ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ СИСТЕМ УПРАВЛЕНИЯ И РАДИОЭЛЕКТРОНИКИ (ТУСУР) 7 страница

— Я пойду в архив, — предупредила, обратившись к Косте.

Холод в устремившемся на меня взоре сменился вопросом.

— А? Зачем?

— Продолжу выяснять, что написано в той книге о Больтарасе.

— Я с тобой!

— Ладно.

Мои попытки разобраться с тем, что было написано в фолианте, обращались в пыль тщетности одна за другой. Когда Костя ушел к Страгловцу, боевой дух окончательно покинул меня.

Денис Валерьевич позвал меня за собой около трех часов. Костя интересовался, куда мы собрались. Я уверена, он горел желанием пойти со мной, но присутствие Страгловца поубавило его пыл.

У человека из элитного подразделения Системы был свой автомобиль. Черная, сверкающая иномарка с тонированными стеклами. Когда я садилась в машину, то увидела вышедшего из библиотеки Костю. Он провожал нас недовольным взглядом, и я понимала, что по возвращению мне так просто не отделаться от него.

Дорога до места убийства призрака Ильи заняла чуть меньше двадцати минут. Узрев знакомую обстановку, я пыталась унять растущую дрожь в теле.

— Ты уверена, что это произошло здесь? — уточнил Страгловец, когда мы вышли из его «Мерседеса».

— Да, — никаких сомнений.

Моя рука непроизвольно потянулась к медальону. Заметив мой жест, брюнет что-то пробормотал себе под нос и задрал рукав пиджака. Я увидела необычные часы на его левом запястье. Приглядевшись, я поняла, что это вовсе не часы, а переходник в Середину, как мой медальон.

Интересненько.

Переместив стрелку на переходнике, Страгловец исчез. Оглядевшись, я последовала его примеру и перенеслась в Середину.

Мое дальнейшее присутствие было бессмысленным, так как Денис Валерьевич погрузился в свои дела. Он тщательно изучал территорию, искал следы недавнего присутствия здесь Больтараса. Я стояла в сторонке и наблюдала за ним. Несколько удивилась, когда Страгловец достал из чемоданчика, который держал в руке, несколько небольших пакетов для улик, упаковку ушных палочек и пластмассовую баночку.

В баночку он набрал воздух Середины. В один пакетик соскоблил палочкой пробу земли. А еще ему удалось найти какую-то вязкую гадость желтоватого цвета. Заметив мое перекошенное от отвращения и любопытства лицо, Страгловец поспешил объяснить, что эту «дрянь», скорее всего, оставил Больтарас.

Собрав все необходимое, Денис Валерьевич сказал, что мы можем возвращаться.

Время неумолимо близилось к вечеру. Я почти уснула за столом, когда чья-то рука мягко приземлилась на мое плечо.

— Не собираешься домой? — раздался сверху голос Роберта Александровича.

Протерев глаза, я отлепила щеку от страниц книги и подняла голову.

— Все закончилось? — подорвавшись, спросила я, обратив взгляд на Хранителя.

Тот слабо улыбнулся и кивнул.

— Да.

Похоже, я все-таки уснула.

— Не возражаете, если я возьму почитать? — спросила, поднимаясь стула.

— Конечно, бери. Только… — он отошел, скрывшись за стеллажами, и вернулся буквально через полминуты. — Ты все равно ничего не поймешь. Фолиант написан на древнем языке душ.

Чего-чего?

— Я-я-ясно, — пробормотала я.

— Вот, держи, — Роберт Александрович протянул мне маленькую книжку в черном твердом переплете. — Это словарь. Думаю, ты разберешься как-нибудь. Извини. Хотелось бы помочь, но у меня полно дел с Порталом и вырвавшимися душами, так что…

Я приняла книгу и внутренне заликовала. Со словарем все значительно упростится.

— Нет-нет. Что вы. Спасибо.

Сегодня же ночью займусь переводом!

