Основные данные о работе 8 страница

Теперь мы оба знали направление нашего следующего путешествия. Мы должны расширять наши горизонты. Гавайи, как никак, оказались мостом в Азию.

— Мы переедем на Биг Айленд насовсем! — сказал я.

Дар засмеялась, когда я сказал слово «насовсем», подумав о девяти годах совместной жизни, проведенных в палатках, школьных комнатах и лагерях. Домом нашим детям служат их чемоданы с семейными фотографиями, прикрепленными к внутренней стороне крышки. Я засмеялся вместе с ней, внезапно успокоившись от того, что мы снова ясно увидели наш путь.

Мы не предполагали тогда, как тяжело будет выстроить мост, ведущий в Азию.

 

Калафи едет домой

 

Что-то происходило! Я чувствовал это. Прошло три года с тех пор, как мы с Дарлин и детьми попрощались с нашим домом в Лозанне, три года, как Дар покинула свои любимые полевые цветы возле лозаннской гостиницы, променяв их на экзотические цветы гавайского Биг Айленда.

Я повернул наш автофургон на дорогу, ведущую к полуразрушенным зданиям, едва видимым за зарослями кустарников и сорняков. На знаке, установленном на главной дороге, несмотря на несколько стертых букв, читалась надпись: «Гостиница Пасифик Импресс». Я, Дарлин, Карен и Дэвид, которым уже исполнилось по восемь и шесть лет, сидели, плотно прижавшись друг к другу, на переднем сидении. Еще десять МсМовцев расположились в задней части фургона. Три других автомобиля ехали следом за нами. Все мы были одеты в старую одежду, так как нам предстояла грязная работа. Когда мы добрались до неровной парковочной стоянки, Карен воскликнула: «Какой беспорядок!»

Но все смотрели на эти владения другими глазами. Господь работал. Я посмотрел на заросли тропического виноградника, плетущегося по стене прямоугольного здания, которые еще восемь лет назад, до банкротства, были гостиницей «Пасифик Импресс». Примыкающая к зданиям слегка покатая площадка в сорок пять акров когда-то служила полем для игры в гольф. Мы застраховали все имущество на небольшую сумму наличных денег.

— По крайней мере, из нашего здания открывается чудесный вид, — произнесла Дар. И она была совершенно права! Над нами возвышалась вершина потухшего вулкана Хьюалалей, давшего этим местам плодородную землю. Внизу открывалась панорама залива Кона Бей, сверкающего бирюзой. Я представил себе большой белый корабль, стоящий там на якоре.

Мы принялись, расчищать заросли. Орудуя мачете или мотыгой, я углублялся в то, что когда-то было живописным тропическим садом вокруг бассейна. По всей территории хозяйства около ста работников и студентов нашей нынешней евангелизационной школы сражались с беспорядком.

Работая мотыгой, становясь на колени, чтобы вырвать сорняки толщиной с кулак, я думал о поразительных результатах той ночной молитвы, состоявшейся четыре года назад в лагере Казна.

За исключением одного, все, что Бог открыл для нас в Казне, сбылось. Мы, действительно, прибыли на Биг Айленд. Более того, мы оказались на побережье Кона, в точности, как предсказал парень со светлой бородкой. По предсказаниям той ночи, ко мне подошел мужчина и сообщил, что Бог велел ему передать нам участок. Так мы стали владельцами фермы в пятьдесят пять акров. А большой белый дом на холме? Это был особняк в нескольких милях от фермы, который также принадлежал МсМ и в котором размещался персонал и студенты новой школы.

На первый взгляд казалось, что мы выполняли свое предназначение. Почему же я и Дарлин по-прежнему не могли успокоиться? «Все это просто не имеет смысла», — говорил я себе, вырывая очередной куст растущих в вулканической лаве сорняков. Проведя три года здесь, на Биг Айленде, мы оба почувствовали, что нас ожидает нечто большее. Как-то, около года назад, в моей голове возник вопрос: «Лорен, как давно ты проверял свою жизнь на предмет выполнения своего первоначального призвания?»

