Студопедия — Билет № 2 15 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Билет № 2 15 страница






 

Глава 10. Порядок и хаос.

Интересно, хватало ли у вас когда-нибудь терпения в ки­нотеатре оставаться в кресле после того, как уже промельк­нули последние кадры фильма и пошли титры. Если да, то вы наверняка были поражены нескончаемым списком имен лю­дей, или просто функций, которые создатели фильма сочли нуж­ным упомянуть. Вы несомненно узнали бы из этого списка, что число людей, работавших за кадром, во много раз больше, чем тех, чьи лица вы увидели в фильме. Имен невидимых помощников гораздо больше, чем актеров. Более того, некоторые аспекты этого коллективного предприятия обозначались названиями фирм, а каж­дая такая фирма использует труд гораздо большего числа людей, чем можно упомянуть в каком-либо списке. И это еще не все. Некоторые люди, работа которых была необходима и без которых вы не смогли бы увидеть фильм, вообще не были упомянуты. На­пример, компания, позаботившаяся об озвучивании ролей, была упомянута, а компания, поставившая оборудование для озвучива­ния, — нет, как и компания, обеспечившая комплектующими дру­гую компанию, производящую оборудование; не были упомянуты и фабрики, произведшие сырье для изготовления этих комплекту­ющих, равно как и бесчисленное множество людей, чей труд был необходим для того, чтобы те, кто производит сырье или комплек­тующие, были накормлены, одеты, здоровы, обеспечены жильем, чтобы они приобрели навыки, необходимые для их работы...

Назвать или хотя бы косвенно упомянуть всех их — дело со­вершенно немыслимое. Поэтому кто-то должен решить, где пре­рвать список упоминаний; и каким бы это решение ни было, оно в любом случае было бы произвольным. Черту можно было бы подвести в любом другом месте и с той же легкостью (при нали­чии простейшего обоснования или вовсе без оного). Любая черта, 187 сколь бы тщательно ни выбиралось место для нее, всегда будет вынужденной, случайной, вероятностной и по этой причине всег­да будет предметом споров. Спор, каким бы горячим он ни был, останется незавершенным в силу того очевидного факта, что ни­какая граница, сколь бы скрупулезно ее ни проводили, не отража­ет «объективной истины» (объективно существующих разделений, которые она предполагает отразить). Ни одно собрание людей, ограниченное этой чертой, не может считаться вполне самодоста­точным, в данном случае — достаточным для производства филь­ма; сама по себе его «реальность» как полного, замкнутого коллек­тива является результатом ограничивающего действия. Совокуп­ность людей, задействованных в производстве одного-единственного фильма, практически не имеет границ (точнее, она не имела бы границ, если бы не факт произвольного подведения черты). Для того чтобы еще больше усложнить задачу проведения границ, заметим: вообще невозможно четко отделить все то, что эти люди сделали для фильма, от остальной их жизни; их вклад в производ­ство фильма — лишь один из аспектов их жизнедеятельности, в которой есть и другие интересы, очень слабо соотносящиеся, если вообще соотносящиеся, с той ролью, которую они сыграли в про­изводстве фильма. Принимая решение, где прекратить список вы­ражения признательности, некто делает искусственное разделение в двух смыслах. С огромной массы взаимопересекающихся жиз­ней взаимозависимых индивидов был сделан тонкий срез, кото­рый, поскольку он был отделен от остального, казалось, имеет «свою собственную реальность»: с одной стороны, он представ­лялся самодостаточным, а с другой — внутренне скрепленным об­щей целью и функцией. Однако на самом деле все обстоит не так. Дело в том, что все якобы независимые и автономные образо­вания, все на первый взгляд «самоуправляющиеся», жизнеспособ­ные подразделения человеческого мира имеют сомнительную и уязвимую природу: все они являются результатом отчаянных по­пыток обособить четко обозначенные, управляемые маленькие мирки, выделить их из несвязной и не имеющей границ, протя­женной и нераздельной реальности. В случае с титрами в конце фильма операция такого обособления не имела особо значимых последствий. В худшем случае она могла привести к тяжбе, если бы не упомянутые помощники захотели потребовать восстановле­ния справедливости, публичного подтверждения значимости их услуг. Но этот случай дает нам пример гораздо более серьезного затруднения, известного своими отнюдь не безобидными проявлениями. 188 Представьте себе попытки провести четкие государствен­ные границы, которые вобьют клин между людьми, имеющими тесные экономические и культурные связи, а людей, до этого имев­ших мало общего, поместят в одинаковые условия. Или представьте себе меры, предпринимаемые для сохранения брака, но упускаю­щие из виду все многообразие взаимозависимостей, в которых уча­ствуют оба партнера и в которых семейные отношения — лишь одни из многих, причем не независимые и даже не основные.

