Сказки Бажова Павла Петровича Биография Бажова Павла Петровича 53 страница

Установление отношений сторон до суда, Процессуальные отношения сторон устанавливаются, по общему правилу, договором между ними. Содержание этого договора составляли следующие вопросы: предмет спора, судья, к которому следует идти за решением, и срок явки в суд. Впрочем, второй из этих трех предметов входил в договор лишь в древнейшее время; на это в эпоху Русской Правды есть прямые указания: "Русский не должен звать латинянина на суд другого князя, кроме князя смоленского; разве если сам захочет, то пусть идет" (Дог. 1229 г., ст. 28); в позднейшее время на это есть лишь намеки: если стороны назначили срок явки к какому-либо судье и этот судья переменится, то это не освобождает их от обязанности явиться в срок к новому судье (Новг. судн. гр. 30).

В позднейшее время существенным условием договора становится срок. Важное значение этого условия определяется тем, что сторона, не выполнившая его, т.е. не явившаяся в установленный срок, тем самым теряла иск; противная сторона получала бессудную грамоту (т.е. приговор, состоявшийся без суда). Между тем в тех случаях, когда установленный срок отменяется судом и переносится на другое время, эти строгие последствия исчезают: к неявившемуся посылается троекратный вызов, после которого взыскивается штраф за неявку, но теряется ли вместе с тем иск, остается еще сомнительным (там же, 31,39). Форма совершения этого договора в древние времена весьма отличалась от той, которая установилась в конце эпохи. Прежде он заключался личными средствами сторон, имея полное сходство с условиями о пари, или битья об заклад. Спорящие стороны в присутствии посторонних бьются об заклад, причем, действительно, имеет место и заклад (т.е. известная вещь - может быть вещь, о которой именно идет спор, или известное количество денег отдается в руки сторонним третьим лицам). Момент заключения сделки определяется или рукобитьем ("да по руце ему ударити с исцом своим" - Новг. судн. гр., 24), или бросанием шапок вверх, что называлось выдачкой (все эти формы мы восстанавливаем из позднейших памятников западнорусского права, в котором сохранились вообще древнейшие черты русского права).

В более позднюю эпоху договор совершался при участии судебной власти, к которой истец обращался за содействием уже по общему правилу. Судебная власть дает детского (дог. 1229 г., ст. 21), который в последующих памятниках называется приставом. Те из приставов, которые исправляют свои обязанности внутри города, называются подвойскими. Деятельность этих лиц не есть, впрочем государственно-служебная: истец должен нанять их (там же). Для облегчения сторон введена постоянная такса, за хождение и езду приставов; во Пскове на 10 верст - деньга; в Новгороде эта плата называлась погонь и была различна, смотря по тому, от какого суда шел пристав: если от суда владыки, то на 100 верст 4 гривны, от князя - по 5 кун, от его тиуна - по 2 куны (Собр. гр. и догов. I, N 1). Если приставы, находящиеся при суде, не соглашаются ехать по таксе, то истец вправе нанять за ту же плату кого угодно. Пристав и истец получают от суда позовницу (вызывную грамоту), и обыкновенно сам истец вместе с приставом отправляется на место вызова (Новг. судн. гр., 40). По средневековым законам и обычаям, вызов, объявленный не в установленном месте (домицилии ответчика) и не в свое время, теряет значение вызова; практика того времени указывает, что ответчики, не успевшие скрыться из местожительства, силою выгоняли позовников, или захватывали их, лишая свободы, а захватив истца, тем самым избавлялись от необходимости вести процесс (Новг. судн. гр.40). Это заставило псковское законодательство отменить строгие требования о вызове в домицилии: позволялось прочесть позовницу на погосте перед попом (и, вероятно, собравшимся народом), хотя вызываемый при этом не присутствовал (Пек. судн. гр., 25). При таком способе вызова (т.е. при участии и по уполномочиванию судебной власти) срок в действительности определяется уже не вполне договором сторон: при усложнении судебной деятельности в больших государствах суд не мог судить тотчас и тогда, когда явились стороны. Поэтому срок назначается по условию сторон и пристава. Отсюда возможны злоупотребления: приставы назначали сроки в провинциях нарочно во время, неудобное для местных жителей, которые поэтому выхлопатывали себе общие сроки явки для целой провинции.