Это принцип водительства, которым я пренебрег. Мы должны регулярно проверять, насколько мы преуспели в своем предназначении. Мое призвание очевидно: проповедовать Евангелие. Через Иисуса Христа возможно возлюбить Бога всем своим сердцем и возлюбить ближнего, как себя самого.

«Насколько успешными, — спрашивал я себя, — были мы в распространении этой любви по всему миру?» Нашей помощи близким в их проблемах и трудностях явно недостаточно. Еще на Багамах я мечтал о корабле, который бы ходил с миссиями любви и милосердия. Наша первая попытка потерпела крах, потому что мы отобрали у Иисуса Его славу. Однако мы получили ободрение от Бога. Где-то в наших не распакованных коробках, дожидаясь, пока ее повесят на стену, лежала декоративная дощечка, присланная мамой, с надписью: «Не оставляй свою мечту о корабле!»

А как мы учились любить Бога всем сердцем своим, разумом и силой? Мы тяжело работали в этом направлении. Благая Весть часто провозглашалась христианами на религиозных собраниях, как правило, на больших служениях в церкви или где-то еще. Но светский мир для передачи своей идеологии использовал множество других способов: искусство, шоу-бизнес, семью, образование, средства массовой информации, бизнесменов, правительство.

Внезапно, в тот день год назад, понимание моего призвания стало более полным. Возможно, — как подсказывало мое сердце, — возможно, мы станем обучать молодых людей, особенно азиатов и тихоокеанских островитян, христианским принципам общения. Этим мы будем способствовать высвобождению тысяч молодых людей, которые понесут дальше Божьи истины во все сферы общества. Обучая этих молодых миссионеров, мы акцентируем внимание на отношениях с Богом и друг с другом. Мы приглашаем экспертов, которые будут жить со студентами в условиях деревни азиатского или тихоокеанского региона. Акцент переместится на практическое обучение.

И вот мы стояли на земле нашего «университета».

— У Тебя определенно есть чувство юмора, Господи! — сказал я под свист мачете, прокладывая себе дорогу через куст бугенвилии. — Только у Тебя хватит творческого потенциала, чтобы превратить это место в университет.

Я подумал о таких знаменитых учебных заведениях, как Гарвард, Йель и Принстон. Их основатели желали служить евангельским истинам. Конечно, это длительный процесс, но Университет наций ждет большое будущее. Да, мы начинаем с нуля, но убеждены, что Господь ведет нас.

Сейчас мы выполняли тяжелую работу по очистке земли и восстановлению зданий старой гостиницы. Ко мне подбежал Дэвид и с восхищением шестилетнего мальчика сообщил о прибытии трактора.

— Иди, посмотришь, папа! Трактор выдергивает колючие кусты с помощью цепи. Пойдем посмотришь!

Я с радостью положил мачете, взял Дэвида за руку и мы пошли к только что прибывшему трактору. В этот короткий миг я заглянул в будущее. Я увидел день, когда тысячи молодых мужчин и женщин будут ходить по этой самой земле и возвращаться в мир миссионерами, несущими Божью милость.

Если обработка земли требовала от нас огромных усилий, то ситуация со старыми полуразрушенными зданиями была и того хуже. Мы с Дар и детьми осмотрели старую гостиницу.

Ты представляешь, здесь есть девяносто девять комнат и сто туалетов! — сказал я Дарлин.

И все они, — ответила Дар печально, — в полном беспорядке!

Мы искали несколько комнат, расположенных рядом, которые могли бы стать нашим домом. Честно говоря, ни одна из квартир не выглядела привлекательной. Все четыре здания находились в аварийном состоянии. Большинство деревянных сооружений были изъедены термитами, а некоторые комнаты воняли мочой бродяг, которые ночевали здесь до того, как мы купили гостиницу. Повсюду шныряли крысы и тараканы.

