Грубая сторона школьного детства

В 1881 году историк Карре, читая тетради с оценками коллежа ораторианцев в Труа, ХУН век, не скрывает своего удивления: «Многие ученики имеют просто отвратительные оценки, вряд ли сегодня найдется хоть один лицеист, который бы так же учился» 1. Конечно, это замечание было бы справедливым применительно к взрослым, но оно менее справедливо для детей. Разница нравов между обществом того ХУН века и нашим особенно проявляется в детской и молодежной среде. Там дольше, чем среди взрослых, сохраняются архаические черты Средневековья, уже частично стертые во взрослом мире. В предыдущих главах мы проследили через школу и школьные учреждения путь развития современного отношения к детству: меньшинство, привязанное к порядку, ясности и авторитету, попыталось ввести в общество с помощью образования и воспитания новый образ жизни, прямо противоположный импульсивности средневековых обычаев. Оно осуществляло внешнее давление на детей и молодежь, которые, в свою очередь, сопротивлялись, оставаясь до ХУН века во Франции и до начала XIX века в Англии островком архаики. После эти возрастные группы становятся очагом модернизации общественных отношений.

Школяры носили оружие. В raio sudiorum иезуитов им предписывалось его сдавать перед входом в коллеж - оружие хранилось в специально отведенном для этого месте и школяры получали расписку. По выходе из коллежа оружие им возвращалось. В 1680 году дисциплинарные уложения Бургундского коллежа вновь включают эту статью: «Запрещается иметь при себе шпаги и другое оружие в жилых комнатах. Те, у кого они есть, обязаны сдать его принципалу, который будет хранить его в специальном месте»2. Невозможно и представить себе подобное правило в лицеях и коллежах наших дней. Самые младшие могли с пяти лет носить шпагу! Она была не просто частью костюма или престижным украшением: Л'Эстуаль рассказывает, как однажды в 1588 году «в последний жирный понедельник этого месяца король послал лейтенанта гражданского и уголовного права, прокурора из Шатле, и комиссаров (комиссаров-следователей, бывших одновременно и следователями, и комиссарами полиции) в сопровождении сержантов в Парижский университет, чтобы отобрать оружие у школяров, которые во время ярмарки Сен-Жермен отправились туда вооруженными, чтобы творить бесчинства»3, Много позже, в 1709 году, в тетради для оценок коллежа ораторианцев в Труа упоминается об ученике, угрожавшем учителю шпагой: gladio miniaus es praecepori4. Юридические коллегии городов, где имелись коллежи, не прекращают издавать распоряжения, запрещающие школярам носить шпагу. Подобный указ дижонского парламента от 20 марта 1675 года имеет следующие мотивы: «Большая часть молодых людей, хоть и предназначенная для религиозной карьеры (а мы с вами знаем, что на самом деле между людьми религиозной карьеры и военной было меньше разницы, чем предполагали историки: и те и другие были выходцами из одних и тех же семей), будучи еще в школе (в риторическом или логическом классе), вместе с теми, чье сословие не позволяет носить шпагу, носят ее постоянно повсюду, что неприлично не только тем, что возмущает достойных людей, но и по причине возникновения многих скандалов и драк»5. Очень долго дижонский парламент регулярно возвращается к запрещению ношения оружия: в 1753 году оно снова встречается в уложениях, как если бы оно не потеряло своей актуальности – или эффективности.

Но даже когда школяр, перед тем как войти в коллеж, сдает свою шпагу, он остается не менее опасен: в 1661 году в Боне отец ораторианец побит палками своими учениками, и парламент Дижона вынужден распространить запрещение и на другие средства самозащиты: кроме шпаг, запрещается «всем школярам носить палки и другие орудия нападения в классах и в доме означенных служителей ораторианцев».

Регентам и префектам часто приходилось противостоять настоящим вооруженным восстаниям - волнения были часты и жестоки, например беспорядки среди учеников колледжа иезуитов Флеш 1646 года во время карнавала. При одном взгляде на документы можно сразу понять, что беспорядки далеко выходили за рамки обычных выступлений лицеистов и студентов наших дней.

