ПОЛИТИКА» Книга первая

I.

1. Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все ос­тальные общения. Это общение и называется госу­дарством, или общением политическим.

2. Неправильно говорят те, которые полагают, будто понятия «государственный муж», «царь», «до­мохозяин», «господин» суть понятия тождественные. Ведь они считают, что эти понятия различаются в ко­личественном, а не в качественном отношении; ска­жем, господин — тот, кому подвластно небольшое число людей; домохозяин — тот, кому подвластно большее число людей; а кому подвластно еще боль­шее число — это государственный муж или царь; буд­то нет никакого различия между большой семьей и небольшим государством и будто отличие государ­ственного мужа от царя состоит в том, что царь пра­вит в силу лично ему присущей власти, а государст­венный муж отчасти властвует, отчасти подчиняется на основах соответствующей науки — политики. Это, однако, далеко от истины.

3. Излагаемое станет ясным при рассмотрении с помощью усвоенного нами ранее метода: как в других случаях, расчленяя сложное на его простые элементы (мельчайшие части целого) и рассматри­вая, из чего состоит государство, мы и относительно перечисленных понятий лучше увидим, чем они от­личаются одно от другого и возможно ли каждому из них дать научное объяснение. И здесь, как и по­всюду, наилучший способ теоретического построе­ния состоял бы в рассмотрении первичного образо­вания предметов.

4- Так, необходимость побуждает прежде всего I сочетаться попарно тех, кто не может существовать • друг без друга, — женщину и мужчину в целях про­должения iioTOMCTiiu; и сочетание это обусловлива­ется не «> и i.iк льпым решением, но зависит от есте­ственного (фгмлшин, свойственного и остальным жиимм сущсгпим и растениям, — оставит!» после се­бя другое подобное себе сущестно. (Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объ­единяться попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и гос­подствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять получен­ные указания, является существом подвластным и рабствующим. Поэтому и господину, и рабу полезно одно и то же.

5- Но женщина и раб по природе своей два раз­личных существа: ведь творчество природы ни в чем не уподобляется жалкой работе кузнецов, изго­товляющих «дельфийский нож», напротив, в приро­де каждый предмет имеет свое назначение. Так, вся­кий инструмент будет наилучшим образом удовле­творять своему назначению, если он предназначен для исполнения одной работы, а не многих. У варва­ров женщина и раб занимают одно и то же положе­ние, и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный по природе своей к вла-

14 Античность

сгвованию. У них бывает только одна форма обще­ния — общение раба и рабыни. Поэтому и говорит поэт: «Прилично властвовать над варварами гре­кам»; варвар и раб по природе своей понятия тожде­ственные.

6. Итак, из указанных двух форм общения полу­чается первый вид общения — семья. Правильно зву­чит стих Гесиода: «Дом прежде всего и супруга, и бык-землепашец» (у бедняков бык служит вместо раба). Соответственно общение, естественным пу­тем возникшее для удовлетворения повседневных надобностей, есть семья; про членов такой семьи Ха-ронд говорит, что они едят из одного ларя, а Эпиме-нид Критянин называет их «питающимися из одних яслей».

7. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не кратковремен­ных только потребностей, — селение. Вполне есте­ственно, что селение можно рассматривать как ко­лонию семьи; некоторые и называют членов одного и того же селения «молочными братьями», «сыновь­ями», «внуками». Греческие государства потому вна­чале и управлялись царями (а в настоящее время то же мы видим у негреческих племен), что они обра­зовались из элементов, признававших над собой царскую власть: ведь но всякой семье старший обле­чен полномочиями царя. И в колониях семей — се­лениях поддерживали в силу родственных отноше­ний между их членами тот же порядок. Об этом именно и упоминает Гомер, говоря: «Правит каж­дый женами и детьми», ведь они жили отдельными селениями, как, впрочем, и вообще жили люди в древнейшие времена. И о богах говорят, что они состоят под властью царя, потому что люди — отча­сти еще и теперь, а отчасти и в древнейшие време­на — управлялись царями, и так же как люди упо­добляют внешний вид богов своему виду, так точно они распространили это представление и на образ жизни богов.

8. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство, достигшее,

можно сказать, в полной мере самодовлеющего со­стояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство — продукт естественного возникновения, как и первичные об­щения: оно является завершением их, в завершении же сказывается природа. Ведь мы называем приро­дой каждого объекта — возьмем, например, природу человека, коня, семьи — то его состояние, какое по­лучается при завершении его развития. Сверх того, в осуществлении конечной цели и состоит высшее завершение, а самодовлеющее существование ока­зывается и завершением, и наивысшим существова­нием.

9. Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что чслонек но природе своей есть существо поли­тическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вслед­ствие случайных обстоятельств живет вне государст­ва, — либо недоразвитое в нравственном смысле су­щество, либо сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря «без роду, без племени, вне законов, без оча­га»; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пеш­кой на игральной доске.

10. Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает на­прасно; между тем один только человек из всех жи­вых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства раз­виты до такой степени, чтобы ощущать радость и пе­чаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправед­ливо.

/ 1. Это свойство людей отличает их от осталь­ных живых существ: только человек способен к вос­приятию таких понятий, как добро и зло, справедли-

вость и несправедливость и т. п. А совокупность все­го этого и создает основу семьи и государства. Пер­вичным в природе является государство по сравне­нию с семьей и каждым из нас; ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части. Уничтожь жи­вое существо в его целом, и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их, подоб­но тому как мы говорим «каменная рука»; ведь и рука, отделенная от тела, будет именно такой каменной рукой. Всякий предмет определяется совершаемым им действием и возможностью совершить это дей­ствие; раз эти свойства у предмета утрачены, нельзя уже говорить о нем как таковом: останется только его обозначение.

12. Итак, очевидно, государство существует по природе и по природе предшествует каждому чело­веку; поскольку последний, оказавшись в изолиро­ванном состоянии, не является существом самодов­леющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потреб­ности ни в чем, уже не составляет элемента государ­ства, становясь либо животным, либо божеством. Во пссх людей природа нес/шла стремление к госу­дарственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее бла­го. Человек, нашедший свое завершение, — совер-, шеннейшее из живых существ, и, наоборот, человек,: J живущий вне закона и права, — наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяже­лее всего; природа же дала человеку в руки ору­жие — умственную и нравственную силу, а ими впол­не можно пользоваться в обратную сторону. Поэто­му человек, лишенный добродетели, оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых позывах. Понятие справедливости связано с представлением о госу­дарстве, так как право, служащее мерилом справед­ливости, является регулирующей нормой полити­ческого общения.

