Традиции ирои-комической поэмы и «эксперимент» молодого Пушкина

 

Пушкин вспоминал в связи со своей поэмой Вольтера, как автора «Орлеанской девственницы», весьма своеобразно использовавшего для сюжета традицию рыцарской поэмы итальянского поэта Ариосто «Неистовый Роланд». Хорошо были известны Пушкину и опыты русской ирои-комической, шутливой и сказочно-богатырской поэмы конца XVIII века («Елисей, или раздраженный Вакх» Майкова, «Душенька» Богдановича). В этой традиции было принято изображать высокие мысли и поступки в комически сниженных тонах (Зевс у Майкова, насколько помнится, страдает от обжорства).

Сюжет поэмы имеет сказочную основу, многое взято из фольклора. Главные герои – Руслан и Черномор – напоминают «Сказание о Еруслане Лазаревиче». Пушкин хорошо знал литературную традицию в этой области. Он использовал в качестве источника не только фольклор, но и переделки русских сказок в опытах Левшина, Чиркова и Попова. В частности, образ Леля – лесного божества – не является народным, его создали эти авторы. Лель – божество условной славянской мифологии, появившееся из песен, где часто были фразы типа «леле», «лели», «лель». Использовал Пушкин и западноевропейскую литературную традицию. Например, знаменитая фраза «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», которой оканчивается шестая песнь, - это перевод из поэзии Оссиана, кельтского барда.

Единого сюжета нет. Это своеобразная смесь сказок с литературными реминисценциями.

В целом поэма Пушкина, использовавшего множество источников, является произведением новаторским.

Эта поэма - своеобразный эксперимент. В задачи Пушкина входило «геройство воспевать одно». Но в поэме воссоединены начала героическое и буффонное, высокое и низкое.

Буффонада – низкий жанр. Буффонного в поэме предостаточно. Это и визг Людмилы, от которого грозный колдун Черномор бежит и запутывается в бороде, и падение Фарлафа с коня в ров, и постоянные снижения ситуаций в тексте. Так, Людмила рассуждает о том, что без любимого умрет, не будет есть и пить, и тут же «начинает кушать». Потом видит быстрый поток, произносит речь, что туда прыгнет, но не прыгает. Есть пародийные моменты. Например, 12 девушек, развлекающих Ратмира – это пародия на поэму «12 спящих дев» Жуковского.

Пушкин не стремится перевоплотиться в Бояна. Он не имитирует внешнюю форму народного творчества, как это делал Карамзин своим «русским стихом». Он пользуется четырехстопным ямбом – любимым размером Ломоносова. Он запросто смещает временной план и даже не старается стилизовать поэму под старину. Хотя речь идет «делах давно минувших дней», Пушкин позволяет себе отступления, в которых отвечает на критику его первых песен, и упоминает Жуковского:

Поэзии чудесный гений,

Певец таинственных видений,

Любви, мечтаний и чертей,

Могил и рая верный житель

И музы ветреной хранитель!

Это все о Жуковском. Воздав ироническую похвалу своему учителю, Пушкин далее излагает, а потом пародирует сюжет «12 спящих дев». Мистика и возвышенность Жуковского намеренно снижается и превращается в эротику.

В то же время Пушкин стремится к условной исторической достоверности. Пользуясь как историческим источником «Историей государства Российского» Карамзина, он объясняет, что князь Рамдай (у Пушкина - Рогдай) – реальное лицо. Материал для зарисовок древнерусской жизни взят там же (свадебный пир киевлян, битва с печенегами).

Своей поэмой Пушкин наводил мосты между классицизмом и романтизмом. В ней есть элементы богатырской поэмы и элементы бурлеска (первым это заметил Дмитриев). Есть героическое и обыденное, возвышенное и шутливое, драматическое и смешное. Бурлескное начало в поэме действительно ощутимо, но это не исключительно бурлескная поэма. Это эксперимент с различными жанрами, и потому единого жанра у нее нет.

Довольно живо изображены характеры действующих лиц. Особенно примечателен образ любителя пирушек и труса Фарлафа, разработанный больше в комическом, чем в «злодейском» ключе и напоминающий по созвучию имен и характеру шекспировского Фальстафа. В отличие от романтических поэм Жуковского, пушкинские герои более реальные, а не романтически обобщенные образы.

Наряду с эпическим, в поэме есть лирическое начало – личность автора-рассказчика, который скреплял весь разнообразный материал в художественное целое. В зависимости от содержания главы авторский рассказ приобретал то ту, то иную окраску, но неизменно сохранял непринужднно-игривый тон, сочетавший лирику с иронией.

Жанровое разнообразие требовало и разнообразия языка. Поэма Пушкина написана в русле поэтического языка Батюшкова и Жуковского, развивавших традиции «нового слога» Карамзина. Литературный язык сближался с разговорной речью, но при этом находился в рамках карамзинской эстетики. Пушкин снимает эти ограничения и использует слова и «низкого штиля» там, где считает необходимым. За это он получил замечания критиков, которым не нравились неприличные слова и сравнения. Как мы видим, они придирались к частному, не замечая общего.

Своей поэмой Пушкин утверждал романтический принцип творческой свободы писателя о всякого рода педантических теорий и литературных условностей.