В те времена карнавал был молодежным праздником, собиравшим все население; силы поддержания порядка не особенно усердствовали, как это происходит в мусульманских странах в конце Рамадана. И, тем не менее, магистрат города Флеш принял кое-какие меры предосторожности: запретил выбирать молодежного короля, аббата или приора, ведущего игр и традиционного организатора карнавальных шуток. В том году атмосфера в учебных заведениях была настолько накалена, что некоторые из старших учеников коллежа получили унизительную раепа scholasica, то есть были наказаны розгами. Они чувствовали себя обесчещенными и думали о реванше. Школьные хроники полны описаний мести наказанных школяров, избивавших своих учителей. Последние могли рассчитывать лишь на помощь сержантов полиции. Во Флеш в жирный вторник, вечером, студенты-экстерны, ставшие на сторону своих товарищей, провели в коллеж одного из своих однокашников, предварительно переодев его женщиной. Однако они не застали врасплох ни преподобных отцов, ни членов братства: эти религиозные деятели были люди не промах и защищались очень энергично. Им удалось захватить одного из буянов, вооруженного шпагой, и закрыть его в надежном месте. Тогда волнения приняли характер настоящего восстания: «Это послужило поводом для других прийти в еще большую ярость. Они побежали к оружейникам и взяли оружие»6. Здесь легко узнается повышенная возбудимость толпы, которую арабы сохранили и сегодня, когда любое незначительное происшествие в одно мгновение превращается в кровавую резню или массовый грабеж; нам все труднее и труднее представить себе это психологическое состояние.

Итак, школяры вооружились. Речь идет об экстернах коллежа - они жили в педагогиях и на квартирах горожан, получивших право сдавать комнаты у префекта, самые старшие ходили в философский класс. «Всю ночь они стоят с оружием и осаждают все входы и выходы коллежа, через которые можно было бы его провести и отдать в руки правосудия». Можно представить себе возбуждение, царившее во время ночных бдений в жирный вторник. Утром студенты вломились в здание: «По утру они вошли в коллеж с оружием в руках, угрожая, что все равно получат своего товарища, добром или силой, и в качестве возмездия возьмут иезуита или пансионера». Несмотря на вторжение, преподобные отцы и их ученики смиренно готовились провести день как обычно: «Смутьяны, вооруженные шпагами, палками, бичами из бычьих сухожилий перекрыли все проходы, они не пускали школяров, шедших по звону колокола на занятия». Дело грозило принять еще более опасный оборот, поскольку преподобные отцы желали сохранить лицо и не собирались отпускать пленника. У отцов-иезуитов тоже имелись запасы оружия. Они вооружили слуг не только палками, но и алебардами и ружьями, что особенно важно, теперь они имели превосходство в огневой мощи. Была предпринята вылазка, в ходе которой все чуть было не закончилось без малейшего эксцесса - сам вид ружья внушал страх и почтение. К несчастью, один из восставших пошел на стволы: «Вместо того чтобы отступить, как другие смутьяны из его банды, он вышел вперед и встал напротив слуги, который держал ружье наперевес (вполне возможно единственное ружье на всех!) оказавшись в выгодной позиции, школяр бросился на слугу, пытаясь отобрать оружие. Когда они боролись, сработал спусковой механизм, пуля, пробив сутану учителя (он пытался их растащить), оказавшуюся между стволом оружия и животом школяра, скользнула между кожей и плотью живота, не войдя внутрь, и впилась в берцовую кость».

Волнения не всегда переходили в вооруженное восстание, иногда это была просто забастовка с занятием помещений. В 1633 году судебная палата, «поставленная в известность о том, что студенты логического класса коллежа города Дижона (эквивалент философского наших лицеев) ушли с уроков без разрешения ректоров и регентов и не пропускают своих товарищей в здание коллежа», приказывает школярам вернуться в классы, а мэру помочь префектам наказать виновных7. В 1672 году в Орлеане двадцатилетний ритор поднимает своих соучеников против регента8.

Учащиеся протестантских академий были не менее воинственны: в 1649 году в Ди логики забаррикадировались в коллеже, не пуская ни регентов, ни учеников других классов, открыли огонь из пистолетов, испортили кафедры в первом и третьем классах, выбросили из окна скамейки во втором, попортили книги, и в конце концов сами вышли через окна аудитории четвертого класса, устроив общественное возмущение. На улице, не довольствуясь классическими петардами, они, случалось, нападали со шпагами на прохожих.