— Если найдешь что-нибудь интересное о Больтарасе, сообщи, хорошо? Я знаю все о Порталах, но о подобных Сущностях…

Прижав книги к животу, я кивнула.

— Обязательно скажу. Еще раз спасибо!

Покинув архив, я оббежала взглядом штаб, но не увидела Кости. И куда он ушел?

— Потеряла меня? — смеющийся голос раздался за спиной.

Пискнув оттого, что меня ущипнули за бока, я резко обернулась и стукнулась носом с подбородком Кости.

— Ай, — шикнула я. — Больно. Костя, не делай так…

Невольно затаив дыхание от столь близкого нахождения друга рядом, я уставилась на его приоткрытые губы. А точнее на маленькое, черное колечко в нижней губе. Оно притягательно сверкнуло, когда Костя сделал резкий вдох. Мое тело превратилось в неподвижную плоть.

— Костя? — негромко сглотнув, я отстранилась назад и с необъяснимой тяжестью подняла взгляд вверх. Встретившись с бесконечной голубизной его глаз, растерянных, глубоких и… нежных, я почувствовала, как меня затягивает в вихрь щекочущих внутренности эмоций.

Почему я не могу пошевелиться?

— Я… — Костя проглотил остаток предложения и закрыл глаза. — Извини.

Он сделал шаг назад и опустил хмурые глаза к полу.

— Не хотел напугать тебя.

Машинально приложив руку к груди, я испугалась той мощи, с которой колотилось сердце.

Это было неловко. Определенно.

Я тихо прокашлялась, стараясь избавиться от легкого зуда в горле, из-за которого начали слезиться глаза.

— Где ты был? — спросила и не узнала свой голос.

Да что со мной?! Наверняка я выглядела сейчас странно со стороны.

— Ходил в магазин, — почесав затылок, ответил Костя, вернув прояснившийся взгляд на мое лицо. — Ты красная, Женька.

Правда?

Накрыв ладонями щеки, я почувствовала жар, исходивший от кожи. Да что за черт?

— Хмм, — невнятно промямлила я.

Усмехнувшись как-то резковато, Костя похлопал меня по макушке.

— Неужто втюрилась в меня?

Загнанная в угол собственными чувствами и последними словами Кости, я чуть не подавилась от взрывоопасного микса смятения и злости.

— Чего?! — вскрикнула я. — Разбежался!

Он звонко и заливисто расхохотался.

— Что смешного? — прорычала, дернув головой.

Ладонь Кости упала с моих волос.

— Просто ты так покраснела, когда мы стояли близко друг к другу, — объяснил он, сверкая белозубой и широкой улыбкой.

«Неправда!» хотелось завопить мне, однако я действительно покраснела, и отрицать это было бы глупее, чем признать.

— Ну и что, что покраснела? — скрестив руки под грудью, решила сделать невозмутимый вид, да только плохо получалось. Костя видел меня насквозь и так гаденько хихикал в кулак. — Это вполне нормальная реакция, когда двух людей разделяют сантиметры. И вовсе не значит, что я влюбилась в тебя.

— Ну, ладно, ладно.

Вздохнув, Костя засунул руку в карман джинсов и достал упаковку жевательных конфет «Starburst». Распечатав ее, он закинул одну штучку в оранжевой обертке себе в рот.

— Будешь?

Все еще немного сердясь, не зная на кого, я покачала головой.

— Нет. Спасибо.

Костя пожал плечами и убрал конфеты обратно.

— Потопали домой, Женек?

Натянув на лицо спокойную улыбку, он направился к лифту.

Влюбилась я в него… конечно.

Молясь о том, чтобы сердце обрело умиротворение, я поплелась за Костей. В абсолютном молчании мы поднялись наверх, миновали читальный зал и покинули библиотеку. Прохладный, вечерний ветерок помог погасить пожар на моем лице.

Разместившись сзади Кости на мотоцикле, я с робостью обвила руки вокруг его талии.

— Эй, я тебе не котенок. Не волнуйся — ребра не сломаешь, так что обними крепче, — со слабо обидой в голосе сказал Костя.