Так устанавливаются процессуальные отношения договором сторон. Но в большой массе случаев договор, очевидно, не может быть заключен между сторонами; таковы почти все обвинения в преступлениях, когда ответчику всегда выгодно уклониться от суда. Тогда вместо договора истцу позволялось связать ответчика и вести его на княждвор. Возможные при этом злоупотребления силы исключались законами: если окажется, что человек связан "без вины", то истец платит большой штраф (Р. Пр. Кар., 90, 135; дог. 1195 г., ст. 4; дог. 1229 г., ст. 20). Уже в эпоху Русской Правды, а тем более в эпоху судных грамот арест мог быть произведен не иначе, как по уполномочию власти. Арест всегда мог быть заменен порукой. Развитие системы поручительства в древнем русском праве есть черта, ставящая высоко этот процесс над последующим, где развитие следственных начал заставило ценить свободу человека весьма низко.

Особенные виды установления отношения сторон до суда составляют: а) свод, б) гонение следа.

Свод состоит в отыскании истцом надлежащего ответчика посредством закличи, свода в тесном смысле и присяги. Каждый, у кого пропала вещь, производит объявление на торгу - закличь (Рус. Пр. Кар. 27 и 29). Закон предполагает, что объявленная заповедь должна сделаться известной для того рода или того "мира", где она сделана, в продолжение трех дней. Если истец найдет свою вещь по истечении трех дней после закличи, то тот, у кого она найдена, признается ответчиком, который не только возвращает вещь, но и уплачивает уголовный штраф - 3 гривны за обиду. Если же закличь еще не была сделана или если собственник нашел вещь в руках другого до истечения узаконенных трех дней после закличи, или, наконец, он нашел ее не в своем городе (или "миру"), то начинается свод. Человек, у кого найдена вещь, отнюдь не признается еще ответчиком: он мог законным путем приобрести ее от третьего лица, ему известного. Вот почему закон, оставляя вещь во владении купившего ее, обязывает его вместе е первоначальным хозяином идти к тому лицу, у кого первый приобрел ее. Если это третье лицо ссылается также на законный способ приобретения вещи, то свод продолжается дальше всеми заинтересованными лицами. Участие первоначального собственника в этом иске подлежит, впрочем, ограничениям: если свод происходите одном городе, то собственник идет до конца свода, но если цепь заинтересованных переходит за пределы города в область, подчиненную городу, то истец идет только до третьего свода. Это, очевидно, для того, чтобы не затруднять его слишком в интересах добросовестных владельцев. Тогда тот, до кого дойдет 3-й свод в области, должен вручить истцу деньгами цену, равную вещи, а сам уже ведет свод дальше (Кар. 32). Исключение из этого составляют иски о челядине: истец должен идти до 3-го свода в любом случае, т.е. даже и тогда, когда свод происходит в одном городе, потому что при этом нет особенной надобности и присутствии хозяина: челядин сам может указывать, какими путями он переходит от одного владельца к другому. Третий приобретатель челядина должен выдать истцу своего раба,, а сам получает украденного челядина и ведет свод дальше (Кар. 34). Свод может кончиться трояким образом: или последний владелец не докажет, что приобрел вещь законным образом от кого-либо, или если он в состоянии доказать это, но не знает человека, у которого купил, или, наконец, свод приведет к границам государства. В первом случае последний владелец признается вором и подлежит уголовному штрафу и частному взысканию, которое идет на удовлетворение тех, кому он продал краденую вещь (Кар., 30). Во втором и третьем случае последний владелец должен доказать, что он купил, а не украл вещь. Доказать это можно только присягой двух свидетелей покупки (Кар. 33). Присяга двух свободных мужей может быть заменена присягой одного мытника. Последний владелец лишается своих денег, заплаченных за вещь; впрочем, он сохраняет навсегда за собою право иска, если когда-либо встретит лицо, продавшее ему вещь. Тогда опять начинается свод и кончается открытием преступника, который и вознаграждает потерпевшего и уплачивает уголовный штраф (Кар., 33,36). В уставной двинской грамоте конец свода определяется количеством сводов, именно 10-ю (если ранее этого не найден настоящий вор; уст. Двин. грам., 5). По псковскому законодательству, формы вещных исков были применены к некоторым искам, возникающим из обязательств, - к тем, которые возникают не из формальных договоров (Пек. судн. гр., 34, 39,44,46,47, 54, 56,110).