Я

/. Уяснив, из каких элементов состоит государст­во, мы должны прежде всего сказать об организации семьи, ведь каждое государство слагается из отдель­ных семей. Семья, в свою очередь, состоит из эле­ментов, совокупность которых и составляет ее орга­низацию. В совершенной семье два элемента: рабы и свободные. Так как исследование каждого объекта должно начинать прежде всего с рассмотрения мель­чайших частей, его составляющих, а первоначаль­ными и мельчайшими частями семьи являются гос­подин и раб, муж и жена, отец и дети, то и следует рассмотреть каждый из этих трех элементов: что каждый из них представляет собой и каковым он должен быть.

J. (Отношения, существующие между тремя ука­занными парными элементами, можно охарактери­зовать] так: господское, брач) к >с (сожительство мужа и жены не имеет особого термина для своего обо­значения) и третье — отцовское (и это отношение не обозначается особым термином). Пусть их будет три, именно названные нами (существует еще один элемент семьи, который, по мнению одних, и есть ее организация, а по мнению других, составляет глав­нейшую часть ее; я имею в виду так называемое ис­кусство накопления; в чем оно состоит — мы разбе­рем дальше). Остановимся прежде всего на господи­не и рабе и посмотрим на их взаимоотношения с точки зрения практической пользы. Можем ли мы для уяснения этого отношения стать на более пра­вильную сравнительно с имеющимися теориями точку зрения?

3. Дело в том, что, по мнению одних, власть гос­подина над рабом есть своего рода наука, причем и эта власть, и организация семьи, и государство, и царская власть — одно и то же, как мы уже упомянули вначале. Наоборот, по мнению других, самая власть господина над рабом противоестественна; лишь по закону один — раб, другой — свободный, по природе же никакого различия нет. Поэтому и власть госпо-

дина над рабом, как основанная на насилии, неспра­ведлива.

4- Собственность есть часть дома, и приобрете­ние есть часть семейной организации: без предметов первой необходимости нельзя не только хорошо жить, но и вообще жить. Во всех ремеслах с опреде­ленно поставленной целью нужны бывают соответ­ствующие орудия, если работа должна быть доведена до конца, и из этих орудий одни являются неодушев­ленными, другие — одушевленными (например, для кормчего руль — неодушевленное орудие, рулевой — одушевленное), потому что в искусствах ремеслен­ник играет роль орудия. Так точно и для домохозяи­на собственность оказывается своего рода орудием для существования. И приобретение собственности требует массу орудий, причем раб — некая одушев­ленная собственность, как и вообще в искусствах всякий ремесленник как орудие стоит впереди дру­гих инструментов.

5. Если бы каждое орудие могло выполнять свой­ственную ему работу само, по данному ему приказа­нию или даже его предвосхищая, и уподоблялось бы статуям Дедала или треножникам Гефеста, о которых поэт говорит, что они «сами собой (aytomatoys) вхо­дили и собрание ботп»; если бы ткацкие челноки са­ми ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы и работниках, а господам не нужны были бы рабы. Орудия как таковые имеют своим назначением продуктивную деятельность (poietika), собственность же является орудием дея­тельности активной (praktikon); ведь, пользуясь ткац­ким челноком, мы получаем нечто иное, чем его при­менение; одежда же и ложе являются для нас только предметами пользования.

6. В силу специфического различия продуктив­ной и активной деятельности, конечно, соответствен­но различны и те орудия, которые потребны для той и для другой. Но жизнь — активная деятельность (praxis), а не продуктивная (poiesis); значит, и раб слу­жит тому, что относится к области деятельности ак­тивной. «Собственность» нужно понимать в том же

смысле, что и «часть». Часть же есть не только часть чего-либо другого, но она вообще немыслима без этого другого. Это вполне приложимо и к собствен­ности. Поэтому господин есть только господин раба, но не принадлежит ему, раб же не только раб госпо­дина, но и всецело принадлежит ему.

7. Из вышеизложенного ясно, что такое раб по своей природе и по своему назначению: кто по при­роде принадлежит не самому себе, а другому и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб. Че­ловек же принадлежит другому в том случае, если он, оставаясь человеком, становится собственностью; последняя представляет собой орудие активное и от­дельно существующее. После этого нужно рассмот­реть, может ли или не может существовать по приро­де такой человек, т. с. раб, и лучше ли и справедливо ли Ныть кому-либо рабом или пег, но всякое рабство противно природе.

8. Нетрудно ответить ни эти вопросы и путем тео­ретических рассуждений, и на основании фактичес­ких данных. Ведь властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, и прямо от рожде­ния некоторые существа различаются [в том отноше­нии, что одни из них как бы предназначены] к подчи­нению, другие — к властвованию. Существует много разновидностей властвующих и подчиненных, одна­ко, чем выше стоят подчиненные, тем более совер­шенна сама власть над ними; Так, например, власть над человеком более совершенна, чем власть над жи­вотным. Ведь чем выше стоит мастер, тем совершен­нее исполняемая им работа; но где одна сторона вла­ствует, а другая подчиняется, там только и может идти речь о какой-либо их работе.

9. И во всем, что, будучи составлено из несколь­ких частей, непрерывно связанных одна с другой или разъединенных, составляет единое целое, сказы­вается властвующее начало и начало подчиненное. Это общий закон природы, и, как таковому, ему под­чинены одушевленные существа. Правда, и в предме­тах неодушевленных, например в музыкальной гар­монии, можно подметить некий принцип властвова-

ния; но этот вопрос может, пожалуй, послужить предметом специального исследования.

10. Живое существо состоит прежде всего из ду­ши и тела; из них по своей природе одно — начало властвующее, другое — начало подчиненное. Разуме­ется, когда дело идет о природе предмета, последний должен рассматриваться в его природном, а не в из­вращенном состоянии. Поэтому надлежит обратить­ся к рассмотрению такого человека, физическое и психическое начала которого находятся в наилуч­шем состоянии; на этом примере сгинет ясным наше утверждение. У людей же исиорчсч 111 ы х ил и располо­женных к испорченности в силу их нездорового и противного природе состояния зачастую может по­казаться, что тело властвует над душой.

11. Согласно нашему утверждению, во всяком жи­вом существе прежде всего можно усмотреть власть господскую и политическую. Душа властвует над те­лом, как господин, а разум над нашими стремления­ми — как государственный муж. Отсюда ясно, сколь естественно и полезно для тела быть в подчинении удуши, а для подверженной аффектам части души — быть в подчинении у разума и рассудочного элемента души и, наоборот, какой всегда получается вред при рапном или обратном счхуп к мнении.

