Специфика армейской субкультуры

У армейской субкультуры своеобразная стилистики, которую чаще всего именуют стилистикой кича.

Кич(китч; нем. Kitsch - халтурить, соз-давать низкопробные произведения; нем. Verkitchen - дешево распродавать, продавать за бесценок, делать дешевку; англ. fог the kitchen - <для кухни>) - дешевка, безвкусная массовая продукция, рассчитанная на внешн. эффект; синоним псевдоиск?ва, в котором основное внимание уделяется экстравагантности внешн. облика.

Кич распространился как промышленная имитация уникальных изделий, на все сферы искусства: от станковой живописи до всех видов искусства, в т. ч. не только традиционные - литература, музыка, театр, архитектура, но и кинематограф, телевидение. В 1960-80-е гг. предметы К. стали распространенным явлением массовой культуры. Особую популярность К. получил в оформлении бульварной печатной продукции, кино и видео, в различных формах стандартизиро-ванного бытового украшения. К. захватывает сферу не только самодеятельного и профессионального искусства, но народное искусство, куда проникают элементы дефольклоризации, псевдохудожественные произведения. В каждой стране обнаруживаются национальные особенности кича. Широкое распространение кич получил и в России.

В отличие от подлинных видов искусства кич не вызывает духовных исканий, но стремится к созданию незамутненного, самоуверенного спокойствия. Подражая высоким художественным образцам, кич намеренно низводит их до банальности и пошлости. Паразитируя на высоком искусстве, К. тяготеет также ко всему таинственному, непознанному. Предметом интереса кича являются обычно становятся скандальные сенсации, модные проблемы, современные научные идеи, поданые в вульгаризованном, поверхностном виде.

Другой особенностью армейской субкультуры выступает брутальность (от англ. brutal - жестокий, грубый). Брутальность в повседневном обиходе - это подчеркнутая грубоватость, употребление нелитературных выражений, а также манер, которые не приняты в приличном обществе и вызывают шок у обычных людей. Определенная степень брутальности присутствует в дембельской субкультуре. Ее истоки лежат отчасти в возрастной психологии, так как 18-20 лет для юноши - это переломный момент жизни, когда человек из юношеского возраста переходит во взрослый со всей причитающейся такому транзиту атрибутикой: грубоватый голос, употребление нецензурных выражений, подчеркнутая агрессивность, вызывающая наглость, желание быть <крутым>, ранняя и чрезмерная сексуальность и т.д. Психологи относят такого рода издержки поведения, проходящие с возрастом, к <детской болезни>, к неумению себя вести в соответствии с меняющимся социальным статусом. Другим источником является пресловутая дедовщина - социальная привычка и социальная традиция старослужащих цинично обращаться с новобранцами.

Случай из реальной жизни Служил один парень в военной части. Стоял на посту когда ему приспичило в туалет. Ну, он пошел в сортир и взял с собой автомат, так его оставлять нельзя. Там, пока то ли застегивался или расстегивался, сделал неловкое движение и уронил автомат в очко. Что делать? Не растерялся, пошел на склад, взял там костюм химзащиты и полез в нем в очко. А сортир был на 3 или на 5отверстий. Пока он там лазил, другим из отверстий решил воспользоваться один из курсантов. По большому. А первый, когда вылазил его ласково по попе похлопал ладошкой. Так второй, не одевая шатнов и не открывая дверей, оказался на улице (http://himvoiska.narod.ru/dmbfoto.html).

Блестящие образцы брутальной культуры дает грубоватая лексика армейских офицеров: "Это в институте вы можете ходить хоть в лифчиках, но перед военной кафедрой вы обязаны по всей военной форме"; "С помощью современной фотосъемки можно рассмотреть пуговицы на бюстгальтере".

Служба в армии и возмужание как следствие этого опыта осмысляется в солдатском фольклоре, в частности, в терминах потери невинности. В одном весьма распространенном тексте, который существует в устном варианте в виде тоста, прямо сообщается о разнице в женском и мужском способах взросления: "Девушка становится женщиной за одну ночь. Юноша становится мужчиной за два года службы. Так выпьем же за то, чтобы эти два года пролетели как одна ночь!". Итак, взрослым делает юношу его социальный опыт, приобретаемый им в армии: "Не тот мужик, кто с бабой спал, а тот мужик, кто плац топтал" или в более мягком варианте: "Не тот мужчина, кто женат, а тот мужчина, кто солдат". Другого способа стать мужчиной солдатский фольклор, естественно, не знает[646].

