Происхождение школьных классов

Понятие школьного класса является одним из основных при характеристике ребенка или молодого человека для современника, по крайней мере связанного со средним образованием, государственным или частным. Почти не говорят «мой сын учится в лицее», это слишком абстрактно, но говорят «пошел В пятый». Детии сами обозначают свое место в повседневном мире, называя свойкласс. Трудно найти определение более естественное, оно сталопривычным настолько, что вместе с коллежем и средним образованием кажется пришедшим из самого давнего прошлого. Однако структура эта, без которой, на первый взгляд, невозможнажизнедеятельность учебного заведения, появилась не ранее ХУI или последних лет ХУ века. Окончательно она утвердилась лишь в начале ХУН века.

Безусловно, в прошлом существовали элементы разделения на школьные классы. Само слово, появившееся, по крайней мере во Франции, в сфере влияния иезуитов, было заимствовано гуманистами у Квинтилиана - pueros in classes disribuerel, и авторы, его употребляющие, такие, как Этьен Паскье, знают, откудаоно взялось. В своей истории школы он упоминает о возникновении классов: «Это слово применительно к школярам использовалКвинтилиан в первой книге своего трактата о преподавании»2.

В любом случае, в античной школе к делению на классы относились как к простой воспитательной мере, которой можно пренебречь. А. И. Марру, посвятивший истории античного образования толстый том, смог обойтись без упоминания о классах - достаточное доказательство того, чтоим не придавали значения в школьной структуре. Впрочем, и то малое, что существовало в эпоху Квинтилиана, исчезло в Средние века, когда принцип одновременности и повторения порождал постоянное перемешивание и закрывал то контингент набирался из меньшинства - грамотных Клириков, затем возрастает число мирян, дворян и буржуа, есть и доля детей из простых семей, как мы это увидим в дальнейшем И коллеж становится основным учебным заведением общества: Это коллеж с преподавательским составом, отделенным от учеников, коллеж со строгой дисциплиной, многочисленными классами, через который пройдут все поколения образованных людей того времени. Понятие «коллеж» объединяет, если не в реальности, несколько отличающейся от представлений о нем, то, по край. ней мере, в представлениях родителей, преподавателей, магистратов, священников - возрастную группу от восьми-девяти лет до пятнадцати и старше, живущую по законам, отличным от законов взрослых людей.

Происхождение школьных классов Понятие школьного класса является одним из основных при характеристике ребенка или молодого человека для современника, по крайней мере связанного со средним образованием, государственным или частным. Почти не говорят «мой сын учится В лицее», это слишком абстрактно, но говорят «пошел В пятый». Дети и сами обозначают свое место в повседневном мире, называя свой класс. Трудно найти определение более естественное, оно стало привычным настолько, что вместе с коллежем и средним образованием кажется пришедшим из самого давнего прошлого. Однако структура эта, без которой, на первый взгляд, не возможна жизнедеятельность учебного заведения, появилась не ранее ХУI или последних лет ХУ века. Окончательно она утвердилась лишь в начале ХУН века.

Безусловно, в прошлом существовали элементы разделения на школьные классы. Само слово, появившееся, по крайней мере во Франции, в сфере влияния иезуитов, было заимствовано гуманистами у Квинтилиана - pueros in classes disribuerel, и авторы, его употребляющие, такие, как Этьен Паскье, знают, откуда оно взялось. В своей истории школы он упоминает о возникновении классов: «Это слово применительно к школярам использовал Квинтилиан в первой книге своего трактата о преподавании».

В любом случае, в античной школе к делению на классы относились как к простой воспитательной мере, которой можно пренебречь. А. И. Марру, посвятивший истории античного образования толстый том, смог обойтись без упоминания о классах - достаточное доказательство того, что им не придавали значения в школьной структуре. Впрочем, и то малое, что существовало в эпоху Квинтилиана, исчезло в Средние века, когда принцип одновременности и повторения порождал постоянное перемешивание и закрывал двери всякой попытке разделить людей по возрастным категориям или по способностям.

