ВВЕДЕНИЕ 3 страница. На нашу долю — мою и Бархаша — мы оставили юго-восточный рукав, или Вавиловский ледник

На нашу долю — мою и Бархаша — мы оставили юго-восточный рукав, или Вавиловский ледник. Мы были там уже вдвоем с Бархашом в 1931 году и думали докончить его исследование, поднявшись намеченным нами в прош­лом году путем по леднику № 51 к перевальному пункту у северного плеча Гармо. Через восемь дней мы также должны были вернуться.

Этот план давал возможность сразу ориентироваться в трех направлениях и, с другой стороны, позволял не тратить ни капли времени даром. После прихода геологов и топографов мы могли бы найти один наилучший путь, чтоб отправиться им уже всей экспедиционной группой в полном составе.

Таков был наш генеральный план.

 

ГЛАВА II

ВВЕРХ ПО ГАРМО

 

Мы выехали с опозданием, часов в девять утра, я, Назаров и вызвавшийся вновь сопровождать нас наш старый знакомый по экспедиции 1931 года таджик-носиль­щик Лоик.

Тронулись из лагеря вверх по ущелью. Эта половина пути была нам хорошо известна. Здесь было много пере­прав через причудливо извивавшиеся рукава реки, но нигде они не представили особых трудностей даже для увязавшихся за нами двух больших собак из кишлака. Мы с любопытством смотрели, как умные животные сна­чала растерянно метались некоторое время по берегу, затем храбро бросались вплавь. В бурных волнах их начинало крутить и бросать. Тем не менее гораздо ниже места, где они бросались в воду, они все-таки выбира­лись и с громким лаем, отряхиваясь, бросались за нами. К двум часам дня мы уже подъезжали к знако­мой медвежьей избушке в девственном лесу. Здесь был намечен кратковременный отдых1. Неожиданно тут свалился от малярии Назаров. Это была уже третья жер­тва из маленького отряда, выехавшего из Гарма. Наза­рова донимали одновременно и озноб и жар. Бедный парень так и не оправился от болезни до самого конца нашей экспедиции.

Через два часа, отдохнув, тронулись дальше. К языку ледника подъехали около шести часов. Здесь мне взду­малось посмотреть место прошлогодней ночевки и в особенности оставленную мною в прошлом году надпись, Место я нашел, нашел даже брошенную нами в прош­лом году консервную банку, но от надписи не осталось и следа: эмалевая краска не выдержала даже одного года.

На ночь остановились в лесочке, непосредственно у самого выхода ледникового языка. Этот лесочек я также помнил с прошлого года, как помнил, что вокруг очень много горных куропаток. Пока ставили палатки и гото­вили чай, я успел тут же неподалеку, шагах в ста, убить двух курочек. Они также пошли на ужин.

Неприятной неожиданностью были тучи, заполнив­шие ущелье, и мелкий снег, который начал сыпать под вечер. Это было скверным предзнаменованием для нашей будущей работы.

2 сентября

Утром еще две куропатки стали нашей добычей. Дичи было так много, что можно было стрелять, не отходя от палатки.

В девять с половиной часов утра мы начали подыматься на ледник. В отличие от прошлого года мы шли по уже проложенной тропе и шли с лошадьми; тропа, правда, мало чем смягчала трудности пути. Все же она показывала уже проверенный путь.

Бархаш и Лоик шли впереди, я с полубольным Наза­ровым тащился сзади. Вверх и вниз по покрытым щебнем ледяным холмам мы двигались часа три, пока выбрались на более или менее ровный путь по боковой террасе. Очень скоро пришлось вновь спускаться вниз и опять нырять среди ледяных гор и камней. Несколько раз я останавли­вался в изнеможении, — так тяжел был этот путь по лед­нику Гармо. Нового опять-таки он ничего не представлял. Единственным занятием было отыскивание надписей, сде­ланных в прошлом году. Увы, ни прошлогодних кам­ней, ни надписей мы не нашли. И только к трем часам мы подошли к ущелью Аво-дары.