Как можно предположить, такие попытки прочертить, устано­вить и охранять искусственные границы становятся предметом все возрастающего интереса (пока в конце концов не превратятся в навязчивую идею) по мере того, как «естественные», т.е. прочно установленные, крепкие и не поддающиеся изменениям, различия и расстояния стираются и исчезают, и человеческие жизни (даже те, что находятся на огромном географическом или духовном рас­стоянии друг от друга) оказываются связанными между собой еще прочнее. Чем менее «естественна» граница, тем чудовищнее ее давление на сложную реальность, тем большего внимания и ос­мысленных усилий требует ее охрана, тем чаще она вынуждает прибегать к насилию и принуждению. Самыми спокойными и менее всего охраняемыми государственными границами являются те, которые совпадают с территориальными пределами поселения внут­ренне единого и «обращенного вовнутрь» населения. Государст­венные границы, проводимые через области частого и интенсив­ного экономического и культурного взаимообмена, нередко слу­жат предметом споров и даже вооруженной борьбы. Возьмем дру­гой пример: как только сексуальные взаимоотношения начинают все больше отделяться от эротической любви и от устойчивых, многосторонних взаимоотношений сожительства, к которым они «естественно» принадлежали, так сразу они становятся предметом растущего беспокойства, требующим особой изобретательности и психологического напряжения, вдруг оборачивающегося насилием.

Можно сказать, что значение разделения, принудительности, с которой оно проводится и защищается, растет вместе с его хруп­костью и степенью ущерба, который оно наносит сложной челове­ческой реальности. Когда убеждаются в том, что разделение вряд ли примут на веру, за него сражаются изо всех сил; эта борьба за непроницаемость границ становится тем более угрожающей, чем менее она способна достичь своей цели.

Такую ситуацию многие считают наиболее отличительной чер­той современного общества — общества, которое установилось в 189 нашей части мира около трех столетий назад и в котором мы жи­вем по сей день. В условиях, предшествовавших этому периоду (о которых часто говорят как о «до-современных»), сохранение раз­личий и разграничений между разными категориями людей при­влекало меньше внимания и вызывало меньше активности, чем сегодня, именно потому, что различия воспринимались как есте­ственные, не зависящие от осознанных усилий со стороны чело­века. Они казались самоочевидными, вечными и неизменными, не поддающимися человеческому воздействию, а уже тем более не казались сотворенными человеком. Наоборот, они восприни­мались как часть «божественного Космоса», где все и вся имело свое место и было обречено оставаться там всегда. Благородный человек был благородным по рождению, и ничто из того, что он делал, не могло лишить его этого качества или сделать его чем-то иным. То же относилось и к крепостным и большей части горо­жан (единственной лазейкой сквозь непроницаемые границы были война и религиозная деятельность; это обстоятельство обуслови­ло пристальное внимание к профессиям священнослужителя и солдата, а также к построению, защите и развитию церковной и военной иерархий). И всамом деле казалось, что человеческая жизнь основательно обустроена, как и все остальное в мире, поэ­тому считалось, что нет причин различать «природу» и «культу­ру», «человеческие» и «естественные» законы, природный и чело­веческий порядок. Оба казались высеченными из единого проч­ного, нерушимого монолита.

