» и «лжеХристов») и делают из них «утешительные» лозунги и максимы. Взаимодействие «высшего» и «низшего» уровней – обязательная предпосылки появления ересей.

2. «Легальный» период. После легализации ереси начинают превращаться в более или менее массовые движения, поскольку:

а) большинство населения возмущает «обмирщение» и «огосударствовление» «церкви». Кто-то уходит в монахи, кто-то – в «разбойники», а кто-то – в еретики;

б) в условиях господства идеологии все проблемы в свернутом виде рассматриваются через одну «религиозную» идею;

в) государство начинает рассматривать ереси уже не просто как религиозное инакомыслие, а как преступление против государства;

г) складывается иерархическое и корпоративное общество, и даже высказывание собственного мнения рассматривалось как протест против общества. Поэтому еретиков не только отлучали от церкви, но и стремились их уничтожить.

В развитии христианских ересей прослеживается два этапа особенно широкого их распространения.

1. II–V вв.: период оформления христианства.

2. XII–XIV вв.: апогей христианской культуры.

В последний период можно говорить, что ересей больше «не было», так как за всяким инакомыслием теперь зорко следила инквизиция. Еще в 1184 г. при папе Луции III и императоре Фридрихе I Барбароссе был организован епископский суд, который разыскивал еретиков, осуждал их и передавал гражданской власти для приведения приговора в исполнение. В 1215 г. (на четвертом Латернском соборе) была образована инквизиция и осуществление ее было поручено доминиканскому и францисканскому орденам (позже –иезуитам). Упразднена она была в большинстве стран Европы в XVIII в., в Португалии – в 1820 г., в Испании – в 1834 г. и в папской области – в 1859 г.

Широко распространено мнение о том, что зарождение и первоначальное развитие русских ересей относится к XV–XVI вв. Между тем уже в самом начале истории Русской церкви можно найти свидетельства о существовании неортодоксальных учений. Около 438–439 гг. Феофан Исповедник, Иордан, Прокопий Кесарийский упоминают о расселении на Нижнем Дунае и в Северном Причерноморье готов и других варварских племeн – «все они придерживаются зловерия Ария» [479]. Ариане придерживались многих раннехристианских принципов, в том числе и принципа выборности церковной иерархии (пресвитеров и епископов). Подобный порядок хорошо приживался там, где еще не утвердились феодальные отношения и преобладали общинные традиции. Славянская же территориальная община была наиболее прочной по сравнению с германской кровнородственной [480]. Арабский писатель X века ал-Масўуди свидетельствует о том, что часть славян исповедывала в его время христианскую веру «якобитского толка», т. е. монофизитство [481] В «Повести временных лет» утверждается о подобосущии Сына и Духа Отцу [482]. Как справедливо указал А. Г. Кузьмин, прочность арианских традиций во многом определяется характером и степенью развития общины и общинного самоуправления [483].

Христианство на Руси было введено в X в. и долгое время не отмечалось никаких крупных ересей. Вольномыслие отмечается на индивидуальном уровне. Так, несмотря на стремление св. Кирилла Туровского руководствоваться лишь писанием, в его рассуждениях все же присутствуют элементы философии. Это видно из размышлений данного автора о свободе человеческой воли, о разумности и цельности мироздания [484].

В XIV в. возникло движение «стригольников» (значение термина неизвестно), распространившееся в Пскове, Новгороде и позже проникшее даже в Москву. Его сторонники, как позже и «нестяжатели», протестовали против чрезмерных поборов при всяких обрядах, отвергали исключительное право священников на проповедь, призывали к аскетической жизни. Но в XV в. это движение постепенно исчезло. В XVI в. Феодосий Косой «воздвиг новое учение», в котором призывал к спасению через добрые дела, но вынужден был бежать в Польшу. В XVII в. в связи с реформами патриарха Никона произошел «раскол», и старообрядцев стали жестоко гнать. Многих из них сожгли в деревянных срубах, многие сжигали себя сами.

Можно выделить несколько вариантов формирования ересей.

«Корпускулярная» форма: ереси формируются в отдельных районах, в связи с особой ситуацией, недолговременно.