След. Если преступник не был застигнут на месте преступления, то начинается разыскание следов. Предполагалось, что там, где лежит "лицо", там скрывается и преступник. Отсюда, если найдена "голова" - труп убитого, то та вервь, где лежит голова, должна разыскивать виновного и выдать, после чего уже обвиняемый не пользуется никакими процессуальными средствами защиты, или сама вервь должна платить дикую виру, Если поличное - украденная вещь - найдена в чьем-либо доме, то хозяин дома отвечает за татьбу, как предполагаемый вор.

Затем понятие о "лице" расширяется еще более: лицом признается самый след, оставляемый преступником или вещью. Разыскивая покражу по "следу", истец может всегда потерять эти следы; там, где они теряются, там предполагается преступник. Это положение основано на том, что все общины и отдельные поселения, лежащие на пути следа, должны помогать истцу открывать его продолжение. Если же какая-нибудь община не "отсочит от еебя следа", ке укажет его дальнейшего продолжения, или, еще более, отобьется от следа, т.е. силой отстранит истца от розысков, - то закон предполагает, что здесь скрывается вор (Кар. 88). Если же след потерян на большой дороге или в пустой степи, то всякий иск оканчивается.

2. Суд

Суд есть борьба сторон перед судьей. То, что мы ныне называем судебными доказательствами, в то время было средствами сторон; суд лишь регулировал и уравнивал эти средства. А средства эти, известные древнему процессу, были следующие: послухи, суды Божий и акты.

Послухи и вндеки. В литературе существует двоякое объяснение названий "послух" и "видок". По первому, видок есть очевидец совершавшегося факта; послух - человек, свидетельствующий по слуху. По второму, видок и послух означают две процессуальные роли, совершенно различные друг от друга. Видок есть простой свидетель в нашем смысле слова, а послух - пособник, накоторого "послался" истец и ответчик. Присоединяясь вполне к этому последнему мнению (представители которого В.Г. Демченко и Н.Л. Дювернуа), мы должны только оговориться, что в памятниках церковного права рано появляется ясное сознание о послушестве как свидетельстве в нашем смысле слова; является уже понятие лжесвидетельства: в правиле митрополита Кирилла (XIII в.) запрещается ставить в попы того, кто "в лживе послушесгве был будет" (Русск. дост. I, стр. 114). Ив Русской Правде уже начинается смешение видоков и послухов: и те и другие одинаково играют ту роль, которая приписана послуху (доказательство замены одного названия другим в одном и том же случае см. в Р. Пр. Ак. 2 и 28, Кар. 24).

Число послухов. Лучшим указанием на отличие послухов от свидетелей в нашем смысле слова в том, что закон прямо требует определенного числа их в различных родах дел: для дел о личных оскорблениях требуется два свидетеля, или, правильнее (как и увидим ниже), по два с каждой стороны (Ак. 9). Вероятно, столько же требовалось при исках о татьбе (и всех равных тому); это можно видеть из того, что при своде последний владелец вещи обязан выставить двух послухов ("моужо") в том, что он купил вещь, а не украл ее (Кар., 33). Это число (2) принято было и в договорах русских с немцами (по двое с каждой стороны: дог, 1229 г., ст. 13). При исках об убийстве обвинитель должен выставить 7 послухов (Кар., 15). Исключения из этих общих постановлений приняты были следующие: иностранцы в первом случае могут вовсе не выставлять послухов (Ак., 9), а во втором случае обязаны выставить только двух (Кар., 15). В тех случаях, когда нужно было удостоверить покупку вещи на торгу у незнакомого (чтобы отвести от себя подозрения в краже), достаточно было свидетельство одного мытника (Кар., 33). В исках, возникающих из договоров, именно о взыскании долга, который отрицается должником, требуется свидетельство 12 послухов (Ак., 14, дог. 1195 г., ст. 10).