Я кивнула и сделала свою хватку сильнее.

— Еще свалишься где-нибудь по дороге, — продолжал бурчать он. — Убьешься, не дай Бог.

Я крепко зажмурила глаза, чтобы не думать о том, какой у Кости твердый пресс. Словно вместо кубиков маленькие, симметричные кирпичи. Подобные мысли закрадывались мне в голову, когда я впервые села с ним на мотоцикл. Все-таки, я никогда не ездила на нем с парнем, никогда не обнимала кого-то так крепко, как Костю. От этих объятий зависела моя жизнь, потому что, скажу я, мотоцикл отнюдь не безопасный транспорт.

Но сейчас, после неловкого инцидента в штабе несколько минут назад, я задумалась даже о том, чтобы идти пешком домой, лишь бы не дать бушующему волнению разорвать меня на части.

Я отклонила голову, насколько это было возможно, но мои губы все равно едва не касались шеи Кости. Я боялась сделать вдох, чтобы не дать аромату его туалетной воды проникнуть в меня.

У Кости был вкус, как в одежде, так и в духах.

— И кстати, Женька, — когда он повернул голову немного вбок, я чуть не соприкоснулась носом с его щекой.

— Чего?

— Я не против, чтобы ты в меня влюбилась.

 

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА

 

«Я не против, чтобы ты в меня влюбилась».

И как это понимать?

Сделав два оборота влево, я открыла входную дверь. Звон упавших на линолеум ключей привел меня в чувства.

Мои осторожные шаги эхом отдавались по квартире. Я прошла по коридору, мимолетно заглянув в гостиную, но никого не увидела. Значит, мама еще не вернулась. Застыв у комнаты младшей сестры, я прислушалась к звукам, но по ту двери простиралась такая же тишина, что и везде. Ани тоже нет? Может, она спит? Хотя еще рано. Или нет? Я ведь даже не знаю, сколько сейчас времени...

Костя все же впихнул мне несколько жевательный конфет перед тем, как уехать, и заставил съесть их при нем, поэтому я была не голодна, поэтому сразу пошла к себе, чтобы не выползать оттуда до наступления утра.

Бросив рюкзак на кровать, я подошла к столу, включила настольную лампу, но та не зажглась.

— Я же недавно лампочку меняла, — сказала вслух свои мысли.

Нахмурившись, я сбегала в гостиную. В ящичке стенки под телевизором, где хранился всякий хлам, я не отыскала запасного источника света. Выкручивать лампочку из коридора стало лень, поэтому я решила заменить ее Алмазным огнем.

Перелистывать древний фолиант одной рукой, а другой поддерживать свет в комнате, окутанной мраком, оказалось не совсем удобно. Черт. Это вообще было непросто. Я постоянно сбивалась, концентрируя больше внимания на изучении символов в книге и их поиске в словарике, который дал Роберт Александрович, а из-за этого гас мой огонь, потому что ему не хватало внимания мозга.

Я ничего не понимала. Ни единого иероглифа. Мне удалось перевести лишь парочку, но они не несли в себе никакого смысла. Первый звучал как «Малум», второй «Элементы». Но я не останавливалась. Делала минутные передышки, чтобы разминуться, и возвращалась к переводу.

Спустя энное количество времени я изрядно перенапряглась и, совершенно забыв об огне в своей ладони, опустила ее на стол рядом с компьютером. Слава богам, мне удалось вовремя среагировать, иначе бы я помахала ручкой своему старенькому другу «Acer».

Хотелось залиться слезами и опустить голову, признав свое бессилие в борьбе с закорючками на страницах фолианта, но мне чертовски хотелось узнать побольше о Больтарасе. Лишь поэтому в моей душе все еще пылал огонек, пусть уже и не такой яркий. Была мысль спросить о Сущности Страгловца, ведь наверняка он знает о Больтарасе очень много, раз собрался охотиться. Однако вскоре эта идея перестала казаться мне столь привлекательной. Не думаю, что Денис Валерьевич так сразу все выложит о том мутанте, пожирающем души, малознакомой и любопытной девчонке.

