Интернет как культурная форма постмодерна 16 страница

 

РАЦИОНАЛЬНО-ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ

И ЛЕЧЕНИЕ ФОБИЙ

Проводя подробный обзор литературы, посвященной психо­терапии фобий, Дж. В. Эндрюс (Andrews) указывает: «Похоже, что фобии состоят из двух главных компонентов — избегания и зависимости». Для борьбы с этими стремлениями он рекомен­дует использовать подход, также состоящий из двух элементов. Первым элементом лечебной стратегии является поддержка, которую врач должен оказывать пациенту, страдающему фоби­ей: это является дополнением к зависимости, которая свой­ственна таким пациентам. Однако наряду с таким поддержива­ющим отношением врач вводит совершенно новый элемент: он начинает использовать свою ведущую, направляющую и помо­гающую роль для того, чтобы заставить пациента стать более уверенным в себе и бороться со своими страхами целенаправ­ленно. Таким образом, этот метод поощрения является лобо­вой атакой на избегание, которое являлось главной стратегией фобии до начала лечения.

Опытный врач охотно согласится с утверждениями Эндрюса. У каждого, кто наблюдал достаточное количество людей с серьез­ными фобиями, складывается впечатление, что большинство из 226

Рационально-эмоциональная терапия и лечение фобий

них не просто страдают нервными расстройствами, а являются психически больными людьми. Они строго придерживаются двух неправильных мнений: а) мир слишком велик и опасен для них, и его необходимо изменить; б) они не могут справиться с этим в одиночку и, следовательно, отчаянно нуждаются в со­гласии, любви и поддержке других людей для того, чтобы при­нять самих себя и хотя бы как-нибудь существовать в этом мире.

Действительно, все серьезные фобии имеют в своей основе множество страхов, а не какой-то один, заставляющий людей обращаться за помощью. Люди, страдающие такими фобиями, требуют определенности в мире, в котором никто из нас не мо­жет найти ничего абсолютного или определенного. Кроме того, что они обвиняют Вселенную в том, что она так жестко посту­пает с ними, они осуждают себя за неспособность успешно справляться с этим. Их отношение к жизни так же нереалис­тично, как и отношение людей, страдающих галлюцинациями и кататонией, и других, не способных быть устойчивыми к фру­страции, рисковать и находить какое-то счастье для себя в этой сложной игре жизни.

Можно ли облегчить состояние таких людей? Да, конечно. Складывается впечатление, что большинство из них избавляют­ся от своих специфических фобий без всякого лечения. Напри­мер, некоторые из них боятся ездить на машине. Если им прихо­дится делать это, чтобы поехать на работу или встретиться с лю­бимой девушкой, то они заставляют себя думать и действовать вопреки своим страхам. После такой полной победы эти люди порой даже забывают, что их когда-то беспокоили эти страхи.

В основе фобий обычно лежит то, что Л. Брегер и Дж. Л. Мак-Гоф назвали «рядом центральных стратегий (или программ), ко­торые являются ведущими в адаптации человека в окружающей среде», или, словами Эндрюса, «они возникают не вследствие единичного, обособленного переживания, которое дает начало столь же обособленной привычке, но как проявление гораздо более широкого ряда моделей, управляющих избеганием». Сле­довательно, очень часто избавление от определенного симпто­ма не так уж помогает таким пациентам, так как они легко мо-

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

гут, а чаще всего так и бывает, начать бояться любого другого неопасного объекта или события. Реальное лечение обычно со­стоит в том, чтобы человек, страдающий фобией, понял, что на самом деле на свете нет ужасающих или непоправимых вещей. Следовательно, почти всегда страх уменьшается, но фобия не исчезает, и лечение остается неполным.

В рационально- эмоциональной терапии делается попытка за-ставить клиента рассердиться на свою фобическую реакцию, чтобы преодолеть лежащие в ее основе проблемы, а не просто ведется борьба с симптомами. Но по опыту известно, что мно­гие пациенты не желают идти этим путем; так что их обучают методам преодоления. Таким образом, им предоставляется вы­бор между работой лишь над существующими в данный момент симптомами или работой над их склонностью к созданию фо­бий. Врач старается убедить их выбрать последний, более гло­бальный подход; но если они этого не сделают, он примет вы­бор этого ограниченного лечения философски.