Все эти разнообразные постановления упрощаются в эпоху Псковской и Новгородской грамот, когда во всех делах, требующих послушества, выступает только один послух. Послух должен быть всегда один (новг., 22, Пек., 27); свидетелей же, напротив, может быть несколько в том же самом деле, в котором требуется присутствие лишь одного послуха (Пек. судн. гр., 27, 55).

Кто обязан выставлять послухов? В эпоху Русской Правды, несомненно, каждая сторона могла выставлять послухов: это прямо утверждается относительно исков о побоях (Kay. 24). Аналогия исторических известий о древнем праве других славян подтверждает, что и при всяких других исках сторона обвиняемая могла выставлять своих свидетелей против свидетелей истца. В договорах с немцами, наконец, содержится прямое свидетельство об этом для русского права (дог. 1270 г.; см. прим. к ст. 9, дог. 1195 г.).

В эпоху Псковской и Новгородской судных грамот, когда было установлено, что послух должен быть один, было постановлено правилом: "послуху на послуха не быть", т.е. послуха обязан выставить только один истец. Из этого делается только то исключение, что если ответчик заявит, что послух истца сам участвовал в преступлении (бил ответчика), то позволяется и ответчику ссылка на своего послуха; от усмотрения суда зависит, кого из двух признать послухом; следовательно, для действий в процессе все-таки остается один послух. Напротив, свидетелей в собственном смысле могли выставлять обе стороны.

Качества, требуемые от послухов. Послух должен быть свободный человек - "муж"; отсюда послушествовать и "мужевать" было синонимами (Рус. Пр. Кар., 99, стр. 77; Новг. судн. гр., 22). Но из этого допускалось прямое исключение: а) холопы высшего рода, именно дворские тиуны боярские (которые сами ведали суд в боярских вотчинах) и люди полусвободные - закупы - могут, по требованию необходимости (т.е. за недостатком послухов-мужей), быть признаны к послушеству (Кар., 77); б) холоп всякого рода может быть допущен к послушеству в несобственном смысле, т.е. по словам холопа может быть начат процесс, но не окончен его показаниями; в самом процессе холоп не играет роли послуха, не принимает присяги (Кар., 99).

Наконец, постановляется, что "холоп на холопа послух" (Новг. судн. гр., 22), т.е. в исках против холопа послухом может быть выставлен холоп же.

Второе качество, требуемое от послуха, есть то, что он должен быть гражданином государства, а не иноземцем (Новг. судн. гр., 22). Из этого начала делается необходимое исключение в исках граждан с иноземцами.

Наконец, из понятий о послухе, как муже, следует, что послухом не могла быть женщина. Из роли послухов на суде мы убедимся, что это вытекало необходимо из духа древнего процесса.

Роль послуха на суде. Послух а) должен быть на суде: неявка его к суду ведет за собою потерю иска для стороны, его выставившей (Пек. судн. гр., 22); б) должен подтвердить словесно все, что говорила сторона, выставившая его. Тождество показаний должно быть буквальное: "слово противу слова" (Р. Пр. Кар., 24). Если он не договорит или переговорит, то его послушество теряет всякое значение (Пек. суд. гр. 22). Формализм такого требования объясняется значением показания послуха как высшего (безусловного) доказательства на суде и, в свою очередь, указывает на то, что послух вовсе не есть свидетель в нашем смысле слова: в) в эпоху Русской Правды, если судоговорение кончилось тем, что послухи обеих сторон показали согласно со словами тех, кто их поставил, то послухи должны идти на роту, присягать. В эпоху же судных грамот послух должен выступать на судебный поединок с ответчиком.