Генетический вариант: для ересей характерна преемственность по отношению к прежней ортодоксии, широкое распространение, глубокое проникновение, долговременность существования, широкая социальная база (манихеи – павилиане – тондракийцы – богомилы – катары).

Ереси могут формироваться «по вертикали»: будучи ограничены сравнительно узким кругом последователей, они переходят «от отца к сыну» (старообрядцы). В то же время для большинства средневековых ересей характерно их широкое распространение «по горизонтали» (катары фактически были общеевропейским движением).

Причины поражения ересей могут быть локальные или случайные. Ересь обязательно погибнет, если будет отрицать какие-либо базовые идеи, максимально от них дистанцироваться или не принимать их в комплексе. Побежденные идеи становятся «народными», т. е. уходят на нижние этажи социальной лестницы («варварская» культура со временем станет «народной»). Причины этого: они не в состоянии были переустроить общество, но могут и должны решать определенные задачи на нижних этажах и в частных ситуациях.

Можно выделить три разновидности ересей:

1) фундаменталистские («фарисеи»),

2) модернистские («зелоты»),

3) центристские («христианство»).

Побеждает центризм и то, что новое течение обращается именно к базовым идеям, а не формам. Именно эти два обстоятельства создают возможность «развития» (Христос, Лютер). Только таким образом «ересь» может стать «культурой».

 

Глава 3. «Остготское возрождение» и формирование идеи «нового Рима» [485]

В глухую ночь шестого века,

Когда был мир и Рим простерт

Перед лицом германских орд,

И гот теснил и грабил грека,

И грудь земли и мрамор плит

Гудели топотом копыт...

...И древний Рим исчез во мгле,

Свершилось преосуществленье

Всемирной власти на земле:

Орлиная разжалась лапа

И выпал мир. И принял Папа

Державу и престол воздвиг.

И новый Рим процвел - велик,

И необъятен, как стихия.

(Максимилиан Волошин)

VI в. н. э. – особый период в истории Европы, своеобразный «перекресток времен». К этому времени фактически распалась Римская империя, которую Р. Гвардини назвал «попыткой полной и всеохватывающей конструкции бытия». Свершилось, по выражению Максимилиана Волошина «преосуществленье», но произошло не сразу и не просто.

Первая волна германских племен схлынула, оставив на территории Западной Римской империи несколько так называемых «варварских» королевств: Вандальское (Северная Африка), Весготское (южная Галлия и Испания), Бургундское (юго-восточная Галлия), Франкское (северо-восточная Галлия), Остготское (Италия), семь англо-саксонских королевств. Эти государства ведут войны против остальных германских племен, которые также пытаются обрести в лице Рима «землю обетованную». Вторая волна, на гребне которой находились гунны, с большим трудом была остановлена в битве при Каталаунских полях.

Это было сложнейшее время, когда менялась цивилизационная парадигма и решался целый ряд острейших и важнейших для общества проблем. Их решение уже было немыслимо вне христианства.

К началу средневековья христианство уже около двух столетий было легальной религией Римской империи. Медленно и противоречиво складывался союз церкви и государства, начало чему было положено при Константине Великом. Это кардинально меняло положение церкви, она из «бездомной», «одинокой» и «странствующей» превращалась во влиятельную идеологическую и политическую силу. Складывалась достаточно жесткая ее иерархия. Это был период завершения борьбы христианства за господство в Европе.

Обстановка благоприятствовала этому: всесторонний кризис в Средиземноморье (социальный, экономический, культурный, идеологический, религиозный), не прекращавшиеся внешние нападения, центробежные тенденции в «варварских» государствах, неустойчивое положение почти всех слоев населения. Поэтому идеологическая атмосфера в регионе была все еще благоприятна для разных религий. Верхи общества не расстались до конца со своими симпатиями по отношению к неоплатонизму и неопифагорейской философской системе. На более низком уровне все еще действовали различные восточные культы.