Поскольку армейская субкультура, в том числе и дембельская, являются разновидностью молодежной субкультуры, то им присуща такая черта, как пуэрилизм - наивность и ребячество. Согласно квалифицированному мнению выдающегося нидерландского историка и культуролога Йохана Хейзинги (1872 - 1945), обстоятельно изучившему данный вопрос, <сюда попадает, например, легко удовлетворяемая, но никогда не насыщаемая потребность в банальных развлечениях, жажда грубых сенсаций, тяга к массовым зрелищам. На несколько более глубоком уровне к ним примыкают: бодрый дух клубов и разного рода объединений с их обширным арсеналом броских знаков отличия, церемониальных жестов, лозунгов и паролей (кличей, возгласов, приветствий), маршированием, ходьбой строем и т.п. Свойства, психологически укорененные еще глубже, чем вышеназванные, и также лучше всего подпадающие под понятие пуэрилизма, это недостаток чувства юмора, вспыльчивая реакция на то или иное слово, далеко заходящая подозрительность и нетерпимость к тем, кто не входит в данную группу, резкие крайности в хвале и хуле, подверженность любой иллюзии, если она льстит себялюбию или групповому сознанию>[647].

Кто в армии служил - тот в цирке не смеется. Армейский фольклор

Пуэрилизм для голландского мыслителя есть нечто противоположное самозабвенной игре ребенка - это поведение безответственного, несдержанного юнца. Он был присущ и ранним воинским культурам, но не в таком массовом и жестоком масштабе, полагает Й.Хейзинга, как современному обществу. Среди причин его распространения он называет приобщение к духовным контактам широких полуграмотных масс, ослабление моральных стандартов. <Состояние духа, свойственное подростку, не обузданное воспитанием, привычными формами и традицией, пытается получить перевес в каждой области и весьма в этом преуспевает. Целые области формирования общественного мнения пребывают в подчинении темпераменту подрастающих юнцов и мудрости, не выходящей за рамки молодежного клуба> [648]. В этом явлении Хейзинга склонен видеть <знаки грозящего разложения>.

Армейские Понятия Запах - солдат, котоpый еще не пpинял пpисягу Дух - солдат, котоpый уже пpинял пpисягу Чеpеп,Черпак - солдат, котоpый пpослужил уже свыше пол-года Дед - солдат, котоpому осталось до конца службы менее чем пол-года Дембель - тот дед, котоpый ближайшие месяцы будет уволен в запас Шакал - военнослужащий со званием пpапоpщика или выше (из командного состава) Духанка - пеpиод для солдата, пока он считается <духом> Каpантин - куpс молодого бойца (пеpиод, пока всех новопpизванных солдат гоняют стpоевой подготовкой, заставляют учить устав, ходить стоpем, пpоводят всяческие учения: подъем по тpевоге, стpельба, и т.д.) ачинается с момента пpизыва и длится до пpисяги (или дольше) - от 2-х недель до 2 месяцев Лычка - маленькая полоска на погонах (1 лычка - ефpейтоp, 2 лычки - младший сеpжант, 3 лычки - сеpжант и т.д.) Лычка дает пpаво идти pядом с толпой солдат, и оpать, чтобы те шли в ногу, и не более! Сопля - то же, что и <лычка> Зашаpиться - ваpиантов несколько: 1. Получить pаботу, на котоpой никто не гонит в шею, никто не оpет, не стоит над душой. 2. Отдыхать, пока все pаботают. 3. Раздобыть гpажданскую еду. 4. И вообще, получить то, что пpиносит pадость в аpмейской жизни. Залет - наpушение какого-нибудь дедовского закона, пpавила, обычая и т.д. как пpавило, несет за собой наказание. Умиpаловка - наказание за залет. Может быть как к одному <духу>, так и ко всем сpазу. Стукач -...думаю, объяснять не надо Кpыса - воp Тоpмоз - солдат, котоpый невеpно выполняет пpиказы (или веpно но медленно) Каптёpка - комната, где хpанятся личные вещи всех солдат (как пpавило, долго они там не хpанятся) Пpиказ - день, когда дедов начнут увольнять в запас. Губа - гауптвахта - место отбывания наказания (что-то вроде каpцеpа) (http://armey.chat.ru/pon.htm)