Суды Божий. Суды Божий собственно не могут быть поставлены в один разряд с прочими судебными доказательствами: суд Божий есть суд совершенно отдельный от судов человеческих. Собственно показаниями послухов исчерпывается все обыкновенные средства суда; от сторон зависит апеллировать от суда человеческого к суду Бога.

Формы суда Божия различны; у нас практиковались следующие: жребий, рота, ордалии и поле.

I. Жребий. Древнейший способ решения всяких сомнительных дел - жребий - уцелел и до сих пор в практике и признается законодательством, только не в процессе. Внепроцессуальное значение жребия в древнейшее время было велико и разнообразно.

Что же касается процессуального значения, то жребий является или альтернативой роты, или имеет вспомогательное значение: им решается вопрос, кому приносить присягу. Первое значение жребия подтверждается некоторыми списками Русской Правды, в которых статья о побоях изложена так: "...Оже будет Варяг или Колобягкрещения не имея, а будет има бои, а видока не будет, ити има на роту, а любо на жребий". Совершенно самостоятельного значения жребий не имеет. Правда, изложенная статья в некоторых списках читается иначе: "аще видока не будет, ити им (боярину, людину или варягу) на жребий"; но это чтение представляет явное искажение предыдущего, и притом сравнительно новое ("по их пути платили безчестие"). Другое, более важное и совершенно несомненное значение жребия есть вспомогательное. Оно указывается в договоре с немцами (дог. 1195 г., ст.9). Мнение Беляева, что здесь жребий есть альтернатива свидетельских показаний, не может быть принято.

2. Рота. Слово "рота" не вполне соответствует нынешнему понятию присяги (заимствованному из Польши): рота, по древним толкователям, означает спор, битву. Она служила первоначальным источником, из которого развились впоследствии ордалии и судебные поединки. Мы не можем восстановить этого первоначального способа совершения роты. В наших древнейших памятниках она является в виде клятвы перед богами или перед Богом (см. форму ее в договоре с греками при Игоре). В последующее, христианское время она называется крестным целованием.

В судебном смысле рота имеет двоякое значение: самостоятельное и вспомогательное. Рота, имеющая самостоятельное значение, совершается самими тяжущимися при неимении послухов. Когда в делах, возникающих из преступления, истец или ответчик не мог найти требуемого количества послухов, то дело решалось ротой, если цена иска была меньше двух гривен. Иностранцы, которым позволено было не представлять послухов по делам о личных обидах, должны были приносить взамен того присягу. В исках, возникающих из договоров, которые совершались без свидетелей, дело решалось ротой, таковы были, по Русской Правде, заем между лицами торгового класса, заем с процентами не свыше 3 гривен, поклажа. В эпоху судных грамот присяга признается окончательным способом решения дел, возникающих из договоров личного найма между землевладельцем и крестьянином (Пек. судн. гр. 41-42, 51), между мастером и учеником (там же, 102) и в исках между родственниками-совладельцами. Самостоятельное значение присяги должно быть признано и во всех тех случаях, где присяга является альтернативой поля (там же, 17,92,101,20,55).

Рота становится вспомогательным средством при свидетельских показаниях и при судебном поединке. Показания свидетелей (послухов) в эпоху Русской Правды всегда оканчиваются ротой (Кар. 33; Дог. 1195 г., ст. 9). При судебных поединках рота предшествует полю, составляя как бы его необходимую первую часть (Пек. судн. гр., 36). Причина этого скрывается в древнейшем значении роты, о котором мы говорили; впоследствии к этому основанию присоединилось другое: посредством клятвы думали разрушить те чародейные средства, которые употреблялись тогда перед поединками для застраховать себя от ран, смерти и вообще поражения. Согласно с этим можно думать, что рота сопровождала или предшествовала также и испытаниям водой и железом.