Тем не менее, государство уже не делало ставки на религиозный синкретизм, да и у язычества не оставалось конкурентов христианству. В нем четко сформировались космополитическая направленность («ни еллина, ни иудея», Колосс. 3, 2), демократичность и демонстративная любовь к социальным низам, реально не угрожавшая состоятельным и правящим слоям общества, надклассовость, отстраненность от властей, связанная с проповедью непротивления и полного подчинения (Петр. 11, 18; Еф. 6, 5; Тит. 3, 1; Колосс. 3, 22). Однако оставались еще некоторые факторы, мешавшие «огосударствлению» христианства: эсхатология, нерешенность проблемы богатства и неясность отношения к античной культуре. Взаимоотношения церкви и государств были непростыми. Христианские церкви афишировали свою преданность существующему строю, втягивали власти в свои дела, обращались к ним для решения своих внутренних споров. Правители проводили зигзагообразную политику, зависевшую иной раз от личных симпатий или антипатий, конъюнктуры, корыстного желания попользоваться церковным имуществом. Шла борьба и между епископами. Как писал Тертуллиан, «соперничество в епископате – мать расколов».

Активно завершался процесс централизации церкви. Уже на Никейском соборе 325 г. в качестве авторитетнейших фигурировали Римская, Александрийская и Антиохийская митрополии. Особое положение занимал иерусалимский епископ. Налицо было два полюса – римская и коснтантинопольская митрополии. Активно шло преследование язычников и еретиков.

К началу средневековья на основе принятого в 325 г. Никейским собором «Символа веры» в основных чертах были завершены формирование христианского канона, доктринальная систематизация, осуществленная на Востоке «отцами церкви» Василием Великим, Григорием Назианзином, Григорием Нисским, а на Западе – Иеронимом Стридонским и в особенности Аврелием Августином, выработаны основные формы культа и литургии. Получило распространение монашество.

Тем не менее, победившее христианство не имело еще единой доктрины, оно скорее было синкретическим соединением на базе Нового Завета догматов и концепций. Это открывало возможность для самых разнообразных интерпретаций и складывания на этой основе ересей и зачастую противоположных друг другу идеологических схем. Широкое распространение получили тринитарные и христологические споры. Наиболее значительные из них (арианство, несторианство, донатизм, пелагианство, присциллианство, монофизитство) оказали заметное влияние и на судьбу средневекового христианства. Так, например, арианство, отрицавшее один из основных догматов ортодоксальной христианской доктрины о единосущности Бога-отца и Бога-сына, несмотря на неоднократные осуждения на соборах, широко распространилось среди «варварских» народов. На Востоке тринитарно-христологические споры в итоге привели к торжеству православия.

Со времени своего возникновения христианская церковь претендовала на то, чтобы быть вселенской, мировой. Пока же на Западе активно шла латинизация церкви (в самом Риме в христианской среде вплоть до III в. преобладал греческий язык), ускорявшая расхождение восточного и западного направлений в христианстве. По существу это означало разделение церкви на западную и восточную. Собор 451 г. в Халкидоне подтвердил расхождение церквей: всякое первенство (omnis primatus) и особый почет (honor principis) признавались не только за архиепископом Рима, но и за архиепископом «Нового Рима», рукополагающего митрополитов Азии, Понта, Фракии. Так была заложена религиозно-доктринальная основа идеи «трансляции Рима».

Почти все германские народы приняли христианство, но, как правило, не в ортодоксальной форме, провозглашенной на I Вселенском Соборе, а в виде арианства. Исключение составляли франки. Хлодвиг в 496 г. был крещен католическим епископом св. Ремигием, что предопределило судьбу всей Европы. На протяжении VI века Франкское государство расширит свои владения, присоединит вестготскую Аквитанию (507 г.), а затем и Бургундию (534 г.). Войны императора Юстиниана за восстановление под своей властью территории Римской империи приведут к падению Вандальского королевства в Северной Африке и Остготского королевства в Италии. Таким образом, в течение этого столетия постепенно сформируется новый мировой порядок, произойдет разделение мира на две зоны влияния: Византийскую империю и Франкское королевство. Обе эти державы выступят наследниками Римской империи.

