Фонетическое моделирование

 

Монография

Подписано в печать 12.01.2012. Формат 60´84/16. Бумага офсетная.

Печать офсетная. Усл. печ. л. 21,56. Уч.-изд. л. 16,37.

Тираж экз. Изд. № 2502. Заказ.

 

ООО «Флинта», 117342, г. Москва, ул. Бутлерова, д. 17-Б, комн. 324.

Тел./факс: (495) 334-82-65, (495) 336-03-11.

E-mail: [email protected]; WebSite: www.flinta.ru

 

Издательство «Наука», 117997, ГСП-7, г. Москва В-485,

ул. Профсоюзная, д. 90.

 

Отпечатано с готового оригинал-макета в

Глава II. Уровни когнитивного анализа действительности

И языковые способы ее моделирования

Фонетическое моделирование

Как писал В. фон Гумбольдт, «язык есть орган, образующий мысль» (Гумбольдт 2000). Интеллектуальная деятельность, глубоко внутренняя и проходящая в известном смысле бесследно, посредством звука материализуется в речи и становится доступной для чувственного восприятия. Интеллектуальная деятельность и язык представляют собой поэтому единое целое. В силу необходимости мышление всегда связано со звуками языка; иначе мысль не может достичь отчетливости и ясности, представление не сможет стать понятием. По Р. Якобсону, «все слова и вообще языковые знаки являют собой единство звука и значения, или, иначе говоря, единство означающего и означаемого» (Якобсон 1990: 31).

Если даже исходить из того, что язык является средством общения и что главной его функцией является коммуникативная, нельзя забывать о том, что цели коммуникативных актов определяются передачей информации или ее запросом, т.е. так или иначе связаны с вербализацией и объективацией определенного содержания. Акт речи знаменует работу с информацией, информация же представляет собой феномен когнитивный, рождающийся в процессах познания и восприятия мира. Во всех видах использования языка – коммуникации, дискурсе, – рефлексируется та или иная деятельность с информацией (ее получение), обработка, хранение, извлечение и достижение новых знаний и т.д.). Все уровни языка, соответственно, тоже служат либо выражению информации, либо ее распределению, либо, наконец, членению потока информации и при этом, делая это, они обслуживают как мыслительные процессы в голове отдельного человека, так и способствуют отражению опыта человечества в целом, фиксируя результаты восприятия и познания действительности.

На первом, фонетическом уровне обнаруживается прямое отражение действительности языком. Именно на этом уровне действительность приравнивается к знаку (одночастная модель действительности); здесь явно очерчивается звуковой отпечаток действительности. Двучастная модель представлена на словообразовательном уровне (корень + аффикс). Чем выше мы продвигаемся до семантического и фразеологического уровней, тем больше знаков появляется. Семантика является многочастной моделью мира. На синтаксическом уровне исследуемая действительность описывается при помощи более усложненной модели. Синтаксис (самая многочастная модель) представлена самым большим количеством языковых знаков.

Подробнее исследуем звуковую субстанцию языка. Как известно, основу всех звукосочетаний языка составляет артикуляция отдельных звуков. Границы, в которые тем самым заключаются звукосочетания, дополнительно определяются свойственными большинству языков изменениями звуковой формы, имеющими свои законы. Некоторые языки отличаются тем, что в них наиболее употребительны изменения звуков. Существенная польза от изменений звуковой формы заключается в том, что благодаря им увеличивается абсолютное богатство языка и многообразие звуков, но при этом в измененном элементе отчетливо прослеживается его исконный облик. Язык за счет этого обретает большую свободу действий, но не утрачивает необходимой связи с пониманием и установлением родства понятий, которые либо следуют за изменениями звуков, либо предопределяют эти изменения, в результате чего язык увеличивает живую наглядность.