12. То же самое положение остается в силе и в от­ношении человека и остальных живых существ. Так, домашние животные по своей природе стоят выше, чем дикие, и для всех домашних животных предпо­чтительнее находиться в подчинении у человека: так они приобщаются к своему благу (soterias). Так же и мужчина по отношению к женщине: первый по своей природе выше, вторая — ниже, и вот первый властвует, вторая находится в подчинении. Тот же са­мый принцип неминуемо должен господствовать и во всем человечестве.

13. Все те, кто в такой сильной степени отличает­ся от других людей, в какой душа отличается от тела, а человек от животного (это бывает со всеми, чья де­ятельность заключается в применении физических сил, и это наилучшее, что они могут дать), те люди

по своей природе — рабы; для них, как и для выше­указанных существ, лучший удел — быть в подчине­нии у такой власти. Ведь раб по природе — тот, кто может принадлежать другому (потому он и принад­лежит другому) и кто причастен к рассудку в такой мере, что способен понимать его приказания, но. сам рассудком не обладает. Что же касается осталь­ных живых существ, то они не способны к понима­нию приказаний рассудка, но повинуются движени­ям чувств.

14- Впрочем, польза, доставляемая домашними животными, мало чем отличается от пользы, достав­ляемой рабами: и те и другие своими физическими силами оказывают помощь в удовлетворении наших насущных потребностей. Природа желает, чтобы и физический организация свободных людей отли­чалась от физической организации рабов: у послед­них тело мощное, пригодное дли наполнения необ­ходимых физических трудон; свободные же люди держатся прямо и не способны к выполнению по­добного рода работ, зато они пригодны для полити­ческой жизни, а эта последняя разделяется у них на деятельность в военное и мирное время. Впрочем, зачастую случается и наоборот: одни имеют только свойственные свободным тела, а другие — только души.

15- Ясно, во всяком случае, следующее: если бы люди отличались между собой только физической организацией в такой степени, в какой отличаются от них в этом отношении изображения богов, то все признали бы, что люди, уступающие в отношении физической организации, достойны быть рабами. Если это положение справедливо относительно фи­зической природы людей, то еще более справедливо установить такое разграничение относительно их психической природы, разве что красоту души не так легко увидеть, как красоту тела. Очевидно, во всяком случае, что одни люди по природе свободны, дру­гие — рабы, и этим последним быть рабами и полез­но и справедливо.

16. Нетрудно усмотреть, что правы в некотором

 

отношении и те, кто утверждает противное. В самом деле, выражения «рабство» и «раб» употребляются в двояком смысле бывает раб и рабство и по закону; закон является своего рода соглашением, в силу ко­торого захваченное на войне называют собственно-«стью овладевших им. Это право многие причисляют

•к противозакониям из тех, что иногда вносят орато­ры: было бы ужасно, если бы обладающий большой физической силой человек только потому, что он способен к насилию, смотрел на захваченного пу­тем насилия как на раба и подвластного себе. И одни держатся такого мнения, другие — иного, и притом

•даже среди мудрецов.

17- Причиной этого разногласия в мнениях, причем каждая сторона приводит в пользу защищае­мого ею положения свои доводы, служит то, что и добродетель вполне может, раз ей даны на то сред­ства, прибегать до известной степени к насилию; что всякого рода превосходство всегда заключает в себе преизбыток какого-либо блага, так что и наси­лию, кажется, присущ до известной степени элемент добродетели; следовательно, спорить можно только о справедливости. По мнению одних, со справедли­востью связано благоволение к людям; по мнению других, справедливость заключается уже в том, что­бы нластнонал человек более сильный.

18. При изолированном противопоставлении этих положений оказывается, что ни одно из них не обладает ни силой, ни убедительностью, будто луч­шее в смысле добродетели не должно властвовать и господствовать. Некоторые, опираясь, как они ду­мают, на некий принцип справедливости (ведь за­кон есть нечто справедливое), полагают, что рабст­во в результате войны справедливо, но в то же время и отрицают это. В самом деле, ведь самый принцип войны можно считать несправедливым, и никоим образом нельзя было бы утверждать, что человек, не заслуживающий быть рабом, все-таки должен стать таковым. Иначе окажется, что люди заведомо самого благородного происхождения могут стать рабами и потомками рабов только потому, что они,

попав в плен, были проданы в рабство. Поэтому за­щитники последнего из указанных мнений не хотят называть их рабами, но называют так только варва­ров. Однако, когда они это говорят, они ищут не что-нибудь другое, а лишь рабство по природе, о чем мы и сказали с самого начала; неизбежно приходится согласиться, что одни люди повсюду рабы, другие нигде таковыми не бывают.

19- Таким же точно образом они судят и о благо­родстве происхождения. Себя они считают благо­родными не только у себя, но и повсюду, варваров же — только на их родине, как будто в одном случае имеется благородство и свобода безусловные, в дру­гом — небезусловные. В таком духе говорит и Елена 'к уФеодскта: «Меня, с обеих сторон происходящую от божественных предков, кто решился бы назвать ра­быней?» Гонор»:по, они ра:1личают человека рабско­го и свободного положения, людей благородного J И неблагородного происхождения единственно по т^тризнаку добродетели и порочности; при этом пред- > | полагается, что как от человека рождается человек, а от животного — животное, так и от хороших роди­телей — хороший: природа же зачастую стремится ^ 1с этому, но достигнуть этого не может.

20. Из сказанного, таким образом, ясно, что коле­бание [во взглядах на природу рабства] имеет неко­торое основание: с одной стороны, одни не являются по природе рабами, а другие — свободными, а с дру­гой стороны, у некоторых это различие существует, и для них полезно и справедливо одному быть в раб­стве, другому — господствовать, и следует, чтобы один подчинялся, а другой властвовал и осуществлял вложенную в него природой власть так, чтобы быть господином. Но дурное применение власти не при­носит пользы ни тому, ни другому: ведь что полезно для части, то полезно и для целого, что полезно для тела, то полезно и для души, раб же является некоей частью господина, как бы одушевленной, хотя и от­деленной, частью его тела.

21. Поэтому полезно рабу и господину взаимное дружеское отношение, раз их взаимоотношения по-

коятся на естественных началах; а у тех, у кого это не так, но отношения основываются на законе и наси­лии, происходит обратное. Из предыдущего ясно и то, что власть господина и власть государственного мужа, равно как и все виды власти, не тождественны, как это утверждают некоторые. Одна — власть над свободными по природе, другая — власть над рабами. Власть господина в семье — монархия (ибо всякая се­мья управляется своим господином монархически), власть же государственного мужа — это власть над свободными и равными.

