Кириленко Галина Георгиевна 23 страница

 

В истории бытие проявляет себя как "исторический" дух, как единство культуры. Невозможно противиться историческому духу как бытию, он составляет основу нашей духовной жизни, пронизывает индивидуальное сознание, воздействуя на него через язык, стиль жизни, мораль, искусство. Исторический дух лишен, по мнению Гартмана, субстратности как пассивности, он несубстанциален, не замкнут в определенные контуры, не обладает качеством автономности.

 

Как совместить развернутую Гартманом иерархию бытийных проявлений, традиционную, классическую тщательность отделки многоэтажного здания бытия с утверждением, что бытие нам дано в эмоционально-трансцендентных актах, как совместить продемонстрированную доступность бытия человеческой мысли и присущую ему трансцендентность?

 

 

 

Философия Гартмана - не анахронизм, не создание мировой схематики. Недаром сам он открыто отказывает в применимости понятия "субстанция" не только к сфере духа, но и даже к живой природе. Его иерархия модусов, атрибутов, моментов, сфер бытия не есть продукт порождения некоей обособленной субстанцией. Бытие не может порождаться, возникать или исчезать, тогда это уже небытие. В человеческой жизни бытие как абсолютная устойчивость проявляется по-разному. Человек не может говорить о бытии вне сущего, вне его конкретных форм, оптического (относящегося к сущему, к предметно-чувственному). Но он может создать структуру мира, основанную на принципе устойчивости, может выявить смысловую структуру мира, рассмотреть мир под углом бытия. Это абсолютно статический мир, мир непреложности. Человек должен "биться" об острые углы бытийных форм, и эти точки "ударов" бытия, моменты обнаружения бытия Гартман обозначил в категориях субстанции, консистенции, субсистенции, реальности, возможности и т.д. Различные формы "обнаружения Бытия" как абсолютной устойчивости, непроницаемости, трансцендентности в своей жизни рождает различные формы переживаний "столкновения с бытием".

 

Бытие "сплошно", если вспомнить интуицию бытия Парменида, но нам оно дано как структурность и иерархичность, как способность различения, как "антистановление", не стирающее все границы, сливающее в одно субъект и объект, но возводящее барьеры, устанавливающее границы.

 

Свидетельством того, что Гартман строит новую, не похожую на традиционные онтологии концепцию, является его анализ категории "возможность". Реальная возможность не отличима от действительности, ибо ее основная "бытийная" характеристика - действенность. Это означает, что возможность определяет наши действия не в меньшей, а может, даже в большей степени, чем действительность: в силу своей неопределенности сила давления бытия на нас в форме возможного усиливается. Неуверенность, надежда, риск, сопротивление, человеческая деятельность в условиях принципиальной непредсказуемости последствий - все это знаки бытия как возможного.

 

Идея структурности, многослойности бытия, таким образом, не есть попытка проникновения в структуру бытия как трансценденции. Это не мир без человека и не мир, где человек является его элементом. Это, скорее, описание границ человеческого мира, его смысловых пределов, попытка упорядочения

 

 

 

различных форм столкновения с трансцендентным. Можно сказать, что переживание многослойности, многоаспектности бытия, его структурности есть "пространственное переживание". Бытие в понимании Гартмана есть пространство.

 

Другой формой новой онтологии является рассмотрение бытия как времени в современной герменевтике. Герменевтика (от греч. разъясняю, истолковываю) первоначально - это искусство истолкования текстов - символов, иносказаний, произведений древних поэтов, затем - Библии. Позже герменевтику связывают с проблемами перевода произведений древних авторов. В качестве самостоятельного философского направления герменевтика начала складываться в немецком романтизме (Ф.Шлейермахер). Современная философская герменевтика связана с именами М.Хайдеггера, Х.-М.Гадамера, П.Рикера, Ю.Хабермаса.

 

Х.-Г.Гадамер в своем труде "Истина и метод" рассматривает бытие как "вневременность во времени", как границу столкновения конечного с бесконечным. Площадкой исследования бытия становится сфера исторического, сфера общения человеческого с "преданием", традицией. Человек не может ни жить в истории, во времени вообще, ни понимать историю, если он ощущает себя "интерпретатором-творцом", если он относится к истории как к некоей видимости, которая является результатом его активной, постоянно "пересоздающей" мир деятельности, если он сообразно конкретным обстоятельствам, "нуждам момента", своим личным или групповым интересам или же во имя служения идеалам гуманизма, социальной справедливости меняет оценки исторических событий, "переписывает" историю, вкладывает свой собственный смысл в великие художественные произведения.