Сегодня класс, базовый элемент школьной системы, является строго определенной и привычной структурой, каждый класс соответствует определенному этапу постепенного приобретения знаний, определенной программе, определенному возрасту, от которого стараются не отклоняться, определенным физическим и пространственным границам (поскольку каждая группа, сформированная по возрастному принципу и на основе программы, занимает свое помещение, и одно и то же слово «класс» обозначает и содержание, и содержащее), определенному времени - Году,

в конце которого класс меняет состав.

Тесная связь между возрастом учеников и органично привязанной к ним программой придает каждому возрасту, каждому году свои черты, возраст можно обозначить классом, и каждый класс обучения, благодаря своей программе, учителю и Помещению, имеет свой облик. Отсюда вытекает дифференциация весьма близких друг другу возрастов. Возраст, как и класс, меняется с каждым ГОДОМ - но это новое явление! Раньше один и тот же возраст продолжался гораздо дольше и продолжительность жизни, как и детства, не делилась на столь тонкое ломтики. Школьный класс, таким образом, стал решающим фактором внутренней дифференциации детского и юношеского периода человеческой жизни. Там, где ее не существует, где она сведена к проведению примерной границы без какого-либо структурного основания, как часто случается в наше время на уровне начального образования и соответственно в простом народе, возрастные границы остаются по-прежнему размытыми.

Отсюда значение школьного класса для нашего исследования. Нам необходимо задаться вопросом: каким образом был осуществлен переход от средневековой неопределенности к четкости современной концепции, каким образом и когда школьный класс принимает современный облик класса возрастного?

Реформа Парижского университета 1452 года, столь важная для изучения коллежей и педагогий, не упоминает еще о классах: не упоминается ни само слово, ни явление. Это умолчание не означает, однако, что их не существовало, но педагоги столь сведущие, как кардинал д'Эстутвиль, прекрасно осведомленный о новой организации школы, например о коллежах, не считали нужным упоминать о педагогической Кухне, а тем более навязывать какую-то практику или кодифицировать ее.

Напротив, менее века спустя слово «класс» употребляется в современном значении - и не с 1539 Года, как говорят историки, следуя Тюро, а с 1519 года в письме Эразма к Юстасу асу, в котором гуманист, описывает школу св. Павла в Лондоне: в каждом классе (quaeque classis) по 17 учеников; первый в своем классе (qui in sua classe) занимает самый высокий стул3. Понятие появилось раньше самого слова, и к нему уже привыкли к тому моменту, когда термин утвердился в жизни. В конце XVI века в Raio sudiorum иезуитов и в Leges e Saua Парижского университета учебный цикл приобретает некоторую периодичность. Эволюция происходила, следовательно, в течение ХУ и в начале XVI веков в коллежах полной нагрузки.

Как и преподавание полного цикла, класс зародился в грамматических школах. Вот почему порядковый номер классов начинается с риторики, или с первого класса во Франции, седьмого в Англии, в то время как классы философии, логики и физики остались без порядкового номера.

В начале ХУ века grammaicus и его помощник, если таковой был, вместе занимались повторением с дюжиной учеников всех возрастов, никого не выделяя. В течение ХУ века появился новый принцип разделения учащихся. Разношерстное собрание школяров по-прежнему остается в общем зале под общим присмотром учителей, но отныне оно разделено на группы в зависимости от уровня знаний и среди учителей появляется привычка заниматься с каждой группой в отдельности, Этот способ обучения является последствием перехода - впрочем, неполного от одновременного средневекового преподавания к новому прогрессивному методу, который впоследствии и утвердится.

Принцип такого разделения, будучи еще в зачаточном состоянии, диктуется последовательностью глав Доната или «Доктринала» Александра де Вильдье, на которых основывается обучение грамматике. Итальянский документ 1444 года показывает, как работает школа того времени4. Контракт между коммуной Тревизо и преподавателем - хозяином школы - фиксирует плату за обучение, и можно заметить, что сумма меняется в зависимости от уровня образования того или иного ученика. Документом предусматриваются следующие категории. Первая - от алфавита до начальных глав Доната, это элементарные знания, за них надо платить полдуката. Вторая категория - от первых глав Доната или грамматики до начала «Артиклей», это четыре первые главы«Доктринала»: склонения, степени сравнения, род, указательные и притяжательные местоимения... Все это стоит один дукат. Третья категория, приносящая учителю полтора дуката, завершает грамматику. Четвертая категория, стоимостью в два дуката, посвящена второму уровню латыни или упражнениям стиля и риторике. Этот текст упоминает о разделении на категории потому только, что он устанавливает плату за преподавание. Молчание кардинала д' Эстутвиля по поводу классов также объясняется тем что в общем дисциплинарном уложении не могла идти речь о заработках учителей.