22. Господином называют не за знания, а за при­родные свойства; точно так же обстоит дело с рабом и свободным. Правда, можно вообразить и науку о власти господина, как и науку о рабстве, послед­нюю — вроде той, какая существовала в Сиракузах, где некто обучал людей рабству: за известное вознаг­раждение он преподавал молодым рабам знания, от­носящиеся к области обычного рода домашних ус­луг. Такое обучение могло бы простираться и на дальнейшие области, например можно было бы обу­чать кулинарному искусству и остальным подобного же рода статьям домашнего услужения. Работы ведь бывают раз! иле — одни более высокого, другие более насущного характера, как говорит и пословица «Раб рабу, тсподип господину — рознь».

2.1 Нес подобного рода науки — рабские, гос­подская же наука — как пользоваться рабом и быть господином вовсе не значит уметь приобретать ра­бов, но уметь пользоваться ими. В этой науке нет ничего ни великого, ни возвышенного: ведь то, что раб должен уметь исполнять, то господин должен уметь приказывать. Поэтому у тех, кто имеет воз­можность избежать таких хлопот, управляющий бе­рет на себя эту обязанность, сами же они занимают­ся политикой или философией. Что же касается на­уки о приобретении рабов (в той мере, в какой оно справедливо), то она отличается от обеих вышеука­занных, являясь чем-то вроде науки о войне или на­уки об охоте. Вот наши соображения о рабе и гос­подине.

428 ^J

Ш.

1. Теперь мы займемся рассмотрением того, что такое собственность вообще и в чем заключается ис­кусство наживать состояние, руководясь принятым нами методом исследования, так как и раб есть некая часть собственности. Прежде всего может возникнуть вопрос: тождественно ли искусство наживать состоя­ние с наукой о домохозяйстве, или это искусство есть часть данной науки, или оно стоит в служебном к ней отношении, и если так, то не находится ли искусство наживать состояние в таком же отношении к науке о домохозяйстве, в каком стоит умение сделать ткац­кий челнок к ткацкому искусству или умение сделать сплав бронзы к искусству ваш шя? Дело в том, что оба последних умения находятся не в одинаковом слу­жебном отношении к сшгшппым с ними искусствам, так как первое доставляет < >рудис, второе — материал (под материалом я разумею субстрат, посредством которого какая-либо работа может быть доведена до конца, например для ткача — шерсть, для ваятеля — бронза).

2. Ясно, что искусство наживать состояние не тождественно науке о домохозяйстве: в одном слу­чае речь идет о приобретении средств, в другом — о пользовании ими; к чему, в самом деле, будет отно­ситься умение пользоваться всем, что имеется в доме, как не к науке о домохозяйстве? Но вопрос о том, представляет ли искусство наживать состояние часть науки о домохозяйстве, или оно является особой, от­личной от нее отраслью знания, вызывает затрудне­ния, если считать, что тот человек, который владеет указанными искусствами, может исследовать, в чем заключается источник имущественного благососто­яния и вообще собственности. Понятия «собствен­ность» и «богатство» заключают в себе много разно­видностей. Во-первых, земледелие — часть ли это на­уки о домохозяйстве или особая, отдельная от нее отрасль знания? Тот же вопрос можно задать и вооб­ще относительно заботы о средствах пропитания и приобретении их.

3. Так как существует много родов пищи, то мно­горазличен и образ жизни и животных, и людей; без пищи жить нельзя, почему разнообразные виды питания повлекли за собой и разнообразный образ жизни животных. Одни из животных живут стадно, другие разбросанно, смотря по тому, какой образ жизни оказывается более пригодным для добывания пищи, так как одни из животных плотоядные, другие травоядные, третьи всеядные. Природа определила образ жиз! ш животных с таким расчетом, чтобы каж­дому из них можно было с большей лепсостью добы­вать себе подходящую пищу, не одна и та же пища по природе приятна каждому животному, но одному подходит одна, другому — другая; поэтому образ жизни плотоядных животных отличается от образа жизни травоядных.

4. То же самое и среди людей. Образ их жизни бывает весьма различным. Наиболее ленивые из них ведут образ жизни кочевников, которые питаются, не прилагая ни труда, ни заботы, мясом домашних животных; так как кочевникам приходится в поис­ках пастбищ для своих стад постоянно менять место своего кочевья, то они поневоле и сами следуют за своими стадами; они как бы возделывают живую пашню. Другие люди жипут охотой, разные — раз­личными нидами охоты; например, для одних охо­той является грабеж, для других, обитающих у озер, болот, рек или морей, обильных рыбой, охотой слу­жит рыбная ловля, третьи охотятся на птицу или ди­ких зверей. Все же огромное большинство людей живет благодаря земледелию и культурным расте­ниям.

5. Таков примерно образ жизни у тех, кто непо­средственно трудится над тем, что дает природа, не прибегая для добывания средств к жизни к обме­ну и торговле, — кочевой быт, земледельческий, раз­бой, рыболовство, охота. Некоторые живут приятно, соединяя те или иные из этих видов и заимствуя у одного из них то, чего не хватает другому, чтобы быть самодовлеющим; например, одни соединяют кочевнический и разбойничий образ жизни, дру-

S

гие — земледельческий и охотничий, равным обра­зом и остальные. Люди ведут такой образ жизни, ка­кой их заставляет вести нужда.

6. По-видимому, сама природа дарует всем по до­стижении полного развития такую же собствен­ность, какую она дает им сразу при их возникнове­нии. Некоторые животные уже в то время, как они рождают детенышей, доставляют им такое количест­во пищи, какое бывает достаточным до той поры, по­ка детеныши не будут в состоянии добывать ее себе сами; таковы, например, те животные, которые выво­дят червей или кладут яйца. А все производящие жи­вых детенышей животные до известного времени имеют пищу для рождеш шх в самих себе, именно ве­щество, называемое молоком.

7. Рапным образом ясно, и из наблюдений тоже 11адо заключить, что и paerei шя существуют ради жи­вых существ, а живап иле — ради человека; домашние животные служат человеку как дли потребностей до­машнего обихода, так и для пищи, а из диких живот­ных если не все, то большая часть — для пищи и для других надобностей, чтобы получать от них одежду и другие необходимые предметы. Если верно то, что природа ничего не создает в незаконченном виде и напрасно, то следует признать, что она создает все вышеупомянутое ради людей.

