Упущенный шанс

Действительно нападение Немецкого вермахта в июне 1941 года представляет собой единственную предпринятую в правильное время попытку путем приобщения русско-сибирского пространства придать Европе неприступность настоящего континента, создать мировую державу на европейской основе. Она потерпела неудачу не из-за слишком далеко поставленной цели, а из-за программы ее проведения. Она не отличалась ничем от попытки Наполеона на 130 лет раньше: подчинить противника в результате уничтожения его армии. Но для этого у Германии не было, однако, ни достаточно людей, ни горючего, ни транспортных средств. Когда вермахт стоял в 1941 году перед Москвой, он сделал все, что мог. После этого нужно было больше уже не выигрывать битвы, а завоевывать сердца людей. Это было предварительным условием каждого длительного успеха с самого начала. Большое нападение на востоке имело смысл только в сопровождении усиленной рекламы продуманного психологического ведения войны и фанфар освобождения. Оно обещало успех лишь при условии следом следующего за ним пропагандистского нападения: образования «контр-правительства», роспуска ненавистных колхозов и разделения земли между крестьянами, использования армии Власова, использования эстонских, латышских, литовских, украинских и кавказских добровольцев и т.д. Так как всего этого не произошло, возможности ведения войны, которые в нужный момент не достигли перехода от чисто военной к действительно всеохватывающей стратегии, выдохлись, и поэтому раньше или позже Вермахт был обречен на поражение вследствие троекратного превосходства противника в территориальном, людском и материально-техническом отношении.

У немцев была неповторимая возможность связать право с властью, стратегическую логику с политической, разум географической карты с лозунгами самоопределения. Тем не менее они отказались от единственного чудесного оружия, которое когда-нибудь находилось у них в распоряжении. Они отказались, хотя именно благодаря объявленному в 1918 году американским президентом Вильсоном, хоть и преданному в 1919, праву на самоопределение – они достигли своих больших и бескровных успехов в 1938 году. Они были единственными, которые могли бы смело выступить за это, на них не было грехов прошлого. Итальянцы покорили Абиссинию, японцы – Корею. Счастье Америки основывалось на уничтожении красной расы, Англия и Франция были тогда самыми большими колонизаторами мира. Уже в 1919 году весь их отказ пасовал немцам мяч. Теперь они были призванными передовыми бойцами, и право на самоопределение становилось средством, чтобы снять мир с крючка. Если они предали это, то они предали тем самым самих себя и отвергли всех, кто был готов следовать за ними. Ради того права они приступили к делу. С гарантированным вниманием им предстоял и вначале следовал их успех. Так как только на доверии восточных народов к приносимому немцами лучшему порядку, только на реальной помощи сначала сотнями тысяч стекающихся к немцам русских и украинцев – и только на этом – основывался шанс завершить прорыв Вермахта в глубины востока и сделать Германию и вместе с тем Европу неприступной.

В обширной не скованной никакими границами встрече немцев и славян, в скрещивании их сфер жизни подобному встрече арабов и берберов в Северной Африке лежала возможность большей, достигающей глубин Сибири, Европы.

Именно немцы и русские должны были во всем дополнить друг друга. Спиной в спине они были непреодолимы: „двум народам, – по словам Достоевского – „суждено изменить лицо мира“. «Германия», так он писал, „нуждается в нас для тесного союза. Ее поле – это западный мир, но нам она предоставляет восток“. Так как руководства обоих государств не справились со своей задачей, немецкое в 1941 году, русское 4 года спустя, Европа также и дальше оставалась без необходимого пространства для свободы действий, а Россия по-прежнему не имела свободного доступа к океану. Но то, что следовало бы на той войне сломать, и с чем нужно было бы покончить, однако, осталось: преобладание англосаксонских морских держав и их непрерывное вмешательство в дела суши. Его срок продлился на десятилетия.

Как раз России сотрудничество с ними не давало в итоге пригодного решения. Решение лежало наоборот, в союзе с полуостровом: Суша с сушей как на другой стороне остров с островом.

Немецко-русская связь была противоположным подобием британско-американской. Хотя Берлин, Прага, Будапешт, София были взяты русскими в 1945 году, но Копенгаген, Гамбург, Константинополь – прорыв к открытому морю – остался прегражденным, Рейн не перейден, сердцевина полуострова не достигнута. Также и теперь Россия оставалась пленницей своего континента. Союз господствующей морской державы и господствующей континентальной державы был противоестественен, абсурден. На длительный срок ни преобладанию на суше, ни преобладание на море не дополняли друг друга. Обе державы хотят побережья, но только одна может иметь их. Дорога к Атлантике вела через немцев. На стороне морских держав немцы преграждали России эту дорогу. Как союзники России они становились ее продленной рукой. Если бы Берлин и Петербург были едины, в мире не было равной им силы. Они тогда могли, с одной стороны, держать под угрозой Европу, с другой стороны – Азию. Сотрудничество с Германией было более рациональным для России, чем сотрудничество с англосаксонской морской державой.