Приведем несколько случаев, чтобы показать, каким обра­зом проводится рационально-эмоциональная терапия фобий. Пациентка, 27-летняя стенографистка, занимала должность ниже своих умственных способностей и образования, потому что чувствовала себя «грязной», посещая определенные места в городе, например, метро и разные части города. Следователь­но, ей приходилось искать работу поблизости от своего дома. Несмотря на то, что она была привлекательна и имела нормаль­ные сексуальные желания, она редко ходила на свидания, так как люди, с которыми она встречалась, настаивали на посеще­нии мест, в которых она не могла находиться или ей приходи­лось говорить о своих мыслях по поводу «грязи», что она делала неохотно. Она целиком зависела от родителей с тех пор, как столь сурово ограничила свою жизнь, поддавшись своей фобии. Она нормально общалась с людьми, которые работали вместе с ней в офисе, но у нее не было настоящей социальной жизни из-за собственных ограничений.

В случае с этой пациенткой я использовал ряд методов, к ко­торым часто прибегают в рационально-эмоциональной терапии.

Рационально-эмоциональная терапия и лечение фобий

Прежде всего, я был в высшей степени активно-директивным. Вследствие целенаправленного опроса я вытянул из пациентки факты относительно ее проблемы, а также краткую историю ее жизни, из которой следовало, что она всегда была застенчивой и склонной к уединению, но что ее страх «загрязнения» возник лишь тогда, когда она столкнулась с тремя проблемами: свидания; мастурбация; успеваемость в школе.

Она выросла в строгой семье методистов и считала, что во всем должна достичь успехов, а также быть сексуально «чистой». Ее требования к себе в то время были обременительны и, не желая смотреть правде в глаза, она нашла оправдания. Что оп­ределенные люди и места «загрязнены» — для того чтобы избе­жать опасности и не мучиться из-за мастурбации. Годы шли, ее попытки защитить себя от жизненных проблем приводили к новым неудачам, так как она не могла ходить на свидания, по­сещать колледж. Она могла только работать на низкооплачива­емых работах — она наказывала себя все более сурово и чувство­вала себя полной неудачницей. В конце концов, она стала осуж­дать себя за свои «дурацкие» симптомы и стала ценить себя еще меньше, чем прежде.

В ходе работы с этой пациенткой ей объяснили, что фобии приходили и поддерживались за счет ее чрезвычайного страха испытать неудачу и получить неодобрение со стороны других. Ее основные ценности в этом отношении подверглись контр­атаке. Я настойчиво убеждал ее не строить самооценку на осно­вании успехов в личной жизни и работе. Я доказывал ей, что она может полностью принимать себя, даже если у нее нет за­метных успехов в этой области и даже если она никогда не пользовалась особым успехом среди других людей. Я показал ей, насколько невежественны ее старые религиозные представ­ления о сексе и что неправильно избегать мастурбации до тех пор, пока она не станет ходить на свидания. Я постоянно ука­зывал ей на то, как она продолжала ругать себя за эту фобию. Я настойчиво убеждал ее в том, что, насколько бы ни были му-

 

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

читальными ее симптомы, она не должна винить себя за них и что ей лучше прекратить осуждать себя за это беспокойство, если она хочет преодолеть его.

Между этой женщиной и мной не было близких отношений. Я был скорее учителем и встречался с ней 1 раз в три недели (так как у нее были финансовые проблемы и она не хотела зале­зать в долги, оплачивая лечение). Но я был достаточно настой­чив и недвусмысленно дал ей понять, что если она поверит мне и будет следовать моим указаниям, она сможет преодолеть свои фобии. В этом смысле я позволил ей зависеть от меня, хотя и временно.

С самого начала я сказал ей, что смысл рационально-эмо­циональной психотерапии состоит в том, что она не должна нуждаться ни во мне. ни в ком бы то ни было, но должна стать вскоре способной самостоятельно думать за себя и следовать собственным наклонностям. Как это обычно случается при ис­пользовании рационально-эмоциональной терапии, ей было показано, что я принимаю ее безоговорочно, с ее глупыми мыслями и дурацким поведением, и что я не собираюсь ви­нить ее, чтобы она ни сделала и как бы плохо она ни реагиро­вала на лечение. Отношения переноса между мной и этой па­циенткой не вполне соответствовали тем, что подразумевают под этим термином большинство школ, но она стала смотреть на меня как на человека, на которого она может положиться и который безоговорочно примет ее несмотря на все прошлые помехи и неудачи.