8. Поэтому и военное искусство можно рассмат­ривать до известной степени как естественное сред­ство для приобретения собственности, ведь искусст­во охоты есть часть военного искусства: охотиться должно как на диких животных, так и на тех людей, которые, будучи от природы предназначенными к подчинению, не желают подчиняться; такая война по природе своей справедлива. Итак, один из видов искусства приобретения является по природе своей частью науки о домохозяйстве, и мы должны допус­тить, что либо он существует сам по себе, либо суще­ствование его обеспечивается теми, кто занят накоп­лением средств, необходимых для жизни и полезных для государственной и семейной общины.

9. Истинное богатство, по-видимому, и состоит

в совокупности этих средств. Ведь мера обладания собственностью, которая является достаточной для хорошей жизни, не беспредельна; как говорит Со­лон в одном из своих стихотворений, «людям не ука­зан никакой предел богатства». Предел этот сущест­вует, как он существует и в остальных искусствах: всякое орудие во всяком искусстве не является бес­предельным в отношении своего количества и вели­чины; богатство же представляет собой совокуп­ность орудий экономических и политических. Итак, из сказанного ясно, в каком отношении и по какой причине искусство приобретения относится по сво­ей природе к сфере деятельности домохозяина и го­сударственного мужа.

10. Существует другой род искусства приобрете­ния, который обыкновенно называют, и с полным правом, искусством наживать состояние; с этим ис­кусством и связано представление, будто богатство и нажива не имеют никакого предела. Многие пола­гают, что это искусство вследствие его близкого со­седства с искусством приобретения тождественно с последним; на самом деле оно не тождественно с названным, но не является и далеким от него: одно из них существует по природе, другое — не по при­роде, но больше за счет известной опытности и тех­нического приспособления.

/ /. 11ри рассмотрении этого искусства будем ис­ходить из следующего положения. Пользование каж­дым объектом владения бывает двоякое; в обоих слу­чаях пользуются объектом как таковым, но не одина­ковым образом; в одном случае объектом пользуются по его назначению, в другом — не по назначению; на­пример, обувью пользуются и для того, чтобы наде­вать ее на ноги, и для того, чтобы менять ее на что-ли­бо другое. И в том и в другом случае обувь является объектом пользования: ведь и тот, кто обменивает ' обувь имеющему в ней надобность на деньги или на пищевые продукты, пользуется обувью как обувью, но не по назначению, так как оно не заключается в том, чтобы служить предметом обмена. Так же об­стоит дело и с остальными объектами владения — все

они могут быть предметом обмена. Первоначальное развитие меновой торговли было обусловлено есте­ственными причинами, так как люди обладают необ­ходимыми для жизни предметами: одними в боль­шем, другими — в меньшем количестве.

12. Отсюда также ясно, что мелкая торговля не имеет по природе никакого отношения к искусству наживать состояние, потому что вначале обмен ог­раничивался исключительно предметами первой необходимости. В первой общине, т. е. в семье, не было явно никакой надобности в обмене, он сделал­ся необходимым, когда общение стало объединять уже большее количество членов. В самом деле, в пер­воначальной семье все было общим; разделившись, стали нуждаться во многом из того, что принадлежа­ло другим, и неизбежно приходилось прибегать к взаимному обмену. Такой способ обмена еще и в настоящее время практикуется у многих варвар­ских народов. Они обмепинаютсн между собой толь­ко предметами необходимыми и больше ничем; на­пример, они обменивают вино на хлеб и наоборот и т. п.

13- Такого рода меновая торговля и не против природы, и вовсе не является разновидностью ис­кусства наживать состояние, ведь ее назначение — восполнять то, чего недостает для согласной с при­родой самодовлеющей жизни. Однако из указанной меновой торговли развилось все-таки вполне логи­чески и искусство наживать состояние. Когда стала больше требоваться чужая помощь для ввоза недо­стающего и вывоза излишков, неизбежно стала ощу­щаться потребность в монете, так как далеко не каж­дый предмет первой необходимости можно было легко перевозить.

14- Ввиду этого пришли к соглашению давать и получать при взаимном обмене нечто такое, что, представляя само по себе ценность, было бы вместе с тем вполне сподручно в житейском обиходе, напри­мер железо, серебро или нечто иное; сначала про­стым измерением и взвешиванием определяли цен­ность таких предметов, а в конце концов, чтобы осво-

водиться от их измерения, стали отмечать их чека­ном, служившим показателем их стоимости.

15. После того как в силу необходимости обмена возникли деньги, появился другой вид искусства на­живать состояние, именно торговля. Сначала она, быть может, велась совершенно просто, но затем, по мере развития опытности, стала совершенство­ваться в смысле источников и способов, какими тор­говые обороты могли бы принести наибольшую прибыль. Нот почему и создалось представление, будто предметом искусства наживать состояние слу­жат главным образом деньги и будто главной его за­дачей является исследование того источника, из ко­торого возможно почерпнуть наибольшее их коли­чество, ведь оно рассматривается как искусство, создающее богатство и деньги.

16. И под богатством зачастую понимают именно изобилие денег, вследствие того что будто бы искус­ство наживать состояние и торговля направлены к этой цели. Иногда, впрочем, деньги кажутся людям пустым звуком и вещью вполне условной, по сущест­ву, ничем, так как, стоит лишь тем, кто пользуется деньгами, переменить оп юшение к ним, и деньги по­теряют всякое достойнство, не будут иметь никакой ценности и житейском обиходе, а человек, обладаю­щий д;|жс (м»лыпими деньгами, часто не в состоянии будет достить себе необходимую пищу; такого рода богатство может оказаться прямо-таки не имеющим никакого смысла, и человек, обладающий им в пре-изобилии, может умереть голодной смертью, подоб­но тому легендарному Мидасу, у которого вследствие ненасытности его желаний все предлагавшиеся ему яства превращались в золото.

/ 7- Ввиду всего вышеизложенного на правиль­ном пути исследования стоят те, кто определяет бо­гатство и искусство наживать состояние как нечто отличное одно от другого. В самом деле, искусство наживать состояние и сообразное с природой богат­ство суть вещи различные: искусство наживать со­стояние относится к области домохозяйства, а тор­говая деятельность создает имущество не всякими

способами, а лишь путем обмена имущества. Торгов­ля, по-видимому, имеет дело главным образом с де­нежными знаками, служащими необходимым эле­ментом и целью всякого обмена. И богатство, являю­щееся в результате применения этого искусства наживать состояние, действительно не имеет каких-либо пределов. Подобно тому как медицина имеет беспредельную цель — абсолютное здоровье челове­ка, точно также и каждое из искусств беспредельно в достижении своих целей, и к этому они больше все­го стремятся; но те средства, которые ведут искусство к достижению его цели, ограничены, так как сама цель служит в данном случае для всякого искусства пределом. Подобно этому, и в искусстве наживать со­стояние никогда не бывает предела в достижении це­ли, а целью здесь оказывается богатство и обладание деньгами.