 

В этом случае пребывание в истории теряет четкие контуры, превращается в набор бытийных трансформаций.

 

Возможен и другой вариант: осмысливая прошлое, мы не "пересоздаем" его, подтягивая к какой-то точке в настоящем, а погружаемся в это прошлое, вживаемся в него, сливаемся с ним и тогда уже не видим себя, утрачиваем дистанцию, перевоплощаемся. Сохранить себя во времени - крайне сложная задача: человек то растворяется в его потоке, то начинает говорить "от имени Вечности", считая таковой свою собственную ограниченность, растворяя тем самым историю в себе. Ощущение времени как преграды исчезает.

 

 

Современная герменевтика воссоздает иную модель человека во времени как формы причастности к бытию. Гадамер начинает, казалось бы, с частного вопроса, вопроса о "классическом" в культуре. "Классическое" говорит об отстоянии и недостижимости, его значение устойчиво, "непрерывно", сила его "обращения к нам " принципиально не ограничена, как и продолжительность обращения. Философско-онтологический смысл обращения к классическому заключается в следующем. Само присутствие непреходящего совершенства среди нас свидетельствует о том, что это совершенство - образец именно для нас, мы стремимся его достигнуть; неограниченная сфера его действия - это вся наша культура. Мы не можем жить, не относясь к чему-то как к образцу, как к "классическому". Это недостижимое есть основа нашего мира, мы не разделены с ним, а объединены "в различении", в непреодолимости дистанции, отделяющей нас от "классического". Мы не можем произвольно обращаться с классическим, перекраивать смыслы, заключенные в нем. Его совершенство в том и состоит, что классическое как бы само себя истолковывает, задает способ собственного понимания. Следовательно, классическое не только недостижимо; оно сопротивляется отождествлению с иными, поздними его интерпретациями. Классическое в нашей жизни - это ощущение законченности, наличия всей полноты смысла, к нему нельзя ничего "добавить", приблизить к реалиям современной жизни, оно как бы ведет самостоятельное, не нуждающее в наших дополнениях-интерпретациях существование, оно живет "само по себе". Заключая в себе свою собственную интерпретацию, оно возводит барьер между собой и всяким, кто на него посягает: "...в классическом, - пишет Гадамер, - получает свое высшее выражение всеобщий характер исторического бытия" [1].

 

1 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 343.

 

 

Все используемые Гадамером категории - "понимание", "дистанция", "традиция" - есть не категории чисто познавательные; сама герменевтика в истолковании Гадамера выходит далеко за рамки традиционного понимания ее как деятельности по истолкованию текста. Герменевтика - это онтология, рассмотрение форм подчиненности человека времени и попыток его преодоления. На первый взгляд, трудно совместить парменидовс-кое представление о бытии как абсолютно устойчивом, неподвижном, нераздельном с гадамеровской концепцией бытия

 

 

 

как времени. Такие текучие, "беспокойные" культурные формы, как игра и искусство, выступают в гадамеровской концепции на первый план в качестве наиболее адекватных форм освоения времени. Но игра, искусство есть попытка освоения человеком того, что не поддается обычному рациональному освоению; применение этих способов есть как бы свидетельство неподатливости бытия. Бытие можно представить лишь в формах собственной ограниченности, формах временности. Человек не может свободно двигаться, перемещаться во времени, но он не может и удержаться в одной точке временного потока. С этой точки зрения, различные циклические концепции времени, представления о времени как об однонаправленном, линейном процессе - лишь человеческий способ расчленения нерасчленимого. Человек не может властвовать над временем, но он пытается его освоить, жить в нем. Герменевтика и есть форма освоения времени.