Пуэрилизм сегодня изучают психологи, медики, социологи и культурологи. Хотя они смотрят на явление с разных углов, не вызывает сомнения, что пуэрилизм - разновидность деформации. Социальной, культурной или психической - другой вопрос. Для психолога пуэрилизм - появление детских свойств в поведении взрослого, для медика - психотическое состояние, вид заболевания, при котором больные ведут себя как маленькие дети: по-детски строят фразы, сюсюкают, шепелявят, окружающих называют тетями и дядями; играют в детские игры, капризничают; не могут выполнить элементарных заданий или допускают грубые ошибки. При этом сохраняются определенные навыки и стереотипы поведения взрослого человека, например, манера курить, пользоваться косметикой. Для культуролога пуэрилизм - <защитная реакция новых поколений от печали "мудрого знания" культурного опыта в условиях жесткого существования сегодня, где размышление воспринимается как сомнение в собственных силах, а брутальный варварский характер социальных отношений несформировавшегося еще общества немедленно отбрасывает индивида в конец очереди>[649].

Можно ожидать, что брутальность выступает оборотной стороной или своеобразной реакцией на пуэрилизм: нехватка взрослости всегда компенсируется намеренным подчеркиванием или культивированием в своем поведении самых грубых, контрастных ее черт. Действительно, философами ХХ в. брутальность молодежной субкультуры определяется как отторжение новыми поколениями культурных ценностей прошлого. Итак, традиционные ценности старших отрицаются, а что принимается взамен? <Культура пуэроцентризма с ее примитивным спортивным азартом подростков и иными ценностными ориентирами, а затем тинэйджерской воинствующей примитивностью мироощущения, прагматизмом, словом, всем необходимым набором для выживания в дегуманизированном мире постиндустриального общества>[650]. Поскольку представления о высокой культуре у большинства выпускников общеобразовательной школы, составляющей основу призыва в российскую армию, скудны, хаотичны и зачастую искажены, их место в системе ценностей занимают некие суррогаты. Чаще всего таковыми становятся стереотипы уличной культуры, которая в нашем обществе заражена элементами блатной субкультуры, вкраплениями вандализма и кича. Все это выплескивается в повседневную армейскую жизнь и находит свое отражение в самых интимных и глубоко личностных формах творчества военнослужащего - в его дембельском альбоме.

Армейская служба - один из примеров вынужденного пребывания человека в несвободе: по своему усмотрению человек не может покинуть службу, выйти за пределы части, расторгнуть контракт. Негативные эмоции, которые в таких ситуациях не только возникают, но и накапливаются, выливаются либо в агрессию по отношению к другим (дедовщина), либо в смех и юмор, которые во все времена выполняли функцию психологической разрядки. Армейский юмор часто циничен и брутален не только потому, что служить идут, по крайней мере ныне, люди со средним и незаконченным средним образованием. Причиной и стимулом к его появлению служат социальные условия в армии - беспредел, жесткость взаимоотношений, неустроенность быта, бесконтрольность действий администрации, издевательства и унижения.

В течение двух лет В.В.Иванов наблюдал за поведением дембелей (выборка 200 человек) и обратил внимание на их внешнюю эстетику[651]. Первое, что бросается в глаза, - это стремление к пародированию уставной формы: затасканные штаны и китель с надраенными пуговицами, новыми погонами с новыми эмблемами рода войск и сержантскими лычками или форменная фуражка, продранная тельняшка и наглаженные уставные брюки, из-под которых видны, возможно, умышленно разодранные кеды. Внешний вид "стари-ков" - расстегнутый крючок на вороте гим-настерки или шинели; пилотка (фу-ражка, шапка), лихо сдвинутая на за-тылок; волосы длиннее уставной нормы; выгнутая бляха ремня, который расхлябано болтается ниже пояса. В группах <дембелей> отчетливы различимы возбужденность, хмель и агрессивность.

Несмотря на безрадостность своего существования, люди в погонах чрезвычайно смешливы. Известно, что армия, зона, злачные места в городе, каторга, притоны, игорные и питейные заведения, стоянки разбойников, пиратские суда, т.е. места концентрации аутсайдеров, всегда служили фабрикой особой смеховой культуры. Чем ниже уровень материального развития общества, тем больше в нем количество бедных и нищих, тем выше концентрация таких мест, а следовательно, больше простора для развития брутальной смеховой культуры. Россия, где половина бедных и каждый третий взрослый человек когда-то прошел через зону либо имеет родственников с неблагонадежной репутацией, занимает особое место в мировой культуре именно благодаря необычайно богатому пласту юмористического и смехового фольклора.

