ПСИХОТЕРАПИЯ И ВЛАСТЬ. ЦЕНА ПРОФЕССИИСтатья написана на основе семинара по философии гештальт-подхода. Е.: Как философия психотерапии соотносится с контекстом реальности, в котором существует эта терапия и развивается эта философия? Каково отношение к власти в психотерапии? Какова цена этой профессии? Цена усилий, профессиональная деформация, цена в деньгах и адекватность обмена. Если благодеяние оказано и за него нет благодарности, значит само благодеяние оказано неверно (Сенека). Для того, чтобы помочь, часто приходится конфронтировать с клиентом. Как часто? На каком основании? Другой полюс - для того, чтобы помочь, необходимо поддерживать клиента. Вопросы те же. Как часто? На каком основании? И что поддерживать при этом, с чем конфронтировать? Если рассмотреть насилие, усилие и бессилие как дилеммы развития, то поиск хорошей формы в данном случае - это усилие. Бессилие терапевта часто оказывается результатом насилия, которое клиент, да и упорно стремятся осуществить над самими собой. Использование насилия и власти нарушает эстетический принцип нашей профессии. Мы нередко попадаем в важную дилемму: отношения или убеждения. Индивидуализм или лояльность. Изолированные практики не включены в контекст жизни сообщества. «Изгойство» оказывается обычной платой за избыточный романтизм. Многие участники наших программ, не собирающиеся заниматься преподаванием психотерапии, приходят в программы третьей ступени. Вопрос: зачем? Скорее всего, это происходит потому, что в этом пространстве происходит осознавание и осмысление реальной заряженности поля какими-то возможностями. Какое место психотерапевт занимает в сообществе? Осознать это можно лишь с учетом реальных силовых линий, вдоль которых мы выстраиваем свои усилия. Если попытаться в одиночку открыть какой-нибудь «крутой» центр, плохо представляя, при этом, кому и что рекламируешь, и кем на самом деле являешься, может получиться ерунда. Для того, чтобы работать и оставаться при этом адекватным необходимо признание коллег. Не растворение в психотерапевтическом сообществе, не проповедование неких общих целей и взглядов, а признание своих собственных взглядов в диалоге. Когда мы употребляем понятие «поле», что мы имеем в виду? Можно ли говорить о «поле» профессии? Я вспоминала, как я пришла в эту профессию. Я была захвачена интересом к людям, которые формировали некую реальность, дающую мне новые возможности обращаться с отношениями. Это был интерес к увлекательному социальному эксперименту по созданию «пространства возможностей». Готовность использовать эти возможности пришла далеко не сразу. Но если бы я в свое время не попала в этот «поток», этих возможностей я бы могла так и не увидеть и не задалась бы многими вопросами, которые куда-то «толкали» мою жизнь. Еще я думала о том, что если сажаешь дерево, то не все семена дают всходы. И думала о том, что, когда пересаживаешь готовые взрослые деревья на новую почву, половина из них гибнет. У меня есть опыт, когда я «пересаживала» себя, переезжая из Питера в Москву. Это было трудно. Любой практикующий терапевт проходит этап романтизма в профессии. Он думает, что сможет учесть ошибки и сложности других терапевтов, и его жизнь будет складываться вполне удачно, без всяких ловушек и капканов. Облом романтизма может повлечь за собой полное разочарование в профессии. Ресурсом здесь является печаль. Оказывается, чего-то нет, вообще нет, нигде. Думали, что есть, надеялись, а этого нет. А чего-то уже никогда не будет, оно закончилось. А что-то оказалось на поверку совсем другим, открылась оборотная сторона явления и теперь ее невозможно не замечать. И на веру все труднее опираться. Опыт образуется в постконтакте, как опыт расставания, в частности с иллюзиями. Д.: Мне кажется, что в нашей деятельности очень много удовольствия. В фильмах про психотерапевтов показано, что жизнь у них вполне хорошая. Сидит в своем удобном кабинете, где находятся предметы, которые ему нравятся. Особенно приятная система - психоанализ, очень энергосберегающая, интерпретации редки. Сидишь и ничего не делаешь. На эту тему много анекдотов, например, про особое, «юнгианское», молчание психоаналитика. Или еще как встречаются в лифте старый, очень известный психоаналитик и молодой. Молодой говорит: «Уважаемый метр, мне так нравится Ваше спокойствие, Ваш стиль работы. Вы так известны, и я очень хочу достичь в будущем такого же эффекта». Они доезжают до нужного этажа, и старый психоаналитик говорит: «Напрасно Вы все это рассказываете. Я все равно ничего не слышу уже много лет». Анекдоты, конечно, рассказываются, когда возникает