Читатели «Узла Гармо» помнят, что туда не так легко было проникнуть. Для этого нужно было сначала спустить­ся вниз, в глубокий ледяной провал, сделанный речон­кой Аво-дары, и потом подняться к водопаду, шумевшему среди камней и скал в глубине ущелья. Перейдя бурный, пенящийся ручей с риском по пояс выкупаться в холодной воде, приходилось карабкаться по камням вверх добрую сотню шагов, и лишь потом вы оказывались на уютной ши­рокой площадке, покрытой мягким песком, почти пылью, и окруженной со всех сторон каменистой террасой, укры­вавшей нашу стоянку от любопытных взоров. Только поднятый на высоком шесте на самом гребне каменистой террасы красный флаг показывал идущим по леднику, что здесь находится база, т.е. стоянка и отдых.

Но вот и площадка, вот и база, белеют наши палатки. Вот и рассевшийся камень с желтой надписью, начертан­ной Беляевым еще в 1916 году.

Но площадка была молчалива, никто нас не встретил. Отправленные вперед товарищи, видимо вчера еще, со­гласно посланному распоряжению, ушли для исследова­ния ледников.

Три палатки оказались разбитыми в глубине площад­ки — одна под провиант, другая под жилье, третья тоже жилая, из ярко-белого полотна. Она была расположена несколько выше, на склоне каменистой террасы. К ней вели тщательно уложенные из каменных плит ступеньки.

Сбросив с плеч мешки, товарищи направились к палаткам, я же — к беляевскому камню. Как и в других местах, надпись, сделанная мною в прошлом году, была еле-еле заметна. Весенний снег, дождь и ветер быстро справились с краской. Зато беляевская надпись была цела...

Итак, мы снова в Аво-даре, снова на льду, снова в прежней и до известной степени сделавшейся уже при­вычной обстановке.

База на Аво-даре.

На переднем плане камень, на котором сохранилась надпись, сделанная экспедицией Беляева в 1916 году.

 

С чувством глубокого удовлетворения я забрался в белую палатку и растянулся на своем спальном мешке. Мы ее с тех пор называли «штаб-палаткой», так как обычно в ней протекали заседания нашего «реввоен­совета».

Хорошо в горах вообще, но еще лучше в горах на сто­янке. Суровая природа, с которой, быть может, завтра придется вступить в борьбу, еще не заставляет вас на­прягать весь запас умственной и физической энергии. Вы еще полны сил и бодрости, а в то же время уже далеко-далеко ушли от вас все прежние заботы и горести: Даже окружающие вас товарищи, все преданные и испытанные люди, здесь в горах как-то невольно утрачивают личные недостатки и отрицательные качества.

Все знают, что здесь можно жить, только помогая друг другу, знают, что горные экспедиции не терпят склок, ссор и личной неприязни. Да и мало людей вокруг вас. Зато много прекрасных картин природы.

Как бы наряженные в свой праздничный наряд, упираются вершинами в голубое небо снежные вели­каны. И самое солнце греет и нежит как-то особенно, посылая вам сквозь разреженный воздух свои горячие лучи.

Хорошо в горах и ночью, когда кругом мерцают звезды или светит луна и когда даже самый лютый мороз оказы­вается бессильным перед вами, согретым теплым пуховым мешком и наброшенным сверху полушубком.

Лежа в палатке, я обдумывал план завтрашнего по­хода.

Назарова я решил с утра отправить обратно, а Лоика взять с собой. Других людей до восьмого числа — назна­ченного срока возвращения групп — мы уже не рассчиты­вали встретить.

К нашему удивлению, эта часть наших предположений не оправдалась.

Около пяти часов, едва мы только сели ужинать, Лоик объявил нам, что он видит наверху двух «урус-адамов», которые идут к нам по леднику, по пути, по кото­рому мы сами только что пришли.