В России смеховая культура - нечто большее, чем элемент развлекательного досуга и времяпрепровождения. Она выступала частью политической жизни и знаменовала собой смех обреченных. Политически бесправный народ мог выразить истинное отношение к властям только через юмор и анекдоты. Прямое выражение социального протеста каралось самыми жестокими мерами.

И в армии солдат бесправен, его оружием становится смех, где он в метафорическом или перевернутом виде может высказать свои истинные мысли. Смех становился не только средством психологической разрядки, но и каналом коммуникации - донесения до сослуживцев или родственников истинных настроений. Злость и агрессия, выраженные смехом, не только отражали правду, но и снимали напряжение.

Смеховая культура, или смеховая традиция, уходит своими корнями в глубокое прошлое. Мистерия[652], карнавал[653], ряженые, маскарады - отчаянное веселье, чтобы отогнать страх, победить болезни, напугать беду. Выжить, не смотря ни на что. Высмеивающее и бичующее значение имели средневековые карнавалы, где уличная толпа, состоящая из социально незащищенных и политически бесправных групп населения, могла в иносказательной форме поиздеваться над власть имущими. Ренессансные идеалы и народная смеховая культура ярко выражены в произведениях Франсуа Рабле. Правила карнавальной и смеховой культуры позволяют людям поиздеваться над теми, кто сильнее и богаче их, и не быть при этом наказанным. Обижаться на юмор означало проявить свою непорядочность, потерять лицо. Власть и богатство перестают быть сакральными ценностями и подвергаются уничижительному осмеянию.

Активными участниками народно-площадных праздничных действ в средние века были низшие и средние клирики, школяры, студенты, цеховики, наконец те различные внесословные и неустроенные элементы, которыми так богата была эпоха. Но смеховая культура средневековья, в сущности, была всенародной. Правда смеха захватывала и вовлекала всех: ей никто не мог противостоять. М.Бахтин

Даже сцены агрессии смеховая культура превращала в праздничное шоу: посещения казней в Средние века являлись будничным и массовым мероприятием. Во время такого общественного "праздника", как глумление над изгоем, отчетливо прослеживаются карнавальные элементы. Социальное значение карнавала как института смеховой культуры состоит в инверсии социальных ролей, с целью обновления действующей структуры путем разрядки социально-психологической напряженности. В постсоветской армии возник новый праздник, так называемый "День духа". Он наступает за 50 дней до увольнения дедов. В этот день все меняются ролями: деды не тpогают духов, а духи могут делать с дедами всё, что угодно: заставлять их отжиматься, стpелять у них сигаpеты, давать подзатыльники, требовать с "дембеля" сигареты, конфеты или еще чего-нибудь. Как только праздник проходит, все возвращается на свои места.

Не для какой-нибудь Анюты Из пушек делаются салюты. Козьма Прутков

Карнавал на Руси - это внегосударственное, стихийное ощущение жизни без регламентов, чинов и званий. Цари становились шутами, нищие - королями, смеховая культура народа предавала остракизму и политические склоки, и социальную структуру общества, и саму власть. Гуляния, катания, переодевания, песни, пляски, поцелуй на морозе - специфические практики снятия напряжения и эмоционального переключения внимания с рутинной обыденности на маскарадную праздничность.

Смех, как известно, по своей природе демократичен. Традиционная смеховая культура, как ее представляли М. М. Бахтин, Д. С. Лихачев, А. М. Панченко, способствует снятию национальных, религиозных, социальных барьеров. Народный смех, обращенный как "внутрь", так и "вовне" - на власть, государство, церковь, - сглаживает напряженность во взаимоотношениях между далекими социокультурными слоями, между рядовыми обывателями и элитой. Не только в городах Западной Европы, но и в России эти функции выполняла карнавальная культура - с масленичными, вербными, пасхальными гуляниями, особая культура юродивых, шутов, скоморохов[654]. Некоторые исследователи рассматривают смех в качестве защитной биологической реакции. Так, Н.А.Монахов приходит к выводу, что через смех у человека решаются вопросы видового выживания.

