Новеллистика Т.Манна

Взаимоотношение искусства и жизни — такова основная тема наиболее крупных и значительных новелл Томаса Манна.

Далее балабольство о том, как исскуство и жизнь у писателей отражалось, нужное в принципе, но к Манну большого отношения не имеет.

Для серьезно-мыслящих буржуазных писателей искусство, стало большой проблемой еще задолго до Манна. Художники эпохи Просвещения и эпохи германского классического идеализма считали искусство могучим орудием миропознания и самопознания и высоко расценивали роль художника в обществе. «В красоте — говорит Гете — проявляются таинственные законы природы; без такого проявления, они навеки остались бы скрытыми и неизвестными».

На западе уже давно общим, господствующим течением буржуазной идеологии, а тем самым и буржуазного искусства стало прославление капитализма. Истинные, честные буржуазные художники, — несмотря на всю их классовую ограниченность и предрассудки,— не могли принять участия в этом прославлении. Поэтому они оказались изолированными. И эта все большая изоляция истинных художников в буржуазном обществе нашла отражение как в теории искусства, так и в художественных произведениях, посвященных отношению искусства и художника к жизни. Тема о взаимоотношении искусства и жизни стала занимать все большее место в литературе, ибо чем более изолированными становятся истинные, честные художники среди буржуазного общества, тем более глубоко переживают они те реальные, личные, человеческие проблемы, которые возникают в результате такого одиночества. И писатели, которые не в состоянии выйти за пределы буржуазного общества, горизонт которых классово ограничен, вынуждены рассматривать эту проблему, как некую метафизическую «вечную проблему» взаимоотношения искусства вообще и жизни вообще, а не как определенный исторический этап общественного развития.

Такое сужение и искажение этой проблемы приводит к представлению об отчужденности искусства от жизни, о враждебности искусства жизни. В эпоху буржуазного декаданса было провозглашено, что искусство обитает в «башне из слоновой кости», вдали от треволнений жизни. Такое представление об искусстве, может быть, наиболее ярко и сильно отражено Бодлером. В одном из его сонетов Красота говорит о себе так: «В лазурном пространстве царю я, как сфинкс неразгаданный;— Белизна лебединая и сердце как снег у меня; — Ненавижу движение я, линии смещает оно; — И никогда я не плачу, никогда не смеюсь».

Конфликты, возникающие в человеческой жизни в связи с таким представлением об искусстве, изображены многими выдающимися писателями второй половины XIX века. Здесь достаточно указать на поздние драмы Ибсена. Строитель Сольнес погибает от мучительного сознания, что его искусство — нечто иное, высшее, чем его жизнь. За попытку возвысить свою жизнь до пределов своего искусства он платится смертью. Герой последней драмы Ибсена, в которой семидесятилетний писатель подводит итог своей жизни и творчества, скульптор Рубек переживает трагедию, сознавая, что всю свою жизнь он принес в жертву искусству.

 

Наиболее значительные ранние новеллы Томаса Манна непосредственно связаны с этой проблемой.

Позиция Томаса Манна как художника весьма интересна и оригинальна. Постепенно создавшаяся отчужденность искусства от жизни являлась и для него несомненным фактом. И истинные исторические и общественные причины этого отчуждения были в то время так же мало понятны Томасу Манну, как до него Флоберу, Бодлеру и Ибсену. Но Томас Манн относится к этому вопросу менее трагически, менее фаталистически, чем его предшественники во всяком случае он не всегда относится к этой проблеме трагически и фаталистически, и менее всего в своем замечательном раннем произведении — новелле «Тонио Крёгер». В ней герой искренне и страстно возмущается типом художника, который гордо устраняется от жизни. Крёгер тоже считает отчужденность художника от жизни непреложным фактом. Ведь его собственная биография, — сжато и мастерски рассказанная Томасом Манном, - ничто иное как история отчужденности.

Правда, Тонио Крёгер особенно подчеркивает, что уже с ранней юности не он удаляется от жизни, а жизнь устраняет его от участия в ней, Тонио Крёгер проникнут страстным, неутолимым стремлением к общению с обыкновенными средними людьми. Еще мальчиком он пытается подружиться с простыми, шаловливыми, увлекающимися спортом детьми. Он влюбляется в веселую, разговорчивую белокурую девочку, которая совершенно не интересуется тем, что увлекает его. Любовь его так и остается без ответа. Отношение к нему людей заставляет его уйти в себя, предпочесть одиночество, а позднее отдаться художественному творчеству.