Она получала четкие домашние задания, целью которых было деидеологизировать ее и заставить разрушить привычные мо­дели. Так, ей приходилось совершать прогулки в определенные части города, которые она считала загрязненными; разговари­вать с людьми, которых она боялась; переезжать с одной квар­тиры на другую; посещать мероприятия, на которых могли по­явиться «загрязненные» люди. Когда она не выполняла эти за­дания (что было довольно часто на первых порах), я спокойно и без раздражения просил ее посмотреть на те мысли и предло­жения, которые не дали ей сделать это. Вот пример нашего ди-230

Рационально-эмоциональная терапия и лечение фобии

алога. когда я настойчиво советовал переехать с квартиры ро­дителей, а она этого не сделала:

- Ты вчера переехала, как мы договорились?

- Нет, я живу все там же.

- Почему? Что ты себе говорила в оправдание?

- Я была слишком усталая.

- Ты хочешь сказать, ты сказала себе: «Я слишком устала,
чтобы переезжать сегодня»?

-Да.

—Но это очевидная неправда. Минуту назад ты сказала, что
хорошо себя чувствовала, проснувшись в то утро, и что ты со­
вершила длительную прогулку.

—Да, это так, но я не чувствовала себя способной к переезду.

—Почему?

—Потому что там, где я живу, у меня есть друзья.

— А тебе трудно будет завести друзей там, куда ты переедешь?
-Да.

—Но ты же можешь завести новых друзей там, куда ты пере­
едешь, и поддерживать отношения со старыми, не так ли?

—Да, я могла бы.

—И что же?

—Я думаю, я сказала себе то, что мы обсуждали в прошлый раз.

—И что же это?

- У меня не получится завести новых друзей. А этих людей я
уже знаю, и похоже, что нравлюсь им. Так зачем рисковать. О, вы
знаете...

— Зачем рисковать чем?

- Ну... а вдруг не получится?

—Ах, да, опять! Опять ты за старое. «Если я в новом месте попро­бую общаться с новыми людьми, я могу потерпеть неудачу. И это...»

- О, и это будет ужасно.

—Верно, это то, что ты сказала себе. Но будет ли это? Если
бы ты попробовала завести новых друзей, а они не приняли бы
тебя на новом месте, разве это было бы столь ужасно?

—О. нет. Не столь ужасно, я думаю. Но это казалось мне та­
ким ужасным вчера.

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

— Тогда все ясно. Тебе это всегда будет казаться ужасным до тех пор, пока ты не посмотришь на чепуху, которую ты гово­ришь себе, и не спросишь себя: «Почему это должно быть ужас­но? Допустим, у меня не получится так просто завести друзей на новом месте. Разве из-за этого стоит распускать нюни?»

Работая с ее домашними заданиями, я продолжал обсуждать темы: что не будет ничего ужасного, если она потерпит неуда­чу; ей не следует ненавидеть себя как человека, если она ьедет себя неуместно; она не является ужасным человеком, потому что у нее неприятные симптомы; и она не должна быть наказа­на за то, что она такая глупая. Я заставлял ее обращаться к воп­росу и бороться с собственной негативной самооценкой и по­казывал ей, как следует думать с научной точки зрения, оцени­вать свое поведение объективно и как прекратить давать себе оценку лишь в случае неудачи.

Таким образом, сперва я научил ее относиться к себе благо­склонно, даже когда ее поведение было характерно для челове­ка с фобией. Как только она перестала винить себя, она стала выполнять домашние задания, направленные на избавление от фобии. Затем у нее это получалось все легче и причиняло все меньше боли. И, наконец, ей стало нравиться выполнять неко­торые из них, и это стало для нее привычным делом. Напри­мер, она открыла для себя, что свидания с мужчинами являют­ся абсолютно новым опытом для нее. Затем ей стали нравиться эти свидания, она стала более разборчивой, назначая их, и ста­ла чувствовать себя беспокойной и незанятой, когда выдавался свободный вечер и у нее не было назначено романтических встреч. Однако, когда у нее появился постоянный мужчина, она прекратила это и довольствовалась тем, что виделась с ним не­сколько раз в неделю, занимаясь остальное время другими де­лами.