И все же, как это необычно.

«Еще часик, и спать» наказала себе и, расправив плечи, продолжила ничтожные попытки довести дело до конца.

Даже по истечению этих шестидесяти минут мне не удалось сдвинуться с мертвой точки. Зевая через каждые десять секунд, я приковала взгляд к исчирканному листочку блокнота.

— Малум, — прочла одно из двух обведенных слов.

Что это? Или кто?

— Элементы, — мои глаза переметнулись на соседнее выделенное слово.

Какие еще элементы?

Два понятия, совершенно не совместимые друг с другом. Для меня. Если бы мне удалось перевести хотя бы еще что-нибудь, возможно, я бы приблизилась к смыслу, спрятанному за сложно понимаемым древним языком душ.

Надеюсь, Роберт Александрович поможет разобраться мне хотя бы с этим.

Опершись щекой о кулак, я грустно посмотрела на изображение Больтараса. От усталости веки налились свинцом и обрушились на глаза. Я изо всех сил прогоняла сон мыслями о том, что не могу прекратить вести свое расследование. Я редко отличалась упорством, лишь в некоторых, особо важных делах это качество давало о себе знать.

Я непременно выясню, что за существо такое — Больтарас.

Я обязательно спасу свою семью. Приложу все силы для того, чтобы продержать нас на плоту и не дать утонуть в боли.

Папа… мне не хватает тебя.

Смахнув со щеки влажный хрусталик, я погасила огонь и захлопнула словарик с фолиантом, вложив исписанный листочек между страницами, как закладку. Переодевшись в шорты и майку, я собралась залезть под одеяло, но услышала звук падающей вещи за спиной и резко обернулась.

Мое сердце пропустило удар. Не в состоянии проглотить появившийся ком ужаса в горле, я выпустила из онемевших пальцев одеяло и прошла через комнату, остановившись рядом со шкафом с одеждой. Мои расширенные глаза вонзились в упавшую фотографию в деревянной рамке.

Как… как она упала? Фотография стояла на нижней доске многоярусной книжной полки далеко от края, так что никак не могла свалиться.

С трудом поборов оцепенение, я медленно присела на корточки и осторожно подобрала перевернутую лицевой частью вниз рамку. Пробежавшись пальцами по не треснутому стеклу, я выдохнула с облегчением.

Слава богу, обошлось.

Эта фотография была самой ценно вещью в комнате.

Я не успела осознать, как слезы подступили к глазам. Плотно стиснув зубы, я сдерживала их, как могла. Но одна соленая капелька все-таки сумела обойти препятствие в виде моего кулака и упала на улыбающееся лицо папы. Он крепко обнимал меня и Аню, мы сидели на его коленях, а мама обнимала папу за шею.

От фотографии повеяло невероятным теплом, но мне стало нехорошо. Ноющая боль, объединившись с одиночеством, задались целью раздавить меня. Расщепить на атомы. Сжечь в яростном огне безвыходности. Я не могла вдохнуть из-за ощущения удушения, стиснувшего горло.

Я больше не могла сдерживать слез.

Они брызнули нетерпеливыми градинами по щекам, делая мое лицо сырым и ужасным.

Я столько сдерживала себя. Сдерживаю каждый день, чтобы ни мама, ни Аня, никто не видел, насколько я уязвима. К огромному несчастью, моя ложь недостаточно искусна, чтобы в нее поверила Боль. Она проворная, зараза. Она знает меня «от» и «до», все мои слабости и сильные стороны. Но под ее пристальным надзором мне кажется, что я лишена каких-либо преимуществ перед ней.

Если бы я только смогла заставить эту особу поверить в свой обман, было бы намного проще. Но это ядовитое чувство, прознав, что в моей душе появилась очередная брешь, тут же заполнила ее нескончаемой чернотой.