В. фон Гумбольдт считает, что существует связь между звуком и его значением; но характер этой связи редко удается описать достаточно полно, часто о нем можно лишь догадываться (Гумбольдт 2000). Г. Шухардт утверждает, что «помимо нашей воли между понятием и звуком устанавливается столь тесная связь, что они взаимно индуцируются в нашем сознании, порождая слова» (Debrunner 1926: 68). Слово – это фонетический комплекс, в составе которого каждая отдельная фонема своего значения как связи с понятием о предмете не имеет. Оно, это семантическое значение, есть у фонетического комплекса в целостном виде. В отличие от семантического значения, осуществляющего связь с понятием о реальном предмете окружающей среды, которое (значение) есть только у знака двух порядков (слово, морфема), значение фонемы – субсемантическое, а сама фонема – знак внутри знака.

Следует остановитсяся подробнее на способах моделирования, способных фонетически отражать картину мира. Рассмотрим один из фонетических способов моделирования – ономатопоэтический. Он заключается в непосредственном подражании и имитации звуков, издаваемых предметами в слове настолько, насколько членораздельные звуки в состоянии передать нечленораздельные. Язык воссоздает его слуховой образ предмета. Подражать при этом всегда приходится нечленораздельным звукам, поэтому артикуляция как бы вступает в противоречие со способом обозначения понятий, и в зависимости от того, насколько энергично вмешивается в этот спор природа артикуляции, в звуке либо остается слишком много нечленораздельного (fizgia, frou-frou, row-de-dow), либо же он изменяется до неузнаваемости (gust, drip).

«Так называемое звукоподражание, – подчеркивает в этой связи В. Вундт, – представляет собой не генезис языка, но лишь побочный результат ассоциации между объективным процессом и звуковым обозначением. Живое впечатление порождает основанное на … рефлексе движение органов артикуляции, звуковой жест, который адекватен объективному раздражению» (Вундт 1990: 60). Звуки вызывают у человека вполне определенные, устойчивые и для всех сходные впечатления незвукового свойства.

Звукоподражания, несомненно, вызывают интерес и представляют собой условные преднамеренные воспроизведения звучаний, сопровождающих действия, производимые человеком (blab, tally-ho, tow-row, yadda-yadda, whoopee), животным (bow-wow, hee-haw, cuckoo, goble-goble, tu-whoo, meow, moo, wof-wof) или предметом (beep-beep, pocketta-pocketta, sabre-rattling, clink-clank). Они не способны передавать чувства, переживания, волеизъявления.

Звукоподражательная система английского языка разделяется на три вида ономатопов, соответствующие каждому из классов звучаний – денотатов. Звукоподражательные английские существительные можно классифицировать следующим образом:

I. Подражание голосу животных и их движениям:

bark, bray, buzz, caw, cheep, chirp,chirr, chirrup, clack, creak, crink, crick, croak, crow, cuckoo, flap, hiss, hoot, howl, meow, moo, prowl, purr, quacking, squawk, squeak, twitter, whin, yelp, zip.

II. Подражание звучащим предметам и явлениям природы:

bang, bleep, boom, bump, bubble, chime, chink, choke, chop, chug, clatter, clang, clank, clash, click, crack, crackle, crash, creak, crunch, crush, dripping, fizz, flap, flash, fluttering, frizz, gust, hum, jar, jingle, knock, piff, pip, plop, plosh, plump, pop, sizz, sizzle, shuffle, slump, splash, splutter, squeal, strum, swish, tang, thud, tick, ting, tinkle, tramp, trash, rap, rash, riffle, ring, rumble,rustle, wail, whang, whing, whump, whirr, whit, whizz, zing, zonk, zoom.

III. Подражание звукам человеческой речи:

babble, bawling, belch, blubbering, bubble, chuckle, clap, click, cough, crunch, drone, echo, flopping, gasp, giggle, gulp, gurgle, hop, huff, mumble, murmur, mutter, puff, retch, ripple, roar, shreak, shriek, shush,slurp, sniff, thump, wheeze, whistle, whoop, yawn, yerr.

В таких случаях фонетическая значимость почти сливается с признаковой оболочкой, так что звучание слова подсказывает признаковую оценку того, что этим словом обозначено.