Но тоска остается. И эта тоска является основной, характерной чертой умственного и художественного облика Тонио Крёгера. С нею связано для него противоречие между искусством и жизнью. В беседе со своей приятельницей он совершенно точно объясняет, что он понимает под словом «жизнь». «Не думайте о Цезаре Борджиа или о какой-нибудь хмельной философии, поднимающей его на щит! (намек на жизненную философия Ницше – Г.Л.). Для меня он ничто, этот Цезарь Борджиа, я ничего не дам за него и вообще никогда не пойму, как можно исключительное и демоническое возводить в идеал. Нет, «жизнь», вечным контрастом противостоящая интеллекту и искусству... не как необыкновенное предстает она нам, необыкновенным; напротив, нормальное, пристойное и приветливое есть область нашей страстной тоски — жизнь во всей ее соблазнительной банальности».

Это признание Тонио Крёгера очень важно. Оно, с одной, стороны, поднимает всю проблему искусства и жизни на большую высоту, чем, например, у Ибсена. С другой стороны, оно дает нам ключ к пониманию всего развития Томаса Манна.

Когда Тонио Крёгер заканчивает свою «исповедь», русская художница, Елизавета Ивановна, отвечает ему, и ответ ее очень интересен. Она говорит: «Решение состоит в том, что вы, вот такой, как вы здесь сидите, просто-напросто обыватель... Вы — обыватель на ложных путях, Тонио Крёгер, заблудившийся обыватель».

Эта беседа ясно указывает, как глубоко ставит проблему искусства и жизни Томас Манн. Тонио Крёгер рассматривает свою судьбу, судьбу художника, свое отречение от жизни уже не так, как это делали Сольнес и Рубек, то есть не как результат абстрактно взятого взаимоотношения искусства к жизни вообще, а как общественную проблему. Томас Манн не придерживается современного, свойственного анархической богеме, воззрения, будто изображенное в этой новелле «одиночество художника» означает действительный отказ от буржуазного понимания жизни. Он отдает себе отчет в том, что его художник, живущий только самим собою, остается представителем буржуазии. Трагедия художника у Томаса Манна разыгрывается в пределах буржуазного общества.

Но тем самым вопрос этот осложняется. У Томаса Манна тотчас возникает следующий вопрос: что такое буржуа? Поскольку в этой новелле изображается только страстное стремление Тонио Крёгера к жизни (к жизни, неразрывно связанной с его классом, с буржуазией) и поскольку все происходящее рассматривается с точки зрения этого страстного стремления, ответ кажется простым и ясным. Белокурый мальчик и белокурая девочка, которые, не задумываясь ни над чем, болтают и танцуют, не задумываясь ни над чем выполняют свои обычные, повседневные обязанности, — это и есть буржуазия. Когда же Манн вплотную сталкивается с жизнью все становится для него значительно сложнее. В первом большом романе Томаса Манна «Будденброки» Герда, жена корректного буржуазного сенатора Томаса Будденброка, несколько эксцентричная художница, проникается живой симпатией к брату своего мужа, Христиану, полуопустившемуся, эксцентричному, похожему на представителя богемы. Манн объясняет эту симпатию тем, что Христиан настолько буржуазен, как и сам Томас. И в дальнейшем, при объяснении между братьями, когда Христиан упрекает старшего брата в том, что личность его скована буржуазными семейными традициями, тот признает, что упреки эти до некоторой степени правильны и обоснованы. Он тоже выполняет свои буржуазные обязанности не по доброй воле (а по классовому инстинкту). Но, чтобы не превратиться в опустившегося бродягу, он насилует себя, заставляет себя вести так, как подобает буржуа.

Томас Будденброк — буржуа по убеждению; Тонио Крёгер — буржуа, сбившийся с пути, тоскующий по буржуазии. Где же видит Томас Манн истинного буржуа, «нормального» буржуа?

В романе «Будденброки» дан на это ясный ответ: в прошлом. Тогда, когда буржуа был еще кровно связан с великими традициями буржуазной культуры. Конечно, Томас Манн изображает и современных настоящих буржуа. Но у них мало общего с терзаемым тоской Тонио Крёгером. Грубый эгоизм, бездушное делячество современных капиталистов, беспощадность, готовность ступать через трупы не только в деловой, но и в частной, личной жизни ради прихоти и каприза, — все это имеет очень мало общего с такими образами тоскующих буржуа, как Томас и Тонио, и с мировоззрением самого Томаса Манна (вспомним новеллы: «Луисхен», «Маленький господин Фридман» и др.). Где же истинные буржуа Томаса Манна?