Примерно к концу XVI в. в Западной Европе эта гармоничная и целостная картина мира начала рушиться (в Англии данный про­цесс пришелся на период после правления Елизаветы I). Посколь­ку число людей, не вписывавшихся четко ни в одну из установлен­ных ячеек «божественной цепочки бытия» (а следовательно, и объем тех усилий, которые предпринимались, чтобы отнести их к строго определенным, тщательно соблюдаемым позициям), резко возрас­тало, постольку, естественно, ускорились темпы законодательной деятельности, в частности были приняты кодексы, регулирующие даже те сферы жизни, которые с незапамятных времен были предо­ставлены себе самим; кроме того, были созданы специальные ор­ганы для надзора, присмотра и защиты правил, для предупрежде­ния нарушений и обезвреживания преступников. Социальные раз­личия и неравенство стали предметом анализа, преднамеренного планирования и целеполагания и, наконец, осознанных, органи­зованных и специализированных усилий. Постепенно становилось 190 очевидным, что в отличие от леса, моря или поля социальный порядок является результатом человеческой деятельности, что он не может долго существовать, если его постоянно не поддерживать мерами, которые могут быть и должны быть спланированны и предприняты только людьми. Различия между людьми уже не рас­сматривались как «естественные». Коль скоро они — результат человеческой деятельности, то их можно улучшать или ухудшать. И что бы там ни было, они были и будут произвольными и искусст­венными. Таким образом, человеческий порядок стал восприни­маться как предмет искусства, познания и технологии.

Это новое видение резко разделило природу и общество. Мож­но сказать, что природа и общество были «открыты» одновремен­но. В действительности же, если что-то и было открыто, то вовсе не природа или общество, а именно различие между ними, особен­но различие между практикой, сопряженной с обществом, и прак­тикой, связанной с природой. По мере того как условия челове­ческого существования все больше закреплялись законодательно и становились продуктом управления и обдуманной манипуляции, «природе» все более отводилась роль огромного хранилища, кото­рое вмещало в себя все то, что еще не успели или не намеревались подчинить себе человеческие силы; иными словами, под «приро­дой» подразумевалось все, что управлялось согласно собственной логике и что люди оставили на произвол судьбы. Философы заго­ворили о «законах природы» по аналогии с законами, которые оглашали короли или парламенты, хотя и отличали первые от пос­ледних. «Естественные законы» рассматривались как подобные законам королей (т.е. они столь же обязательны и чреваты кара­тельными санкциями), но, в отличие от королевских указов^, у них не было вполне определенного автора (т.е. их сила была сверхчело- веческой независимо от того, были они установлены Божьей во­лей для непостижимой цели или они причинно обусловлены, с абсолютной необходимостью детерминированы непосредственно тем порядком, который господствует во вселенной).

Идея порядка как регулярной последовательности событий, как гармоничного сочетания хорошо прилаженных частей, как ситуа­ции, в которой все остается таким, каким и должно быть, появи­лась не в современную эпоху. Определенно современными явля­ются интерес к порядку, понимание необходимости что-то делать для этого, страх перед тем, что если это «что-то» не будет сделано, порядок рассыплется в прах, превратится в хаос. (При этом под хаосом имеется в виду неудачная попытка упорядочить вещи; таким 191 образом, положение дел, отличное от предполагаемого и устанавливаемого порядка, представляется не как другой порядок, а как отсутствие какого бы то ни было порядка вообще. Таким бес­порядочным его делает неспособность наблюдателя контролировать поток событий, получать требуемую реакцию среды, предот­вращать, устранять нежелательные или незапланированные ситуа­ции, происшествия, короче говоря — неопределенность.) В совре­менном обществе только чуткое отношение к человеческим делам может занять прочное место между порядком и хаосом.

И все же, как мы видели, границы любого участка в сети взаи­мозависимостей, любого составного, но отдельного действия, от­сеченного от универсума жизнедеятельности, являются произволь­ными и потому прозрачными, легко проницаемыми и спорными. Управление порядком (всегда частичным) является тем самым не­полным, далеко не совершенным и вынужденным постоянно оставаться именно таковым. Существует много внешних зависимос­тей, не объяснимых человеческими целями и устремлениями, которые сметают искусственно проведенные границы и вмешиваются в планы любых правителей. Спланированный и управляемый участок оказывается не более чем замком на песке, шалашом, продуваемым всеми ветрами, или, еще точнее, водоворотом в бур­ной реке, который, сохраняя свою форму, постоянно меняет свое содержание.