Кто приносил присягу? По мнению С.П. Пахмана, в договорах русских с греками присяга предоставляется исключительно истцу, а по Русской Правде и истцу и ответчику. Мы думаем, что во всех случаях присяга принадлежит обеим сторонам, по самому понятию о роте как борьбе сторон. Действительно, присягали или обе стороны - одна за другой, или право приносить присягу приобреталось одной какою-либо стороной по жребию. Первое можно вывести из аналогии с правом других славянских народов, второе - из несомненных указаний наших памятников: (дог. 1165г., ст. 9). Хотя во многих местах Русской Правды упоминается только о присяге одной стороны, или истца, или ответчика, но из этого отнюдь не следует, что здесь же не подразумевается само собою и право присяги для другой стороны. Так, при исках о поклаже говорится: "тому ити роте, у кого лежало" (Кар. 46), т.е. ответчику; наоборот, в следующей статье о взыскании долга не свыше 3 гривен: "ити ему про свои куны роте" (Кар., 48), т.е. истцу. Пахман доказывает, что там, где рота является заменой ордалий, "истец должен подтвердить свое показание, смотря по цене иска или присягою, или другими ордалиями..." (Кар., 17). Но тот же ученый при разборе другой статьи Русской Правды, имеющей такое же значение, говорит, что очистить себя от обвинений должен ответчик (Кар., 99); в обоих случаях условия были одинаковые.

В эпоху судных грамот присягали уже не обе стороны вместе и не жребий решал выбор между ними, а следующее общее правило: ответчику предоставлялось или самому принести присягу, или предоставить присягу истцу (Пек. судн.гр., 92,101, 20 и др.).

Всегда ли рота имела решающее значение в процессе? Личная присяга истца или ответчика всегда имела решающее значение; но присяга послухов первоначально не всегда имела такое значение: всегда можно было перейти от присяги к другим судам Божиим.

3. Ордалии. Ордалиями в тесном смысле называются испытания истины посредством разрушительных сил природы - огня и воды. У нас первое известие о них дает Пространная Русская Правда, а в договорах с немцами они упоминаются в последний раз. Вообще принято думать, что с XIII в. ордалии у нас исчезают; но судебные акты даже XVII в. указывают, что еще и в то время испытание водой производилось. Форма этих испытаний у нас остается мало известной; известно только, что испытание огнем производилось через раскаленное железо (Рус Пр. Кар. 100; дог. 1229 г., N 14)... О форме испытаний водой получаем сведения из поучения Серапиона, проповедника XIII в.: "Правила божественные повелевают многими послухи осудите на смерть человека. Вы же воду послухом поставите и глаголите: аще утопати начнет, неповинная есть, аще ли попловет, волхвов есть. Не может ли дьявол, видя ваше маловерие, подержати да не погрузится, дабы върещи в душегубство? Яко оставивше послушьство боготворенного человека, идосте к бездушну естьству - к воде, приясте послушьство на прогневанье Божие" (Творения св. отцов, год I, кн. 5, прибавл, стр. 202). "Пред испытанием делали заклинания над холодною водою и освящали ее; потом обвиняемого бросали в нее связанного; и если он погружался на дно, то объявляли невинным; если же всплывал на поверхность воды - виновным" (Москвит., 1855 г. N 13-14, стр. 39-40 в статье "Поле" Ильи Беляева). У других народов формы были различны: так, испытание водой у чехов производились следующим образом: истец должен был плыть через реку, а ответчик на известном расстоянии за ним; это повторялось 3 раза; потонувший терял иск. Но более употребляемым является испытание горячей водой через погружение руки в кипящую воду. По мнению С.П. Пахмана, у нас было в обычае только испытание холодной водой: так думает он потому, что у нас испытание водой считалось более легким, чем испытание железом.