Для смеха необходимо две стороны - субъект (тот, кто смеется) и объект (над кем смеются). В социальном взаимодействии юмор основан на оппозиции эмоций субъекта и объекта. Соответственно его можно рассматривать как инструмент доминантных отношений. "Именно в сопернической страсти, в победе заложено снятие всего стрессового напряжения. Смех в данном случае представляет своеобразный биологический регулятор при завершающей фазе соперничества. Смех, следовательно, есть всплеск радостного возбуждения как ответ на внезапно обнаружившееся однозначное превосходство субъекта над противостоящей амбицией"[655].

Народная смеховая культура, определявшаяся М. М. Бахтиным как "гротескный реализм"[656], для российского общества оказалась зеркалом, в котором отчетливо отражается массовое сознание российской армии. Генералы, офицеры, сержанты стали героями сотен анекдотов, в которых смеховая культура и пародировала, вышучивала, иронизировала тех, на ком гвардии рядовой, согласно устава, не мог непосредственно выместить свою обиду и раздражение.

Как и античная сатирова драма, смеховая культура средневековья была в значительной степени драмой телесной жизни (совокупления, рождения, роста, еды, питья, испражнений), но, разумеется, драмой не индивидуального тела и не частного материального быта, а большого родового народного тела, для которого рождение и смерть не абсолютные начало и конец, но лишь моменты его непрерывного роста и обновления; большое тело этой сатировой драмы средневековья неотделимо от мира, проникнуто космическими элементами, сливается с поглощающей и рождающей землей. М.Бахтин

В армии нормой социального взаимодействия является так называемая "подковырка" - крайне ироничная и агрессивная оценка сослуживцами личностных качеств друг друга с целью постоянного поддерживания своего реноме. Ее объект, как считает К.Банников[657], должен парировать иронично-агрессивные выпады своих товарищей по службе адекватным способом, желательно еще более агрессивным и более ироничным. Когда возникает спор, грозящий перейти в конфликт, побеждает тот, кто вызвал на своего оппонента общий смех. Логические, и вообще, рассудочные аргументы и доводы здесь не действуют. Лицо, не выдерживающее проверку на юмор, впоследствии может стать постоянным предметом нападок внутри своей статусной группы. Например, если он "дед", то может стать постоянным объектом насмешек внутри своего "дедовского" коллектива, пока над ним не станут смеяться младшие товарищи. Тогда его статус может быть понижен de facto, хотя, скорее всего, будет сохранен de jure. С другой стороны, человек, обладающий развитым чувством юмора, которое он не стесняется проявлять открыто, (не смотря на возможные санкции), имеет шанс фактически повысить, или утвердить свой статус.

Во многих частях имеется стандартный набор шуток, в которых участвует вся часть, воспроизводя себя, как единый организм в оппозиции "посвященный" - "неофит". Предметом таких шуток, как правило, являются особенности женской физиологии, объектом осмеяния - молодой боец, не имевший сексуального опыта. В армии существуют "ритуальные тексты", типа "дембельской сказки", ее содержание знает не одно поколение солдат, прошедших срочную службу. Это такой стишок-колыбельная, его "духи" читают своим "дедам" перед сном, с пожеланием скорейшей демобилизации[658].

В смеховой культуре высмеиваются не отдельные индивиды и их недостатки, а социально типические черты целой группы. Каждая группа, встроенная в иерархическую систему дедовщины, - "духи", "молодые", "черепа", "деды", "дембеля" - имеет свои добродетели, отраженные в местном фольклоре. Тем, кто не прослужил год, и не прошел обряд инициации, не приличествует беспечно смеяться, поскольку радоваться им нечему - загнанные поддержанием уставного и неуставного порядка "духи" должны "вытирать слезы половой тряпкой".

ЧАСТО ЗАВИДУЮ Я СОРОКАМ, ЧТО У НИХ СЛУЖБА С КОРОТКИМ СРОКОМ Козьма Прутков

Основная придирка к духу - "ты что тащишься?!". И наоборот, поведенческий комплекс "деда" - это смех, веселье и демонстративная раскованность, которую символически подчеркивает спущенный на бедра ремень. По мнению К.Банникова, слово "тащиться" одновременно означает и отдых, и смех, и привилегию. В негативном значении старшие им обозначают свое негодование по поводу незаконного отдыха младших, что предельно четко выражено культовой формулой: "Тащиться не положено по сроку службы".