В лучшем случае мы можем говорить лишь об островках по­рядка (непостоянных и хрупких), разбросанных в огромном море хаоса (т.е. незапланированного и неоформленного потока собы­тий). Самое большее, чего могут достичь попытки устройства по­рядка, — это относительно автономные субтотальности (отмечен­ные несколько большим перевесом центростремительных сил над центробежными, несколько большей интенсивностью внутренних связей и несколько меньшей значимостью внешних ограничений). Преимущество внутренней стойкости над внешними потрясений-ми всегда относительно и никогда не бывает абсолютным. А это значит, что победа порядка над хаосом никогда не бывает полной или окончательной. Борьба никогда не прекращается, поскольку ее предполагаемая цель в принципе не достижима.

Говоря это, мы делаем не более того, что выводим общие за­ключения из наблюдений некоторых случаев, рассмотренных в предыдущих главах. Вспомним то затруднение, с которым сталки­ваются попытки втиснуть всех людей, попадающих в орбиту тер­риториального образования или организации, в рамки строго разграниченных 192 категорий, классифицировать их либо как «мы», либо как «они», как своих или чужих, как врагов или друзей. Мы виде­ли также, что самые искренние попытки добиться ясности в этих разграничениях заканчиваются неудачей, поскольку всегда оста­ется довольно большое число людей, которые находятся и не внут­ри, и не снаружи, т.е. чужаки, чье присутствие меняет всю карти­ну и лишает ясности поведенческие ориентиры. Именно потому, что ни одна дихотомия, т.е. двусторонняя классификация, не со­ответствует сложности человеческих ситуаций, сама попытка на­вязать такие «пары» бесконечно многообразной реальности несет в себе изрядную долю двусмысленности — она-то и сохраняет опасность хаоса и постоянно отодвигает завершение задуманного порядка. Или вспомним затруднения, с которыми сталкивается любая бюрократическая организация, когда пытается подчинить поведение своих членов одной-единственной, определенной на­чальством цели и вычеркнуть все остальные мотивы и желания, какие только они смогут принести из других группировок, где они проводят свою жизнь помимо организации; или вспомним безнадежное стремление свести Все человеческие отношения внут­ри самой организации к ситуациям обмена, способствующим до­стижению организационной задачи, и не позволять личным ам­бициям, ревности, симпатиям, дружелюбию или нравственным порывам нарушать исключительную концентрацию на одной-един­ственной цели, спускаемой с вершин бюрократической иерархии. Как мы видели, даже самые энергичные попытки в этом отноше­нии не могут не закончиться неудачей — не могут воплотить в жизнь этот яркий, гармоничный образ, изначально закладывав­шийся в организационную структуру. Отсюда и постоянные жа­лобы на ненадежность, двурушничество, неподчинение, преда­тельство.

Попытки сконструировать искусственный порядок в соответ­ствии с идеальной целью обречены на провал. Они всегда оставля­ют в воображении островки относительной автономии и в то же время преобразуют территорию, смежную с искусственно выде­ленными островками, в серое пространство двойственности, ам­бивалентности. По этой причине такие попытки должны постоян­но возобновляться и вряд ли когда-нибудь прекращаться. Амбива­лентность (как сущность беспорядка, хаоса) есть неизбежный ре­зультат всех без исключения классификаций, т.е. обращения с объ­ектами реальности так, словно они и в самом деле отделены друг от друга и дискретны, будто они не выходят ни за какие рамки и, 193 наконец, принадлежат только к одному подразделению. Амбива­лентность проистекает из предположения, что люди, наделенные множеством качеств, могут быть четко разделены на тех, кто внут­ри, и тех, кто снаружи, на полезных и вредных, соответствующих и несоответствующих или что они, по меньшей мере, должны быть подразделены. Любая дихотомия как противопоставление неиз­бежно порождает амбивалентность; или, говоря иначе, не было бы амбивалентности, если бы не дихотомическое представление, по необходимости связанное со всяким стремлением к порядку.