Кто бы это мог быть? Все бросились к биноклям.

Из глубины подъема на площадку действительно по­казались две фигуры. Это были опоздавшие Щербаков и один из работников его партии — геолог Арапов.

Мы вышли, из пашимгарской базы первого утром. Они пришли туда первого вечером, заночевав, не дойдя пят­надцати километров до пашимгарской базы. Посланный навстречу им Назаров либо не доехал до них одного кило­метра, либо просто не нашел их, так как для ночевки они сошли с дороги. Узнав от Мамаджана, что мы уехали только утром, Арапов и Щербаков немедленно же пешком отправились за нами и в одну ночь без отдыха прошли все расстояние. Вышли они с пашимгарской базы вчера вечером около пяти часов.

Догнать меня им было нужно, чтобы условиться о работе. Мы потащили их пить чай. Не успели окончить чаепитие, как на площадке появилась еще одна фигура. На этот раз это был молодой ученый-геоморфолог из той же щербаковской группы — Константин Константинович Марков, или, как мы его называли, Кин Киныч. Он тоже решил нас догнать и, когда Арапов и Щербаков ушли, через два часа отправился следом за ними и также шел всю ночь. Он пришел, чтобы отправиться с нами. Свою работу по геоморфологии района он решил начать с самых верховьев ледника.

Кин Киныч был еще совсем молодой, белобрысый, с добрыми голубыми глазами, с мягким характером, при­ветливый и милый товарищ. Перед отъездом он только что женился и потому (мы узнали об этом впоследствии) страшно тосковал, но в экспедицию все же поехал.

Наши планы не встретили возражения со стороны Щер­бакова. Было решено, что, пока мы будем производить нашу разведку, он завтра же вернется назад и расставит свои геологические группы: часть направит в район лед­ника Гандо, часть в район ледника Финстервальдера,— а к девятому точно так же вернется на базу на Аво-дару. К этому времени, он полагал, подойдет и гео­дезическая группа Дорофеева, которая так-таки до сих пор не пришла. Тогда геологи и топографы пойдут прото­ренным разведчиками путем для более точного исследо­вания района в геологическом и геодезическом отно­шении.

Утром решено было разойтись: Щербаков, Арапов и Назаров — назад, я, Бархаш, Лоик и Марков, который обязательно хотел идти с нами, — вперед. От Пашимгара Назаров должен был отправиться верхом обратно в Гарм с тем, чтобы к десятому вернуться к нам и привезти почту.

3 сентября

Рано утром Щербаков, Арапов и Назаров уехали. Ча­сов в одиннадцать вчетвером тронулись из Аво-дары и мы.

Воробьев и Цаг недаром просидели тут с двадцать первого числа, ожидая нас. Кроме оборудования базы, они уже исходили ближайшие ледники и расставили всюду по льду туры или каменные пирамидки на некотором рас­стоянии одну от другой, — пирамидки указывали наи­более доступный и менее трудный путь.

Больше полагаясь на собственную память, чем на воробьевские туры, я повел товарищей вверх по леднику по каменной боковой террасе, желая как можно позже перейти на ледник, где идти было гораздо труднее. Нотерраса скоро окончилась там, где ледник поворачивал более резко на север; она превратилась здесь в высокую крутую осыпь, внизу которой громоздились массы чер­ного льда и камней и хинели громадные ледяные озера. Таких препятствий не помнили тут ни я, ни Бархаш.

Когда мы спустились вниз, Идти стало во много раз труднее. В одном месте мы забрели в тупик, из которого, казалось, не было выхода, — со всех сторон подымались ледяные или каменные стены, а по берегу озера, запол­нявшего ледяную впадину, путь шел только по неболь­шому ледяному излому. Затем опять начинались скалы и камни... Чтобы облегчить путь, повернули к середине ледника, где тянулась длинная морена и путь, по всем данным, был гораздо ровнее.