 

Так называемый "герменевтический круг" (цикличность процесса понимания) также в интерпретации Гадамера имеет онтологический статус. Традиционно герменевтический круг рассматривался в качестве доказательства ограниченности человеческой познавательной способности: понять целое - это понять его части, а понимание частей невозможно без знания целого. Наши предрассудки, предвзятые мнения предшествуют пониманию и определяют его. В результате, пытаясь проникнуть в мир другой эпохи, мы опять возвращаемся к себе. Гадамер по-иному смотрит на этот процесс, используя понятие классического, дистанции, традиции, предрассудков. Человек всегда " находит " себя в определенном месте, он смотрит на прошлое из какой-то временной точки. Эта точка прикрепления ко времени выражается в "предрассудках" - привязанности к определенной традиции жизни и мысли. Понимание включает не только предрассудок собственной значительности в истории, но и дистанцию - переживание отстояния себя во времени от прошлого. Кроме того, существует еще "предрассудок завершенности" отношения к прошлому как законченному, завершенному, тому, что уже "сделано" и что нельзя изменить, исправить. С помощью этих предрассудков человек укоренен в бытии, понимаемом как время. "Круг понимания, таким образом, вообще не является "методологическим" кругом, он описывает онтологический, структурный момент понимания" [1]. Понимание - это конструирование, обнаружение себя во вре-

 

1 Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988. С. 348.

 

 

 

мени, неподвластном мне. Другими словами, "предрассудок завершенности" выражает неизменность прошлого. Предрассудок отстояния, дистанции - это дискретность времени, его прерывность, выраженная в чувстве настоящего. Традиция, связывающая уже свершенное и настоящее, есть форма преодоления разрыва, есть форма связи времен. Свершенное присутствует в нашей жизни уже не просто в качестве классического - мертвого, безвозвратно ушедшего, утраченного, но в качестве истока, начала. Будущее выступает как "сплавление", слияние горизонтов прошлого и настоящего в рамках более значительного целого. Герменевтический "круг" не является кругом, он открыт, разомкнут. Онтологическая герменевтика Гадамера - это осмысление форм структурирования времени, это не онтология эмоций, переживаний человека ("что я думаю о времени, какие чувства оно во мне вызывает"). Эмоции могут быть субъективны и произвольны, у иного человека вообще может не возникнуть никаких эмоций по поводу быстротечности или медленного течения времени. У одного ощущение времени выражается в призыве: "Время, вперед!". Другой меланхолично скажет: "Время - вещь необычайно длинная ". Время как бытие подчиняет себе человека. Онтология Гартмана говорит о тех формах, в которых "время говорит во мне" - мне некуда бежать от времени, оно насквозь пронизывает мою мысль, выстраивает мою жизнь. Свой мир, мир культуры, труда, человеческих взаимоотношений человек вынужден строить, подчиняясь "зову времени". Еще одна категория новой онтологии - "телесность". "Человек из плоти и крови", а не бестелесная сущность, воспринимающая свою вещественность, телесность как временное зло, - образ, очертания которого наметились уже в XIX веке - в философии Л.Фейербаха, в философии жизни, даже в философии марксизма. Для Фейербаха, раннего Маркса человек - это чувственное существо, обеими ногами прочно стоящее на "хорошо округленной земле". Телесность человека - это не просто голос плоти, животное начало. Человек и ест, и пьет не так, как животное. Его телесность социально оформлена. Орел видит дальше, но человек со своим слабым зрением - больше. В человеке нельзя провести черту между телом и духом. Даже самые туманные образования в мозгу людей есть продукт материальных обстоятельств, знаковая вещественная форма есть непосредственная действительность мысли. Складываются представления о неустранимости телесности, веще-

 

 

ственности как принципе объяснения человеческого существования. Однако формы осмысления телесности как человеческой конечности разнообразны.

 

Для экзистенциальной философии телесность - неустранимая граница свободы, основа внутренней трагичности человеческого существования. Г Марсель (1889-1973) рассматривает проблему телесности в "горизонте обладания". Основной "онтологический изъян" человека - локализация, попытка отождествить то, что нельзя отождествить ни с чем: себя самого или мир запредельного - с чем-то конкретным, "конечным". Телесность и есть безуспешная попытка обладать бытием: "Первый объект, типичный объект, с которым я себя идентифицирую и который, однако, от меня ускользает, - это мое тело; и кажется, что мы пребываем в самом секретном убежище, переходим к самому глубокому обладанию. Тело - образец принадлежности. И однако..." [1]. Телесность - это голос бытия, имеющий форму власти, "власти тела", это образ невозможности обладания бытием. Отношение "причастности бытию" как бы проходит в образе телесности стадию безуспешных попыток присвоения бытия. Телесность - это "изнанка бытия", обратная сила бытия, возникающая в процессе провокаций обладания.