Дихотомичное представление по принципу «либо — либо» само по себе является продуктом стремления к относительно автоном­ному замкнутому пространству над которым может осуществляться тотальный и вездесущий контроль. Поскольку любая власть имеет свои пределы, поскольку контроль над вселенной в целом не в человеческих силах и ускользает даже от самых дерзких человечес­ких устремлений, постольку установление порядка на практике всегда означает обособление сферы порядка от беспорядочного ок­ружения, от «естества», проведение границы вокруг островка по­рядка в безбрежном море хаоса. Весь вопрос в том, как обеспечить это обособление, как построить тот забор или прочную плотину, которая предохранила бы остров от затопления морем, как оста­новить поток неопределенности. Установление порядка требует ис­кусства ведения войны против неопределенности. Установить по­рядок—значит пойти войной на двусмысленность.

На любом относительно автономном островке порядка следят за тем, чтобы все делалось однозначно (т.е. поддерживают такую ситуацию, когда каждое название соотносится со строго опреде­ленным типом объектов, а каждый объект имеет название, сразу узнаваемое и не смешиваемое ни с чем). Для этого надо, конечно, чтобы все другие значения, «другие способности», незапланиро­ванные признаки, вещи и слова были запрещены, подавлены, объ­явлены неуместными или оставлены вне поля зрения. Для того чтобы достичь этой двойной цели, критерии классификации долж­ны быть такими, чтобы можно было контролировать их и прини­мать решения на их счет из единственного места — из которого правят и дают распоряжения (заметим, что монополия правите­лей, т.е. их исключительное право решать, где проводить границу между внутренним и внешним, единственно их компетенция оп­ределять все, что подлежит их усмотрению, эта монополия являет­ся необходимой предпосылкой поддержания порядка и предот­вращения неопределенности; возможно, она служит и их мотивом). 194 Критерии, исключающие такой централизованный контроль, объявляются незаконными, предпринимаются попытки устранить их из практики, нивелировать или каким-либо другим способом нейтрализовать действие. Неопределенность — это враг, против которого хороши все средства принуждения и символического на­силия. Вспомним борьбу, которую ведут блюстители любой орто­доксии против еретиков и диссидентов! Вспомним и то, что эта борьба намного более жестока и беспощадна, чем борьба с объяв­ленными врагами — язычниками или неверными!

На карте проводится воображаемая линия. Затем ее называют «государственным рубежом». Вдоль него ставят вооруженных лю­дей для предотвращения «незаконного» пересечения его. Эти во­оруженные люди одеты в униформу, благодаря которой любой может признать в них уполномоченных лиц, т.е. тех, кто имеет право решать, кому позволено, а кому не позволено пересекать рубеж. Однако отнюдь не эти люди являются настоящими стража­ми. Они действуют как посредники, как представители другой влас­ти, находящейся где-то в столице страны, границы которой они охраняют. Именно эта власть и решает, кто имеет право пересе­кать границу, а кого следует задержать и отправить обратно. Эта власть выдает паспорта лицам первой категории и составляет чер­ные списки неблагонадежных из лиц второй категории. Эта власть поступает так, как поступают все власти: она пытается аккуратно разделить на две взаимоисключающие группы огромное количест­во людей, чьи личностные характеристики никоим образом не исключают друг друга и чьи различия (равно как и сходства) раз­нообразны до бесконечности. Благодаря неусыпной бдительности этих властей и множества посредников, выполняющих их волю, поддерживается сомнительное тождество государства как сообще­ства людей, объединенных одним качеством — «подданные госу­дарства». Человек либо принадлежит, либо не принадлежит к это­му сообществу, третьего не дано, — никакого промежуточного ста­туса, никакой двусмысленности.