напряжение и не очень понятно как с ним обходиться. Например, есть напряжение про реальный контекст нашей деятельности, про политику. Государство как таковое как форма устарело. Все время действуют надгосударственные структуры. Все время какие-то транс-деньги мы переводим в евро или в доллары. Какие-то транс-законы действуют, религиозные транс-идеи. При глобализации любая государственная система - это насилие. Это попытка создать идеальный проект существует еще со времен Платона. Политики постоянно принимают решения, которые нарушают жизнь. Это раздражает. Например, чего стоят слова: «Вы мне заплатите, или все будет по закону!». Закон звучит как угроза. Это нелепо. Ведь это означает только то, что законы не соответствуют реальности проживания на данной территории. Е.: Если у нас такая разная философия профессии и философия контекста, для чего нужно учитывать этот контекст? Да для безопасности, прежде всего. Если я начинаю свой поиск хорошей формы в ситуации, которой я не знаю, это очень опасно. Государственная система - это всегда коллективный проект, психотерапия же - проект индивидуальный. И в этом также проявляется разная философия. Хотя давить на себя можно и изнутри с помощью различных прекрасных идей. Иногда получается не хуже, чем давление снаружи с помощью власти. Д.: То, что относится к психотерапевтической деятельности, базируется, прежде всего, на парадигме индивидуализма. Хотя сейчас очень сильна тенденция в сторону социальной психотерапии. Это проявляется и в гештальте, и в других направлениях. Делается упор на лояльность. На мой взгляд, индивидуализация не подразумевает ущерба для кого-то. Это просто право на отличие. Разные идеи не обязательно согласовывать до той поры, пока они не вступают в противоречие. Если есть противоречие, можно думать о правоте и наказании «неправых», а можно разобраться, что получается, если человек действует определенным образом. То есть логике «можно - нельзя» может противостоять логика «если так делать, то получится какой-то результат». Дальше с этим уже можно что-то делать или не делать. Для меня отношения между людьми вторичны, после того как обеспечена индивидуальная безопасность. Е.: Коллективный проект неизбежно регулируется с помощью морали. А мораль расщепляет общество на правых и неправых. Это помогает избежать индивидуальной ответственности человека за свою жизнь, избежать индивидуального поиска, опоры на персональную этику. Мне кажется, что люди включаются в различные социальные движения зачастую просто от страха. Все время происходит «борьба за мир». А это означает, что мы живем в условиях небезопасности. Выстоять в одиночку в небезопасной ситуации очень трудно, нужно стать героем. Это уже философия агрессии как «начала войны». Гораздо проще включиться в какой-нибудь коллективный проект. Уникальность и аутентичность имеют вполне конкретную цену. Это - одиночество. Если у человека сильно нарушена безопасность, то выбрать одиночество ему очень трудно. К сожалению, сейчас имеет место некоторая «сакрализация» психотерапии, когда психотерапевт наделяется властью через передачу ему клиентом ответственности. Клиент исправно ходит к терапевту, но по поводу собственной жизни как бы погружается в «сон». Любую хорошую вещь можно испортить, передав ей власть, то есть свой личный ресурс. Д.: Индивидуалистический подход - это подход не анти-политический, а аполитический. Задачей не является уничтожение политики. Если это кому-то нравится, прекрасно. Эти люди могли бы собраться где-нибудь в хорошем месте, на специальной территории, где действовали бы представительства разных стран, Но подальше от всех. Дистанция — это лучшая граница. Я все время говорю про гештальт-подход как про философию реализма. А вот Достоевский выступал против реализма. В его работах много высказываний в поддержку идеалистической модели. Исходя из реалистической модели, никто из его позитивных персонажей так бы не действовал. Поскольку у меня есть внутренний мир, есть уже «нереальность», склонность к романтизму. Все политические высказывания - это романтизм. А все это существует потому, что есть другая крайность - реалии нашего времени. Это финансовые вопросы, территориальные вопросы, вопросы личной небезопасности, желание быть привлекательными в сфере обслуживания под названием «психотерапия», зависимость от мнения других людей. Важен вопрос о соблазнении. Но соблазнять-то можно на разные вещи. Например, я могу соблазнять как «хороший родитель», добрый и понимающий человек, мне все можно рассказать и больше ничего делать не нужно. Так создаются иллюзии «понимания». Не стоит кидаться в крайности из идейных соображений. Я довольно часто встречаю мнение, что идеология гештальт-подхода считает ценность эмоции. Какая же это ценность? Примерно такая, как ценность ключа, для того чтобы входить в дверь. Это важно, но это не ценность. Ценность - то, что «за дверью». Очень часто люди принимают вопрос: «Что ты сейчас чувствуешь?» за основное содержание гештальт-подхода. Эмоция - это остановленное действие, напряжение. Если в системе мало напряжения, это переживается как комфорт. Поэтому задача не создать эмоцию, а в том, чтобы ее не было. Полюс эмоции при этом значения не имеет. Люди от позитивного напряжения «портятся» ничуть не меньше, чем от негативного. Хотя субъективно есть иллюзии, что позитивное напряжение - это хорошо. Основную массу неприятностей, однако, мы получаем от разнообразных аффектов, которые нас «переклинивают». Это относится не психотерапевтической идее, а к очень древней идее, еще до-буддистской. Это практика, реальность. Е.: Я думаю, что здесь имеет место ошибка восприятия. Когда эмоции принимают за ценность, похоже, речь идет не об эмоциях, а о восстановлении чувствительности. Эмоция - это скопление напряжения в том месте, где чувствительность была утрачена. Д.: Ценность - это всегда нечто производное от чьей-то жизни. Все великие творения потому и великие, что в них отражена чья-то жизнь. Нет этого отражения -нет и ценности. Поэтому единственная ценность - это ценность собственной жизни. Одной из распространенных ошибок является ситуация, когда какие-то «оторванные» от контекста ценности начинают диктовать, как нам жить. Как жить? Да выживать, кто как может. Е,: В том, чтобы «выживать» нет ничего позорного. Поле - это зараженность ситуации какими-то возможностями и ограничениями. И если у нас есть чувствительность к этим возможностям и ограничениям, то мы способны быть адекватными, конгруэнтными и находить «хорошую форму». Это переживается как овладение своей жизнью или, проще говоря, дает ощущение присутствия в собственной жизни. Как только мы теряем чувствительность, все это уходит. Я в свое время написала одностишие: «Из группы в группу, в жизнь не попадая». Я занимаюсь терапией, в частности, для того, чтобы не попадать в ту жизнь, где у меня нет возможности повлиять на то, что мне не нравится. Могут сказать, что я занимаюсь терапией от трусости, растерянности и от осознавания собственных ограничений. Я не могу общаться с государствами, с большими социальными процессами в обществе. Я не могу остановить войны. На уровне моей профессиональной деятельности и моей семьи у меня есть условия для создания комфорта. И я готова держаться за это и платить за то, чтобы это сохранить и не разрушить. Я встречаюсь со многими людьми в терапии. Каждый человек - это отдельная Вселенная. Он сидит передо мной «всей своей жизнью», своим прошлым, настоящим и будущим. Мне кажется, что терапевт, который много работает с людьми, знает о жизни намного больше, чем чиновник, сидящий в политических «верхах» и создающий романтические проекты. Другой вопрос, что это альтернативные системы мировосприятия и разные способы жить. Один способ жить - с позиции силы, другой - с позиции чувствительности. Это две разные философии. В этом отношении мне нравится принцип «психологического айкидо». Если я вижу, что кулак противника направлен мне прямо в солнечное сплетение, и выдержать этот удар я вряд ли смогу, а развить ответную агрессию уже не успеваю, единственное, что я могу сделать - это уклониться. Тогда кулак противника попадает в воздух. Так я могу обходиться с философией, делающейся с позиции силы. Иногда неплохо найти в себе мужество перестать быть борцом в ситуации превосходящих сил противника, и занять то место, на котором можно чувствовать себя относительно уверенно. Д.: Есть убеждения, стыдливо прикрывающие «правду» о психотерапии. Например, что это очень тяжелая работа. Да ничего в ней особенно тяжелого нет. Доказано, что просто слушающий терапевт так же эффективен, как и активно.