Ha этот вопрос Томас Манн пытался ответить в течение всей своей жизни, и потому проблема противоречия между искусством и жизнью приобретает его творчестве общественно-критический и гуманистический характерен именно по­тому, что он в течение всей своей жизни страстно искал этого буржуа, но, как честный писатель, изображающий только то, что действительно видит, никогда не мог найти его, — именно поэтому косвенным образом дает он уничтожающую гуманистическую критику капиталистической культуры.

Трагическая оторванность современного художника от жизни предстает, как некий социальный рок. Настоящий, честный художник не хочет быть оторванным от жизни. Художник Томас Манн по своему темпераменту, по своему мировоззрению далеко не революционер. Но жестокость и узость буржуазной жизни обрекает его на одиночество, заставляет его, если он хочет остаться художником, уйти из буржуазной среды. Но при этом он еще не порывает связи со своим классом, с буржуазией, не отказывается от буржуазного мировоззрения. Напротив, страстная мечта о простой, не разъедаемой сомнениями, крепко стоящей на ногах и, вместе с тем, не варварской и не тупой буржуазии пронизывает его ранние произведения.

Это все красивости, а теперь о том, что было на семинаре. Настя, твой выход:*

Тонио Крегер – реальный бюргер – это его отец (цветок в петлице, Новаллис). Трудолюбивый, честный, патриотичный гражданин. Но сейчас все плохо, таких уже нет, золотой век прошел. Бюргер - порядочный человек, реалист не способный на творчество. Не художник по своей натуре. Бюргер не ограничен. Он принадлежит своему роду (вне рода немыслим). ОН не оторван от реальной жизни но при этом в нем есть духовность интеллигентность и благородство души, достоинство вне испытаний и кризиса. Тонио Крегер о вырождении бюргерской культуры. Ганс и Инге - жизнелюбие, легкость, внешность. Но! Говорится о тм что они почти не изменились - нет развития! Подчеркивается их статичность (негативная) Высокомерны и самолюбивы. Это все одно поколение. Эти как дети а Лизавета с сединкой (в ее образе подчеркивается внутренняя жизнь, отпечаток времени). У Инге описывается все кроме глаз. О них сказано что они красивой формы... Внешняя красота, красота формы. Ничего не сказано о ее внутреннем мире. Они как золотые пуговицы Ганса. Они красивые но по сути своей ничего не значат... Ограниченность и пустота - мир филистеров, обывателей. В них есть важное для бюргеров качество - умение наслаждаться жизнью, порода. Это привлекает Тонио. Но в них и много всего нет. Нет преданности делу, гражданской позиции, духовности... Они тоже наследники бюргерской культуре но и в них она вырождается...Ганс, Инге и Тонио две разные половинки бюргерства... Распаенные по-разному.... Жизнь ради жизни. Лизавета Ивановна. Подчеркнутое русское происхождение. Понятие "здорового гения" в образе Л.Н.Т. В русской литературе Манн видит и психологизм, философская глубин, и не оторванность от жизни. В лизавете пытается воплотить идею некого синтеза. "широкое открытое окно" - романтическая идея двоемирия (сцена с окном, че как искусство, сочетание с жизнью).

Помним также про экзотическую мать Тонио. Короче, синтез противоположных вещей и все будет ок.

«Смерть в Венеции» тоже по сути об искусстве.Что это не механическая работа, нужен этот внутренний хаос и пыдыщтыщ, чтоб все дышало и пело. Плюс тут тема смерти нефиговая. Постоянно сопровождает «курносый рыжий» чувак, странный, и гондольер. Мальчик как мертвечинка бледный. Открытая педофилия, прикрытая впервые открывшимися чувствами, словно прорвало художественное видение, и вот теперь он реально художник. Все это странно и мерзко, не будем пересказывать сюжет. Сон – подсознание, оргии. Проблеемы. Мальчик жаль не помрет рано, ибо красота увянет. Молодится. Умирает от ягод. Все двойственно, карнавал, Венеция все дела. Зачем жил собсна.