В подобном способе разбиения на категории, уже, должно быть, ставшем привычным, и надо видеть истоки разделения на классы. Существует некая связь между четырьмя категориями Тревизо и известными нам школьными программами, хотя бы программой Меланхтона в Базеле5 или Бадюеля в Ниме в первой четверти ХУI века или же в конце того же века - Программой парижского Нарбоннского коллежа, когда в нем появляется полный цикл обучения в 1599 году7.

Первая категория Тревизо соответствует самому первому из четырех классов Меланхтона или шестому в Ниме. В 1599 году в Нарбоннском коллеже начинающие уже знали основы, по Крайней мере с них это требовали.

Вторая категория Тревизо соответствует пятому классу в Ниме, шестому в Нарбоннском коллеже - за полвека начальное образование было отодвинуто на год.

Третья категория в Тревизо соответствует двум промежуточным классам Меланхтона, четвертому и третьему в Нимеи одновременно пятому, четвертому и третьему в Нарбоннском коллеже.

Наконец, последняя, высшая категория Тревизо соответствует высшему классу Меланхтона, второму и первому в Ниме и первому Нарбоннского коллежа, где, как ни странно, отсутствует второй класс.

В то же время существует разница между разделением на уровни в Тревизо и классами, которые из этого получатся. Разделение 'на практике остается эмпирическим и зависит от учителя, несмотря на некоторые уже установившиеся традиции. Очень долго эта неопределенность будет оставаться в силе - программы и порядок классов будут во всех коллежах разными. В Гиенском и Наваррском коллежах будет отдано предпочтение начальным классам, в Нарбоннском не существует второго класса. В последние годы ХУI века студент из Монпелье, будучи проездом в Турноне, напишет о тамошнем коллеже: «В нем примерно восемь классов». Примерно!8 Лишь постепенно, эмпирическим путем класс окончательно становится элементом строго регламентированного цикла обучения, общего для всех типов образования в рамках западной Цивилизации. Прежде всего нужно было время, чтобы он получил название. В 1466 году Мишо описывает в своем «Доктринале настоящего времени» школу - быть может, слишком аллегорично, но опираясь на подлинные наблюдения. Еще нет французского названия для того, чтобы обозначить «место (parque) маленьких лавочек, где устраиваются школяры»вокруг кафедры каждого регента9 - но это «место» обозначает класс: «на этом месте склоняют по падежам», «регент этого второго места». Однако в 1477 году можно найти латинское выражение - слово lecio в некотором смысле могло относиться кшкольному разделению на уровни: in prao c]ericorum иЫ lecio conra lecionem insurgere soleba1O. Кажется, здесь речь идет не о коллеже, противопоставляемом другому коллежу, и не о школе, противопоставляемой другой школе.

В 1501 году слово lecio вошло в употребление в Париже. В уставе нового коллежа в Монтегю оно обозначает уже некую органическую единицуl1. В нем говорится, что на каждой lecio, один из самых послушных будет следить за caeeros suael21ecionis, старший над ними избирается suprema arium lecione, что указывает на то, что логика, физика и искусства разбиты на leciones. Особо подчеркивается, что на каждой lecio есть свой exciaor13. Колледж в Монтегю делит учебный процесс на leciones, однако в положениях, фиксирующих расписание достаточно подробно, не уточняется их число. Авторы положений уже говорят о разделении на leciones, они ссылаются на них как на что-то общеизвестное и давно знакомое.