Стараясь не разжимать дрожащих губ, чтобы крик, рвущийся наружу из груди, так и остался не услышанным, я поднялась с пола и, вытерев влагу со стекла, поставила фотографию обратно на полку.

Почему ломаться так просто, а восстанавливаться тяжело?

Проведя ладонями по лицу, я стерла остатки своего отчаяния и резко развернулась к кровати.

Поревела, и хватит. Теперь нужно снова быть сильной.

Укрывшись одеялом, я отвернулась лицом к стене и стала следить за извивающейся серебряной нитью на светло-бежевых обоях, образующую цветочные узоры, чтобы скорее погрузиться в сон.

Меня не вызывали на задание ночью, так что я смогла спокойной выспаться. Ну, как спокойно… очередной кошмар, игра в догонялки с Больтарасом. Естественно, я была пищащей жертвой.

Стрелки часов показывали половина седьмого. Я лежала в постели, пытаясь закрыть глаза и открыть их хотя бы еще через полчасика, но ничего не выходило, поэтому я встала, не в силах бездельничать.

Я чистила зубы в ванной и изучала свое бледное отражение в квадратном зеркале над раковиной, когда в дверь постучались.

— Аня, ты там? — послышался мамин голос.

Хах. Моя сестра не встает в каникулы раньше одиннадцати. Я всегда удивлялась, как легко ей удавалось менять режим сна, потому что во время учебы она спокойно поднималась в шесть утра.

Кстати, о ней.

Похоже, Аня опять не ночевала дома. Я уже сделала ей пару звонков, но, как и в большинстве случаев, мне пришлось слушать женский голос, сообщающий о том, что телефон Ани выключен, или находится вне зоны действия сети.

Я отошла от раковины и открыла дверь.

— Добвое… — я вытащила зубную щетку изо рта и усмехнулась. — Доброе утро, мам.

— Я думала, здесь Аня, — пробормотала мама.

Моя улыбка сползла с лица.

Укутавшись в халат, она вздохнула и поплыла в их с отцом спальню, которая теперь принадлежала только ей.

Я решила отложить душ, чтобы не отнимать у мамы время перед работой, и освободила ванную через несколько минут.

Переодевшись, я отправилась на кухню, чтобы приготовить нам с мамой завтрак. Ей я сделала яичницу с остатками бекона, а себе бутерброды в микроволновке с сыром и нарезанной свежей помидоркой.

Вскоре мама присоединилась ко мне. Правда к тому времени я уже позавтракала, а ее яичница и кофе остыли. Она проскользнула к столу и сделала пару глотков. Слабо поморщившись, поставила кружку обратно на стол рядом с тарелкой.

— Ты не будешь? — поинтересовалась я, кивнув на яичницу.

— Я опаздываю, — ответила она, поправляя на себе бежевую блузку.

— Но…

— Все нормально, Женя. Я не голодна.

Но это невозможно. За последнее время мама ела при мне всего несколько раз. И я сомневаюсь, что в моем отсутствии она забивала свой желудок. Мама сильно похудела. Юбка-карандаш, которую она сегодня надела, еще два месяца назад была ей как раз. А сейчас она висела, и маме пришлось надеть ремень, чтобы не потерять ее где-нибудь по пути на работу, или обратно.

В ужасном состоянии была ее кожа. Бледня, сероватым оттенком, зеленые глаза впали, под ними — огромные фиолетовые круги, словно она не спит ночами, хотя она спит много. Ее шикарные и блестящие рыжие локоны сейчас были похожи на солому, которую она убирала либо в пучок, либо в хвост.

Мама перестала следить за собой. А ведь она у меня такая красивая.

— Я сегодня задержусь, — сообщила она, закрепив собранные на затылке волосы заколкой. — Будет совещание и, в общем, — она издала громкий вздох, — не ждите меня на ужин.

Не ждать ее на ужин? Как будто мы и так ужинаем вместе.

— Хорошо, — кивнула я.