Однако данная классификация не отражает всю картину мира. Поэтому на основе вышеизученных языковых единиц (существительных), проанализировав все феномены действительности, предлагаются следующие когнитивные модели, основанные на соотношении явлений действительности и выражающих их сочетаний звуков:

1) бормотание, болтовня, трескотня – [m/b/kl/t∫] в начальной позиции – mutter, mubble, babble, burble, clack, blab, bunkum, chat, chatter, chin, chir-chat, claik, clatter;

2) брызганье – [sp/spl] в начальной позиции – spatter, splash, splatter, sprinkle, splutter;

3) визг, вопль, крик – [skr/skw/∫r/j] в начальной позиции – yelp, scream, screech, shriek, shrill, squeak, squeal, skirl, squall, squawk, shriek, shrill;

4) вздох – фрикативный в начале или конце слова – sough, sigh, breath;

5 ) взмах – [sw/w] в начальной позиции – sway, sweep, swing, swish,waff, waft, wheeze;

6) вспышка – [fl] в начальной позиции – flash, flaw, flicker;

7) грохот – [(k/b)r + æ] – crash, brattle, crasher, rattle;

8) дробление – [skw + гласный + ∫/z (фрикативный)] - squash, squeezing, squidge, squish;

9) дрожание – [t/k] в середине слова – flutter, chatter, jitter;

10) дуновение – [w + гласный + f] – whiff, waft;

11) журчание – [bl/tl/pl/gl] в середине слова – prattle, ripple, gurgle, guggle, bubble;

12) звон – [ŋ/ŋk] в конце слова – jingle, chink, clank, clink, clang, ding, jangle, ring, tingle, tinkle, tang, ting;

13) карканье, кваканье – [k(r)] в начальной позиции – caw, croak, cronk, crow;

14) лай, тявканье – [b/j] в начальной позиции – bark, bawl, bay, yaff, yap, yip;

15) писк – [t∫/p + i:/i] – cheep, chick, peep;

16) плеск – [∫] в конце слова – dash, crush, plash, swash;

17) пыхтение – [f] в середине или конце слова – puffing, huffing, ruff, whuffing;

18) свист – [(s)w] в начальной позиции – swish, swoosh, whiff, whirring, whistle, whiz, whoosh;

19) сжатие, сдавливание, толкание – [d]з в начальной позиции – jab, jot, jam, jerk;

20) скольжение – [sl] в начальной позиции – slip, slump;

21) скрип – [(s)kr/gr] в начальной позиции – crunch, creak, grind, groan, scrape, scratch, scroop;

22) сопение или одышка – [sn + гласный + f ] – sniff, sniffle, snuffle;

23) стук – взрывной в конце слова – knock, clatter, clop, thud, rap, dop, thump;

24) тиканье – [ik] – chick, tick;

25 ) топот, звук тяжелых шагов – [tr/br/kl + æ + m/t] – tramp, brattle, clamp, clatter, patter, stamp, trample;

26) шипение – [..i + s/z (фрикативный)] – hissing, splitting, sizzling, fizzling, frizzling, squizzle;

27) шуршание, шелест, журчание – [(согласный)r/w в начальной позиции] – crackling, rash, riffle, rustle, swish, whisper;

28) щелчок – [l/n + гласный + p/k ] – click, bloop, flick, flip, knack, snap;

29) чириканье, щебетание – [tw + i:/i; t∫ + ə:] – twitter, tweet, whit, chirp, chirm, chirrup;

30) удушение, кашель – [фрикативные k/h в начальной позиции] – cough, hack, hoop, kink, whoop;

31) хихиканье – [gl/kl/ig/it] в середине или конце слова – cackle, chuckle, giggle, snigger, tittering;

32) хлопок, шлепок – [p] в конце слова – clap, pop, plop, flap, dap, slap, flop;

33) удар – [ŋ/ŋk] в конце слова – bang, clunk, ping, whang, battering.

Следует отметить, что указанные когнитивные модели представляют лишь приблизительное отражение реального мира с помощью ономатопов. На фонетическом уровне указанные выше модели звукоподражательных единиц реализуют установленные созвучия в целях обыгрывания значений сходных по звучанию слов, рассчитанных на привлечение внимания читателя или слушателя к содержательной стороне речевого отрезка, и способны ассоциировать знак и действительность.