Вскоре на смену слову lecio во Франции пришло современное слово «класс». Его мы уже встречали у Эразма в его переписке 1519 года. Слово «класс» было введено гуманистами, которые любили заимствовать у древних, в данном случае у Квинтилиана, слова, неизвестные средневековой латыни. Гуманисты времен Реформации, такие как Бадюель и Штурм, создатели образцовых коллежей, тоже будут употреблять это слово, и их тексты 1538 и 1539 годов, собственно, являются первыми письменными свидетельствами употребления слова «класс» В современном значении школьного класса. Иезуиты и Парижский университет, в свою очередь, тоже примут его на вооружение. Такlecio ХУ века стало классом в конце ХУI века.

Отныне, получив свое название, класс признается теоретиками педагогики основным элементом школьной структуры. Бадюель - один из таких теоретиков. Его биограф анализирует объявление, которое тот выпустил в 1538 году, где говорилось о создании в Ниме «коллежа, школы и университета с факультетами грамматики и искусств»14. Он прямо указывает, что разделение на классы необходимо для хорошей школьной организации; раньше «там было все перемешано и перепутано». Отныне же, напротив, «школа будет разделена на классы в зависимости от возраста и уровня учеников». Это уже не просто некое эмпирическое обобщение, но нечто фундаментальное и обоснованное. В тоже самое время Штурм переносит в Страсбург, как Бадюель в Ним, эту систему, уже используемую в коллежах Парижа, в домах Братьев общей жизни в Льеже, оттуда же ведет происхождение коллеж Стандонка в Монтегю.

Однако Бадюель не предполагал, что эта система Долж. На выходить за рамки грамматики. После риторики ученик «Посещает публичные уроки и приобщается к высоким наукам и Искусствам», согласно гуманистической концепции учебы, которая предназначена не только для молодых - учиться можно продолжать всю свою жизнь и вне школы. Таким образом все, что выходит за рамки грамматики, «менее регламентировано и не делится на разные классы». Такое же разделение между обучением в классах и свободным обучением мы обнаруживаем в программах Штурма в Страсбурге: шесть классов соответствуют четырем грамматическим, гуманитарному курсу и риторике (Бадюель теоретически все себе представляет точно так же, но на деле ученики сразу попадают в четвертый класс)15. Затем, пишет Штурм, «второй класс предназначается для публичных уроков (курсы и лекции по моде гуманистов), а первый - для теологии». Следует отметить: Штурм не считает классы после риторики, как это уже делается в Париже и будет делаться до наших дней.

Cbel-lнО школьную учебу в классах для молодых - примерно до пятнадцати лет - и высшее образование в форме публичных лекций, которые можно прослушать и в зрелом возрасте. Если бы ситуация не изменилась, то, возможно, единственной формой классного образования, как в Англии, осталась бы именно эта, где все заканчивалось седьмым уровнем, то есть риторикой. Отец деДэнвиль не без основания утверждает, что распространение системы классов на логику, физику и даже иногда на теологию – дело рук французских иезуитов, желавших вдохнуть жизнь в схоластику, обновленную их испанскими собратьями, и таким образом спасти ее от критики гуманистов.

Таким образом, во второй половине ХУI века наш современный цикл - от шестого к первому, завершаемый философией - окончательно утвердился. Эволюция продолжалась примерно 150 лет. В Италии школа очень долгое время сохраняет форму, описанную в контракте Тревизо в середине ХУ века. Еще в ХУI веке Рапиний в своих советах о том, как лучше устроить коллеж в Венеции, довольствуется тем, что указывает отдельные места для детей, подростков и взрослых1б. Если в других местах класс из простого деления одной и той же аудитории становится отдельной органической единицей, он обязан этим конкретному преподавателю, прикрепленному к нему.

Изначально, как мы это уже видели на примере Наваррского коллежа, в грамматических школах были по одному или два учителя. Если их было двое, то один из них на латыни именовал шismе, grammaicus, а другой submagiser, по-английски high maser и usher, во французском же существует лишь понятие «регент», поскольку такая коллегиальная система двух преподавателей долго. не просуществовала. Часто в задачу submagiser входила раБО1'а с самыми маленькими и самыми невежественными, тогда как grammaicus занимался на более высоком уровне. Тем не менее эта специализация не зашла далеко и не охватила полностью функции каждого. В ХУ веке в кафедральной школе Парижа Жерсон, несмотря на то, что признает за обоими учителями разные специальности, грамматику и пение, возлагает на них совместную миссию: аmЬо alier ordinen horas diurnas e nocurnas17.