— Дар, я предупреждал, что тебе придется жить очень скромно, если ты выйдешь за меня замуж. Но чтобы так? — сказал я, указывая рукой в сторону кучи мусора. — Я не представляю, что нужно сделать, чтобы хотя бы дети чувствовали себя здесь уютно.

Я весело взъерошил волосы Карен, но на самом деле я был озабочен: сможет ли Дар справиться с такой задачей. Мы женаты уже четырнадцать лет, и у нас не было ни своей машины, ни мебели. Со времени нашего приезда на Гавайские острова, мы с Дар и детьми переезжали восемнадцать раз. Восемнадцать переездов за три года!

— Не волнуйся, Лорен, — сказала Дар, — все будет выглядеть совершенно иначе, когда мы все отмоем!

Дар, наконец, выбрала три смежные комнаты на третьем этаже гостиницы, с ковром, который когда-то был голубым. Увидев ванную, я подумал, что отмыть ее от грязи просто невозможно.

Но с каким рвением нам помогали ребята из МсМ! Две недели девушки мыли туалетные комнаты, парни чистили грязные ковры. Молодежь работала посменно день и ночь, передвигаясь из комнаты в комнату с моющей машиной, которую мы арендовали у местной фирмы.

И, наконец, мы с Дарлин и детьми переехали в наше новое жилище из деревни Кайлуа-Кона, где мы остановились после приезда на остров. Мы поставили наши чемоданы на чистый голубой ковер и посмотрели в окно на чудесный вид с кокосовыми пальмами и переливающимся заливом. Дар уже доставала детские тарелки, чашки и фотографии.

— Вот мы и дома, дети, — сказала она, передавая Карен и Дэвиду ценные символы их домашнего уюта. — Давайте устраиваться.

Через несколько дней после переезда я сидел на одолженном раскладном брезентовом стуле на нашем крыльце, или лапай, как его называют на Гавайях, и разговаривал с профессором Говардом Мальмштадтом.

Одним из принципов, которые мы использовали в поиске водительства, — непрерывное подтверждение, наподобие дорожных знаков, указывающих направление на незнакомой дороге. И сейчас я как раз увидел такой знак. Когда мы впервые встретились, Говард Мальмштадт был ведущим научным сотрудником и профессором в университете Иллинойса в Урбане.

Мы сидели на ланаи, и я рассказывал Говарду о том, что Бог ведет нас к созданию университета, который поможет молодым людям узнать Бога и рассказать о Нем обществу во всех сферах влияния.

— Я знаю, — сказал он спокойно, — Бог уже сказал мне. Горвард рассказал, что к нему недавно обратились с предложением выставить свою кандидатуру на пост председателя правления университета на среднем западе. Когда он молился об этом предложении, внезапная мысль пришла ему в голову: он должен ехать на Гавайи. «Почему Гавайи?» — «Потому, — ответил Бог, — что я собираюсь организовать университет под эгидой МсМ. Он будет на Гавайях, и ты станешь его частью».

Насколько ободряющими были эти четкие направления, настолько удручающими становились другие области. Самым болезненным являлась судьба нашего дорогого Калафи. За последние годы в его жизни произошли крупные неприятности.

Первый сигнал прозвучал на конференции в Осаке четыре года назад, когда Калафи говорил о семейных проблемах. Через год Дар и я встретились с ним и Тапу на очередной конференции. Мы нашли тихую комнату, закрыли дверь и выслушали печальную историю. «Семейной проблемой», как мы узнали, оказалась другая девушка.

— Я только поцеловал ее один раз, Лорен. Но дальше этого у нас никогда не заходило! Я признался в этом Тапу и другим лидерам. Я думал, что на этом все закончилось.