Как было замечено, сфера начальной денотации звукоподражательного слова во многом совпадает со сферой его мотивации. Для звукоподражательного слова всегда имеется полная ясность относительно возможных признаков, полагаемых в основу номинации (эти признаки всегда представляют собой звук). При соприкосновении металлических предметов, например, слышатся звуки clang, clank, clash, clatter, тяжелый, глухой удар передается словами thump, bump, clonk, clunk, бренчание и треньканье предметов – словами strum, thrum.

Без сомнения, ценность звукоподражаний в том, что в языке функционируют не только звукоподражательные корни в свободном виде (miaou, smackeroo), но и производные от этих корней, в основном это глаголы и существительные (mew, smack). В словах crack, bang, boom, mew с помощью безаффиксальной транспозиции как когнитивного феномена ярче всего отражается способность человека устанавливать простые причинно-следственные отношения в этом мире: в результате осуществляемой деятельности и действия как ее части что-то создается (Ср.: There was heard so loud a crack as if heaven had split asunder и At every step the bones of the buffalo were heard to crack) (MEDAL), деятельность достаточно тесно связана с орудием, которым она осуществляется (ср.crush – a crusher), а предметы взаимодействуют в реальном мире в зависимости от того, что они собой фактически представляют. Все типы взаимозависимости между собой простейших объектов простейших действий не могли не привлекать к себе внимание человека и не отражаться в актах познания мира. Их-то и «кодировал» человек в рамках конверсии.

Ряд производных существительных совмещает в себе значение лица и значение действия, причем значение действия обычно относится к сфере человеческой деятельности, например, blabber, puffer, splasher. Сущность словообразования в данном случае заключается в том, что звукоподражание «отглаголивается» и «опредмечивается», т.е. переходит в лексико-грамматический класс существительных при участии специального словообразовательного аффикса - er.

«Звукоподражательное слово, – считает Б.А. Серебренников, – создается не ради звукоподражания, а для того, чтобы на основе звукоподражания создать звуковую оболочку для названия определенного звучания, независимо от того, будет оно представлено в языке как процесс, сопровождающийся звучанием, или как простое название звучания», например, collywobbles – урчания в животе, треск, звон и т.д. (Серебренников 1988: 94). Звукоподражательные слова, включенные в словообразовательную систему языка, в результате подвергаются дополнительным грамматическим влияниям и оформляются по законам языка:

«She was entirely round, now, like a vast life buoy wity piggy eyes, and her hands and feet stuck out weirdly as she drifted up into the air, making аpoplectic popping noises.» (Rowling J.: 27);

«She tried hard to whistle to it; but she was terribly frightened all the time at the thouht that it might be hungry in which case it would be very likely to eat her up in spite of all her coaxing» (Carrol L.: 40);

«I call it purring, not growling», said Alice (Carrol L.: 63);

«He threw such a wailing note of agony into the weird music that, if we had not known it was a funny song, we might have wet» (Jerome K. Jerome: 116).

Имитация издаваемых предметом звуков в субстантивных словосочетаниях flip-flop sandels, cuckoo flower, pop-top cap, pooh-pooh theory, adjust click technique объясняется, на наш взгляд, тем, что использование звукоподражательных слов направлено на привлечение внимания слушающих к реальному объекту. Тем не менее, подобная языковая форма представляет важный шаг в развитии языка, поскольку знаменует собой появление связи объекта с деятельностью и помогает постепенно трансформировать ономатопы в именные формы. В фокусе внимания при этом оказывается не объект, а признак, выраженный звукоподражательным словом.

Безусловно, большинству ономатопов кроме денотативного значения, присуща и стилистическая коннотация, куда входят эмоциональный, оценочный, экспрессивный и стилистический компоненты значения (hubble-bubble – трескотня, болтовня). При употреблении звукоподражательных слов в переносном значении большинство из них приобретает отрицательный оценочный компонент (crasher – незваный гость, rustler – человек, занимающийся кражей и клеймением чужого скота), splutter – ссора, tittle-tattle – сплетни, но некоторые могут иметь положительный оценочный компонент значения: buzz – деловая суета, splash – сенсация, whiff – мгновение, whuff – действие, которое совершается с имитацией звука пыхтения (хохот, смех).