Во Франции большие школярские волнения прекратятся к концу ХУН века. Возникает ощущение, что только тогда дисциплина, существовавшая на бумаге уже более столетия, смогла обуздать страсти молодых людей. В ХУН! веке все будет спокойно; вновь студенческие волнения начнут потрясать стены лицеев в первой половине XIX века, однако теперь мотивы будут политическими: в поддержку Польши или против нее, против иезуитов... Это уже совсем другой дух - наш, современный. Отныне только политика, да иногда традиционные внутришкольные несправедливости, вызывают беспорядки, однако чаще всего они не выходят за рамки обычного акта школьного непослушания.

В Англии же, напротив, в ХУIII веке перемирия не наблюдается. Волнения школяров не только не смягчаются и не уходят в прошлое, как во Франции - они разгораются с новой силой и частотой в конце ХУIII - начале XIX столетий. Повсюду полное отсутствие дисциплины и бунты. В Винчестере школяры удерживали коллеж в течение двух суток и даже подняли красный флаг! В 1818 году на подавление студенческого восстания пришлось бросить две роты солдат с примкнутыми к стволам штыками.

В Регби учащиеся подожгли парты и книги, а затем скрылись на острове, который пришлось штурмовать войскам. Похожие происшествия в Итоне: в 1768 году praeposiors, или мониторы, то есть лучшие ученики шестого или риторического класса, прекращают занятия и уходят из коллежа. В 1783 году - восстание против head maser' а с разграблением жилых комнат, битьем оконных стекол. В 1818 году дирекция распорядилась закрывать двери вечером раньше, чтобы помешать учащимся ходить на охоту, последние, закидав учителя тухлыми яйцами, пробили нижнюю часть стены, их пришлось брать силой. Беспорядки стали одним из типичных аспектов школьной жизни того времени, которую современники воспринимали как состоящую из постоянных волнений. Король Георг HI,встречая учащихся Итона, всегда подшучивал над двумя характерными явлениями в их существовании - плетью и бунтом: «По какому поводу вы бунтовали в последний раз?»

В Англии последнее серьезное восстание школяров произошло в Мальборо в 1851 году, то есть очень поздно. В Итоне все стихло после 1832 года; последний бунт завершился поркой учеников - понемногу порядок устанавливался.

Во Франции в первой половине ХУН века одной из форм насилия была дуэль. Наставники иногда подавали плохой пример: будущий маршал Бассомпьер в 1591 году поступал со своим братом в коллеж Фрибурга в Брисгау в третий класс: «Мы провели там всего лишь пять месяцев - признается он в своих мемуарах - потому что Груе, наш наставник, убил Ламотта, учившего нас танцевать» 11. В анналах коллежа в Эксе за 1634 год говорится: «Некоторые из наших школяров вели себя настолько развязно, что дело доходило до дуэлей и драк. Мы решили навести порядок, так как часто по выходе из коллежа студенты дрались прямо возле школы к большому неудовольствию соседей, прохожих и других школяров» 12. Подобные беспорядки после занятий, должно быть, происходили довольно часто: отец де Дэнвиль приводит В пример «шумные уличные ссоры и побоища с метанием камней и всего что под руку попадется (в Авиньоне), случающиеся между детьми, посещающими коллеж иезуитов этого города, и теми, кто учится у каллиграфов и других вольных учителей и педагогов, которые отвлекают учеников от учебы и являются причиной серьезных ранений, с постоянной опасностью убийств»13.

