ДЕМОКРИТ
(ок. 460 - 370 годы до н. э.)
ФРАГМЕНТЫ [ учение о подражании ]
1. От животных мы путем подражания научились важнейшим делам: [а именно, мы - ученики] паука в ткацком и портняжном ремеслах, [ученики] ласточек в построении жилищ и [ученики] певчих птиц, лебедей и соловья в пении. 68 В 154.
[ учение о мере ] 2. Если перейдешь меру, то самое приятное станет самым неприятным; их 13,38. 3. Прекрасна надлежащая мера во всем. Излишек и недостаток мне не нравится. 336. Зол. изр. 68. 4.Умеренность умножает радости жизни и делает удовольствие 5. У всех тех, которые предаются удовольствиям желудка и переходят надлежащую меру в еде, в вине или наслаждениях любви, удовольствия бывают кратковременные и быстротечные, продолжающиеся лишь пока еще едят или пьют... III 18, 35.
[ учение о гармонии и симметрии ]
6. Демокрит и Платон одинаково полагают счастье в душе. Первый пишет следующее: «Счастье и несчастье — в душе». Счастье же он называет «хорошим расположением духа, благосостоянием, гармонией, симметрией и невозмутимостью [духа]». Возникает же оно
Стобеи, II, 7, 3.
[ учение о вдохновении ] Dio. 36, I 8. Демокрит о Гомере говорит так: «Гомер, получив в удел божественный талант, возвел великолепное здание разнообразных стихов», так как [по его мнению], не обладая божественной и сверхестественной природой, невозможно сочинить столь прекрасные
Цицерон, De orat. 11,46, 149
9. Ибо часто я слышал, что никто не может быть хорошим поэтом [говорят, что это сказано в сочинениях Демокрита и Платона]без душевного огня и без некоторого вдохновения, своего рода безумия.
Цицерон, De divin. I, 38, 80
10. А именно Демокрит говорит, что без безумия не может быть ни один великий поэт: то же самое говорит Платон.
Гораций, De arte poet., 295
11. Демокрит полагает, что гений [природное дарование], счастливее жалкого искусства [приобретенного навыка], и он исключает здравомыслящих из Геликона...
Климент Александрийский, Strom, IV, 168
12. Равным образом [как Платон, «Ион» 534 В] и Демокрит говорит: «Все то, что поэт пишет с божественным вдохновением и священным духом, весьма прекрасно».
Высказывания Демокрита цит. по кн.: Г. Баммель. Демокрит в его фрагментах и свидетельствах древности. М., 1935
СОКРАТ (ок. 469—399 годы до н. э.)
Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, III, 8 и 10
В другой раз Аристипп спросил его, знает ли он что-нибудь прекрасное. - Даже много таких вещей, - отвечал Сократ. - Все они похожи на другую? - спросил Аристипп. - Нет, так непохожи некоторые, как только возможно, - отвечал Сократ. - Так как же непохожее на прекрасное может быть прекрасно? - спросил Аристипп. - А вот как, - сказал Сократ. - На человека, прекрасного в беге, клянусь Зевсом, непохож другой, прекрасный в борьбе; щит, прекрасный для защиты, как нельзя более непохож на метательное копье, прекрасное для того, чтобы с силой быстро летать. - Твой ответ, - сказал Аристипп, - совершенно не отличается от ответа на мой вопрос, знаешь ли ты что-нибудь хорошее. - А ты думаешь, - отвечал Сократ, - что хорошее одно, а прекрасное - другое. Разве ты не знаешь, что все по отношению к одному и тому же прекрасно и хорошо? Так, прежде всего о духовных достоинствах нельзя сказать, что они по отношению к одним предметам - нечто хорошее, а по отношению к другим - нечто прекрасное; затем, люди называются и прекрасными и хорошими в одном и том же отношении и по отношению к одним и тем же предметам, и тело человеческое кажется и прекрасным и хорошим; равным образом все, чем люди пользуются, считается и прекрасным и хорошим по отношению к тем же предметам, по отношению к которым оно полезно. - Так, и навозная корзина - прекрасный предмет? – спросил Аристипп. - Да, клянусь Зевсом, - отвечал Сократ. - И золотой щит - предмет безобразный, если для своего назначения первая сделана прекрасно, а второй дурно. - Ты хочешь сказать, что одни и те же предметы бывают и прекрасны и безобразны? - спросил Аристипп. - Да, клянусь Зевсом, - отвечал Сократ, - равно как и хороши и дурны: часто то, что хорошо от голода, бывает дурно от лихорадки, и что хорошо от лихорадки, дурно от голода; часто то, что прекрасно для бега, безобразно для борьбы, а то, что прекрасно для борьбы, безобразно для бега, потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено. ...