18. Напротив, в области, оп юсящейся к домохо­зяйству, а не к искусству наживать состояние, предел имеется, так как целью домохозяйства служит не на­копление денег. Вместе с тем ясно, что всякого рода богатство должно бы иметь свой предел, но в дейст­вительности, мы видим, происходит противополож­ное: все занимающиеся денежными оборотами стре­мятся увеличить количество денег до бесконечности. Причиной этого является тесное соприкосновение обеих областей: и та и другая скрещиваются между собой в применении тождественных средств для до­стижения своих целей. И в той и в другой области предметом пользования оказывается одна и та же собственность, но не одинаково: в одном случае цель — нечто иное, в другом — приумножение того же самого. И потому некоторые считают это конеч­ной целью в области домохозяйства и настаивают на том, что нужно или сохранять имеющиеся денежные средства, или даже стремиться приумножить их до беспредельности.

19- В основе этого направления лежит стремле­ние к жизни вообще, но не к благой жизни; и так как эта жажда беспредельна, то и стремление к тем сред­ствам, которые служат к утолению этой жажды, также

безгранично. И даже те люди, которые стремятся к благой жизни, ищут того, что доставляет им физиче­ские наслаждения, и так как, по их представлению, средства для осуществления этого дает собствен-.носгь, то вся деятельность таких людей направляется на наживу. Таким вот путем и получил свое развитие;второй вид искусства наживать состояние. Атак как физические наслаждения имеются в изобилии, то та­кие люди ищут и средства, которые доставляли бы им этот избыток 1 юоыждсний; если люди i ie в состоянии достигнуть своей цели при помощи искусства нажи­вать состояние, то они стремятся к ней иным путями.и для этого пускают в ход все свои способности во­преки даже голосу природы.

20. Так, например, мужество заключается в отва­ге, а не в наживании денег; точно так же военное и врачебное искусства имеют в виду не наживу, но пер­вое — одержание победы, второе — доставление здо­ровья. Однако эти люди обращают все свои способ­ности на наживу денег, будто это является целью, а для достижения цели приходится идти на все. Вот что я считаю нужным сказать о том искусстве нажи­вать состояние, которое не является необходимым; я описал сущность его и указал на те причины, в силу которых мы прибегаем к нему. Что касается того ис­кусства иажшшь состояние, которое является необ­ходимым, то я указал на отличие его от искусства не необходимого: необходимое искусство относится к области домохозяйства, оно сообразно с приро­дой, направлено на добывание средств к жизни и не беспредельно, как искусство не необходимое, а име­ет свои границы.

21. Теперь ясен и ответ на поставленный вначале вопрос: относится ли к области деятельности домо­хозяина и государственного мужа искусство нажи­вать состояние или, скорее, не относится? Правда, нужно предполагать это искусство как бы уже имею­щимся в наличии: так ведь и политика не создает лю­дей, но берет их такими, какими их создала природа; точно так же и природа — земля, море и т. п. — долж­на доставлять человеку необходимое пропитание;

и на обязанности домохозяина ложится все то, что получается из этих источников, все то, чему нужно дать соответствующее назначение. Так, предметом ткацкого искусства является не изготовление шер­сти, но использование ее, умение распознать, какая шерсть доброкачественна и пригодна, какая недоб­рокачественна и непригодна.

22. Можно поставить еще и такой вопрос: поче­му искусство наживать состояние относится к обла­сти домохозяйства, а медицина не относится? Ведь здоровье является столь же необходимым для чле­нов семьи, как и питание и тому подобные жизнен­ные потребности. В одном отношении и домохозя­ин, и правитель должны заботиться и о здоровье им подвластных, в другом отношении это дело является предметом заботы не их, а врача; точно так же и от­носительно денег: с одной стороны, забота о денеж­ных средствах составляет предмет ведения домохо­зяина, с другой — нет, но входит в круг подсобной деятельности; преимущественно же, как это отмече­но и ранее, она должна быть в наличии по природе. Ведь природа заботится о доставлении питания со­зданному ею существу; всякое такое существо полу­чает свое питание как бы в наследство от того суще­ства, которое произвело его на свет. Вот почему для всех сообразное с природой искусство наживать со­стояние состоит в извлечении пользы от плодов и животных.

23. Это искусство, как мы сказали, бывает двоя­ким: с одной стороны, оно относится к области тор­говли, с другой — к области домохозяйства, причем последнее обусловлено необходимостью и заслужи­вает похвалы, обменная же деятельность по справед­ливости вызывает порицание, как деятельность, обусловленная не естественными причинами, но [возникшая в силу необходимости взаимного] обме­на [между людьми]. Поэтому с полным основанием вызывает ненависть ростовщичество, так как оно де­лает сами денежные знаки предметом собственнос­ти, которые, таким образом, утрачивают то свое на­значение, ради которого они были созданы: ведь

J

они возникли ради меновой торговли, взимание же процентов ведет именно к росту денег. Отсюда это и получило свое название, как дети походят на своих родителей, так и проценты являются денежными знаками, происшедшими от денежных же знаков. Этот род наживы оказывается по преимуществу про­тивным природе.

'' W.

1. Разобрав в достаточной мере теорию искусст­ва наживать состояние, мы должны перейти к прак­тической стороне вопроса. Во всех подобного рода • предметах в теориях открывается широкий про­стор, тогда как практика в каждом случае связана с определенным условиями. К практической сторо­не искусства наживать состояние относится усвое­ние опыта в деле приобретения предметов владения: какие из них наиболее полезны, где и каким образом можно достать их; например, при приобретении ко­ней, коров, овец, равно как и прочих домашних жи­вотных, нужно быть опытным в знании того, какие из этих животных представляют наибольшую поль­зу, какие из них в каких местностях имеются, так как одни из домашних животных родятся в изобилии в одних мечтах, другие — и других; затем нужно быть осведомленным относительно земледелия, притом и просто в собственном смысле, и в плодоводстве, также и в пчеловодстве и относительно других пла­вающих или летающих животных, от которых мож­но получить выгоду.

