Если бы мне вздумалось прочитать хоть половину этого, я и сегодня еще не подошел бы к концу. Гете и Ницше — вот те два мыслителя, зависимость от которых я чувствую наверняка!
И все-таки эту тему о «предшественниках» неверно было бы считать «закрытой». Она еще ждет нового прочтения, нового исследования, но не с позиций заимствования. Важно отметить и другой факт: огромное влияние идей Шпенглера на современников и будущее поколение философов и культурологов, в той или иной степени развивающих его концепцию всемирной культуры. Несомненным оно представляется в отношении таких мыслителей, как X. Ортега-и-Гассет, П. Сорокин, А. Тойнби, Л. Мэмфорд, Й. Хейзинга, Р. Арон, Т. Кун, Ф. Бродель, Т. Адорно, Г. Маркузе и многих других. О некоторых из них мы будем говорить ниже. И наконец, последнее замечание перед тем, как перейти к культурологической концепции Шпенглера. Его сочинение мало напоминает сухое академическое изложение. Это скорее художественный трактат, в котором глубокие обобщения тесно связаны с историческими аналогиями, собственным видением фактов культуры,- Колоссальна историческая эрудиция Шпенглера: в указателе имен в тексте I тома отмечено свыше 500 философов, ученых, историков, художников, исторических деятелей, причем многие упоминаются неоднократно, среди них: Александр Македонский, Аристотель, Архимед, Бетховен, Боттичелли, Будда, Вагнер, Ватто, Вольтер, Галилей, Гаусс, Гегель, Гельмгольц, Гераклит, Гете, Гомер, Данте, Декарт, Джотто, Достоевский, Дюрер, Евклид, Ибсен, Иисус Христос, Кант, Лейбниц, Леонардо да Винчи, Лютер, Маркс, Микеланджело, Моцарт, Наполеон, Ницше, Ньютон, Пифагор, Платон, Рафаэль, Рембрандт, Руссо, Тициан, Толстой, Фидий, Цезарь, Шекспир, Шопенгауэр, Эсхил и др. Уже одно это перечисление свидетельствует об исторической и художественно-философской панораме исследования культуры. Книга состоит из введения, б глав и таблиц к сравнительной морфологии мировой истории. Изложение или сжатый пересказ представляет немалую трудность. Каждая из глав достойна быть отдельной книгой. Поэтому ограничимся пока лишь их перечислением: Глава первая. «О смысле чисел». Глава вторая. «Проблема мировой истории». II. «Идея судьбы и принцип каузальности». Глава третья. «Макрокосм». I. «Символика картины мира и проблема пространства». II. «Аполлоническая, фаустовская, магическая душа». Глава четвертая. «Музыка и пластика». I. «Изобразительные искусства». II. «Обнаженная фигура и портрет». Глава пятая. «Картина души и чувство жизни». I. «О форме души». II. «Буддизм, стоицизм, социализм». Глава шестая. «Фаустовское и аполлоническое познание природы».
Шпенглер ставит перед собой поистине глобальную задачу: проследить судьбу европейской культуры, воссоздать историческую картину мира, уяснить, в каком отношении находится культура к истории, жизни, душе, природе, духу. Мир как история предстает во всем многообразии форм культуры. Народы, языки и эпохи, битвы и идеи, государства и боги, искусства и произведения искусства, науки, правовые отношения, хозяйственные формы и мировоззрения, великие люди и великие события являются символами и подлежат в качестве таковых толкованию. Вполне понятно, что ряд перечисленных форм культуры может быть продолжен до бесконечности. Самое главное заключается в том, чтобы понять, пережить и объяснить, по крайней мере самому себе, ту символику, которую воплощают идеи, события, творения эпохи. Символ — ключ к пониманию всемирной истории культуры. Дело не Для того чтобы воссоздать дух эпохи, недостаточно лишь проиллюстрировать историю теми или другими событиями, памятниками, произведениями искусства. Необходимо выяснить более глубокую взаимосвязь тех форм культуры, которые воспринимаются как символы: античное монетное дело, египетская административная система, китайское книгопечатание, идея нирваны, погребение или сожжение мертвых, механические часы, дальнобойные орудия, масляная живопись. Напомним, что в подзаголовке I тома обозначено: «Гештальт и действительность»; немецкое слово «гештальт» может быть переведено как «образ», «форма», «облик», «целостность». Какими бы различными ни были отдельные части культуры, они по особым законам складываются в целое, которое несводимо, оригинально и самостоятельно.