Эти процессы сопровождались умиранием античной культуры. Агония Рима и его культуры вызывала ужас у жителей бывшей империи. Особенно пугало пришествие варваров. Отношение римлян к варварам хорошо выразил своим знаменитым описанием гуннов Аммиан Марцеллин: «Их дикость превосходит всё мыслимое; с помощью железа они испещряют щёки новорожденных глубокими шрамами, чтобы в зародыше уничтожить волосяную растительность, поэтому и старея, они остаются безбородыми и уродливыми, как евнухи. У них коренастое телосложение сильные руки и ноги, широкие затылки; шириной своих плеч они внушают ужас, их скорее можно принять за двуногих животных или за те грубо сделанные, в форме туловищ фигуры, что высекаются на парапетах мостов...» [486]. Монах Сальвиан в середине V в. н. э. в своём трактате «О божественном управлении» так описывает варварские племена: «Саксонские люди жестоки, франки коварны, гепиды безжалостны, гунны бесстыдны». Но, по его мнению, даже ужас варварского нашествия – ничто по сравнению с тем, что творится в самой Империи. «Бедные обездолены, вдовы стенают, сироты в презрении, и настолько, что многие из них, даже хорошего происхождения и прекрасно образованные бегут к врагам. Чтобы не погибнуть под тяжестью государственного бремени, они идут искать у варваров римской человечности, поскольку не могут больше сносить варварской бесчеловечности римлян... Римского гражданства, некогда не только очень уважаемого, но и приобретавшегося за очень высокую цену, ныне избегают и боятся, ибо оно не только не ценится, но и вызывает страх...». Всё это сопровождалось чудовищным «падением нравов» [487].

В результате римское государство уже не могло быть предметом поклонения, что явилось одной из причин духовного вакуума, ведь представление о его нравственной силе и несокрушимости было основой нормального функционирования всего комплекса римских идеологических структур. Мышление римлян было, преимущественно, социальным и с разрушением этого представления формировалось индивидуальное восприятие на христианской основе. Происходило это не быстро. Достаточно длительным, как и в любом «ренессансе», был период идеологического вакуума, душевной пустоты, исканий. Человек начинает ощущать противоречие с миром и, самое главное, – с собой.

Это ощущение связано, прежде всего, с распадом традиционного комплекса представлений о «мы». Римлянин ощущал себя частью мощного и единого целого – римского социума. «Мы» для него – это, во-первых, граждане римского civitas, а, во-вторых, – Populus Romanus, объединённый общим происхождением и великой историей. Теперь это «мы» начинает ставиться под сомнение, ибо civitas начинает исчезать. Populus Romanus тоже потерял свои прежние очертания в результате наплыва в Рим огромного количества иностранцев и предоставления огромному количеству жителей римского гражданства. Старое «мы» сливается с «они». В результате человек начинает задаваться новым для него вопросом: «Кто я?».

С другой стороны, кризис сознания связан с сакрализацией культуры и общественной жизни. Вопрос о религиозности как обязательном атрибуте духовной жизни человека давно уже обсуждается в отечественной и зарубежной литературе. Дискуссионность его связана с различным пониманием самого явления религиозности и с проблемой причин возникновения религиозного сознания. В отечественной литературе религиозность трактуется как «феномен субъективного мира человека, его психики, его сознания», который реализуется в эмоциональной сфере и характеризуется верой в сверхъестественное. «Сама по себе психика веру не рождает, но под воздействием внешних условий жизни создаются определённые психические состояния, которые благоприятствуют усвоению индивидом религиозных верований из окружающей среды» [488]. Таким образом, психические состояния индивида, такие как состояния психической подавленности, горя, одиночества, неудовлетворённости собой, страха (в том числе страха смерти), являются часто предпосылками религиозной веры. Значительную роль играют и социальные факторы: наличие или отсутствие определённых мировоззренческих позиций, непосредственное социальное окружение, условия семейного воспитания, а главное – способность и потребность социальных систем, находящихся в кризисе, «восполнить» несовершенную окружающую действительность за счёт религиозных идей. Всплески религиозности являются следствием кризисных социальных ситуаций.