В 1572 году все в том же Авиньоне в результате драки между учениками Сен-Николя и рабочими один из учащихся был убит ударом камня. В 1513 году во время религиозного праздника студенты коллежа Сен-Николя заняли место в рядах процессии с помощью своих шпаг и палок. Взбешенный капитан стражей порядка попытался их арестовать и преследовал их до самой часовни, где те и укрылись. Один из школяров, желая утвердить свое быть, старших классов, однако в повседневной жизни ничто их не отделяет от младших. В 1460 году в Дижоне сын землепашца, «ученик школы. В возрасте примерно семнадцати лет», жил у владельца виноградника - бургундское уже тогда ценили в мире, и оно шло на экспорт - «который предоставлял ему лишь кровать и обед» (мальчик присоединял к похлебке свою собственную провизию). Он не терял времени даром, и его отношения со служанкой хозяина, четырнадцатилетней девочкой - она помогла ему взломать дверь соседнего дома - должно быть, выходили за рамки простого товарищества... 24 А вот еще один пример - стопятьдесят лет спустя - жалоба одного из персонажей Лариве, отца слишком красивой девушки: «Мне кажется, Париж доведен до такого состояния этими бабниками и бездельниками (школярами), что даже если цыплят и держать в клетках, то они не будут там в безопасности». Тем не менее времена изменились, теперь уже не надо ждать третьего повторного проступка (согласно средневековым уставам, упоминаемым Рэшдолом), чтобы выгнать стипендиата, которого застали в коллеже или педагогии с женщиной. Уложения Нарбоннского коллежа 1379 года запрещают приглашать даже порядочных женщин в жилые комнаты под угрозой штрафа в 5 ci5. Не так уж много. Иезуиты в своих коллежах требовали соблюдения более строгой морали: отец Лене призывает учеников «воздерживаться от телесных удовольствий». Франс ион не скрывает, что вынужден был дождаться окончания коллежа, чтобы потерять невинность с женщиной намного старше себя - уродливой случайной трактирной знакомой. Между коллежем и педагогиями и разрешенными пансионами у школяров было мало возможностей встречаться с женщинами – так начинается изоляция полов, ставшая отныне характерной чертой коллежа. То, чего не удалось добиться в средневековых учебных заведениях с помощью уставов, стало реальностью. В ХУН веке с женщинами встречаются в часовне, есть и специально предусмотренные для визитеров помещения, из которых невозможно попасть в само здание. В Бургундском коллеже, согласно правилам поведения 1680 года, «женщины, за исключением матерей господ учащихся и исключительно по просьбе последних, не могут проходить в жилые комнаты. При необходимости школяры могут поговорить с другими женщинами в часовне, пока мы не устроили специального зала».

Отныне женщина становится чужой - отношения с ней высмеиваются в мужском сообществе, где ее и желают, и отталкивают одновременно. Следующая сцена, описанная Сорелем, выглядит совершенно современно - можно подумать, речь идет о девушке, случайно попавшей во двор лицея: «Товарищи освистывали каждую женщину и девушку, входившую во двор нашего коллежа» 27. Однако такая строгость встречала, судя по регистрам, сильное сопротивление - как будто она намного опережала свое время. В Труа в конце первой половины ХУН века28: Sun suspecis au pravissimis moribus - praviaem illius si noveris, vis poeris lacrimos coninere - faex scholae - viiorum omnium colluvies e senina29. В Ка не в 1677 годlО: Ejecus оЬ impudenia (касалось восемнадцатилетнего). Impudenia e arrogania famosus31.

Вот почему в ХУН веке в городах, где находились крупные коллежи, был установлен особый полицейский режим, как в начале этого века в закрытых городах. Так, во Флеш в 1625 году проституция была под более жестким контролем, чем в другом месте; «женщины и девушки легкого поведения» не имели права - в принципе! - подходить к городу ближе, чем на три лье. Содержатели кабаков и постоялых дворов не имели права принимать у себя школяров - таверна считалась одним из подозрительных мест, которое посещал всякий сброд, искатели приключений, солдаты и... школяры, несмотря на запреты. Криспен деПо создал в 1602 году серию гравюр - зеркало школьной жизни. Там можно увидеть, как ученик отправляется в коллеж, как выглядит коллеж изнутри, библиотеку в виде амфитеатра, занятия спортом - игру в мяч и ракетку, а также изящными искусствами - урок танца; но, кроме того, там можно наблюдать теплую компанию то ли в таверне, то ли в борделе в обществе женщин и за бокалом вина. Возможно, приказам лейтенанта и гражданского суда во Флеш уже не подчинялись.