 

А.ФЛосев рассматривает тело не в качестве границы человеческой свободы, символа зла, бессилия человека. Для Лосева, чья нетрадиционная концепция онтологии пронизана духом православия, тело есть последняя осуществленность личности. "...Тело - движущий принцип всякого выражения, проявления, осуществления" [2]. Человеческое существо - это не ангельское пребывание в бестелесности, всякая человеческая жизнь есть жизнь тела. Тело - это, по существу, возможность проявления смысла, возможность говорения, возможность поступка, это "материя" духовности. Тело - это бремя и благо, это постоянное напоминание человеку о его ограниченности и способ, с помощью которого человек преодолевает эту ограниченность. Тело - основа самопознания человека, его самоидентификации, это способ укоренения в бытии, способ привязывания его к своей земле, своей эпохе. Телесность есть основа неизживаемои образности человеческого мышления: самые абстрактные философские категории выстраиваются в сознании древнего грека в системе пространственно-времен-

 

 

 

ных координат; благодаря телесности вечность для человека выступает не как абстрактная вечность-небытие, но как "фигурная вечность", как "вечный лик". Телесность как онтологическая категория для Лосева есть своего рода материал, в мысли отделяемый от его оформленности, это ожидание формы, "иного" - бесконечного многообразия воплощений Духа.

 

1 Лосев. А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 241.

2 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 241.

 

 

Для М.Фуко (1926-1984) - французского философа, идеи которого имеют постмодернистскую направленность, - телесность есть первоначальный и универсальный опыт бытия. Именно тело дает ощущение неустранимости чувственности, невозможности существования человека, его мысли вне вещественности. "Способ бытия жизни... дается мне прежде всего моим телом" [1].

 

1 Фуко М. Слова и вещи. М., 1977. С. 405.

 

 

Именно в силу своей первоначальности телесность как опыт бытия есть форма нераздельности внутреннего и внешнего, это исходная, часто неосознанная установка на нашу вещественность. Тело как "убежище" (Г.Марсель), тело как граница внутреннего и внешнего - это более поздняя форма проживания бытия. Изначально же внутреннее и внешнее, душа и тело, слово и дело - слиты. Они слиты и в архаических культурах. Слово древних - это не бессильное слово современного человека, слово древних - это непосредственная форма "подключения" к бытию. Возродить бытийное значение слова, рассмотреть телесность как язык - одна из установок новой онтологии.

 

Таким образом, бытие выступает для человека в формах пространства (слоев, категорий бытия, форм бытия), времени (истории) и материи (телесности). Новая онтология изучает не запредельные человеку "подпорки" - субстанции, поддерживающие его субъективность, но формы данности бытия человеку. Абстракции спекулятивной философии обретают жизненный смысл.

 

 

Диалектика и ее исторические формы

 

Термин "диалектика" (от греч. - искусство вести беседу, спор) имеет различные смысловые оттенки. Впервые его применил Сократ, имея в виду искусство диалога, направленное на достижение истины путем столкновения различных мнений. Платон рассматривал диалектику как процесс разделения понятий на виды и связывание их в более общие понятия, "роды".

 

 

 

Гегель расширил понимание диалектики, вывел ее за рамки движения мысли, увидел столкновение и объединение противоположностей в самой действительности, в истории, в культуре. В марксистской философской традиции диалектика определялась как учение о всеобщей связи и развитии, осуществляемом через борьбу противоположных начал. В современных вариантах диалектики практически отсутствует понимание ее как учения о развитии. Доминирует представление о диалектике как форме осмысления полярностей, противоположностей, пронизывающих нашу жизнь, сознание, историю. Различные варианты толкования диалектики предлагают различные принципы взаимоотношений противоположностей - от возможного их гармонического синтеза до трагически непримиримого, вечного противостояния. Однако практически все модели диалектики содержат в себе установку на соединение этих противоположностей или, по крайней мере, указывают на потребность их объединения, имеющуюся у главного действующего лица диалектической коллизии - человека. В связи со сказанным более адекватным существующим концепциям будет понимание диалектики как учения о противоречивости существующего и возможности разрешения противоречий в жизни и в мысли.

 

У истоков диалектики. Диалектика и миф

 

Представления о мире как единстве противоположных начал, как считают современные историки, этнографы, социо-психологи, пронизывают всю мировую культуру. Истина- ложь, добро-зло, прекрасное-безобразное, священное- мирское, свое-чужое - эти оппозиции есть координаты нашей жизни. Человек (особенно это относится к представителю европейской культуры) живет в "двоичной" системе координат, в мире контрастов, что закреплено в языке, формах логического мышления, в искусстве, нравственности, религии. Современные философы много пишут о необходимости преодоления такого дуалистического стиля жизни и мысли, поскольку современная жизнь с ее сложностью не укладывается в рамки "черно-белого" мышления. Однако преодолеть эту традицию крайне сложно, она является выражением фундаментальной противоречивости человеческого существования. Истоки ее - в далеком прошлом.