Поначалу этой женщине было чрезвычайно сложно ступать на «загрязненную» территорию, и она часто возвращалась к тому, что пряталась в безопасных местах. Затем она стала прибегать к «очищающим» мероприятиям почти по расписанию: занимаю одну территорию на этой неделе, другую — на следующей и т. д.

Рационально-эмоциональная терапия и лечение фобий

После двух месяцев такого регулярного очищения, она активи­зировала свои действия, направленные на избавление от фобии. Она стала осознавать, что никакая территория не может быть грязной сама по себе, что это были только ее мысли. Она сразу стала бывать везде, где только могла, и за 10 дней посетила все дотоле запрещенные места. Несколько недель спустя она реши­ла, что вылечилась от боязни «загрязнения», и стала работать над различными тревогами, которые беспокоили ее в меньшей степени, в том числе над страхом перед сексом. После 45 сеан­сов психотерапии (которые длились в течение 13 месяцев) она практически избавилась от фобий, собиралась выйти замуж и считала, что вылечилась. Я встречался с ней несколько раз в те­чение последних лет по поводу ее проблем с мужем и его семь­ей, и она казалась абсолютно лишенной всяких страхов и до­стигшей более чем средних успехов в плане приспособленно­сти к жизни. У нее все еще была определенная склонность вос­принимать многие события серьезнее, чем они были на самом деле, но она быстро принималась за борьбу с большинством из таких стремлений и делала это успешно. Ее муж (которого я так­же видел несколько раз) считал ее очень сильным человеком; но я чувствовал, что ей все же сложнее, чем большинству лю­дей, что она до сих пор испытывает трудности, сталкиваясь со многими ситуациями, но все же ведет себя удивительно хоро­шо для человека, который недавно был так сильно обеспокоен. Рационально-эмоциональная терапия подходит далеко не для всех людей, страдающих серьезными фобиями. Многих бывает просто невозможно убедить чем-то рискнуть и доказать себе, что от этого мир не обрушится им на голову. Но в случаях с не­которыми пациентами атаки на их перфекционизм, произво­дящиеся с помощью направленных и философски обоснован­ных домашних заданий, дают ощутимый эффект, а также до­вольно хорошо работают в случаях, которые вообще не подда­ются лечению более пассивными и общепринятыми методами.

 

 

ЛЕЧЕНИЕ ПСИХОЗОВ И ПОГРАНИЧНЫХ СОСТОЯНИЙ

Рационально-эмоциональная терапия изначально создава­лась для лечения так называемых невротиков. Однако состоя­ния, которыми страдает большинство таких людей, правильнее будет назвать пограничными с психозами или нетипичными психозами и отнесение их к неврозам было бы недооценкой тя­жести этих состояний.

Вспомним статью в «Американском журнале психиатрии», вышедшем несколько лет назад, в которой говорилось, что в начале своей деятельности Фрейд часто ставил ошибочный ди­агноз большинству своих пациентов, так как он расценивал многие случаи как истерии или неврозы, хотя в свете примене­ния современных методов диагностики этих пациентов следо­вало бы назвать шизофрениками. Этот тип неправильной диа­гностики по-прежнему может преобладать. В частности, если психотерапевт ведет частную практику, то он вскоре обнаружит, что поскольку он берет довольно высокую плату за сеансы и так как его клиенты (отчасти из-за серьезности заболевания) небо­гаты, он чаще сталкивается с теми, кто практически вынужден обращаться за помощью, чем с людьми, которые получили бы

Лечение психозов и пограничных состоянии

от нее пользу. Пациенты, которые считают, что нуждаются в по­стоянной и длительной поддержке со стороны врача, скорее всего страдают психозами или пограничными с ними состоя­ниями.