Авторы классической литературы и современных произведений активно используют в художественных произведениях звукоподражательные слова, где они (слова) становятся ярким выразительным средством. Они помогают писателю образно представить окружающую действительность, а также выразить свое отношение к своим героям и их поступкам.

«In the distance he saw the diminished dotted boat; and then a swift gleam of bubbling white water; and after that nothing more; whence it was concluded that the stricken whale must have indefinitely run away with his pursuers, as often happens» (from Herman Melville) (Вишнякова 2003: 251)

Безусловно заслуживающими внимания в связи с этим являются звукоподражательные единицы:

«Davy Byrne smiledyawnednodded all in one:

– Iiiiiichaaaaaaach!»

«And I schschschschsch. And did he chachachachacha?» (Вишнякова 2003: 320)

«Звукоподражание, – как справедливо замечает О.Д. Вишнякова, – в данном контексте создает специфический образ монотонности течения бытия, его вневременного характера, изолированного характера звуков на фоне пустынного, обезвоженного пространства, но в котором как бы нависает олицетворяющая единственное в данном случае желание фраза: «If there the sound of water only». Однако в ответ слышатся иные звуки:

«Only a cock stood on the rooftree

Co co roco

In a flash of lightning»;

«Drip drop drip drop drop drop drop

But there is no water»(Вишнякова 2003: 275).

У номинаторов с фонетически мотивированным значением в моделировании объекта участвует не только форма значения, но и внешняя (звуковая) форма. Субстанционная имитация в плане выражения наблюдается нами также в произведении Л. Кэррола:

«Her screams were so exactly like the whistle of a steam – engine that Alice had to hold both her hands over her ears»;

«No admittance till the week after next and shut the door again with a bang».

К этому немногочисленному разряду относятся морфологически не оформленные звукоподражательные слова (bang, boom, bums, br-r-r, brnnng, cock-a-doodle-doo, hubbub, hush, kitty-kitty knick-knack, pip-pip, plosh, plump, rat-tat, shhh, shush, slap-bang, slurp, smash, splash, tehee, too-too, yum-yum, whit, whoop, zzzzz), которые синтаксически функционируют как номинативные единицы – например, «La, di, da, di, da!» (Schreck II) или существительное в функции дополнения: «I had only this one year of working without shhh!» (C. Dickens), «Alice heard mia, mia» (L. Carrol). Необходимо отметить, что в английском языке довольно большое количество таких ономатопов, не являющихся производящими основами: Baff! Bum!. Их значение мотивированно лишь частично, отчасти же оно конвенционально. Его частичная мотивированность обусловлена тем, что звуковая форма слова имитирует денотат, а частичная конвенциональность – тем, что эта имитация не полна и в известной мере условна. У таких языковых единиц план содержания и план выражения взаимодействуют по принципу аналогии. По Ч. Пирсу, это разновидность иконических знаков. При описании таких знаков нет необходимости вводить противопоставление «номинальное: реальное значение».

Поэтому если ономатопоэтический способ и находит какое-то применение в языке, то он всегда не лишен некоторой грубости; он редко бывает представлен при наличии сильного и правильного языкового сознания и постепенно утрачивается в ходе развития и совершенствования языка.

Таким образом, ономатопоэтические слова либо несут в себе чисто признаковую семантику, либо совмещают в себе признаковую и понятийную семантику, особенно в тех случаях, когда такие слова несут функцию какого-либо члена предложения. В обоих случаях моделирование смысла, а через него – того или иного фрагмента внеязыковой действительности –осуществляется в первую очередь внешней (звуковой) формой слова.

Во втором способе фонетического моделирования лежит концепция звукового повтора средствами художественного языка. Если в естественном языке рассматривать речевое употребление фонем как неупорядочное (то есть не принимать во внимание собственно языковые закономерности построения), художественный язык предстает как фонетически упорядоченный.

Согласно Ю.М. Лотману, наиболее частый случай повтора фонем – подбор слов таким образом, чтобы «определенные фонемы встречались чаще или реже, чем в той языковой норме, которую трудно сформулировать, но которая дана каждому владеющему данным языком интуитивно» (Лотман 1972: 63). Нарочитое сгущение в употреблении того или иного элемента делает его заметным, структурно активным.