Наконец, в таких городах существовало что-то вроде комендантского часа: в 9 часов вечера все двери должны были быть заперты. То же происходило и в Турноне (1612) - было запрещено выходить из домов после 8 часов33. Таким образом власти надеялись помешать школярам ночевать вне стен коллежа. В конце ХУН! века в Мориаке, когда там учился Мармонтель, в подобных мерах отпала необходимость. Нравы стали более спокойными, близкими по характеру к нравам лицеистов XIX столетия, отделенных от студенчества, пользовавшегося взрослой свободой, строгими дисциплинарными рамками. В Англии же, напротив, старые традиции продолжали царить в public schools XVIH века вплоть до либеральной реформы 1830-1850 годов. В 1760 году о бывшем ученике можно было бы сказать примерно в тех же выражениях, что Монтень за два века до этого: «... он учился в public school, где в семнадцать лет приобщился к стольким Порокам, сколько не знает даже понаслышке иной шестидесятилетний»34.

Как мы уже говорили, школяры чаще всего жили благодаря провизии, которую привозили каждую неделю родители или соседи. Кроме того, они жили и подаянием. В Германии ХУ! Века попрошайничество среди студентов достигает огромного размаха. Например, банда школяров, бродивших от города к городу, где были и вакханты, и желторотые, в том числе Томас Платтер, добывала себе на пропитание в сельской местности воровством, а в городах попрошайничеством, вакханты заставляли желторотых петь на улицах или в тавернах: «Когда я входил в таверну, людям нравилось слушать мой валийский выговор и они охотно подавали мне что-нибудь». В Нейбурге «желторотые, умевшие петь, ходили по улицам; я же просил милостыню... Часто мне приходилось за один вечер по несколько раз относить то, что удалось насобирать... Иногда весной и летом, после ужина, мы отправлялись в пивоварни клянчить пиво». Впрочем, Томас был очень ловким попрошайкой.

К детскому попрошайничеству относились терпимо, более того, оно не противоречило морали. Школяры, собравшись в группы, эксплуатировали, как могли, подобные настроения, самые молодые специализировались на собственно попрошайничестве, те, что постарше - на воровстве. По дороге в Дрезден компания Томаса Платтера насчитывала восемь человек: «... мы разделились на несколько групп», одна ходила по огородам и полям в поисках лука и прочих плодов, другая охотилась на гусей; «нас, как самых младших, послали в ближайший город - Неймарк за хлебом и солью». В тот день им не повезло - с городской стены по ним открыли огонь, едва лишь они развели костер. В Цюрихе, когда Томасу исполнил ось девятнадцать лет, он решил постарой традиции сам зарабатывать себе на жизнь уличным пением, однако «люди очень плохо принимали меня - мой голос огрубел, как у вакханта».

Детское попрошайничество было настолько допустимым занятием, по крайней мере в Германии ХУI века, что Мозелланий описал его в своей «Педологии». Этот сборник школьных диалогов написан в форме бесед между учениками из Лейпцига. Попрошайничество занимает в их жизни почетное место. «Едва закончится месса - говорит Лоран - я тотчас брошусь к дверям для богатых - и буду если не в числе первых, то вторых или третьих, кто получит монеты - Меня ты не обгонишь - посмотрим». Сама милостыня, столь необходимая в жизни школяра, носила еще и отпечаток традиционного фольклорного характера. Корни этого обычая лежат в древности. По тому же Мозелланию:

«Завтра день святого Мартина - Ну и что? - Мы, школяры, собираем в этот день большой урожай. Прежде всего нам дают поесть больше, чем в другой день, потом по обычаю бедные ходят от двери к двери и им дают деньги. Я надеюсь собрать сумму, с которой я смогу провести всю зиму, ни в чем себе особо не отказывая». Еще пример: «Кто пойдет со мной в деревню? По обычаю мы будем просить яйца». Один из школяров отказывается ему стыдно ходить с протянутой рукой, к тому же он считает, что игра не стоит свеч: «Нет ничего постыднее, чем бродить по фермам, и ради чего - ради десятка яиц! - Но ведь есть-то хочется - Здесь, в городе, ты по крайней мере получишь свою похлебку».