 

 

Для человека архаического общества наличие противоположных начал в мире и их неразрывная связь были непреложным фактом: "парами ходит большинство человеческих вещей ". Дуальное строение имеет пространство, среда обитания, непримиримый антагонизм присутствует и в мире богов. У различных индейских племен Южной Америки распространен миф о божественных близнецах-соперниках. Вся история человеческого рода возводится к этому родству-соперничеству. На две части поделено не только племя. Близнецы поделили на части и всю природу. Один из близнецов живет в небесах, другой - в стране вечной тьмы. Их борьба ведет к постоянному разрушению и восстановлению мира. Иногда дихотомия природного мира распространяется на душу человека. В этом случае у человека оказывается две души с противоположными характеристиками. Близнецы являются правителями двух сторон единой Вселенной, воплощают полярности дня - ночи, мужчины - женщины, зимы - лета, священного - мирского. Господство их в мире чередуется, власть их обратима, они не застывают в неподвижных образах Добра и Зла.

 

Дуалистическая символика определяет также устройство хижины для обряда инициации (посвящения). Хижина символизирует образ мира. Помещение разделено на две части: северная часть окрашена в белые цвета и символизирует место пребывания низших сил. Южная окрашена красным и символизирует высшие силы. Сам обряд инициации также выражает оппозицию "жизнь - смерть". Посвященного "убивают" и тут же воскрешают: одни и те же силы отнимают у человека жизнь и дарят ее [1].

 

1 Элиаде М. Космос и история. М., 1987. С. 216-218.

 

 

Что скрывается за дуалистической структурой мира в архаическом сознании? Известный современный французский этнограф и философ, представитель структурализма КЛеви-Стросс предложил свое объяснение "бинарным оппозициям", пронизывающим всю первобытную культуру. Бинаризм как универсальный принцип организации человеческого опыта (природное - культурное, сырое - вареное и т.п.) есть выражение универсальной структуры человеческого разума. Структура разума бессознательна, более того, она никогда не осознавалась человеком; она дана ему природой и тождественна самой природе. Бинаризм присущ Вселенной, и осознание и принятие его человеком может определить дальнейшие судьбы человеческой культуры.

 

 

 

В архаических "холодных" (традиционных) обществах бинарные оппозиции стали формой организации жизни, естественной основой внутрисоциальных связей, они закреплялись в ритуалах, мифах, формах брака, системах родства, масках. Современная динамичная "горячая" культура пренебрегает традицией, устоявшейся символикой, уповая на поддержание связей с природой с помощью "интеллектуальной техники".

 

Воссоздание утраченной внутрисоциальной гармонии, гармонии с природой в современных обществах возможно лишь на основе воспроизведения в современной жизни форм ее организации, основанных на бинарных оппозициях. Все равно оппозиции "прорываются" в нашу жизнь, принимая форму трагических конфликтов, социальных катаклизмов, природных катастроф. Надо не игнорировать противоречивость мира, не стремиться изгнать всякие следы оппозиционности из нашей жизни, а обратиться к опыту разрешения противоречий в архаических культурах. Леви-Стросс назвал этот способ "бриколажем" (букв. - удар бильярдного шара отскоком от борта), методом обходного пути.

 

С помощью метода бриколажа противоречие не изгоняется, а "снимается", постепенно ослабляется, утрачивает остроту, как бы "уходит в сторону" с помощью словесно-образных ассоциаций. Так, первичная оппозиция "верх - низ" заменяется оппозицией "земля - вода", затем ее сменяет еще более узкая оппозиция "горная охота - морская охота", и, наконец, - "холм - долина". Вот еще одна непримиримая, на первый взгляд, оппозиция: "жизнь - смерть". Эта пара сменяется другой: "земледелие - война". Между ними появляется трикстер (посредник, медиатор) - "охота". Охота ведет к смерти одних живых существ, но направлена на поддержание жизни других. Противоречие ослабляется еще больше, когда целиком перемещается с помощью трикстера в сферу охоты: "травоядные животные (не охотятся) - хищники" (охотясь, убивают). Посредник между ними - "животное, питающееся падалью" (койот, ворон). С одной стороны, они едят животную пищу, с другой - не убивают [1].