По ту сторону ледника прямо против нас выходило ущелье ледника Шокальского, где в прошлом году мы точно так же карабкались по льду среди ледяных скал. Поэтому мы решили перейти основной ледник несколько наискось, оставляя ледник Шокальского справа. По про­шлому году мы с Бархашом помнили, что путь мимо Шо­кальского будет не менее трудным и что нужно стараться обойти выход этого ледника. Опять-таки по памяти мы знали, что за ледником Шокальского дальше вверх будет выходить сбоку еще один ледник, который мы в прошлом году именовали «висячим» ледником, и лишь потом, на той стороне, путь пойдет по сравнительно ровной террасе уже без перебоев вплоть до разветвления основного лед­ника, где в прошлом году над самым поворотом мною была водружена на черном камне белая мраморная доска с надписью. У этой доски на зеленой траве, на высоте четырех тысяч метров, была в прошлом году наша но­чевка. Там же мы думали заночевать и сегодня.

Но мы не рассчитали времени. Сравнительно благопо­лучно пересекши ледник, мы все-таки попали на той сто­роне его в такое тяжелое и трудное место, что при­шлось пускать в ход ледорубы, чтобы пробиться через ледя­ные трещины и скалы до гранитных выступов противопо­ложного склона ущелья.

Это было не все. Мы вышли правильно, почти как раз против висячего ледника. Но когда стали подыматься на противоположный склон в высохшее русло горного ручья, оно оказалось сплошь загроможденным каменными глы­бами белого, розового и серого гранита. Карабкаясь через камни, мы измучились вдребезги и, выбившись из сил, еле-еле добрались до боковой террасы. Но пройти весь намеченный участок не хватило ни времени, ни сил.

Мы помнили лишь, что эта терраса должна была вы­вести нас на такую же закрытую песчаную площадку, какая была у Аво-дары, что на этой площадке будет озеро прекрасной холодной ключевой воды, и мы стремились скорее добраться до него, чтоб там заночевать. Но у нас не хватило сил дойти и до озера. Когда уже совсем стем­нело, мы вышли на еще одну закрытую песчаную пло­щадку, но без озера. Мы так замучились, что решили дальше не идти и остаться здесь, благо спать на мягком песке было удобно, а воду, вероятно, можно будет найти где-нибудь вблизи. Это «вблизи» оказалось далеко не близко, но все же воду нашли.

В наскоро разбитых двух палатках мы залегли спать. Выплывший из-за скал молодой месяц пожелал нам спо­койной ночи...

4 сентября

Чтобы наверстать вчерашнее невыполнение плана, мы вышли утром чуть свет и вскоре оказались на второй пло­щадке, на той самой, где вчера предполагали остановиться на ночь. Так же, как в прошлом году, мирно плескалось синее озеро. Так же отчетливо были видны на мягком песке многочисленные следы горных кийков, а кое-где когтистые следы барса, и отовсюду слышался свист гор­ных индеек и клекот каменных куропаток.

В прошлом году мы шли этим путем домой от Вавиловского ледника и теперь помнили, что здесь нам должно встретиться еще одно препятствие. Нашу террасу должен был скоро перерезать крутой каменистый спуск соседнего горного отрога. Через отрог придется подыматься по от­весным скалам. Только за этими скалами должны были начаться мягкие травянистые склоны к развилке ледни­ков и черной скале с мраморной доской.

Так и оказалось: очень скоро терраса кончилась, и перед нами поднялись черные обрывистые скалы, на ко­торые нужно было лезть.

Общий вид ледника Беляева.

Слева вершина, которую экспедиция считала пиком Евгении Корженевской, впоследствии названная пиком Зинаиды Крыленко. Высота 6600 метров.