Школа Джона Колета в соборе св. Павла, кафедральном соборе Лондона - неплохой пример того, каким образом учитель и его помощник пришли к решению разделить учеников на классы. Эта школа упоминается во многих текстах, в частности в письме Эразма Юстасу Ионасу, процитированном нами выше. У этой школы была еще одна особенность - в ней бесплатно учились153 ученика. Если верить Эразму, они все были распределены между тремя классами. Первый - новички, их еще нельзя вполне считать учениками, и ими занимался капеллан. Известны идругие случаи, когда элементарные знания дает причетник, так происходит в Грее в 1583 году18. Над вторым классом начальствует usher, Эразм его называет hypodidascalus. Слово это он позаимствовал у Цицерона, из его писем. Третий класс находится в распоряжении maser' а, Эразм его называет superior. Так два преподавателя, с XIV века стоявшие у истоков грамматической школы, получают по классу. Капеллану тоже досталась преподавательская роль - он уже издавна служил при школе, и таким образом, не пришлось создавать должность третьего регента.

Действительно, в Англии долго не решались увеличить количество преподавателей в школе. Еще в 1560 году в Итоне их число не превышало двух, каждый из которых отвечал не за два отдельных класса, а за две группы из нескольких классов. Lower schoop9, под началом usher'a, состояла из трех первых классов. U pper schoo!ZO, под началом maser' а, объединяла пятый, шестой и седьмой классы - пережиток первого периода истории школьного цикла с его делением на два, который сменяет система со множеством классов ХУI века. Четвертый - последний грамматический класс - соответствует нашему третьему, уроки в нем в одном зале проводил то maser, то usher. В каждом классе учитель выбирал помощника из числа учеников.

Во Франции специализация регентов и увеличение их числа начались гораздо раньше, по крайней мере в крупных школах. На такое заключение наталкивает «Доктринал настоящего временю> П. Мишо, датированный 1466 годом21. Известно, что Docrinale puerorum играл роль средневекового учебника грамматики. Начиная с ХIII века моралисты придали классическую форму «ДОКтринала» разного рода аллегорическим руководствам, «бревиариям» куртуазности, «мудрой жизни» или просто дидактическим трактатам, таким как, например, «Доктринал природы», «ДОКТринал простых людей», мессы, «Доктринал дворянского звания» Donaus moralisaus Жерсона и т. д. '

Мишо описывает две воображаемые школы - Школу Порока, или Лжи, и школу Добродетели, где преподают «ДОКтринал жизни». Школа Порока имеет двенадцать регентов столько же, сколько глав в «Доктринале» Александра ВИЛЬДЬепо числу месяцев в году. Каждый регент олицетворяет какой-либо порок - хвастовство, тщеславие, жадность... Следует ДОПУСТИТЬ наличие какого-то сходства с реальностью, без которого ни одна аллегория не будет понята.

В этой школе «было тринадцать магистров, то есть это был главный ректор и двенадцать его подчиненных». Совершенно очевидно, что дюжина здесь фигурирует лишь для того, чтобы позволить развить двенадцать морализаторских рассуждений. Впрочем, школа Добродетели насчитывает самое обычное число учителей - четыре. Здесь особо надо отметить иерархию ректор регенты, уже отмечавшуюся в документе того времени, на который мы неоднократно ссылались, а именно в тексте реформы кардинала д'Эстутвиля. Речь шла о коллеже или педагогии с авторитарной иерархией.