По мнению некоторых исследователей, человеческая жизнь создает устойчивые психические образования: динамический стереотип (как стойкая система реакций на некоторые раздражители), установки (как специфическое состояние готовности к определенным способам удовлетворения потребностей) и ориетации (как совокупность установок, обусловливающих характер отношений индивида с окружающей действительностью. Разрушение в сознании человека одного из этих образований под влиянием неблагоприятных обстоятельств ведет к перестройке психической деятельности, сопровождающейся отрицательными переживаниями, которые свидетельствуют о конфликте человека с миром и самим собой. Человек осознает суетность и тщетность всего происходящего, ощущает одиночество, отчаянье, страх.

З. Фрейд определяет религию как коллективный невроз, проистекающий из неблагоприятных условий жизни. Источником религиозности, по его мнению, служит беспомощность человека перед силами природы и собственными разрушительными инстинктами, которые он преодолевает по аналогии с детским опытом, полагаясь на отца в образе Бога, восхищаясь им и страшась его. С этой точки зрения религиозность не является неотъемлемым атрибутом человеческой психики, но она может быть или оправдана, или объяснена наличием в человеческой жизни кризисных ситуаций.
Э. Фромм определяет религию как смысловой ориентир человеческой жизни: «Под религией я понимаю любую разделяемую группой систему мышления и действия, позволяющую индивиду вести осмысленное существование и дающую объект для преданного служения» [489].

В целом религиозность на протяжении всей истории человечества была внутренне присуща человеческому существованию: индивид не мог жить в конфликте с собой и с миром. Человек должен был найти в этой жизни нишу, в которой он сможет чувствовать себя достаточно комфортно, спокойно воспринимая смысл происходящего вокруг.

Для римлянина такой нишей было государство, служением которому он мог оправдать свою жизнь. Оно обеспечивало своим гражданам как реальную, так и психологическую защиту. Поскольку римское государство рушилось, человек становился беззащитным. Следствием этого был рост религиозности. Когда-то французский историк Жан Эншлен предложил великолепную формулу «Христос победил потому, что потерпел поражение Спартак». Действительно, невозможность изменить условия своего существования усиливала стремление к религии. В конце империи это приняло невероятные масштабы. Ощущение индивидуальной и социальной пустоты, апатии, депрессии ярко отражает «Исповедь» Августина. Вот как Августин описывает это ощущение, говоря о своих занятиях от 19 до 28 лет: «Там была гордость, здесь суеверие, и всюду – пустота». «Я кричал от терзания сердца моего, перед Тобой, Желание моё и света очей моих не было у меня. Ибо он был внутри, а я жил во вне... Мир вещественный не принимал меня так, чтобы я мог сказать: " довольно, хорошо". " Внутри меня был голод по внутренней пище, по Тебе самом, Боже мой... Поэтому не было здоровья в душе моей»[490].

В этой ситуации личность, по выражению М. Мамардашвилли, «ставит себя под вопрос» и пытается, «трансцендироваться вовнутрь» (С. Л. Франк). Христианство поддерживает это стремление и призывает возвышаться над собой, «быть по ту сторону самого себя, по ту сторону всякого фактического состояния».

Острое ощущение конца прежнего мира и жажда «прозрения будущего» были присущи многим выдающимся людям той эпохи. Сочинение Аврелия Августина «О Граде Божием» - мучительный поиск смысла и формы существования человечества, порвавшего с языческим прошлым и устремившегося к Небесному граду. В его «Исповеди» мы встречаем рассуждения о времени, о душе, потерявшей себя. «Последний римлянин» Боэций сетовал на то, что римская свобода погибла, а в «Утешении философией» горевал о нестабильности бытия, государственного устройства, отношений между людьми, самой человеческой жизни.