Но Тапу глубоко оскорбилась. Она не смогла простить предательства. Были и другие подробности, которые мы с Дар не захотели слушать. Мы помолились вместе с ними. Они плакали и произносили слова раскаяния. Сначала нам показалось, что ситуация улажена и все закончилось, но чувствовалось, что не все так хорошо. Я не мог определить, что не так, но знал, что горечь обиды все еще осталась. Я пытался уговорить Калафи и Тапу приехать на Гавайи и принять участие в организации школы, но Калафи отказался.

— Нет, — сказал он, — нам предложили бесплатный дом в Калифорнии. Я думаю, что нам на время нужно прекратить служение. Мы хотим снова привести в порядок нашу семью...

Все это показалось мне неправильным, но я не стал настаивать.

Спустя несколько недель после их переезда в Калифорнию, подтвердились наши самые страшные опасения. Родители девушки, с которой Калафи начал встречаться на материке, сообщили нам, что у их дочери и Калафи роман. Тапу, как я узнал, тоже с кем-то встречалась. Я полетел в Лос-Анджелес поговорить с Калафи. Несмотря на мои призывы, Калафи не захотел быть откровенным. Он беззаботно шутил, и мне стало казаться, что все это безосновательные слухи.

Однако, вернувшись на Биг Айленд, я получил еще одно сообщение от родителей девушки. Теперь я знал, что должен выяснить у моего друга все до конца. Мой телефонный звонок застал его дома.

— Калафи, — сказал я, и мой голос эхом отдавался в телефонной трубке, — ты должен осознать серьезность того, что делаешь! Вернись сейчас, пока еще не слишком поздно.

В ответ — только ужасающее молчание.

На следующей неделе я получил письмо. Открыв его, я прочел: «Я уважаю Бога, Лорен, но я не могу быть лицемером. Я хочу жить так, как мне нравится. Пожалуйста, какое-то время не пытайся связаться со мной».

Мои глаза наполнились слезами. Но я не сдавался. Я вспомнил, как моя настойчивость восстановила разорванные отношения, когда я звонил своей тете Арнетт в Майами до тех пор, пока она, наконец, не согласилась встретиться со мной.

Через несколько месяцев после письма от Калафи, я встретился с Джой Доусон, и мы начали молиться молитвой ходатайства за Калафи.

— Боже, дай ему еще один шанс! — умоляли мы, не скрывая слез, которые текли по нашим щекам.

Позже мы узнали, что в это же время Калафи был в баре с другими молодыми людьми. Он быстро погрузился в грех: каждый вечер он напивался и устраивал драки. Он даже начал носить с собой пистолет. В тот вечер он сидел в своем любимом баре, готовый в любую минуту ринуться в пьяную драку. К нему подошла девушка. Перекрикивая шумную музыку, она начала рассказывать Калафи о том, как однажды попала на собрание Билли Грэма и вышла вперед для покаяния. Калафи удивленно посмотрел на нее: никто из его новых друзей не знал о его прошлом. Девушка сказала Калафи, что ей хотелось придерживаться этого решения.

— Калафи, я так боюсь, — заключила она. — Я знаю, что умру и отправлюсь в ад. При этих словах Калафи проревел, заглушая шум в баре,

поразительные слова:

— Боже, оставь меня в покое!

Мы с Дарлин снова были в Лос-Анджелесе и решили поехать к Калафи домой, хотя и не очень-то надеялись его там застать. Мы приехали как раз в тот момент, когда Калафи пришел домой собрать свои вещи, чтобы уехать навсегда. Я увидел в нем какую-то жестокость, о существовании которой даже не подозревал. «А как же Тапу?» — спросили мы. Калафи продолжал паковать вещи. Ему только было известно, что Тапу поет в ночном клубе в Инглвуде. Он не знал, где она живет, но предполагал, что снимает квартиру где-то в районе северо-южного бульвара.

Мы с Дар поехали в Инглвуд, чувствуя себя довольно глупо. Как мы могли найти кого-то в этом лабиринте городских улиц с множеством квартир?

— Боже, Ты знаешь, где Тапу, — помолился я. — Пожалуйста, отведи нас к ней.