Текст 1539 года, программа обучения Страсбургской гимназии Штурма, рассказывает, как в Сен-Жероме в Льеже пришли к назначению ректора над двумя прежде независимыми преподавателями22. Прежде «каждый регент привлекал учеников и преподавал не то, что было необходимо, а то, что ему нравилось, следуя не разумности, а скорее вкусам учеников». Эти регенты «читали авторов, недоступных по возрасту их ученикам, даже тогда, когда эти уроки могли навредить нравственности учеников и правильности суждений». Естественно, следовало ограничить слишком большую свободу этих регентов: «Чтобы положить конец всем этим несообразностям, была введена должность ректора, который мог бы контролировать уроки, упражнения и все занятия». Однако в школе Порока уже в 1466 году имелся ректор.

В этой школе у каждого регента был свой класс, или lecio. «На входе стоял привратник по имени Высокомерие, он едва удостаивал своих учеников взглядом... У подножия каждой колоны имелось по ряду скамей, где сидели Школяры. А наверху бы) прикреплена грифельная доска, на которой было написано, какой предмет изучается».

В более скромных школах один и тот же регент собирал несколько классов, как, например, в ХУI веке в Итоне. Еще в ХУII веке, когда существование классов уже стало привычно, в школе небольшого городка Белли три регента делили между собой шесть традиционных классов, каждый по два - одному риторика и гуманитарный, другому четвертый и третий, последнему пятый и шестой. Самое удивительное, все трое не зависели от высшего авторитета и представляли вместе со своими классами как бы три школы, следующие одна за другой, имевших три разных источника содержания - наставническую пребенду, городской магистрат, провинциальные штаты.

Однако во Франции в конце ХУI века установился принцип закрепления за одним классом определенного регента, иногда ценой отсутствия в недостаточно крупных коллежах всех классов. Принцип был настолько признан всеми в конце ХУI века, что власти были вынуждены положить конец практике, которая начала тогда входить в моду - уже не один регент на несколько классов, а два регента на каждый класс, то есть один ведет все утренние уроки, другой вечерние24. Уже в 1539 году Штурм в своей программе уточняет, что первые шесть классов в коллеже Страсбурга, соответствующие циклу от шестого до риторического, должны обеспечиваться одним учителем. Напротив, для публичных занятий по философии и теологии допускалась возможность прибегать к нескольким специалистам. Класс получил своего преподавателя. Не хватает еще одной маленькой детали, которая бы приблизила его к классу наших современных учебных заведений - специального помещения.

Очень долго регенты размещались со своими учениками в одном и том же зале, который назывался schola. У каждой школы было единственное помещение - учебный зал, и одним и тем же словом обозначалось и учреждение, и зал, как потом будет со словом «класс». Так происходило со школой Порока по Мишо: «Школа была просторной, в ней было двенадцать колонн. У подножия каждой ученики окружали своего учителя». Школа добродетели была круглая, такой позже будет школа Колета при соборе св. Павла. «Там было четыре большие кафедры, стоявшие как бы по углам четырехугольника, вписанного в круг».

В Лондоне школа св. Павла предстает нам по описанию Эразма так: единственный круглый зал со ступенчатым полом, где сидят ученики. Эразм объясняет такое расположение по кругу стремлением избежать того, чтобы по углам не поставили бы кровати и обеденные столы - обычная практика тех лет. Зал делился на четыре сектора, то есть на три класса и часовню с алтарем, с помощью занавесок, которые можно было открывать и закрывать: обычаи устраивать алтарь в классном помещении существовал еЩе долго - его можно наблюдать и в XVI}I веке, например в Коллеже Мориака, описанном Мармонтелем. В Итоне в 1517 году все еще единственный учебный зал на всю школу. Примерно в туже эпоху швейцарец Томас Платтер вел в Германии бродячую жизнь нищенствующего школяра и задержался на некоторое время в грамматической школе в Бреслау - на каждый приход была одна такая. Он спал в зале с самыми младшими из своих товарищей, именно этого хотел избежать Колет в школе св. Павла. Платтер дает следующее описание школы св. Елизаветы: «Девять бакалавров давали свои уроки одновременно в одной и той же комнате». Девять бакалавров - недалеки от двенадцати регентов школы Порока, можно себе представить, какой там был шум.