Один и тот же образец повторяется до бесконечности. Когда вы видите вооруженных людей в униформе и на страже, то это задействован именно такой образец. Иногда, чтобы быть приня­тым внутри, вы должны показать удостоверение личности, кото­рое отличает вас, скажем, известного и надежного болельщика этой футбольной команды, от всех не удостоверенных участников игры; или показать приглашение, подтверждающее то, что хозяева хотят видеть вас в качестве гостя на своем вечере; или членский билет, 195 определяющий вас как «одного из нас», т.е. членов клуба; или студенческий билет, подтверждающий ваше право на чтение книг в университетской библиотеке в отличие от мошенника или слу­чайного посетителя, просто пришедшего взглянуть на интересные книги... Если вы не сможете предъявить такой билет, паспорт, приглашение и т.п., то вас, по всей вероятности, выставят за дверь. Если же вам каким-либо образом удастся проникнуть внутрь, но вас обнаружат, то в лучшем случае попросят удалиться. Простран­ство было зарезервировано для особого рода людей, которые сле­дуют одним и тем же правилам, соблюдают одну и ту же дисцип­лину и подчиняются одной и той же власти. Ваше непрошенное присутствие подрывает ее устои. Относительная автономность об­разования, контролируемого этой властью, может быть приниже­на и извращена не поддающейся «приручению» двусмысленнос­тью, если эту автономность отдать на произвол тех сил и влияний, которые делают взаимодействия случайными и потому далекими от регулярности и порядка. Вообще государство или какие-либо другие, организации могут поддерживать и защищать свой особый, всегда непрочный, порядок (а тем самым и свое тождество, отно­сительную автономию) в течение лишь некоторого, строго опре­деленного времени — до тех пор, пока стражи остаются на местах, пока некоторые люди или их некоторые личностные характерис­тики надежно упрятаны за охраняемыми воротами.

Закрыть эти ворота физически или закрыть физические грани­цы не просто, хотя, по крайней мере технически, — дело вполне ясное. А вот раскалывание человеческой личности на части, до­пустимые и не допустимые внутри границ, ограничение коммуни­каций — задачи куда более сложные. Добиться преданности орга­низации (означающей отказ или подавление всех остальных при­вязанностей) весьма трудно, обычно это требует самых изощрен­ных уловок. От сотрудников фирмы или компании могут потребо­вать отказаться от членства в профсоюзах или политических дви­жениях; им могут запретить обсуждать дела организации с людь­ми, которые к ней не принадлежат (если же сотрудники нарушат это правило, то, сравнив суждения и мнения этих «посторонних» с официальным мнением начальства, могут обнаружить, что пос­леднее не столь уж безупречно, как им внушают). Вспомните пре­словутый «Акт об официальных секретах», запрещающий государ­ственным служащим обнародовать информацию о деятельности и намерениях государственных органов, даже если популяризация этой информации отвечает общественным интересам, т.е., по определению, 196 интересам тех людей, которые не состоят на государ­ственной службе. Именно потому, что организации стремятся за­тормозить поток информации, единство личности и личных свя­зей, простирающихся за искусственные границы, представляется как опасная неопределенность, а поэтому, с точки зрения органи­зации и ее начальников, становится самой опасной угрозой по­рядку. Охрана секретов порождает шпионов и предателей или, скорее, она обозначает, квалифицирует некоторые в других отно­шениях невинные и «естественные» человеческие действия как предательские и подрывные.