Как мне описать то, что произошло дальше? Я даже сам не мог долгое время в это поверить. Мы ехали в восточном направлении по бульвару Империал и молились о том, что бы Бог показал нам на какую улицу свернуть. Мы пересекли авеню Инглвуд и выехали на бульвар Хоторн, и тут я почувствовал, что нужно вернуться на авеню Инглвуд.

— Да, — сказала Дар, — правильно.

Я повернул на юг на авеню Инглвуд и медленно проехал четыре квартала. Затем голос Духа Святого прозвучал во мне: «Останови здесь».

— Давай посмотрим здесь, — сказал я. Дар тут же согласилась. Это был двухэтажный дом с облупившейся зеленой штукатуркой, абсолютно такой же, как десятки других домов по обе стороны бульвара. Мы вышли из машины, переступая через разбитые игрушки и оставленные на тротуаре велосипеды. Маленькая девочка ответила, что женщина, похожая на ту, что мы описали, живет в квартире на третьем этаже. Мы поднялись по лестнице и постучали.

Тапу открыла нам дверь, застегивая свой банный халат. Удивленная тем, что увидела нас, она отступила назад в гостиную комнату.

— Как вы смогли меня найти? Входите, но у меня нет времени говорить. Я должна идти!

Мы умоляли Тапу, но было бесполезно. В конце пятиминутного визита, неловко простояв в ее гостиной, мы ушли.

На следующей неделе Джой Доусон решила написать еще одно письмо Калафи. Оно пришло, как мы позже узнали, в день, когда он готовился к вечеринке с наркотиками. Калафи получил письмо Джой на почте и, вернувшись в машину, распечатал его.

Вдруг Бог заговорил с ним. Калафи мог слышать Его своими собственными ушами. От этого его прошиб пот.

— Калафи, — нежно сказал Бог, — быть христианином нелегко. Есть только одна вещь, которая тяжелее этого — не быть христианином. Цена, которую ты платишь, чтобы следовать за Мной, намного меньше той, которую тебе придется заплатить, если ты за Мной следовать не будешь!

Калафи нашел ближайшую телефонную будку и позвонил мне на Биг Айленд. Он звонил Доусонам, часами молился с ними, раскаиваясь в пятимесячном отступлении от Бога. Затем он вернулся на Гавайи. Я чувствовал, что для полного исцеления ему нужно время. К моей радости, он поступил в университет на Гавайях, который находился на другом конце острова. В свободное время Калафи начал заниматься ландшафтным бизнесом, который вскоре стал процветать. Калафи никогда ничего не делал наполовину!

Когда он приезжал к нам, говорил, что не надеется снова возглавить служение.

— Для меня достаточно того, что Иисус простил меня, — сказал он. — Мне необходимо просто немного побыть с Ним, а не что-то делать для Него.

Следующие полтора года Калафи время от времени все-таки отступал назад. Калафи и Тапу попытались восстановить свой брак, но не сумели. Они развелись. Калафи снова начал понемногу выпивать. Когда я предложил ему свою поддержку, он попросил оставить его в покое. Вскоре мы узнали, что он женился во второй раз. Его новая жена Леда не была христианкой.

Все это время мы словно ходили по туго натянутому канату. Калафи пришел в МсМ до того, как мы открыли нашу школу, поэтому он не получил достаточной подготовки, прежде чем стать лидером. В каком-то смысле, сейчас мы сами проходили курс ускоренной подготовки.

— Единственное, — сказал я Дар однажды вечером, когда мы лежали на полу нашей гостиной и ходатайствовали в молитве за Калафи, — в чем я иногда сомневаюсь, так это, сможет ли он пройти этот курс.

Однажды, через девять месяцев после того, как он сообщил нам о своей женитьбе, Калафи позвонил снова.

— Можно ли нам с Ледой навестить вас? — спросил Калафи. Могут ли они приехать? Он еще спрашивает?! Нет ничего

более желанного.