В Англии школа долгое время будет выглядеть именно так. В 1612 году Джон Брисли в своем Ludus Lierarius (что-то вроде пособия для школьного учителя) оставляет за учителем право наказания26. Usher не может наказывать сам, разве что он преподает в месте, отдельном от учителя, что бывало редко27. Макс Леклерк еще в 1894 году видел в Англии школы с одним учебным залом, где возвышалась кафедра учителя и по углам четыре помоста для ассистентов - почти таких же, как в школе Добродетели Мишо образца 1466 года.

В Париже и Льеже, напротив, школу стараются устроить так, чтобы каждому классу досталось отдельное помещение. Вполне вероятно, что с 1501 года каждый из leciones в Монтегю имел свое собственное помещение. Устав 1501 года напоминает, что после еды в общем зале каждый должен вернуться в свою «школу» (scholae), и даже слово это употребляет во множественном числе - речь об учебных залах.

Заметки Штурма 1538 года о проекте организации гимназии в Страсбурге говорят о разделении помещений учебных классов, и его забавные замечания свидетельствуют о том, что вопрос этот, по крайней мере, ставится, и сам он, невзирая на свои теоретические убеждения, отвечает на него в том ключе, который и возобладает в будущем.

«Было бы лучше - признает он - собирать классы в одном месте, нежели их рассеивать на несколько мест. Было бы немыслимо к каждой из десяти овец приставить пастуха и отвести отдельное пастбище, когда одного поля достаточно. Так - то будет, если мы доверим наших детей множеству учителей, в время как одного хватает. Собранные вместе ученики будут больше расположены к приобретению знаний, а приводимые примеры будут иметь больший отзвук. Исключая случаи, когда слишком большое количество детей требует дополнительного помещения, их надо собирать в одном учебном зале». И он приводит в пример Парижский университет: «То, что число студентов является для учебы важной проблемой, можно заключить из того, что происходит в Парижском университете. Великое множество студентов собирается там, что породило создание большого числа коллежей. И тем не менее в коллежах, где насчитывается меньше всего учеников, успех невелик, там же, где число студентов велико, активность и успехи учащихся налицо, ибо и ученики, и учителя находят там возможности для соревнования».

В заведениях Братьев общей жизни «в Льеже, Девентере, Uволле, Везеле учреждается по традиции одно помещение для всех классов». «Когда Я был в Льеже - продолжает Штурм между преподавателями возник конфликт и некоторые из ни хстали преподавать раздельно. Если бы такая практика продолжалась, со знаменитой гимназией Сен-Жером было бы покончено». И в самом деле, такая независимость привела к тому, что правильный порядок классов, ставший уже обычным, был нарушен желанием регентов во что бы то ни стало блеснуть и привлечь более грамотную аудиторию. «Кончилось дело тем, что старый порядок был восстановлен» - мы так и не знаем, идет ли речь о программах или просто классы опять были собраны в одном помещении. С другой стороны, мы знаем, что вопреки собственным воззрениям Штурм былСвынужден в Страсбурге разгородить залы. В 1540 году Томасу Платтеру поручили создать школу в Базеле. Он оправляется в Страсбург, чтобы изучить, каким образом действует школа Штурма, служившая образцом для многих: «По возвращению в Базель я разделил школяров на четыре отделенных класса (речь идет о четырех классах Меланхтона), тогда как раньше, из-за небольшого их числа, всех держали в нижнем зале, единственном, который топили».

Разделение учебных помещений на классы, таким образом, назревает как необходимость - вынужденная мера, следствие увеличения числа школяров. Классы в Сен-Жером насчитывали каждый по 200 учеников, а классы больших коллежей, как коллеж Людовика Великого, останутся на этом уровне вплоть до конца ХУIII века. Поначалу с таким положением просто мирились: впрочем, концентрация власти в руках ректора - естественная тенденция коллежа современного типа - должна была облегчить процесс. Авторитета принципала и его власти над регентами было достаточно, чтобы контролировать общее число учеников. Постепенно дисциплинарные преимущества менее населенного класса становятся очевидны, но о них почти не говорят - теоретические тексты обходят их молчанием, пока, наконец, обычай не закрепляется в ХУII веке. В конце ХУI века в диалогах Кордье ученик обращается к ректору: «Учитель, в шестом классе никого нет. - Как так, где магистр Филипп? лежит больной в постели. - Скажите регенту второго класса, что из старших учеников. Маленький диалог, уже свидетельствующий о разделении классов. В эпоху Франсиона уже говорили «поступить В такой-то класс». У ораторианцев учебный зал называли «сЬатЬге» (палата), более привлекательным и сочным, чем«класс», словом, все также смешивая в одной в окабуле место curricu\um и учеников: шестая или вторая сЬатЬге30. В коллежа~ иезуитов или Парижском университете в то время уже предписывалось разделять классы.