Полезли. Впереди Бархаш, затем Лоик, затем я и за мною Марков. Бедный малый, который сам нам говорил о том, что до сих пор он никогда не поднимался «выше пяти метров», был несколько смущен. Как-никак он на­ходился уже на высоте четырех тысяч метров, а еще нужно было лезть на отвесную скалу. Но держался таким мо­лодцом, что вызывал у нас восхищение: ни одной жалобы не сорвалось у него, хотя вчерашний день дался ему с трудом.

А Бархаш все лез вперед, прижавшись к скале, цеп­ляясь руками и ногами, к более мягкому выступу горы, который открывал обходную дорогу на зеленую площадку. За Бархашом быстро пролез Лоик. Когда пришла моя оче­редь, на миг я задержался, но отступать было, нельзя. И через несколько секунд опасное место было пройдено. Маркова мы подтянули за руки и ледорубами. Зато как хорошо было вступить на мягкую зеленую площадку, всю покрытую к тому же диким луком — этим нашим лакомст­вом среди каменных масс.

А к двенадцати мы подходили уже к развилке, к месту нашей прошлогодней стоянки. Впереди на выступе, на самом повороте поднялась черная скала и забелела мра­морная доска. С надписью здесь обстояло лучше, — ее можно было легко разобрать, хотя и она в значитель­ной степени пострадала. Дальше шел уже поворот не­посредственно по юго-восточному Вавиловскому леднику. Но против плана мы уже опаздывали на полдня. И по­тому, не давши себе большого отдыха, через полчаса мы уже двинулись в дальнейший путь.

С вершины выступа открылась знакомая картина: вот резкий поворот ледника направо, вот прямо на той стороне ледника возвышается черная вершина, запираю­щая собою весь ледник Гармо, вот уходящая налево причудливая чешуйчатая змея Беляевского ледника, куда направились Воробьев и Цаг. Вот подымающий высоко-­высоко свою трехгранную вершину пик, который мы считали пиком Евгении Корженевской. Вот спускающаяся от него вправо, все понижающаяся линия хребта Петра Первого...

Прямо перед нами, на той стороне ледника, за сравни­тельно невысокой черной скалистой вершиной горделиво поднялась выше шести тысяч метров белая шапка еще одной трехглавой вершины. От нее сверху на лежавший перед нами Вавиловский ледник свисал ледник, который мы в прошлом году назвали ледником №1. Параллельно ему правее шли ледник № 2 и ледник № 3, по прошло­годней нашей номенклатуре. Эту трехголовую вершину мы решили назвать пиком т. Молотова.

Налюбовавшись вдоволь на знакомые места, мы стали быстро спускаться вниз прямо на Вавиловский ледник. И этот путь был нам знаком по прошлому году; мы знали, что попадем сейчас опять в переплёт ледяных ям и скал. Поэтому решили держаться сначала ближе к склону нашего ущелья, чтобы затем при первой же возможности перейти на середину ледника, где идти будет ровнее. Лед­ник Вавилова отнюдь не шел ровной дорогой на юг. Он шел туда большим изгибом, напоминавшим знак ¥, кото­рым в математике изображают бесконечность.

До поворота мы шли, держась боковой стены ущелья, и только около трех часов остановились, чтобы передохнуть и пообедать? Начали переходить на середину Вавиловского ледника, приблизительно против ледника № 3, впадавшего в наш ледник с противоположного склона.

Этот третий ледник, напирая широкой полосой на наш ледник, как всегда нагромоздил горы на горы. Мы стреми­лись поэтому не подходить близко к противоположному склону, а держаться середины.

Эта середина была теперь уже вся из блестящего белого льда и шла дальше в глубь ледника большими ледя­ными холмами; лишь к самому концу переходила она в ровное фирновое снежное поле и упиралась в замкнутый цирк, закрытый со всех сторон громадной, подымавшей­ся на километровую вершину ледяною стеной. Эта ледя­ная стена была уже подножьем самого гигантского Тад­жикского Гармо.