Судя по опыту, в том числе и моему, у большинства постоян­ных клиентов психотерапевтов имеет место первичная госпи­тализация в психиатрический стационар. Некоторые из них попадают г од наблюдение, когда временно покидают психиат­рическую больницу, а большая часть — после выписки из нее. Многие из тех, кто никогда не находился на лечении в подоб­ных заведениях, обращаются за помощью, потому что чувству­ют, что они на грани срыва или самоубийства. Очевидно, что такие люди очень «больны».

Когда-то было широко распространено мнение, что почти у всех пациентов с серьезными нарушениями, включая изначаль­но страдающих психозом, такое состояние является следстви­ем воздействия окружающей среды, в том числе травмирующих переживаний в течение первых лет жизни. Сейчас появляется все больше доказательств, свидетельствующих в пользу того, что, возможно, все люди рождаются с довольно отчетливыми «дырами в голове». Таким образом, люди, страдающие психо­зами, рождаются с гораздо большими дырами, чем остальные.

Из этого следует, что люди биологически предрасположены искаженно воспринимать многие события; быть склонными к самоубийству; слишком легко подвергаться внушению и черес­чур все упрощать; становиться враждебными или беспокойны­ми при минимальной провокации; поддерживать в себе беспо­койство и враждебность, независимо оттого, какое воспитание они получили и в каком обществе росли. В результате клиниче­ских наблюдений среди психотерапевтов укрепилось мнение, что мужчины и женщины имеют первичную генетическую пред­расположенность к эмоциональным расстройствам, и что трав­мы, которым они впоследствии подвергаются, помогают воп­лощаться этой предрасположенности и заставляют их расстрой­ство становиться гораздо серьезнее, чем это свойственно их био­логической природе.

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

Устойчивость к лечению у пациентов, страдающих серьезны­ми расстройствами, может быть следствием врожденных осо­бенностей этих людей. В некоторых случаях выясняется, что они не поддаются лечению, так как убеждены, что не могут себе по­мочь, или они не хотят прикладывать усилия для достижения ощутимого результата, или они не хотят это делать назло врачу или по идеологическим соображениям. Но во многих других случаях очевидно, что пациенты очень хотят улучшить свое со­стояние и на самом деле много работают над этим, но они ис­пытывают серьезные трудности. Очень возможно, что эти за­труднения являются врожденными, мешают им всю жизнь и яв­ляются важной составляющей их расстройства. Другими слова­ми, в то время как многие невротики по разным причинам про­сто не думают ясно и логично о своем состоянии, пациенты, у которых не происходит улучшения при явной их заинтересо­ванности в излечении, обычно страдают психозами или погра­ничными с ними состояниями и просто не в состоянии ясно мыслить.

Наблюдение таких пациентов в течение долгого времени убе­дило меня в том, что у них имеются большие трудности со спо­собностью сосредоточиться. Они либо не могли адекватно сфо­кусироваться на решении своих жизненных проблем и часто были необычно рассеянны и неорганизованны в своих мыслях; либо чрезмерно и очень жестко фокусировались на какой-то части своей жизни и становились не способны сосредоточить­ся на других аспектах любой ситуации, требующей решения. Чем дольше наблюдаешь такое поведение, тем яснее становится, что этот пациент не принадлежит к группе невротиков, хотя его поведение зачастую типично для таких больных. У таких людей имеются настоящие проблемы с мышлением, что, как утверж­дает Юджин Блелер (В1еи1ег), абсолютно типично для шизо­фреников. Также интересно отметить, что для Шакова (8Ьа1со\у) результатом тридцатилетнего изучения шизофреников стало следующее наблюдение: «Если бы нам нужно было кратко опи­сать систему личности шизофреника самым простым языком, мы бы сказали, что у него есть две основные проблемы: во-пер-

Лечение психозов и пограничных состояний

вых, он реагирует на старые ситуации таким образом, как будто они новые (он не может привыкнуть), и на новые так, как будто они уже недавно имели место (он упорствует); и, во-вторых, он чрезмерно бурно реагирует, когда стимул сравнительно слабый, и не реагирует вовсе, когда стимуляция сильна». По этим двум признакам видно, что шизофреник временами чересчур или не­достаточно сосредоточен.