Мама пробежалась глазами по кухне и застыла, когда ее взгляд остановился на стуле, за которым всегда сидел папа. Лицо мамы вытянулось, морщинки на лбу оттого, что она хмурилась, разгладилась, и нижняя губа задрожала.

Она вспоминала, и это причиняло ей неописуемую боль.

Мне так хотелось подойти к ней, крепко обнять и пообещать, что все будет хорошо, что мы будет в порядке. Но мама бы не подпустила меня. Она не позволила бы себя обнять. Я пыталась сделать это много раз, но снова и снова мама под всевозможными предлогами избегала моих объятий. Я не знаю, почему она отталкивает. Это терзает меня. Очень сильно. Но я перестала настаивать. Перестала пытаться. Но я не сдалась. Я жду.

Жду.

Это все, что мне остается делать.

— Ладно, — медленно произнесла мама и растерянно перевела взгляд. — Мне пора…

— Пока, — я улыбнулась в надежде увидеть в ответ то же самое.

Мама даже не попыталась. Она поспешно отвернулась от меня, будто стеснялась смотреть мне в глаза, и поспешила покинуть кухню.

Я не услышала звук захлопывающейся двери, но услышала громкое мамино: «Ооох». Соскочив со стула, я побежала в гостиную, чтобы выяснить причину этого пугающего звука.

Дело было в Ане, которая, навалившись на ручку двери, заползла в дом. Она была пьяна. Черт. Она была жутко пьяна, и едва могла стоять. Увидев ее в таком состоянии, я буквально приросла к полу. Аня никогда не позволяла себе вернуться домой нетрезвой, даже если где-то и выпивала пиво с друзьями. Она подросток, и это, вроде как, нормально. Хочется все попробовать. Но сейчас… сейчас она превзошла даже саму себя.

Сестра, громко икая, закрыла дверь и навалилась на нее. Ее одежда была грязной, рыжие волосы спутались и напоминали куриное гнездо, на лице размазался макияж. Она выглядела отвратительно. Просто. Отвратительно.

Я не могла выразить словами, в каком шоке находилась.

В квартире повисла нерешительная тишина. Мне было тяжело сдвинуться с места. Я медленно перевела взгляд на маму. На ее лице сложно было прочесть какие-либо эмоции, но она стало белее снега.

— Аня… — тихо, почти бесшумно произнесла мама и резко пошатнулась назад, словно от удара.

Я инстинктивно ринулась в ее сторону, чтобы подстраховать от падения, но мама сумела сохранить равновесие. Аня медленно сползла вниз, прижимаясь спиной к двери, и взялась руками за голову. Она запустила пальцы в запутанные волосы, уткнулась лицом в согнутые колени и начала стонать.

Как она добралась до дома в таком состоянии?

— Бли-ин, — промямлила Аня.

Мама издала судорожный вздох. Ее глаза стремительно расширились, и я ожидала любой реакции. Это странно, но я надеялась, что мама разозлится. Почувствует хоть что-нибудь. Будь то даже гнев. Я хотела, чтобы она перестала быть такой спокойной, подошла к Ане, хорошенько бы ее встряхнула и вправила мозги на место.

Но в какой-то момент что-то изменилось. Изумрудные глаза вновь стали холодными и отстраненными, словно мама заставила себя отключить эмоции.

Без чувств проще закрывать на все глаза.

— Мам, — прошептала я подавленно.

Мне было жаль, что ей пришлось увидеть Аню в таком состоянии. Но я надеялась, что, может быть, именно это поможет встать на путь возвращения к прежней жизни.

Мама вздрогнула, услышав звук моего голоса, и, стиснув зубы, обрушила на меня твердый взгляд.

— Помоги своей сестре встать и приведи ее в чувства, — нарочито стальным тоном сказала она.

На выдохе мои плечи осунулись, и я утвердительно качнула головой.

— Я опаздываю, — добавила мама позже, но выглядела она так, словно обращалась уже к самой себе. — Мне нужно идти.