Естественно, что по мере широкого распространения христианства и сокращения пространства «язычества», на первый план выходила задача выхода из кризиса. Это хорошо выражено в знаменитых призывах Бенедикта Нурсийского: «хватит передвижений», «сложите мечи», «молиться и работать» (ora et labora). Обеспечить реализацию этих задач могло только новое по характеру государство. Оно должно было соединить в своем теле три тенденции, три цели этого времени, отмеченные С. С. Аверинцевым: бюрократия (секулярная традиция), теократия (сакральная традиция) и ксенократия (власть «чужих»). «Варвары» уже стали европейским фактором, их государства существовали реально. Оставалось подвести под их существование культурологическую основу. Такой основой в «лоскутной» в этническом, политическом, экономическом, культурном плане Европе могла быть только идея «империи», но уже не языческой, а христианской. Задача будет сформулирована и решена в трех государственных образованиях - Остготском, Франкском и Оттоновском. Началась эта работа при остготах в Италии.

Возникновение Остготского королевства на территории Апеннинского полуострова (493) создавало новую историческую ситуацию. Варвары впервые стали хозяевами в самом сердце римского мира (римскими императорами варвары бывали и раньше, но теперь их вожди полностью установили свою власть).

Образование и расцвет Остготского государства связан с одним из виднейших исторических деятелей средневековья – Теодорихом Великим (Теодорих Амалий, Teodorico el Amalo, 451–526).

Остготы (одно из восточногерманских племен) после долгих переселений к середине V в. осели в Паннонии (Венгрия). Их военная знать и дружинники стремились к новым захватам. Теодорих принадлежал к царскому роду Амалов и родился неподалеку от Вены, через два года после смерти Аттилы. Племя делилось в то время на три части, которыми управляли три брата Валамир, Феодемир и Видимир. Они были настолько сильны, что сумели отбить нападение гуннов. Это сделал дядя Теодориха как раз в момент рождения своего племянника.

Родился Теодорих в 451 г. Отцом будущего короля был Феодемир, а матерью его любимая наложница Эрелива (Евсевия или Елиена, не готка). Его имя Дитрих было латинизировано как Теодорих.

Когда ему исполнилось восемь лет, отец отправил его в качестве заложника в Константинополь по условиям мирного договора с императором Львом. Готы по этим же условиям получали ежегодную субсидию в триста фунтов золота.

В Константинополе Теодорих продолжал получать военное образование, проводил время в обществе самых образованных людей, посещал школы. Однако к греческому образованию его душа не лежала, и в результате он даже подписываться не мог толком. По достижении восемнадцатилетнего возраста был возвращен домой. К этому времени погиб в сражении Валамир, а младший из братьев Видимир ушел с армией в Италию и в Галлию. Королем был избран отец Теодориха.

Теодориху не терпелось показать свою удаль, и во главе шеститысячного отряда он пошел на Сингидун (Белград), вернулся с богатой добычей.

Положение остготов в Паннонии к этому времени было тяжелым. Территория оказалась мала, и они решили пойти по пути своих предшественников. Объектом своей экспансии они выбрали Византию. Император с большим трудом откупился от них и поручил Теодориху защиту Нижнего Дуная. Теодорих, уже король готов после смерти своего отца, правил на правах федерата Рима.

Тем временем в Италии, где формально правил император Непот, фактическая власть оказалась в руках бывшего секретаря Атиллы, командующего войсками Ореста. В 475 г. он произвел государственный переворот и лишил власти Непота, объявив императором своего сына, который по иронии истории получил в честь основателя Рима и основателя империи тронное имя Ромул Август. Он был малолетним, реально правил его отец, но римляне все же презрительно прозвали его Августул (Августишка).

В следующем 476 г. воины одного из римских наемников, скорее всего скира по происхождению, Одоакра (Одовакара) подняли мятеж против императора, ссылаясь на то, что он не выполнил своего обещания дать им треть Италии для расселения. Во время мятежа Орест был убит, а его сын, последний римский император, сослан в Кастель дель Ово (Замок Яйца), где через некоторое время скончался при загадочных обстоятельствах.

Одоакр не занял императорский престол и не выдвинул на него какую-либо свою креатуру. По его настоянию сенат принял постановление о воссоединении Западной и Восточной империй, о том, что Западной Римской империи не нужен больше свой особый император, и знаки императорского достоинства были отосланы императору Зенону в Константинополь.