Клинические исследования Аарона 1; Бэка подтверждают то, что у людей, страдающих серьезными расстройствами, основные проблемы, возможно врожденные, связаны с фокусированием внимания или мышлением. Бэк отмечает, что «современные ис­следования показывают, что систематические отклонения от ре­алистичного и логического мышления происходят даже при очень умеренных формах заболевания... Тип нарушения мышления, описанный в этой работе, тот же, что описан в трудах, посвящен­ных шизофрении... Эти открытия наводят на мысль, что нару­шения мышления могут быть обычным явлением при любом типе психопатологии».

Бэк также отмечает, что «преувеличение и преуменьшение ведут к таким большим ошибкам в оценке, что следствием их является искажение. Эти процессы проявляются в виде низкой оценки пациентом своих достижений и возможностей и пре­увеличении значения его проблем и задач. Другим примером является преувеличение силы или важности травмирующего события. Часто наблюдалась начальная реакция пациентов на неприятное событие как на катастрофу. Как правило, в даль­нейшем выяснялось, что случившаяся беда на самом деле пред­ставляет собой куда менее серьезную проблему».

Утверждение Бэка имеет два важных следствия. Во-первых, оно подразумевает, что теория Фрейда относительно большой важности детской травмы несостоятельна, так как люди, кото­рые подверглись такого рода «травме», с таким же успехом мог-* ли и придумать ее, преувеличивая значение обычных трудно­стей, которые они могли испытывать. И, во-вторых, подразу­мевается, что у этих пациентов присутствует основное наруше­ние мышления, обусловленное как врожденными, так и соци-

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

альными причинами, что является причиной их отличий от ос­тальных так называемых невротиков, которые слишком расстра­иваются по поводу своих проблем, но которых довольно легко научить справляться с этим и жить с этими проблемами.

Имеется и другое значительное свидетельство в пользу того, что многие пациенты, которым так просто был поставлен диаг­ноз «невроз», на самом деле страдают психозом и они не могут (а не не хотят) просто думать о себе и окружающих. Именно им сложнее всего оказать помощь, когда они обращаются к психо­терапевту. Несколько случаев, описанных ниже, показывают, что даже самые нормальные люди рождаются с серьезными пробле­мами в области мышления, и, следовательно, они обычно склон­ны к каким-то эмоциональным нарушениям и саморазрушаю­щим действиям.

Возьмем, к примеру, ученых, которые в области своих иссле­дований мыслят научно, что означает, что они должны быть наи­более объективными и беспристрастными наблюдателями и экс­периментаторами. В действительности, как пишет один писатель в своей статье под названием «Наука», некоторые великие уче­ные, такие как Чарльз Дарвин, сталкивались с большими труд­ностями. Когда им приходилось изменять свои представления, они часто отказывались от этого, когда ясные фактические дока­зательства говорили в пользу того, что было бы умнее сделать это. Известно, что люди науки часто придираются к доказательствам, игнорируют, отказываются их принимать; и иногда лишь 10 или 20 лет спустя они, в конце концов, неохотно признают их и отка­зываются от своих ложных гипотез. И напомним, что зачастую так неправильно думают великие умы и великие ученые.

Человеческой слабостью является сопротивление принятию новой информации, хотя в наших интересах было бы сделать это. Более того, вследствие принципа инерции, люди склонны пренебрегать использованием очень ценной информации и по­ниманием того, что мы теоретически принимаем. Потому что мы находимся в хорошо смазанном желобе, ограничивающем наше поведение, назовем его желоб А, и катимся в нем с доста­точным комфортом. Нам исключительно сложно, по многим

Лечение психозов и пограничных состоянии

причинам, выбраться из него и начать ехать по желобу В, даже в том случае, если мы знаем, что было бы гораздо умнее сделать это. Например, когда мы сидим, тупо уставившись в телевизор, и знаем, что было бы гораздо лучше заняться каким-то имею­щимся у нас делом, мы продолжаем сидеть, упрямо находя глу­пые объяснения, почему нам следует продолжать смотреть на экран телевизора. Затем, когда нам наконец удается заставить себя заняться нужным делом, мы каким-то образом начинаем приятно и легко двигаться по желобу, который мы назовем же­лоб В, так что мы на удивление часто отказываемся выбраться из него, когда приходит тот момент, когда разумно пересесть в желоб С, который может являться отходом ко сну, игрой с деть­ми, едой или даже снова возвращением к желобу А (так как, воз­можно, по телевидению показывают передачу, которую действи­тельно было бы полезно посмотреть).