Она посмотрела на сестру, сидящую у двери, но не как на свою дочь, которая совершила проступок, а как на препятствие, мешающее выйти из квартиры и уехать на работу… уехать подальше от дома и проблем.

Проглотив огромный ком, вставший поперек горла, я заставила себя шевелиться и подошла к Ане. Наклонилась и обвила ее плечи руками. Она слабо застонала и стала вяло сопротивляться.

— Пусти, — мямлила сестра, шатаясь.

Я крепче обняла ее.

— Тебе надо умыться, — сказала я ей.

Я увела сестру от входной двери, и мама, даже не взглянув в нашу сторону, вылетела на лестничную клетку.

Когда человек сталкивается с горем, он замыкается в себе. И ему проще убегать от проблем, чем устранять их. Мама как раз такой человек.

Но она не виновата в том, что не способна бороться с болью.

Мама убежала, оставив нас с Аней одних.

Я смотрела на закрытую дверь, но мое внимание тут же переманила на себя сестра, которая приложила руку ко рту, что говорило о том, что ее сейчас стошнит.

— Проклятье! — выругалась я и повела Аню к лестнице.

Как только мы достигли ванной комнаты, она припала к унитазу.

Ее рвало очень долго.

Сестра что-то бормотала и плакала.

Я крутилась рядом, не зная, как к ней подступиться.

Когда Аня закончила, то стала подниматься, но без моей помощи ей бы не удалось этого сделать.

— Ты как? — спросила я, когда мы вышли из ванной.

— Как будто тебе не все равно, — пробубнила она, повиснув на мне.

Ее слова разожгли во мне обиду.

— Если бы мне было все равно, я бы не нянчилась сейчас с тобой, — сказала я угрюмо и толкнула ногой дверь ее комнаты.

Аня ответила мне ядовитым смехом.

Я поморщилась и уперлась взглядом на небоскреб Нью-Йорка, не желая смотреть на бардак. Доведя сестру до кровати, я уложила ее и начала снимать желтые босоножки на танкетке.

— Что ты делаешь? — хмыкнула она и дернула ногой.

Дьявол. Испачкала меня.

Я издала сдержанный вдох.

— Тебе нужно снять грязную одежду, — пояснила я и все же сняла вторую босоножку.

— А тебе нужно оставить меня в покое, — Аня с трудом перевернулась набок.

Я стояла рядом с кроватью и хмуро смотрела на нее, опустив голову. Ее глаза были закрыты, но она не спала.

— Ань, — тихо позвала я.

— Мне не нужна твоя помощь, — едва шевеля языком, проговорила она. — Мне не нужна ничья помощь. Так что… — Аня затихла, так и не договорив.

«Она всего лишь ребенок» напомнила я себе.

Сестра уснула, и ее грязное лицо стало безмятежным. Моя злость на нее растворилась, и я выпустила огорчение вместе с воздухом из легких.

Я укрыла Аню и вышла из комнаты.

Попытаюсь поговорить с ней, когда она… будет в себе.

Мне пришлось отпроситься у Роберта Александровича, чтобы быть с сестрой. Моя компания, хочет Аня этого или нет, ей сегодня просто необходима. Хранитель вошел в мое положение и согласился. Так же я взяла на себя наглость и увильнула от работы Ловца, но только до возвращения мамы. Когда та вернется, я смогу поймать парочку душ.

Я решила провести этот день с пользой. Немного прибралась в комнатах, приготовила борщ на вечер, а оставшееся до вечера время просидела в гостиной на полу с фолиантом напротив. Поскольку было светло, я не прибегала к использованию своего огня. Все-таки, он — полезная вещь.

Не было лишним попытаться пробить один из переведенных иероглифов в интернете. Пришлось помучиться в ожидании, пока открывалась страничка Яндекса. На телефоне оставалось не так много денег, поэтому я должна действовать быстро. За интернет на компьютере я заплатить забыла. С начала летних каникул и начала месяца еще не представилось случая побездельничать, блуждая по просторам всемирной паутины.