Именно целое образует облик эпохи, ее гештальт, или символ. Однако было бы преждевременным думать, что эта целостность культуры лежит на поверхности, что она доступна любому восприятию. Еще более сложная задача — понять образ всемирной истории культуры. Тем важнее усилия Шпенглера. Судьба культуры разворачивается в пространстве различных территорий и в сочетании одновременности (синхронности) и последовательности (диахронности). Это привело исследователей к разделению всей истории на Древний мир — Средние века — Новое время. Шпенглер называет это невероятно скудной и бессмысленной схемой, господствующей над историческим мышлением. Такой подход, приемлемый для Западной Европы, является абсурдным для культур Китая, Мексики и других регионов. Он не только ограничивает объем истории, но и значительно сужает ее арену. Согласно данной схеме, культура «вращается» вокруг Европы как мнимого центра мирового свершения. В действительности все культуры имеют равное значение в общей картине истории. Древние цивилизации Вавилона и Египта, Индии и Китая нередко превосходят античность, но при этом вовсе не занимают привилегированного положения. Вместо безрадостной картины прямого восхождения перед глазами исследователя развертывается настоящий спектакль множества мощных культур, с первозданной силой расцветающих в лоне материнского ландшафта, к которому они привязаны всем ходом своего существования. Каждая из этих равноценных и равноправных культур имеет собственную форму, собственную идею, собственные страсти, собственную жизнь, воления, волю, чувствования, чувства, собственную смерть. У каждой культуры свои новые возможности выражения, свои краски, блики света, движения, свой духовный взор. Есть расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истины, боги, ландшафты, так же как есть молодые и старые дубы и пинии, цветы, ветви и листья, но нет стареющего человечества. Культуры возникают, созревают, увядают и никогда не повторяются. Они обладают совершенно отличными друг от друга формами — пластикой, живописью, математикой, физикой, каждая с ограниченной продолжительностью жизни, каждая замкнута в себе самой. Эти культуры — живые существа высшего ранга — растут с возвышенной бесцельностью, как цветы в поле. «Я вижу, — пишет О. Шпенглер, — во всемирной истории картину вечного образования и преобразования, чудесного становления и прохождения органических форм». Восемь великих культур занимают свое место на карте мировой истории: 1) египетская; 2) вавилонская; 3) индийская; 4) китайская; 5) греко-римская (аполлоническая); 6) византийско-арабская (магическая); 7) западноевропейская (фаустовская); 8) народов майя. Предстоит появление русско-сибирской культуры. Все культуры характеризуются общей морфологией, но имеют индивидуальные стиль и облик. В истории нельзя обнаружить такие абстракции, как формы мышления вообще, государство вообще. В каждой культуре эти понятия имеют особенное выражение. Что может означать тип сверхчеловека в философии Ницше для мира ислама? Что общего у японца с Парсифалем и Заратустрой? Или проблемы женщин у Ибсена для тирольской крестьянки? Все, что мыслилось на Западе о проблемах пространства, времени, движения, числа, воли, брака, собственности, науки, — должно постигаться в контексте истории. Феномен других культур говорит на другом языке, и для других людей существуют иные истины. Из полноты очевидных подробностей должен быть развит язык форм человеческой истории, ее периодическая структура, ее органическая логика. Всемирная история развернется перед нами в выявлении типического в изменчивых судьбах этих культур. Если судьба культуры непосредственно связана со стадиями роста и Эту завершающую стадию культуры Шпенглер называет цивилизацией. У каждой культуры есть своя финальная стадия. Цивилизации — самые крайние и самые искусственные состояния. Они знаменуют собой завершение развития, как за жизнью наступает смерть. Они означают конец культуры, переход ее в иное состояние:
|