При таком способе фонетического моделирования языковые единицы построены на основе аллитерации, ассонанса, метатезы, парономасии, рифмы, метрического размера, акцентно-слогового повтора. Например, повтор согласных [l - l], [w - w - w] и гласных звуков [ai - ai] при аллитерации и ассонансе обеспечивает образное видение объекта в следующем отрывке:

Says, «Yield me your life, and your lady bright

This night shall walk the woods with me».

(from T.S. Eliot

«Erlington»)

Мгновенно привлекает внимание на фонетическом уровне лингвистического анализа аллитерация и широкое использование кластеров в текстовой ткани:

«Post-oak flats, pulsing, pictorial art, picture, town pump, prominent, citizen passing, hastily, effot, framed, at twenty, left for, flowing, promisingly, pine-tree, enough, finish, could not see her f ---».

Настойчивое повторение глухого взрывного [p] в этом предложение создает впечатление суеты и вместе с конвергенцией других средств рисует возбужденный город с его жителями.

Вместе с тем, исследования показали, что данное явление имеет не только собственно речевой, но и языковой статус. Изучение конкретных повторяющихся звуковых сочетаний – фоностем – позволило исследователям прийти к выводу о том, что «намеренное соположение, сближение и обыгрывание созвучий составляет неотъемлемую часть английской филологической традиции и подкрепляется обширным материалом разных функциональных стилей» (Вишнякова 2003; 347).

Если при звукоподражании имеет место субстанциональная аналогия плана выражения и плана содержания знака, то при повторе мы имеем дело с их структурной аналогией. На обычную организацию знака накладывается дополнительная организация в рамках эстетической функции языка, или, по определению Р.О. Якобсона (1984), «грамматика поэзии». Так в следующем предложении фонетическому повтору поддаются звуки в словах drunk – druidy – druids [dr - dr - dr]:

«We`ll have a glorious drunk to astonish the druidy druids» (Там же: 372).

Повторяющееся сочетание звуков в одной морфеме способствует в какой-то мере отчетливой ассоциации содержания или значения слов.

Эти же приемы неоднократно используются и в более поздней поэзии. Повторение фонемных элементов в плане выражения подчеркивается со- или противопоставлением смысловых элементов в плане содержания. Так, например, в следующем стихотворении Теннисона соответствующая эмоциональная окраска и меланхолический тон передаются при помощи лексико-синтаксического и звукоподражательного повтора и аллитерации, а близость звучания двух контекстуально связанных слов создает дополнительные семантические связи между ними. Сходство звуков указывает на нечто общее в значении:

«Break, break, break,

On thy cold grey stones, O Sea!

And I would that my tongue could utter

The thoughts that arise in me.

 

O well for the fisherman`s boy,

That he shouts with his sister at play!

O well for the sailor lad,

That he sings in his boat on the bay!

 

And the stately ships go on

To their heaven under the hill;

But O for the touch of a vanisn`d hand,

And the sound of a voice that is still!

 

Break, break, break,

At the foot of the crags O Sea!

But the tender grace of a day that is dead

Will never come back to me (Вишнякова 2003: 341-342).

Зеркальная близость (метатеза) согласных в словах [vn – nv] подчеркивает отчаяние и безнадежность.

В следующих отрывках аллитерация со звуком [l] и [li – li] придает тексту ироническое звучание и отношение:

«Lovelee, landless, wifeless»;

«He smiled at bronze`s teabathed lips, at listening lips and eyes» (Там же: 319).

Сходство на фонетическом уровне влечет за собой возникновение вторичных значений, а с ними – и новые смысловые связи. Это указывает на то, что у номинативных единиц с фонетическим и семантическим мотивированным значением в моделировании объекта участвуют внутренняя и внешняя формы.

Из вышеуказанных примеров следует, что звукоподражательное моделирование несет изобразительную нагрузку, а структурное (осуществляемое средствами фонетического повтора) ярко высвечивает внутреннюю организацию плана содержания (парадигматическое со- и противопоставление смысловых элементов, добавочное к их обычной синтагматической последовательности). Когнитивная составляющая фонетического моделирования предполагает выражение информативной единицы, некого «кванта» познания мира через звуки языка.