действующий с помощью различных приемов. Е.: Я с этим не совсем согласна. Можно сказать, конечно, что топором махать тяжелее. Но когда большое количество людей претендует на то, чтобы занять в моей жизни хотя бы ненадолго какое-то место, границы моей приватности, моей личной свободы, оказываются сильно атакованы. Много работающий терапевт подвергается этой агрессии регулярно. Это большая коммуникативная перегрузка. Д.: Мимо работника эскалатора в метро ежедневно проходят толпы людей, а в школах учителям, что, проще? Е.: Тяжело там, где есть насилие. Или избыточные усилия. А избыточные усилия приходится совершать там, где потеряна чувствительность. Там возникают напряжения, аффекты, срывы и кризисы. Если терапевт - это ангел, то, конечно. Но •мы - люди. И периодически теряем чувствительность. Это оборотная сторона профессии, о которой не очень принято говорить. Лучше шутить и смотреть фильмы про психоаналитиков. Д.: Есть еще одна идея - о «проработанном» терапевте. То есть о полностью здоровом терапевте, без проблем. С этой идеей обходятся так же как с идеей про эмоциональность. Зачем быть «проработанным»? Да затем чтобы, обнаруживая у себя какие-то переживания, состояния, не впадать в панику и не прерывать контакт с клиентом, а про себя отмечать, что куда-то «влипаю». Идея не в том, чтобы перестать пугаться, например, а в том, чтобы знать свои особенности. Этот процесс никогда не заканчивается, и хорошо. Потому, что только поэтому мне продолжает быть интересна моя работа. Е.: А по этому поводу есть еще одна прекрасная идея. Идея в том, что терапевт не должен включать в процесс работы свои фигуры. Простите, а чем мне работать? У меня ничего нет, кроме моих мыслей и моего опыта, то есть кроме самой себя. Д.: Когда я веду машину на дальнее расстояние, я обращаю внимание на то, как я сижу. Моя напряженная поза не улучшает процесс вождения, а усталость наступает быстрее. Типичная ошибка начинающих терапевтов поникать своим ясным умом в любое движение клиента, все замечать на все реагировать. Я для себя всегда проверяю, насколько я свободен, то есть, могу ли я задуматься о чем-то, посмотреть в окошко? Если я обнаруживаю, что потерял свободу в работе, то буду ее восстанавливать. Е.: К вопросу о свободе. Могу ли я конфронтировать с клиентом? Или я боюсь испортить с ним отношения? Д.: Еще о пользе терапевтической работы для терапевта. Очень мала расходная часть. Достаточно иметь кабинет. Не надо тратиться на рекламу, работа по рекомендациям. Не надо никакого оборудования. Если я перегружен, то это со мной что-то не так, а не с занятием терапией. Финансовые доходы вполне достаточны, чтобы жить нормально. Кроме того, можно в работе переживать многие вещи самому их не делая. Катартическая проекция – это прекрасная вещь. Если человек начал практиковать как терапевт, еще не обзаведясь семьей, очень велик шанс что и не обзаведется. Послушаешь, как люди мучаются... Е Я согласна, что эта профессия точно позволяет удержаться от экстремальных действий в собственной жизни. Экстрим же часто бывает от неосознанности. А легенды, часто возникающие вокруг терапевтов, дают ' достаточно энергии, чтобы их можно было уже и не реализовывать. Можно спрятаться за собственный «легендарный образ». Эта профессия позволяет удерживаться в средней зоне и в отношении денег и не испытывать сложностей нищеты и искушений могущества. Д. Никто на меня не охотится, поскольку есть закон скунса: «шкурка - тьфу, а вони много!» Е. Терапевт живет обычно на уровне тех, с кем работает. Плохо получается Терапевт должен быть отдельной человеческой единицей. Кроме того, возникает путаница с деньгами. Брать мало - уважать не будут. Брать много - неловко для начинающего терапевта. В этой ситуации много страха и стыда. Неприятна и обратная картина, когда человек отдает за терапию последние деньги и злится. Терапия - это не необходимость. Это возможность. Это область культуры. Д. Наша специальность все же опасна. Внутренний мир, - разрастаясь, пухнет. Надо куда-то сбрасывать напряжение. Поэтому у терапевтов нередко развиваются химические зависимости, возрастает агрессивность. Многие терапевты заканчивают жизнь одинокими людьми. Количество суицидов у терапевтов в среднем больше, чем в остальной популяции. Токсичная профессия. Е. Поэтому надо с собой аккуратно обращаться, сохранять отношения комфортные и привычные, понимая, что новые отношения психотерапевтам Устанавливать крайне трудно. Д. Включаться в учебные программы для себя, менять регистры, обращаться к терапевтическим проектам. И все это оплачивать обязательно. Это психологическая часть. Но есть часть экономическая. Интересно, что каждая отрасль человеческой жизни весит столько, сколько в ней задействовано денег в обороте. Если деньги оборачиваются, отрасль растет. Если в терапии деньги будут активно вращаться, это реальная защита от токсичности профессии.
Московский Гештальт Институт Московский Гештальт Институт (МГИ) - система подготовки практикующих гештальт-терапевтов, тавляюших основу Общества практикующих психологов «Гештальт-подход». МГИ - член Ассоциации Русскоязычных Гештальтинститутов (АРГИ). АРГИ - национальная ассоциация,
|