Если когда Сократ разговаривал с художниками, занимающимися своим искусством с целью заработка, то и им он был полезен. Так, он пришел однажды к живописцу Паррасию и в разговоре с ним сказал: Не правда ли, Паррасий, живопись есть изображение того, что мы видим? Вот, например, предметы вогнутые и выпуклые, темные и светлые, жесткие и мягкие, неровные и гладкие, молодое и старое тело вы изображаете красками, подражая природе. - Верно, - отвечал Паррасий. - Так как нелегко встретить человека, у которого одного все было бы безупречно, то, рисуя красивые человеческие образы, вы берете у разных людей и соединяете вместе, какие есть у кого наиболее красивые черты и таким способом достигаете того, что все тело - Да, мы так делаем, - отвечал Паррасий. - А изображаете вы то, что в человеке всего более располагает к себе, что в нем всего приятнее, что возбуждает любовь и страсть, что полно прелести, - я разумею духовные свойства. Или этого и изобразить нельзя? - спросил Сократ. -Как же можно, Сократ, - отвечал Паррасий, - изобразить то, что не имеет ни пропорции, ни цвета и вообще ничего такого, о чем ты сейчас говорил, и даже совершенно невидимо. - Но разве не бывает, что человек смотрит на кого-нибудь ласково или враждебно? - спросил Сократ. - Думаю, что бывает, - отвечал Паррасий. - Так это-то можно изобразить в глазах? - Конечно,- отвечал Паррасий. - А при счастье и при несчастье друзей, как ты думаешь, разве одинаковое бывает выражение лица у тех, кто принимает в них участие и кто не принимает? - Клянусь Зевсом, конечно, нет! - отвечал Паррасий, - при счастье они бывают веселы, при несчастье мрачны. - Так и это можно изобразить? - спросил Сократ. - Конечно, - отвечал Паррасий. - Затем, величавость и благородство, униженность и рабский дух, скромность и рассудительность, наглость и грубость сквозят и в лице и в жестах людей, стоят ли они или двигаются. - Верно, - отвечал Паррасий. - Так и это можно изобразить? - Конечно, - отвечал Паррасий. - Так на каких людей приятнее смотреть, - спросил Сократ, на тех ли, в которых видны прекрасные, благородные, достойные любви черты характера, или же безобразные, низкие, возбуждающие ненависть? - Клянусь Зевсом, Сократ, тут большая разница, - отвечал Паррасий. Однажды Сократ пришел к скульптору Клитону и в разговоре с ним сказал: - Прекрасны твои произведения, Клитон, - бегуны, борцы, кулачные бойцы, панкратиасты; это я вижу и понимаю, но как ты придаешь статуям то свойство, которое особенно чарует людей при взгляде на них, что они кажутся живыми? - Клитон был в недоумении и не сразу собрался ответить. Тогда Сократ продолжал: Не оттого ли в твоих статуях видно больше жизни, что ты придаешь им сходство с образами живых людей? -Конечно, - отвечал Клитон. - Так вот, воспроизводя то опущение или поднятие при разных телодвижениях, то сжатие или растяжение, то напряжение или ослабление, ты и придаешь статуям больше сходства с действительностью и больше привлекательности. - Совершенно верно, - отвечал Клитон. - А изображение также душевных аффектов у людей при разных действиях разве не дает наслаждения зрителю? - Надо думать, что так, - отвечал Клитон. - В таком случае у сражающихся в глазах надо изображать угрозу, у победителей в выражении лица должно быть торжество? - Именно так, - отвечал Клитон. - Стало быть, - сказал Сократ, - скульптор должен в своих произведениях выражать состояние души. Там же, IV, 6 ...Стало быть, полезное есть благо для того, кому оно полезно? - Мне кажется, да, - отвечал Евфидем. - А прекрасное можем ли мы определить как-нибудь иначе? Или же есть на свете тело, сосуд или другой какой предмет, который ты называешь прекрасным, про который ты знаешь, что он прекрасен и для всего? - Клянусь Зевсом, нет, - отвечал Евфидем. - Так не прекрасно ли употреблять каждый предмет для того, для чего он полезен? - Конечно, - отвечал Евфидем. - А бывает ли прекрасен каждый предмет для чего-нибудь другого, как не для того, для чего его прекрасно употреблять? - Ни для чего другого, - отвечал Евфидем. - Стало быть, полезное прекрасно для того, для чего оно полезно? - Мне кажется, да, - отвечал Евфидем.
Все отрывки из Ксенофонта цит. по кн.: Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. М.- Л., 1935. Пер. С. Соболевского
|