2. Вот самые существенные исходные части ис­кусства наживать состояние в собственном смысле. Самым же значительным видом деятельности, имею­щей своим предметом обмен, является торговля. Она также состоит из трех частей: морская торговля, транзитная торговля и розничная торговля. Они раз­личаются тем, что одни сопряжены с наименьшим риском, другие приносят наибольший барыш. Вто­рым видом деятельности, имеющей своим предме­том обмен, служит отдача денег в рост; третьим —

предоставление своего труда за плату; это последнее находит приложение отчасти в ремеслах, отчасти же у людей, неспособных к ремеслу и зарабатывающих себе средства исключительно физическим трудом. Наконец, третий вид искусства наживать состояние занимает среднее место между этим видом и первым, так как он относится частью к деятельности, цель ко­торой — наживать состояние в соответствии с при­родой, частью — [к деятельности, цель которой — на­живать состояние] путем обмена; этот третий вид за­ключает в себе все то, что имеет отношение к земле как таковой и к тому, что произрастает из земли и что, не давая плодов в собственном смысле, тем не менее приносит пользу, как, например, рубка леса и все виды ropi юго дела; последнее заключает в себе, в свою очередь, много разновидностей, поскольку горные породы, добываемые из земли, весьма разно­образны.

3. Сказанного в общих чертах о каждом из видов, относящихся к искусству наживать состояние, доста­точно. Конечно, было бы полезно с практической точки зрения тщательно разобрать здесь и детали, но задерживаться на них было бы некстати. Из пере­численных родов деятельности самым искусным яв­ляется тот, при котором наименьшее значение имеет случайность; самым низменным — тот, при котором получают повреждения тела; самым рабским — тот, где требуется исключительное применение физиче­ских сил; наименее же благородным — где меньше всего требуется добродетели.

4. Об указанном предмете имеется своя литерату­ра, например сочинения Харета Паросского и Апол-лодора Лемносского о земледелии, как простом, так и о плодоводстве, равно как и сочинения других пи­сателей о подобного же рода предметах. Интересую­щийся ими может получить достаточные сведения из указанных сочинений. Сверх того, полезно собирать и те ходячие рассказы, в которых говорится, каким образом некоторым людям удалось нажить состоя­ние. Все это послужит на пользу тем, кто относится с вниманием к искусству наживать состояние. К тако-

го рода рассказам принадлежит и рассказ о Фалесе Милетском.

5. Это рассказ о некоем предвидении, использо­ванном для того, чтобы нажить состояние, и его приписывают Фалесу, имея в виду его мудрость, но ее можно рассматривать и с общей точки зрения. Когда его попрекали бедностью, утверждая, будто за­нятия философией никакой выгоды не приносят, то, рассказывают, он, предвидя на основании астроно­мических данных богатый урожай оливок, еще до истечения пимы раздал н задаток имевшуюся у него небольшую сумму денег всем владельцам маслобоен в Милете и на Хиосе, законтрактовав их дешево, так как никто с ним не конкурировал. Когда наступило время сбора оливок и сразу многим одновременно потребовались маслобойни, он, отдавая маслобой­ни на откуп на желательных ему условиях и собрав много денег, доказал, что философам при желании легко разбогатеть, но не это является предметом их стремлений.

6. Так, говорят, Фалес дал доказательство своей мудрости. Но и вообще, как мы сказали, выгодно в смысле наживания состояния, если кто сумеет за­хватить какую-либо монополию. Поэтому и некото­рые государства, находясь в стесненном финансо­вом положении, прибегают к получению такого до­хода — они заводят монополию на те или иные товары.

7. Так, в Сицилии некто скупил на отданные ему в рост деньги все железо из железоделательных мас­терских, а затем, когда прибыли торговцы из гава­ней, стал продавать железо как монополист, с не­большой надбавкой на его обычную цену. И все-таки он на пятьдесят талантов заработал сто.

8. Узнав об этом, Дионисий издал приказ, в силу которого этому человеку разрешалось увезти деньги;,с собой, сам же он, однако, должен был оставить Си-⁽,>ракузы, так как он нашел источник доходов, кото­рый наносил ущерб интересам Дионисия. Находчи­вость Фалеса и сицилийца была одинакова: оба они сумели в одинаковой мере обеспечить себе монопо-

лию. Такого рода сведения полезно иметь и полити­ческим деятелям: многие государства, как и семьи, но еще в большей степени, нуждаются в денежных средствах и в такого рода доходах. Встречаются и такие государственные мужи, вся деятельность ко­торых направлена к этой цели.

V.

1. Наука о домохозяйстве предполагает три эле­мента власти: во-первых, власть господина по отно­шению к рабам (об этом мы говорили выше); во-вто­рых, отношение отца к детям; в-третьих, отношение мужа к жене. Действительно, властвуют и над женой, и над детьми как существами свободными, но осуще­ствляется эта класть неодинаковым образом.

2. Власть мужа над женой можно сравнить с влас­тью политического деятеля, класть отца над деть­ми — с властью царя. Ведь мужчина по своей приро­де, исключая лишь те или иные i iei юрмальные откло­нения, более призван к руководству, чем женщина, а человек старший и зрелый может лучше руково­дить, чем человек молодой и незрелый. При замеще­нии большей части государственных должностей между людьми властвующими и подчиненными со­блюдается очередность: и те и другие совершенно естественно стремятся к равенству и к уничтожению всяких различий. Тем не менее, когда одни властву­ют, а другие находятся в подчинении, все-таки явля­ется стремление провести различие между теми и другими в их внешнем виде, в их речах и в знаках почета. Это имел в виду, между прочим, и Амасис, когда рассказывал о своем сосуде для омовения ног. Отношение мужчины к женщине всегда определяет­ся вышеуказанным образом. Власть же отца над деть­ми может быть уподоблена власти царя: родитель властвует над детьми в силу своей любви к ним и вследствие того, что он старше их, а такой вид влас­ти и есть именно царская власть. Поэтому прекрасно выразился Гомер, назвав Зевса «отцом людей и бо­гов», как царя всех их. Царь по природе должен отли-

чаться от подданных, но быть одного с ними рода. И так же относится старший к младшим и родитель к ребенку.

3. Ясно, что в домохозяйстве следует заботиться более о людях, нежели о приобретении бездушной собственности, более о добродетели первых, нежели об изобилии последней (то, что мы называем богат­ством), более о людях свободных, нежели о рабах. Прежде всего oti юсителы ю рабоп может возникнуть вопрос: мыслима ли у раба вообще какая-либо доб­родетель помимо его пригод) юсти для работы и при­служивания? Обладает ли раб другими, более высо-кими добродетелями, как, например, скромность, му­жество, справедливость и тому подобные свойства? Или у раба нет никаких иных качеств, помимо спо­собности служить своими физическими силами? От­ветить «да» и «нет» было бы затруднительно. Если да, то чем они будут отличаться от свободных людей? Если нет, то это было бы странно, так как ведь и ра-бы — люди и одарены рассудком.