— Да, да, — ответил я. — В пятницу вечером мы будем вас ждать!

Итак, Калафи и Леда, уже беременная к тому времени, приехали к нам на обед. Джой Доусон преподавала в школе на острове, и это был ее последний вечер, проведенный с нами. После обеда я отвел Калафи и Джой в сторону, пока Дар разговаривала с Ледой. Как цветок тянется к солнечному свету, так и Леда тут же раскрылась для принятия Иисуса.

Я посмотрел через комнату на Джой, которая сосредоточенно беседовала с Калафи. По его опущенным плечам и нахмуренным бровям я видел, что он взвешивал вопрос своего полного подчинения Богу. После того, как Калафи уехал в тот вечер, я знал, что его судьба все еще висит на волоске. Он очень хорошо знал Бога, часто испытывал Его присутствие, поэтому не мог остаться посредственной личностью.

Через несколько недель Калафи снова позвонил. На этот раз он попросил встретиться с ним наедине. По его низко склоненной голове и сложенным рукам было видно, что он готов сделать четкий выбор и покориться Богу. Он высказал свои обиды и обвинения, которые скрывал долгие годы. Это был печальный рассказ о похоти и гордости. Мы рыдали. Когда я стоял рядом с Калафи и молился, я знал, что сейчас, несмотря на ошибки и падения, со мной рядом стоит молодой человек, угодный Богу.

Калафи принял решение, написать письма во все церкви и центры МсМ, где он был служителем долгие годы, рассказать открыто обо всех своих грехах и попросить прощения. Он также написал Тапу, прося у нее прощения, и своим родителям в Тонга.

Затем произошло интересное событие, продемонстрировавшее нам одну из наиболее важных сторон Божьего водительства.

Ландшафтный бизнес Калафи внезапно потерпел неудачу. Калафи трудился на двух работах, но по необъяснимым причинам он начал терпеть неудачу за неудачей. Сломается бульдозер — он нанимает другой, через час или два этот ломается тоже. После пяти таких неудач Калафи задумался! Затем друг приглашает его в соседнюю церковь выступить на субботнем занятии по изучению Библии. Сначала он не соглашался, но Леда уговорила его пойти.

— Они не просят тебя проповедовать, Калафи. Они просто хотят, чтобы ты рассказал о том, что происходит.

Калафи пошел. В тот субботний вечер он стоял на сцене церкви, рассказывая о том, как пытался уйти от Господа, совершив прелюбодеяние, как разрушилась его семья и как Бог сейчас возвращает его.

Во время рассказа Калафи начал плакать. К его удивлению человек в первом ряду упал на колени возле своего стула. Затем другой сделал то же самое. Люди в церкви плакали. В этот вечер несколько человек вверили свои жизни Иисусу, некоторые восстановили свои семьи.

После этого памятного вечера Калафи знал, что Бог возвращает ему служение. Они с Ледой вскоре стали приходить к нам регулярно по пятницам и всегда приносили с собой новости. Калафи понял, наконец, Божий призыв и оставил свой ландшафтный бизнес. Они с Ледой теперь жили на то, что давал им Бог. Они начали проводить христианские собрания вечерами по пятницам, приводили людей ко Христу и видели, как исцеляются их тела и разум.

Я размышлял о служении Калафи после развода и повторного брака. Для меня было ясно, что, если даже развод не имеет места в идеальном Божьем плане, он не был непростительным грехом. Именно Бог возродил служение Калафи. Если бы Божьим критерием нашей пригодности к служению являлось наше совершенство, немногие из нас выдержали бы такой экзамен. К счастью, даже когда мы ошибаемся, Бог не отбирает у нас Свои дары и призвания.

Было радостно видеть, что Калафи возвращается к плодотворной деятельности. А тем временем тропические заросли постепенно уступали место территории нашего будущего университета.