Вбив в строку поиска слово «Малум», я не рассчитывала найти ответ. Вылезла информация о яблоках, какой-то сайт о «Bionicle» — я понятия не имела, что это. Просмотрев первую страничку, я не сразу заметила ссылку на «Викисловарь», где «Малум» переводилось с латинского, как бедствие.

О-о-окей.

Я по-прежнему не видела связи между «Малумом», как бедствием, и таинственными «Элементами». И вообще. Может, «Малум» означал что-то другое. Я могла перевести неверно, ведь мне неизвестен язык душ. Черт бы побрал того, кто написал фолиант на нем! Этот человек мог бы обойтись латынью. Уж с ней бы я справилась.

Когда часы пробили три, я сумела перевести еще парочку символов, которые вместе звучали как «Призванный».

В общем, это окончательно убило мой мозг.

Мне пришлось оторвать лоб от ковра цвета эбенового дерева, когда раздался звонок в дверь. Причем звонили настойчиво, и как будто пытались сыграть мелодию, только я все равно ничего не поняла.

Смотреть в глазок не было надобности, так как я знала, кто решил заглянуть в гости. Мои извилины источали пар от перегруженности, и настроение находилось где-то в районе плинтуса, поэтому, открыв входную дверь, я совершенно не смутилась при виде Кости, на которого вчера вечером спокойно взглянуть не могла.

— Привет, Женек! — как-то слишком бодро поприветствовал меня Богданов.

Я машинально провела глазами по его черной футболке с лицом вокалиста «Nickelback» Чеда Крюгера и узким, темным джинсам с массивной цепью. Светло-русые волосы находились в своем обычном состоянии: длинная, взлохмаченная челка поднята вверх. Его лучистая улыбка до ушей затмевала солнце, проникающее сквозь подъездное окно.

— Заходи, — пробормотала меланхолично я, отходя в сторону.

— Разве так встречают лучших друзей? — щелкнув меня по носу, Костя проскользнув в квартиру, и я закрыла за ним дверь.

— Ты почему не в библиотеке?

До конца рабочего дня оставалось пара часов.

— Решил проведать тебя, — сняв черные ботинки на шнурках, отозвался он. — Роберт сказал, у тебя неприятности с сестрой.

Я уныло вздохнула.

— Что-то типа того.

— Она сейчас дома?

— Да. Спит.

Костя послал мне сочувствующий взгляд, от которого я поежилась.

— Расскажешь, что стряслось? — он выудил из черно-красного рюкзака большую, белую, пористую шоколадку «Милка» с фундуком. — Попьем чаек заодно.

Я любила шоколад. Я вообще была той еще сладкоежкой, однако Костю мне не обойти. Он питается исключительно сладким. Ну, и фаст-фудом иногда. И с таким нездоровым питанием ему удается сохранять свое тело подтянутым. Чертов метаболизм.

Пока грелся чайник, я рассказала Косте об утреннем инциденте с Аней.

— Эта девчонка катится по наклонной вниз, — он угрюмо покачал головой. — Ее нужно немедленно вытаскивать из этой пропасти, иначе все закончится хреново.

Как будто я это не осознаю.

— Может, посадить ее под домашний арест? — я достала из верхнего ящика две кружки и налила нам чай.

Костя распаковал шоколадку, отломил одну линию долек и разом запихнул в рот. Ухмыльнувшись, я поставила перед ним кружку.

— Сахар?

— Ага, — чавкая, энергично закивал он.

Я поставила на стол сахарницу, и Костя зачерпнул три чайные ложечки. Ну точно заядлый сладкоежка. Есть шоколад и запивать его сладким чаем.

— Попа-то не слипнется? — расположившись на соседнем стуле, усмехнулась я.

— Ты за мою попу не волнуйся, — Костя громко отхлебнул чая. — Скорее у нашего Хранителя появится чувство юмора, чем она утратит свою шикарность.

— Скромность в тебе никогда не умрет.

— Туше, — он с деловитым видом поднял кружку.