Согласно этическому кодексу дедовщины, дембель должен быть <чмошным>, т.е. всем своим видом и поведением демонстрировать отчужденное состояние: "дембеля" в ожидании демобилизации месяцами не стирают одежду и имеют печальный и отрешенный от жизни вид - они устали.

Наибольшего осмеяния удостаиваются аутсайдеры - лица, которые осознанно или неосознанно не вписываются в систему неофициальных норм поведения, установленную <дедами>. Их именуют <чмо> или <чмыри>, а на зоне - <опущенные>. Они выполняют социальную функцию <козлов отпущения> и представляют аналог касты неприкасаемых. В издевательствах над такими людьми участвуют все группы, независимо от места в иерархии.

Врезка

Фрезер Дж. Воинские обычаи и обряды1)

Воины-маори, вступившие на тропу войны, становились чем-то в высшей степени священным или табуированным. Они сами и их оставшиеся дома друзья сверх многочисленных обычных табу должны были строго соблюдать некоторые курь-езные предосторожности. Они покрывались слоем <табу в дюйм толщиной>, а вождь экспеди-ции становился абсолютно неприкасаемым. Вступавшие в вой-ну древние израильтяне также были связаны определенными правилами ритуальной чистоты, идентичными тем, которые во время походов соблюдают маори и австралийские аборигены. Используемые ими сосуды становились священными; они дол-жны были воздерживаться и особо соблюдать правила личной гигиены.

Эти предписания первоначально мотивировались- если судить по признаниям дикарей, которые их придержива-ются - боязнью того, как бы в руки врага не попали частицы их тела и как бы они из-за этого не нашли смерть от колдов-ства, у некоторых племен индейцев Северной Америки молодой воин во время своей первой кампании должен был следовать определенным предписаниям, два из которых ничем не отли-чаются от тех, которые должны были выполнять девушки в пе-риод первой менструации. Никто не смел прикасаться к посуде, из которой ел и пил молодой воин; ему запрещалось чесать го-лову или другую часть тела своими пальцами.

Приведенный выше запрет, как и правило, которое запрещает табуированному лицу есть своими руками, видимо, покоится на предполагаемой святости или оскверненности табуированных рук. Кроме того, мужчины-индейцы, находясь на тропе войны, всегда обя-заны были ночью спать лицом к своей стране. Им запрещалось сидеть на голой земле, мочить ноги, идти по проторенной дороге, если этого можно было избежать. Участникам экспе-диции не разрешалось перешагивать через ноги, руки или ту-ловище своего товарища, лежащего или сидящего на земле. Запрещалось им также перешагивать через плащ, ружье, тома-гавк или какую-либо другую часть вооружения. Если кто-ни-будь по оплошности нарушал это правило, долгом того, через которого - или через собственность которого - переступили, было сбить нарушителя с ног, а долгом последнего было пере-нести это спокойно и не оказывать сопротивления. Сосудами, из которых воины принимали пищу, были обычно небольшие чашки из дерева или березовой коры с отметинами для разли-чения краев.

Еще более строгие запреты распро-страняются на воинов, одержавших победу над врагом. Пово-дом для обременительных ограничений, налагаемых на побе-дителей в час их триумфа, возможно, является боязнь гнева духов убитых ими врагов. Общей целью табу, которым подвергают священных вождей, плакальщиков, рожениц, муж-чин на тропе войны и других лиц, является изолировать табуированных лиц от общения с обычными людьми. Теми же средствами добиваются изоляции и воинов-победите-лей, особенно тех, которые действительно пролили вражескую кровь.

Когда на острове Тимор отряд воинов возвращается с победой и приносит головы побежденных врагов, обычай за-прещает предводителю отряда возвращаться непосредственно к себе домой. В его распоряжение предоставляется особая хи-жина, в которой он с целью телесного и духовного очищения должен провести два месяца. В этот период он не имеет права ни навещать жену, ни прикасаться к пище своими руками; кормить его должно другое лицо.

Итак, мы видели, что свободное общение с соплеменниками для воинов, убивших в битве врага, на время прерывалось (особенно это относилось к их общению с женами). Прежде чем быть вновь допущенными в общество, они должны были пройти через очистительные обряды. Эта изоляция и искупительные обряды имели одну цель: отогнать, запугать и умиро-творить душу убитого. Мы с полным основанием можем пред-положить, что тот же смысл первоначально имело аналогичное очищение человекоубийц, обагривших свои руки кровью соп-леменников.