Честно говоря, из-за всех этих событий я чуть было не забыл единственный еще не реализовавшийся элемент ночной молитвы, которую мы провели в Казне около четырех лет назад. Те пророчества говорили также о корабле, стоящем на якоре в заливе Кона.

 

Не отказывайся от корабля

 

Однажды, спустя два месяца после нашего с Дар переезда в гостиницу в Коне, я поехал навестить Дона Стивенса.

— Лорен, — сказал Дон, — мне интересно, восстановит ли Бог нашу мечту о корабле.

Моя реакция была незамедлительной.

— О, нет! — пробормотал я со вздохом, — только не корабль! Тогда мы осуществляли два основных проекта одновременно — университет и корабль.

Дон не расслышал моего бормотания. Он продолжал говорить, описывая мне корабль, находящийся в Венеции.

Он называется «Виктория», — сказал Дон, и его взгляд оживился. — Я попросил нескольких МсМовцев, находящихся в Европе, поехать и посмотреть его, хотя и сам удивился своему решению. Старый пассажирский лайнер водоизмещением одиннадцать тысяч тонн, неподвижно стоял на воде. Он был без огней... не работал даже генератор.

Но, Лорен, — возбужденно продолжил Дон — этот корабль можно купить за бесценок, потому что он в плохом состоянии. Нужно будет многое отремонтировать, но мы с этим справимся, как ты думаешь?

Я ничего не ответил.

— Ты знаешь, — закончил Дон, удрученный моим молчанием, — в «Виктории» есть нечто особенное...

Не найдя что сказать, я спросил:

Какого цвета корабль, Дон?

Белого, — ответил он.

Впервые с начала разговора мое сердце начало биться сильнее. Корабль, который мы «видели» стоящим в заливе во время нашей ночной молитвы в Казне... тот корабль тоже был белым.

Приблизительно через два месяца на Биг Айленд приехал мужчина и начал спрашивать всех в округе, где мы живем. Сейчас он сидел в моем офисе в гостинице и смотрел в окно на тропическую листву.

— Меня зовут Поль Эйнсворт. Я из Торонто.

Он неловко заерзал на раскладном брезентовом стуле. Я ободряюще улыбнулся, пытаясь вести себя так, чтобы он почувствовал себя уютнее.

— Честно говоря, сэр, — продолжал мистер Эйнсворт, — я сам не понимаю, зачем я здесь, кроме того, что со мной произошло странное событие, и оно, может быть, как-то связано с вами. Видите ли, сэр, я... ну, вообщем... я получил видение.

Мне становилось все интереснее. Мистер Эйнсворт, запинаясь, рассказал мне о том, как несколько дней назад он посетил молитвенное собрание в Торонто. Внезапно перед глазами он увидел карту южной части Тихого океана. Он видел огромный белый корабль, который, казалось, плыл с Гавайских островов на юг.

И тут мне стало очень интересно.

— На карте я смог прочитать названия островов, — сказал мистер Эйнсворт. — Кто-то из молитвенного собрания достал атлас и начал следовать маршрутом, который я описывал в своем видении. Все совпадало.

Теперь уже я сидел на самом краешке стула. От следующих слов мистера Эйнсворта у меня по спине побежали «мурашки».

— Когда корабль пересек Тихий океан, — сказал он, — началось пробуждение. Тысячи островитян приходили к Иисусу, а затем сами становились евангелистами. Они шли в юго-восточную Азию, аж до Индии, и дальше до Китая. Миллионы узнали о Господе.

Видение длилось два часа. Некоторые из деталей, о которых он мне рассказал, казалось, не имели к нам никакого отношения.

— Что ты хочешь, Господи, чтобы я теперь сделал? — спросил Поль Бога.

Господь ответил:

— Отправляйся на Гавайи.

Мистер Эйнсворт никого не знал на Гавайях, но он стал послушно готовиться к поездке. Перед отъездом друг дал ему клочок бумаги, сказав: «Этот человек может помочь тебе. Он живет на Гавайях». Поль Эйнсворт развернул эту записку самолете. В ней было написано только два слова: «Лорен Каннингем».