Сфера неопределенности, неизбежно окружающая все искус­ственно проведенные границы, и стратегии, разработанные для ее искоренения или подавления, не являются единственным следст­вием территориальной или функциональной (всегда относитель­ной и непрочной) автономии. Естественная сеть связей и зависи­мостей разрывается на части, общение через искусственно воз­двигнутые границы сводится на нет, и в результате проведение границ оборачивается многочисленными побочными последствия­ми, которых никто не предвидел, не просчитывал и не желал. То, что кажется правильным, рациональным решением проблемы с точки зрения одного относительно автономного образования, само по себе становится проблемой для другого образования. А поскольку эти образования, вопреки их собственным представлениям, тесно взаимосвязаны, постольку задача разрешения проблемы ложится в первую очередь непосредственно на самого действующего субъек­та. Его деятельность ведет к незапланированным и непредсказуе­мым сдвигам в общей ситуации, которые делают последующее ре­шение начальной проблемы более затратным, чем предполагалось, или даже вовсе невозможным. Самым ярким примером таких по­бочных эффектов является нарушение экологического и климати­ческого баланса на планете, которое угрожает, как опасаются, су­ществованию всех стран и народов независимо от их удаленности от ограниченной территории, охватываемой деятельностью и за­мыслами тех, кто принимает решения. Природные ресурсы зем­ли истощаются, делая проблемы еще более тяжелыми, а их разре­шение — все более сложным. Промышленные предприятия за­грязняют воздух и воду, создавая множество невероятных ослож­нений для тех, кто отвечает за здоровье людей и развитие городов. Пытаясь сделать свое производство более эффективным, компа­нии значительно рациональнее используют рабочую силу, а в ре­зультате, избавляясь от излишка рабочих, они прибавляют к упомянутым 197 проблемам хроническую безработицу, нищету и забро­шенные районы. Огромное увеличение числа частных автомоби­лей, шоссе, аэропортов и самолетов, казавшееся решением про­блемы мобильности и передвижения, имеет следствием автомо­бильные пробки, загрязнение воздуха, шум; оно ведет к такой цент­рализации культурной жизни и услуг в одних местах, что необита­емыми становятся целые локальные поселения в других — там разрушаются целые населенные районы. Перемещение теперь ста­новится более необходимым (место работы, как правило, доста­точно отдалено от места проживания) или более притягательным («убежать от всего этого» хотя бы на несколько выходных дней), чем когда-либо раньше, и в то же время — более трудным и изма­тывающим. В общем и целом автомобили и самолеты неожиданно усилили и обострили ту самую.проблему, которую они были при­званы решить, а обострив ее, они ни на йоту не приблизили ее решение. Как бы там ни было, но они ограничили коллективную свободу, которую обещали расширить.

Такая тупиковая ситуация кажется всеобщей, и из нее нет оче­видного выхода. Она заложена в самой относительности автоно­мии любого' образования, искусственно вырванного из единого целого, связующего всех людей с обитаемым миром. Автономия в лучшем случае может быть частичной, в худшем — просто вообра­жаемой: зачастую автономия мерещится только потому, что мы слепы или добровольно закрываем глаза (это меня не касается; это не мое дело; разве я сторож брату моему? всяк сам за себя и к черту отстающих) на разнообразные и далеко идущие связи между всеми действующими субъектами и между всеми их действиями. Число факторов, принимаемых во внимание при планировании и осуществлении решения каждой проблемы, всегда меньше, чем сумма факторов, влияющих на ту ситуацию, которая породила эту проблему, или зависящих от нее. Можно даже сказать, что власть как способность устраивать, воплощать и поддерживать порядок заключается именно в умении отодвигать в сторону, не принимать во внимание многие факторы, которые, если их проигнорировать, могут сделать порядок невозможным. Обладать властью — значит, помимо всего прочего, решать, что важно, а что не важно; что пригодится в борьбе за порядок, а что не представляет интереса. Сложность, однако, состоит в том, что это еще не означает устра­нения таких «неуместных» факторов из реальной жизни.