 

 

 

1 ЛевиСтросс К. Структурная антропология. М., 1983. С. 201.

 

Миф оперирует противоположностями, но стремится к их постепенному снятию, он как бы позволяет увидеть все многообразие жизненных связей. Обращение современного человека к мифологическому сознанию, считает Леви-Стросс, всегда позволит найти третий путь, решив тем самым казавшиеся неразрешимыми проблемы. Для Леви-Стросса бинаризм - структура самой Вселенной, человек не может ее разрушить, он может лишь овладеть техникой ослабления и "смещения" этих противоречий.

 

Другая точка зрения предполагает, что "оппозиционность" коренится не во Вселенной, а в человеческой жизни, она выражает взаимоотношения человека со Вселенной. Архаический миф как первая форма диалектики - это лишь наглядное выражение дуализма человеческого бытия и попытка его преодоления. Диалектика, писал А.Ф.Лосев, это смысловая оформленность жизни, "ритм самой действительности". Диалектика выражает основное жизненное противоречие, она как бы реконструирует, воссоздает основную "онтологическую потребность" человека - потребность быть, выражает ужас перед небытием. Диалектика - это оформленное в мысли выражение причастности к бытию, попытка средствами разума найти разгадку человеческого существования, решить основное противоречие человеческой жизни, противоречие человека как "конечно-бесконечного" существа. По словам А.Лосева, "вся жизнь насквозь есть диалектика, и в то же время она - именно жизнь, а не диалектика, она - неисчерпаемая, темная глубина не проявленных оформлений, а не строжайше выведенная абстрактно-логическая формула" [1].

 

1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991 С. 245.

 

 

Так понимаемая диалектика не выявляет структуру мира, это лишь глаза, какими человек смотрит на мир, это человеческий угол зрения на мир.

 

Сходная позиция выражена в работах крупнейшего современного историка религии, философа, писателя М.Элиаде (1907-1986). Он также рассматривает диалектику как выражение основной жизненной потребности приобщения к бытию, вечной жизни. Диалектика, с точки зрения Элиаде, категория прежде всего духовная, она состоит в необходимости преодоления противоречий, в устранении двойственности человеческой натуры. В ее основе лежит "онтологическая жажда", "ностальгия по бытию".

 

 

 

 

Деление мира на священное и мирское, на хаос и космос - это как бы формирование системы первичных жизненных ориентиров. "Религиозный человек жаждет бытия. Ужас перед "Хаосом", окружающим его мир, соответствует ужасу перед небытием". "Религиозный человек может жить лишь в священном мире, так как только такой мир участвует в бытии, то есть существует реально" [1].

 

1 Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 47.

 

 

Ностальгия по бытию проявляется самыми разнообразными способами. Разделив мир на Хаос и Космос как упорядоченную целостность, на мирское и священное, человек получает ориентир движения к Абсолютной реальности, он хочет расположиться в самом центре реального, в Центре Мира, там он ближе к богам. Символизм центра мироздания сообщается странам, поселениям, храмам и хижинам; выбор места, строительства дома - это имитация деяния богов. Человек может жить в мире, только воспринимая его как мир священный, как область бытия.

 

Основное жизненное противоречие, конституирующее все последующие учения о диалектике, - это противоречие "бытие-небытие". Первой формой диалектики как выражения этого основного жизненного противоречия и является миф, мифологическое сознание. Миф, его неустранимая жизненность, сохраняет и поддерживает в человеке ностальгию по бытию и постоянно инициирует воспроизводство диалектики в рационализированных формах современной культуры.

 

В мифе диалектика как выражение основного жизненного противоречия воплощена не в системе абстракций, а в наглядно-чувственной форме. Миф всегда эмоционально окрашен, мифу чужда рефлексивность, он оперирует "мыслеобразами", слит с практическими действиями; каждый "мыслеобраз" - это еще и "действие-образ". Противопоставление человека миру (субъект-объектное отношение) не имеет четко оформленного выражения, как это осуществлено в современном мышлении. Своеобразным центром мифологического сознания является представление о сверхъестественном, которое присутствует в мире естественном и составляет как бы невидимый второй план всего существующего, "изнанку" вещей. Мифологические представления носят коллективный характер, лишены индивидуальной окраски.