4- Приблизительно то же самое затруднение воз­никает и при исследовании вопроса о женщине и ре­бенке: есть ли у них добродетели, должна ли женщи­на быть скромной, мужественной и справедливой и ребенок бывает ли своевольным и скромным или нет? Стоит рассмотрен, этот вопрос и с общей точки ripci 1ия в приложении к существу, предназначенному природой быть в подчинении, и к существу, по при­роде призванному к властвованию, тождественна ли у них добродетель или различна? И если обоим этим существам должно быть свойственно совершенство, то почему одно из них предназначено раз и навсегда властвовать, а другое — быть в подчинении? И это от­личие не может основываться на большей или мень­шей степени совершенства, присущего тому и друго­му существу, так как сами понятия «быть в подчине­нии» и «властвовать» отличаются одно от другого в качественном (eidei), а не в количественном отно-шении.

5- Признавать [совершенство] за одними и отри­цать его в других — разве это не было бы удивитель-

но? Ведь если начальствующий не будет воздерж­ным и справедливым, как он может прекрасно власт­вовать? Точно так же, если подчиненный не будет обладать этими добродетелями, как он может хоро­шо подчиняться? Человек необузданный и низко­пробный ни в чем не исполнит своего долга. Таким образом, ясно, что оба должны быть причастны к до­бродетели, но что эта добродетель должна отличать­ся так же, как отличаются между собой властвующие и подчиненные по природе. Это отличие неминуемо приводит нас к исследованию свойств души. В ней одно начало является по природе властвующим, дру­гое — подчиненным; им, как мы утверждаем, соот­ветствуют свои добродетели, как бы добродетели ра­зумного начала и неразумного.

6. Ясно, что то же самое отношение должно су-щсспюна'П) и п других областях и что по природе су­ществует mi ion) видов властвующего и подчиненно­го. Ведь свободный человек проявляет свою власть над рабом иначе, чем это делает мужчина по отно­шению к женщине и взрослый муж но отношению к ребенку. Во всех этих существах имеются разные части души, только имеются они по-разному. Так, рабу вообще не свойственна способность решать, женщине она свойственна, но лишена действеннос­ти, ребенку также свойственна, но находится в не­развитом состоянии.

7. Таким же образом неизбежно обстоит дело и с нравственными добродетелями: наличие их не­обходимо предполагать во всех существах, но не одинаковым образом, а в соответствии с назначени­ем каждого. Поэтому начальствующий должен обла­дать нравственной добродетелью во всей полноте (в самом деле, произведение просто принадлежит создателю, тогда как замысел — это и есть создатель), а каждый из остальных должен обладать ею настоль­ко, насколько это соответствует его доле участия в решении общих задач.

8. Так что, очевидно, существует особая доброде­тель у всех названных выше, и не одна и та же скром­ность женщины и мужчины, не одно и то же мужест-

во и справедливость, как полагал Сократ, но одно мужество свойственно начальнику, другое — слуге; так же с остальными добродетелями. Это ясно и из более подробного рассмотрения вопроса. Заблужда­ются те, кто утверждает, придерживаясь общей точ­ки зрения, будто хорошее душевное расположение или правильный образ действий и т. п. суть уже доб­родетели сами по себе. Гораздо правильнее поступа­ют те, кто, подобно Торги ю, перечисляет добродете­ли определенных групп людей. И, например, слова поэта о женщине: «Убором женщине молчание слу­жит» — в одинаковой степени должны быть прило-жимы ко всем женщинам вообще, о к мужчине они уже не подходят.

9- Затем, принимая во внимание неразвитость ребенка, явно нельзя говорить о его самодовлею­щей добродетели, но лишь поскольку она имеет от­ношение к дальнейшему развитию ребенка и к тому человеку, который ребенком руководит. В том же самом смысле можно говорить и о добродетели ра­ба в отношении к его господину. Мы установили, что раб полезен для повседневных потребностей. От­сюда ясно, что он должен обладать и добродетелью в слабой степени, именно в такой, чтобы его свое­волие и пялость не наносили ущерба исполняемым работам.

10. Может, пожалуй, возникнуть вопрос приме­нимо ли наше положение и к ремесленникам, долж­ны ли и они обладать добродетелью, так как их свое­волие зачастую наносит ущерб их работе? Или в данном случае мы имеем дело с совершенно от­личным явлением? Раб ведь живет в постоянном об­щении со своим господином; ремесленник стоит го­раздо дальше, а потому не должен ли ремесленник превосходить своей добродетелью раба настолько, насколько ремесленный труд стоит выше труда раб­ского? Ремесленник, занимающийся низким ремес­лом, находится в состоянии некоего ограниченного рабства; раб является таковым уже по природе, но ни сапожник, ни какой-либо другой ремесленник не бывают таковыми по природе.

Ллл

Т • • .,4k ••

И. Ясно, что господин должен давать рабу им­пульс необходимой для него добродетели, но что в обязанность господина вовсе не входит обучать ра­ба этой добродетели. Неправильно говорят те, кто ут­верждает, что с рабом нечего и разговаривать, что ему нужно только давать приказа! шя; \ ier, для рабов боль­ше, чем для детей, нужно назидание. Однако мы до­статочно очертили эти вопросы; об отношениях же мужа к жене, отца к детям, о добродетелях, свойствен­ных каждому из них, каким путем должно в одних случаях стремиться к благу, в других — избегать зла — все это необходимо изложить при рассмотрении го­сударственных устройств.

12. Так как всякая семья составляет часть госу­дарства, а все указанные выше люди являются частя­ми семьи и так как добродетели отдельных частей должны соотнстстиоиать добродетелям целого, то необходимо и воспитание детей и женщин поста­вить в соответствующее отношение к государствен­ному строю; и если это не безразлиш ю для государ­ства, стремящегося к достойному устройству, то надо иметь также достойных детей и достойных женщин. И с этим необходимо считаться, потому что женщи­ны составляют половину всего свободного населе­ния, а из детей потом вырастают участники полити­ческой жизни. Основоположения относительно этого предмета нами определены, о прочем речь бу­дет идти в своем месте. Ввиду этого мы наши тепе­решние рассуждения, считая их законченными, ос­тавляем и обращаемся к новому началу. Прежде всего разберем мнения тех писателей, которые предста­вили свои проекты наилучшего государственного устройства.