Миновав этот этап, мы проделали путь от смешанной аудитории средневековой школы к современному классу. По меньшей мере, с начала ХУ века под началом одного учителя и в рамках одного помещения ученики разделяются на равные группы, и Италия долгое время сохранит верность этой переходной формуле. Затем в течение ХУ века каждому преподавателю будет дан свой класс внутри общего помещения - схема, существовавшая в Англии до второй половины XIX века.

Наконец классы вместе с преподавателями полностью ИЗОлируются друг от друга в специальных помещениях - сначала этофламандская и парижская инициатива, давшая жизнь современной структуре классов. Теперь мы присутствуем при процессе дифференциации школьной массы, которая была неорганизованной до конца ХУ века. Этот процесс соответствует новой еще необходимости связать уровень преподавания с уровнем учеников. Это самое главное. Такая постановка магистра на службу ученикам противопоставляется средневековым методам одновременности или зубрежки, а равно педагогике гуманистов, которая не отличала ребенка от взрослого и не различала школьное образование - подготовку к жизни и культуру - дело самой жизни. Это разделение на классы свидетельствует о направлении внимания на особенности детей и юношества, о понимании того, что существуют возрастные различия внутри группы детей и подростков. Учреждение иерархически структурированного коллежа с XIV века покончило с беспорядочностью школьного детства, его «коммунальностью», В которой все возрасты были перемешаны.

Установление классов в ХУI веке определило разделение внутри школьной массы. Были ли эти подразделения, созданные часто по воле случая и не отвечавшие еще тем требованиям порядка, дисциплины, педагогической Эффективности, которые будут предъявляться к ним позднее возрастными категориями? Без сомнения. Бадюель видел в 1538 году в упорядочении классов средство разделить учеников «по возрасту и развитию». В первой трети ХУI века Томас Платтер оказался по окончании своего бродяжничества в Шлезштадской школе, которую посещали одновременно 900 discipu\j31, и он уже не считал нормальным, несмотря на свою необразованность, что его, восемнадцатилетнего, поместили среди детей, и отмечает это как аномалию: «Когда Я пришел в школу, я ничего не знал, даже Доната, а мне было уже восемнадцать. Я занял место среди маленьких детей, как наседка среди цыплят».

Но не будем задерживаться на этих при мерах, роль которых легко преувеличить, если рассматривать их изолированно. Совпадения между возрастом и уровнем знаний случались часто, но не всегда, и когда обнаруживались противоречия, им удивлялись мало либо не удивлялись вовсе. В действительности всегда обращали больше внимания на уровень знаний, чем на возраст. В начале ХУН века класс не был столь же демографически однороден, как с конца XIX века, однако попытки упорядочения предпринимались постоянно. Школьные классы, сформированные первоначально независимо от соображений возраста, понемногу начинают соответствовать возрастным категориям. Существовала, следовательно, еще незамеченная связь между способностями и возрастом, незамеченная, потому что была чужда наиболее распространенным взглядам. Новая потребность анализировать и разделять, характеризующая рождение нового сознания в наиболее интеллектуальной сфере, в формировании педагогики, вызвала, в свою очередь, новые потребности и методы как в организации работы - разделение труда, так и в представлении возрастов - нежелание смешивать различные типы мышления и, следовательно, возрасты. Но эта попытка разделить возрасты еще долго не была теоретически признана и обоснована, пока ее не продиктовала практика после долгих эмпирических проб и ошибок. И это ставит перед нами задачу более подробного изучения проблемы школьных возрастов и их соответствия классам.

LIV