Поскольку приписывание, определение соответствия и несо­ответствия чего-то чему-то всегда условно, контингентно (т.е. не 198 существует какого-то исчерпывающего основания для проведения границы соответствия; ее можно провести по-разному), постольку решение может горячо оспариваться, что зачастую и происходит. История изобилует примерами подобных споров. На пороге Но­вого времени, эпохи модернизации одно из наиболее ожесточен­ных сражений разгорелось вокруг перехода от патронажа к тому, о чем сокрушались некоторые мыслители того времени и против чего выступали некоторые движения протеста тех лет, — к денеж­ным отношениям. Столкнувшись с бессердечным равнодушием вла­дельцев фабрик к судьбам «рабочих рук фабрики» (само название, которое дали тогда рабочим, содержало в себе намек на то, что именно их руки, и только руки, интересовали владельцев), крити­ки нарождавшейся фабричной системы вспоминали практику ре­месленных мастерских и даже сельских мануфактур, которые ра­ботали как «одна большая семья», снизу доверху. Хозяин мас­терской и сельский сквайр могли быть безжалостными и Деспо­тичными, нещадно эксплуатировать усердный труд своих рабочих, но и рабочие были вправе ожидать от них заботы о своих нуждах и надеяться, что в тяжелый час они выручат их из беды. Рабочие могли надеяться, что им будет обеспечена крыша над толовой, помощь в случае болезни или стихийного бедствия и даже некото­рое пособие по старости или инвалидности. В явном противоре­чии с этими старыми обычаями владельцы фабрик ни одно из подобных ожиданий не рассматривали как законное. Они платили своим работникам за труд, выполняемый на фабрике в определен­ное время, а остальное, как они полагали, — это личное дело каж­дого рабочего. Критики такой системы и защитники фабричных рабочих возмущались подобным «умыванием рук». Они отмечали, что рутинная, отупляющая, изматывающая работа изо дня в день истощает рабочих физически и опустошает духовно, тем самым глубоко воздействуя на личность рабочих и их семьи, за которые хозяева фабрик снимают с себя всякую ответственность. Кроме того, они подчеркивали, что когда заводские рабочие выбираются из этой молотилки фабричного режима, они превращаются в «че­ловеческие отходы» (и подобно другим частям фабричного про­дукта из разряда отходов, они рассматриваются как бесполезные с точки зрения производственного плана, как неизбежная составная конечного продукта, которую из-за невозможности дальнейшего прибыльного использования оставляют вне поля зрения, обходят заботами и, в конце концов, просто выбрасывают вон). Критики также указывали, что отношения между владельцами фабрик и 199 фабричными рабочими в действительности не. ограничиваются просто обменом труда на заработную плату: труд не может быть отсечен и изолирован от личности работника так же, как сумма наличных отсекается от личности хозяина. «Отдать свой труд» оз­начает подчинить всю личность, тело и душу, задаче, поставлен­ной хозяином, и напряженному ритму, задаваемому хозяином. Хотя хозяева, полностью сконцентрировавшие свое внимание на «по­лезном продукте», вряд ли захотят признать это, от работника в обмен на заработную плату тем не менее действительно требуют отдать всю его личность и свободу. Власть владельцев фабрик над наемными работниками выражалась именно в том, что им сходила с рук эта асимметрия якобы равноценного эквивалентного обме­на. Наниматели определяли смысл найма и оставляли за собой право решать, что касается рабочих, а что — нет, т.е. то самое право, в котором они отказывают нанимаемым. Естественно, что борьба рабочих за лучшие условия труда и право голоса в управле­нии производственным процессом, в определении их собственных ролей и обязанностей в нем должна была превратиться в борьбу против права нанимателей определять границы и содержание по­рядка, устанавливаемого на фабрике.







Дата добавления: 2015-06-15; просмотров: 378. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Типы конфликтных личностей (Дж. Скотт) Дж. Г. Скотт опирается на типологию Р. М. Брансом, но дополняет её. Они убеждены в своей абсолютной правоте и хотят, чтобы...

Гносеологический оптимизм, скептицизм, агностицизм.разновидности агностицизма Позицию Агностицизм защищает и критический реализм. Один из главных представителей этого направления...

Функциональные обязанности медсестры отделения реанимации · Медсестра отделения реанимации обязана осуществлять лечебно-профилактический и гигиенический уход за пациентами...

Тема: Составление цепи питания Цель: расширить знания о биотических факторах среды. Оборудование:гербарные растения...

В эволюции растений и животных. Цель: выявить ароморфозы и идиоадаптации у растений Цель: выявить ароморфозы и идиоадаптации у растений. Оборудование: гербарные растения, чучела хордовых (рыб, земноводных, птиц, пресмыкающихся, млекопитающих), коллекции насекомых, влажные препараты паразитических червей, мох, хвощ, папоротник...

Типовые примеры и методы их решения. Пример 2.5.1. На вклад начисляются сложные проценты: а) ежегодно; б) ежеквартально; в) ежемесячно Пример 2.5.1. На вклад начисляются сложные проценты: а) ежегодно; б) ежеквартально; в) ежемесячно. Какова должна быть годовая номинальная процентная ставка...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.011 сек.) русская версия | украинская версия