Другой немецкий сборник диалогов времен Шоттения описывает такие же обычаи в Кельне: «Зачем тебе эта палка?

Завтра мы пойдем по домам - Просить милостыню? - Во имя святого Блеза - И что же дают по случаю святого Блеза?

Кусочек свинины или хлеба - Откуда этот обычай? - Я видел в церкви статую святого Блеза, у него в руках была палка, на которую насажена голова свиньи»37. Историк школьных диалогов Массебьо добавляет, что в его время, в 1878 году, святой Блез был в Германии покровителем детей. В его праздник благословляли соль и хлеб. Уже в наши дни в Соединенных Штатах в ноябре есть день, когда дети ходят от дома к дому и получают подарки и сласти - пережитки прошлых обычаев, которые когда-то отвечали потребностям детей, живших далеко от родителей. Невольно задаешься вопросом, не задержалось ли детское попрошайничество на территории Германии дольше, чем в других странах, в числе терпимых явлений? В 1877 году молодой Вагнер учился во втором классе Крейц-школы в Дрездене, ему было четырнадцать лет. Он захотел повидать свою мать, а так как у него не было ни гроша, он по дороге просил на пропитание у прохожих. Однако он не похож на малолетнего нищег. В более поздние времена ему бы не позволили далеко уйти, сегодня он отправился бы в путь автостопом.

В Англии в традициях public schools можно найти некоторые пережитки прежних обычаев попрошайничества. В Итоне в день приема новеньких и посвящения в школяры ученики группами разбредались по дорогам, останавливали прохожих и заставляли купить у себя по довольно высокой цене щепотку соли - солью посыпали новичков (fresh теп). Английский историк Ито на видит в этом явлении «нечто среднее между разбоем и попрошайничеством»39.

Во французских текстах даже ХУI века нет никакого упоминания о попрошайничестве среди школяров. Мы также отмечали умолчание французских документов и относительно издевательств старших над младшими, долго еще царивших в школах Германии. Погоня за дисциплиной, преследование непослушных в коллежах и педагогия значительно снизили, если не совсем искоренили, традиционное бродяжничество, оказавшееся более живучим в других странах. Тем не менее парижская школьная публика в ХУI веке была довольно разболтанной. Гуманист Бушанан так описывает аудиторию в классе ХУI века: «Пока регент надрывает горло, эти лентяи дремлют, думая лишь об удовольствиях. Отсутствующие за определенную плату просят своих товарищей откликнуться вместо них на перекличке. (Совсем как в казармах начала нашего века!) Один где-то потерял чулки, а другой разглядывает свой палец через дырку в башмаке» 40. Педагоги-реформаторы XVI-XVII веков придержи вались практики разнообразия в одежде, что имело, несомненно, больший эффект, чем меры, принятые основателями коллежей конца Средневековья, которые требовали от стипендиатов одеваться по моде прошлого века - никакой короткой одежды и облегающих штанов.

Уважение более строгих правил дисциплины в коллежах и даже педагогиях привело к тому, что неряшливые ученики исчезли. Хорошо устроенный школяр и выглядит лучше. Однако школьным властям лишь ценой огромных усилий удастся справиться с некоторыми привычками, укоренившимся наследием свободного прошлого. Так, школяр, уставший учиться или просто желавший избежать наказания, мог легко перейти к другому учителю без разрешения своей семьи или университетского начальства. Долгое время это считалось его законным правом. Затем это стало восприниматься как акт непослушания, а со стороны учителей - как козни конкурента. Власти непрестанно боролись с переходами учащихся от одного преподавателя к другому. Реформа Парижского университета 1598 года, по-видимому, положила конец этому явлению.

Однако лишь много времени спустя удалось окончательно регламентировать посещаемость занятий. Школяры частенько, не спрашивая ни у кого разрешения, пропускали уроки в школе Матюрена Кордье, как это видно из диалога между двумя товарищами, один из которых решил уйти: «Когда вы вернетесь в школу? - Не знаю - Почему вы не скажете об этом отцу?