Люди, и по моему убеждению все, ведут себя тупо не просто время от времени, но делают это постоянно, во вред своим соб­ственным интересам, не важно, как бы умны и образованны они ни были. Как же сильно я был поражен этой саморазрушающей и совершенно иррациональной склонностью, когда я взял ме­дицинский журнал и увидел фотографию талантливой молодой женщины-врача, получившей приз за свои ценные исследова­ния. Судя по фото, она весила по меньшей мере 200 фунтов.

Простой пример. Я близко знаю, по крайней мере, 50-60 вра­чей. Все они прошли 4 года обучения в медицинском инсти­туте, 1 год в интернатуре и 1 год практики. Кроме того, неко­торые из них специализировались 3 года в какой-то опреде­ленной области и хорошо знакомы с необычными случаями в клинической или исследовательской практике. Большин­ство из них являются специалистами по внутренним болез­ням или врачами общей практики и проводят большое коли­чество времени, советуя своим пациентам не переедать, бро­сать курить, воздерживаться от чрезмерного принятия алко­голя и высыпаться.

Какой процент из этих врачей следует в разумных пределах этим простым законам физического здоровья, которым учат

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

практически всех школьников? По-моему, не более 5 процен­тов; практически все врачи, которых я знаю, едят слишком мно­го, курят, злоупотребляют алкоголем или слишком мало спят, а некоторые из них совершают сразу все эти вредные действия. Это означает, что 95 процентов умного и высокообразованного населения разрушает себя.

Один из моих собственных пациентов, очень квалифицирован­ный врач, как-то пришел ко мне и сказал: «Доктор Эллис, вы мо­жете думать, что я буйный псих, но вам действительно стоит ос­мотреть весь персонал нашей больницы, потому что они все такие же сумасшедшие, как и я. Особенно один из них, имеет ученую степень, доктор наук, физиолог. Ему меньше 35 лет, и он занимает одно из первых мест в стране по ожирению. Можете не верить, но он весит порядка 300 фунтов».

Посмотрите, какое количество разрушающих себя людей име­ется среди ваших знакомых, включая (естественно) психиатров, психологов и социальных работников в области психиатрии, которых вы близко знаете. А также взгляните, если пожелаете, на знакомых, долгие годы прибегавших к психоанализу и дру­гим формам лечения, и которым, возможно, сейчас лучше, чем тогда, когда они впервые обратились за помощью, но которые все же еще далеки от состояния душевного равновесия. Не яв­ляется ли эта вездесущесть и огромная частота неврозов и пси­хозов показателем какого-то существенного свойства человека, присущего всем современным мужчинам и женщинам, не го­воря уже о подростках?

Если честно рассматривать случаи эмоциональных рас­стройств средней и высокой степени тяжести в нашей стране (так же, как и во всех других частях современного мира), рож­дается разумный вопрос: как так получается, что 95 или 99 про­центов населения ведет себя так по-детски, столь иррациональ­ным и саморазрушающим образом? Действительно ли такое поведение является следствием воспитания в раннем детском возрасте?

Похоже, что имеются свидетельства в пользу отрицательного ответа на этот вопрос. Например, среди моих собственных кли-

Лечение психозов и пограничных состояний

ентов есть выходцы из самых разных уголков нашей планеты, и все они воспитывались совершенно по-разному. Одни из них росли в самых либеральных условиях, другие — в условиях ис­ключительно строгих моральных норм поведения. Одних роди­тели обожали и баловали, других — ненавидели и постоянно наказывали. У некоторых было множество братьев и сестер, дру­гие были единственными детьми в семье, а третьи выросли в детских до?лах. Практически невозможно описать все разнооб­разие условий, в которых воспитывались эти пациенты. Одна­ко, особенно если они страдают шизофренией, просто порази­тельно, насколько похож их образ мышления в некоторых си­туациях и насколько порой невероятно сходными бывают их симптомы.