После третьего бокового ледника должны были быть еще четвертый, пятый и шестой. Против пятого ледника мы намеревались остановиться, потому что здесь находился намеченный нами в прошлом году, возможный, как мы думали, хотя и трудный, подъем на хребет Академии, к северному плечу пика Гармо.

Все эти наши предположения оказались правильными, кроме одного. Путь по середине был гораздо легче только в том отношении, что не приходилось прыгать со скалы на скалу. Он шел по пологим ледяным холмам. Но эти холмы были так огромны, ледяные лощины между ними так глубоки, а в отдельных местах склоны этих лощин были так круты, что нам, уже прошедшим за этот день достаточное количество километров, пришлось очень туго. А в одном месте мы прямо заблудились и остановились в недоумении — куда идти? Только направление вперед оставалось отчетливым и ясным, но прямо перед нами была впадина, метров в сто глубиной и метров пятьдесят в поперечнике, после чего дальше подымался очередной ледяной холм. А когда мы взобрались на него, перед нами разверзлась следующая такая же глубокая лощина. И то же самое было и вправо и влево. Вверх и вниз, вниз и вверх — таков был уготованный нам путь. Но другого пути не было.

И все-таки мы старались держаться все более и более к левой стороне ледника, пересекая ледник наискось от правой стороны к левой. Как это ни было трудно, мы хо­тели во что бы то ни стало днем дойти до пятого ледника. Снова вынуждены были остановиться, не дойдя до наме­ченного пункта. Мы стали на ночь против выхода четвертого ледника на небольшой морене, у берега маленького ледяного озерка.

Здесь, прямо на льду, мы наскоро уложили из черных сланцевых плит более или менее ровную площадку, на которой разбили палатки. Высота, по нашим подсчетам, была уже больше четырех тысяч метров.

 

 

5 сентября

Место, где мы остановились, было расположено, даже не доходя до четвертого ледника, спускавшегося с хребта Академии на Вавиловский ледник.

С момента, когда мы повернули от ледника Гармо направо, мы все время шли уже вдоль хребта Академии. Он поднимался теперь перед нами слева, перпендикулярно леднику Гармо.

По ту сторону хребта Академии — мы это знали — шел ледник Федченко, Любым из боковых ледников, которые спускались бы с хребта Академии, мы могли бы туда выйти. Мы были, таким образом, почти у цели. Мы видели дальше, что ледник, которым мы шли, скоро окончится, и мы знали, что пик Гармо, тот самый, который мы видели из Пашимгара, возвышается теперь перед нами в каких-нибудь двух километрах; мы знали, наконец, что к его северному ребру ведет ледник № 5.

Отсюда вытекало задание — идти вперед до поворота на пятый ледник и затем подыматься им. Но мы знали также, что пятый ледник (мы дошли до него в прошлом году) шел вверх, весь пересеченный глубокими попереч­ными трещинами.

С другой стороны, четвертый ледник невольно привле­кал наше внимание. Четвертый ледник выходил на основ­ной ледник, где мы стояли, большим широким ущельем. По левому его склону, покрытому мягким камнем и пес­ком, можно было подыматься без труда. Подъем шел приблизительно на пять тысяч метров, после чего откры­валось фирновое поле, переходившее затем в отвесную стену хребта Академии. Хребтик, отделявший четвертый ледник от пятого ледника, был также невысок; на него можно было легко подняться и затем опять спуститься в ущелье первого ледника.

Этим путем мы избегли бы и утомительного движения по льду до выхода пятого ледника и еще более утомительного подъема по пятому леднику и его трещинам. Вот поче­му мы решили проникнуть на пятый ледник не непосред­ственно по основному леднику, а через четвертый ледник, путем, который казался таким легким.