Вы думаете, что это меня заботит?». В тетрадях с оценками ХУН столетия полно пометок об уходе учащихся из школы раньше времени и без разрешения. В Кане, в 1677 году, 51 ученик гуманитарного класса ушел из коллежа, не дожидаясь конца учебного года; одни из них, чтобы избежать наказания: ejecus medio аппо quod debias paenas поп subire volueri41; других отозвали домой родители, будучи не в состоянии их более содержать; а иныепросто так, по капризу: abii, seu effugi пе paenas abseniae dare42, поскольку за отсутствие без разрешения все же наказывали. Saepe obfui, pigerrimus e malus. Sine causa 15 ane finem diebus agens а domi - 15 ane fjnem diebus obfui sine causa сит esse in urbe. Obii proprio тоu4З (в пятнадцать лет).

В ХУН! веке школяр уже более или менее приструнен, несмотря на старую привычку к независимости, которая существовала столько же, сколько традиции экстерната или гостеприимства горожан. Лишь в XIX веке, с повсеместным признание минтерната и с более долгим пребыванием ребенка в семье, все это исчезло.

Современного человека поразят грубые нравы того времени: они кажутся нам слишком несовместимыми с нашим представлением о детстве и раннем возрасте. Конечно, мы терпим подобные проявления у взрослых «из народа», да и то как проявление умственной незрелости. В ХУ! и ХУН веках современники относили школяров к тому же миру, что и солдат, слуг и в самом общем понимании - к оборванцам. Достойные люди, занимавшие надежное место под солнцем, относились с одинаковым подозрением к тем и другим. Один каноник из Дижона, говоря о золотой молодежи города, в том числе и о сыне первого президента, по01Ъезде молодых людей в «университет права в Тулузе», весьма прямодушен: «Наконец-то Я отделался от этого отребья» – как от банды хулиганов. Персонаж комедии Лариве относит некоторых школяров к крамольникам, существующим вне общества и вне законов: «Это не школяры, это вольные люди, влачащие свое жалкое существование вне всякого закона». «Вольные люди»означало нечто вроде бандитов с большой дороги. Само слово бандит (ruand), относящееся в современном арго к взрослым, происходит от латинского ruanus - бродяга: в основном его применяли к бродячим школярам, этой гнойной язве прежнего общества. В английском языке слово сохранило прежний смысл ruan прежде всего переводится как прогульщик. Так обнаруживается связь, о которой можно было только догадываться, между школярским и Народным жаргоном. А вот и другой случайно обнаруженный пример, а сколько их еще выявится при тщательном исследовании! В школьных правилах говорится, что учащиеся должны носить pileus - круглые головные уборы клириков, а несветскую шляпу, galerus, в котором мы узнаем galure или galurin, слова, сегодня вышедшие из обихода, но очень распространенные в свое время в школьном арго.

Потребовалось немало усилий преподавателей, чтобы отделить школяра от взрослого оборванца - и те и другие были наследниками эпохи, когда изящество одежды и речи не было присуще даже священнику, только взрослому придворному щеголю. Новая нравственная норма должна была выделить ребенка, по крайней мере школьника - норма хорошо воспитанного ребенка. Ее не существовало в ХУ! веке. Она сформировалась в ХУН веке. Ее источником стали воззрения элиты мыслителей и моралистов, занимавших высокие посты в церкви и государстве. Хорошо воспитанный ребенок будет огражден от жестокости и распущенности, ставших специфическим признаком низших слоев общества и хулиганов. Во Франции ребенок с хорошим воспитанием станет маленьким буржуа. В Англии это будет джентльмен - социальный тип, до XIX века отсутствовавший, созданный английской аристократией благодаря public schoo\s в качестве ответа на наступление демократии. Нравственные принципы правящих классов XIX столетия были сначала навязаны непослушным детям предтечами современных взглядов, рассматривавшими эти нормы в качестве общих понятий, отсутствовавших прежде в реальной практике. Сначала они стали принципами детского поведения - хорошо воспитанных детей, потом, в XIX веке, они распространились на элиту общества и мало-помалу на все современное общество независимо от социального слоя. Старая средневековая беспокойность ушла сначала из детской среды, а теперь и из среды народной: сегодня она остается уделом «шпаны», последних наследников бродяг, бандитов и средневековых школяров ХУI - начала ХУН веков.

Заключение