Я едва мог поверить в то, что слышал. Мистер Эйнсворт теперь изучал мое лицо, несомненно, ожидая от меня каких-либо объяснений. Чуть не заплакав, я поднялся и пошел за сувениром, который подарила мне мама. Я показал его Полю, и с необычайным удовольствием рассказал этому покорному Божьему человеку всю нашу историю. Мы оба рассмеялись так, как я когда-то видел, смеются из-за сильного волнения полинезийцы. Мамин сувенир говорил: «Не оставляй свою мечту о корабле!»

Удивительные события следовали одно за другим. После визита мистера Эйнсворта Дарлин получила письмо от давней подруги, которая провела много времени в молитве за МсМ. Она писала: «Бог сказал мне, что ты и Лорен дадите жизнь близнецам. Я уверена, что не в буквальном смысле. Я полагаю, что близнецами являются служения. Одно — это корабль. Я не уверена, какое другое...»

Мы все время слышали о близнецах! Некоторые заявления сложно было назвать водительством, но в любом случае, было забавно их слышать. Мои воспоминания вернулись к тому чудесному дню, когда несколько месяцев назад у Джимми и Дженни, наконец, после одиннадцати лет совместной жизни 7 числа 7 месяца 77 года родились двое мальчиков-близнецов с разницей в 7 минут. Складывалось впечатление, что этим Бог хотел нам сказать что-то о близнецах.

После ряда столь ошеломляющих, поистине библейских историй, мы просто обязаны были начать переговоры о покупке «Виктории». Я полагал, что Бог будет предельно ясно говорить со мной, чтобы я не засомневался и не отступил. Как Он обеспечит нас достаточным количеством денег для выполнения этой задачи?

Через три месяца после того, как Дон впервые рассказал мне о корабле, мы решили начать переговоры с владельцами «Виктории». Мне оставалось только смеяться, видя контрастную картину: переговоры о задатках и выплатах, и Дар, моющая посуду в ванной комнате.

Дон прислал мне фото корабля вместе со схемой судна, но после случая с «Маори» я решил повременить с окончательным решением и положил схему в ящик стола.

Затем через месяц, в апреле 1978 года, я полетел в Венецию на встречу с Доном Стивенсом. Моя поездка преследовала не одну цель. Я ехал и, чтобы проповедовать людям об Иисусе. Для этой цели были задействованы четыреста МсМовцев. Я ехал и потому, что интересовался Венецией. Ведь именно там у причала стояла «Виктория».

По дороге из аэропорта Дон ввел меня в курс переговоров. Владельцы рассмотрели наше предложение и даже запросили разрешение правительства на продажу.

— Эти люди поначалу не воспринимали нас всерьез, — сказал Дон, лавируя между другими машинами, — и я не могу их винить. Поскольку мы ничего не понимаем в навигации, то даже не знали, какие вопросы задавать. Мы чувствовали себя неловко, когда пришлось назвать свой адрес: обращайтесь в лагерь!

Мы проехали по насыпной дороге, связывающей Венецию с материком, и свернули с дороги. Дон указал в сторону судостроительных кранов.

— Вот он.

Мое сердце непроизвольно забилось. На корабле виднелась оранжево-черная труба.

— А на трубе нарисован символ, — говорил Дон, — лев святого Марка евангелиста, покровителя Венеции. Интересно, правда?

Я не уверен, что Дон правильно понял мой отказ подняться тогда на борт корабля. Дело в том, что я не мог позволить себе слишком увлечься кораблем. После случая с «Маори» меньше всего я хотел возвеличить другую груду металла.

Тем не менее, я был открыт для принятия того, что Бог давал мне через Дона и других людей. Это помогало мне сохранять равновесие между духовной осторожностью, которой меня научил случай с «Маори», и уверенностью, которую придало мне видение Поля Эйнсворта.