Поэтому утром, оставив весь наш лагерь на том месте, где мы стояли, только с легкими мешками на плечах и с небольшим запасом провианта мы двинулись сначала на разведку. Путь мог оказаться и труднее. Мы пред­полагали, поднявшись метров на пятьсот, решить уже на месте — пойдем ли мы через хребтик на пятый ледник, или пойдем по основному леднику, как шли до сих пор. Нако­нец, хотелось поглядеть, нет ли какого-либо удачного подъ­ема на хребет Академии прямо из цирка четвертого ледника.

Мы не ошиблись в расчете. Через какой-нибудь час с лишним пути мы уже были на высоте четырех с половиной тысяч метров, на грани фирнового поля и каменистых осы­пей, пересеченных неглубокими оврагами, где бежали гор­ные ручьи. Около одного из этих ручьев местность была настолько ровной и, кроме того, оттуда открывался такой легкий путь на гребень, разделявший четвертый и пятый ледники, что мы решили немедленно перенести сюда наш лагерь, перетащивши все наше барахло снизу. За барахлом были откомандированы Кин Киныч и носильщик Лоик. Не дожидаясь их, мы с Бархашом отправились дальше в разведку на пятый ледник.

Скоро хребтик, отделявший четвертый ледник от пятого, несмотря на некоторые трудности, был взят. Лишь в одном месте пришлось потрудиться над подъемом по обледенелому снегу. Зато, взобравшись на хребтик, мы могли оттуда рас­смотреть всю панораму пятого ледника. Она была действи­тельно интересна.

Пятый ледник весь был теперь внизу под нами, своим чешуйчатым хвостом он уходил в основной Вавиловский ледник. Вниз к нему надо было спускаться по большой осыпи, покрытой мелким щебнем. Спуск был крутой, но не опасный. Но мы не сразу попадали на пятый ледник. Раньше надо было преодолеть еще один невысокий хреб­тик, после которого мы наконец оказывались на леднике. Ледник шел затем вверх, также весь пересеченный чер­ными трещинами, подымаясь все выше и выше к хребту Академии. Но, подойдя вплотную к хребту, он внезапно раздваивался.

Общий вид ледяного цирка Вавиловского ледника.

Ледяная стена подымается на высоту более 5000 метров.

 

Отходивший от хребта Академии большой каменный от­рог до пятисот метров высоты разрезал ледник на две части: основная часть продолжала подыматься на восток и упиралась в конце концов в огромную, почти отвес­ную стену хребта Академии с нависшими сверху снеж­ными навалами в несколько сотен, а то и тысяч пудов весом.

Между этими снежными навесами и навалами можно было подняться на хребет Академии только под угро­зой ежеминутных лавин и обвалов и, следовательно, ги­бели, пока не удалось бы выбраться на более ровный подъем. Таков был один путь. Сам перевальный пункт был нам отсюда виден вроде ровной линии наверху. Это был как раз тот пункт, который мы наметили еще в прошлом году. Но этот путь к перевалу был очень опасен.

Другой путь не был нам виден до конца. Каменный от­рог отрезал от пятого ледника рукав. Этот рукав уходил вправо, затем рукав упирался в крутой снежный подъ­ем и потом загибал налево к хребту Академии за камен­ным отрогом, но как он загибал, куда он шел, можно ли им было куда-нибудь выйти и вообще идти, — нам не было видно. Видно было лишь, что этот путь, как он ни крут, в своей начальной стадии менее опасен, чем первый. Правда, и тут была возможность обвалов с вер­шины каменного отрога. Огромные, в несколько десятков кубометров навалы упавшего сверху снега загромождали узкий проход бокового рукава, но все же там идти было легче.

Вывод был один: нужно спуститься вниз к разветвле­нию пятого ледника и затем смотреть: прямиком или боко­вым рукавом пятого ледника следует идти дальше? Пока что нужно идти было вниз, и мы почти бегом пустились вниз по осыпи...

На некоторое время мы остановились на отдых, когда, перейдя невысокий хребтик, вступили на лед пятого лед­ника. Второй раз мы остановились уже против ответвле­ния бокового рукава.

Стоя как раз против ответвления ледникового поля, мы думали отсюда увидеть, куда ведет рукав. Но больше, чем мы видели сверху, мы ничего не увидели. Боковой ледник оставался все так же закрытым после пово­рота...

Часам к шести, почти при закате солнца, мы вер­нулись в лагерь. Там нас ждали и Кин Киныч и Лоик. Оба хорошо отдохнули за время, пока мы ходили на раз­ведку.

Мы решили завтра двигаться открытым нами путем прямо к разветвлению пятого ледника. Единственной не­приятностью было то, что к вечеру снова пошел снег. Мы заснули, убаюканные его мягким шуршанием о полы па­латки.

 

ГЛАВА III

НА ХРЕБТЕ

 

6 сентября

Снег шел всю ночь и продолжал сыпать утром, когда мы проснулись. Мокрый и мелкий, он слепил глаза, за­бирало я за воротник, таял на одежде, струйки воды прони­кали в палатку. Сплошной туман застилал ущелье. Сквозь его пелену солнце казалось матовым светящимся шаром. В такую погоду никому не хотелось подыматься и собираться в дорогу. Но нужно было идти. Вчерашняя разведка дала возможность идти более или менее уверенно, и мы решили за сегодняшний день во что бы то ни стало перебраться на пятый ледник до его разветвления на два ледника. Путь до хребтика, отделявшего пятый ледник, вверх на хребтик и вниз на ту сторону занял около двух часов, и приблизительно к двенадцати мы оказались уже на первой морене пятого ледника. А когда перешли морену и стали на чистый лед, взяли направление прямо вверх по те­чению ледника, полагая, что это будет самый кратчайший и самый верный путь. Это было и верно, поскольку вообще несомненна геометрическая истина о том, что прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками, и неверно, поскольку Идти пришлось через постоянно пересекавшие путь трещины, которые требовалось обходить и уже по­этому идти зигзагом. Этих трещин было очень много, а про­должавший сыпать снег ещё более затруднял возможность ориентироваться. Одно время думали остановиться, не дойдя до намеченного пункта, — так тяжел был путь. По­том все-таки двинулись и наконец остановились почти против самого выхода ответвления ледника. Снег к этому моменту прекратился. Это дало нам возможность более спокойно, не торопясь, выбрать место для остановки. Мы выбрали его на площадке между двумя большими ледя­ными расщелинами в два десятка метров глубины. Но наша площадка по крайней мере была без трещин. Зато весь наш дальнейший путь, намеченный на завтра в глубь ледникового рукава, шел по снежному полю, сплошь пере­сеченному трещинами, большая часть их была сверху засыпана свежим снегом. Но об этом нужно было думать завтра.

Сегодня можно было отдыхать, тем более, что опять пошел снег.

Но мы были на льду, где не имелось никакого топлива. Наши запасы керосина не были так богаты, чтобы можно было постоянно жечь его в примусе. На случай возможного мороза мы решили отправить поэтому Лоика обратно на базу в Аво-дару, чтобы принести немного арчи. Мы пред­ложили ему вернуться с этой арчой через два дня и сло­жить ее на месте первой стоянки, против четвертого ледника. Если бы через два дня он нас там не застал, то должен был подняться с арчой сюда. Лоик согласился, и скоро его фигура исчезла в тумане среди сыплющегося снега.

Теперь нас осталось только трое.

А снег все продолжал идти...

К вечеру сильно похолодало, настолько, что Бархаш чуть ли не первый раз со времени отправления из Оша тоже решил забраться в палатку. На пространстве в каких-ни­будь полтора метра ширины мы легли втроем с нашими полушубками и спальными мешками. А тут еще Кин Киныч Марков решил заряжать свои кассеты фотопла­стинками.