Испытание водою применяется в исках менее полугривны золота, а испытание железом в исках более полугривны. В каких именно исках употреблялись испытания? Русская Правда указывает только на иски об убийстве ("исца начнет головою клепати": Кар. 17) и о татьбе. Но Русская Правда тут же прибавляет, что они применяются "и в всех тяжах поклепных" и не имеют лишь применения к процессу с поличным; распределение ордалий по ценности исков именно указывает на иски не об убийстве, в которых были приняты твердые цифры вир. Кроме татьбы, сюда относились иски об истреблении чужого имущества, но не иски, возникающие из договоров (формы совершения договоров определяют а способ решения споров, возникающих из них, именно послушество; споры же, возникающие из таких договоров, которые позволено было совершать без послухов, решались присягой).

Какая сторона подлежала испытаниям? Думают, что в некоторых случаях подлежал испытанию истец, в других - ответчик. Когда истец представил какие-либо улики, но недостаточные для полного убеждения в виновности ответчика, то подвергался испытанию ответчик (Кар. 100); если же истец не представил никаких доказательств, то испытанию подвергается он сам (Таково мнение Пахмана). Мнение, что испытаниям подвергались обе стороны всякий раз, высказано еще Дубенским. Русская Правда (99 и 100 ст. Кар.) различает последствия испытаний, смотря по качеству улик, которые повели к испытанию: если истец ведет ответчика к железу потому, что кто-либо из свободных людей свидетельствует против последнего, или потому, что видели обвиняемого проходящим около места совершения преступления, или по другим уликам ("запа нань будет"), то он (истец) не платит ответчику за муку, если ответчик выйдет неверным из испытания. Если же, напротив, истец подвергает ответчика испытанию по речам холопа, то платит оправданному ответчику за муку. Пахман находит, что "если бы подвергались испытанию и тот и другой, то никогда дела не могли бы решаться, по свойству самого испытания железом, долженствовавшего, по обыкновенным законам природы, иметь одни и те же последствия" (стр. 75-76). Но Русская Правда предвидит, однако, что последствия для испытуемого могут быть и благоприятные ("оже не ожжется"). Если бы всякий раз испытания имели одни и те же последствия, то употребление их было бы совершенной нелепостью и не могло бы продержаться и нескольких лет. В самом деле, в чем смысл испытаний и каковы могли быть их последствия? Здесь надо иметь в виду, что нам неизвестно, когда свидетельствовался ожог, тотчас ли после испытания, или спустя некоторое определенное время. По аналогии древнепольского права, следует думать, что дело происходило именно в этом последнем смысле; тогда, если испытания сопровождались долговременными следами (ранами) и страданиями, то человек признавался виновным. Но не у всякого могли оказаться именно эти последствия. Испытания имели окончательную решающую силу.

4. Поле (судебный поединок). Все изложенные выше средства борьбы стоят между собою в тесном соотношении: если есть послухи, то дело решается ими; если нет послухов, то следует (смотря по ценности иска) рота или жребий, испытание водой или железом. Совершенно вне этой лестницы стоит поле. Поле в наших источниках не упоминается до XIII в. (т.е. когда из законов исчезают ордалии); но потом непрерывно существует до XVII в. Первое упоминание о нем содержится в договоре с немц. 1229 г. (ст. 15 и 16). Здесь судебные поединки сопоставлены рядом с ордалиями; но как поединки, так и ордалии предоставлены на волю сторон. В иноземных сказаниях о руссах свидетельства о поединках восходят к X-XI вв.; арабы Ибн-Даста и Мукаддези говорят, что недовольные решением князя решают спор своими мечами. Несомненно, что судебные поединки зарождаются в глубокой древности из самих свойств первоначального процесса (личной борьбы); они столь же древни у нас, как война (международный суд Божий), и, следовательно, отнюдь не заимствованы нами извне. Надо думать, что судебные поединки, существуя рядом с ордалиями как их замена, зависящая от произвола сторон, к XIII в. начали вытеснять собою ордалии. Доказательство этого мы найдем ^ том, что дела, которые вели к полю, совершенно не те же самые, которые вели к ордалиям.

Существенное условие судебного поединка есть равенство сторон, которое понималось преимущественно в смысле физического равенства.

Отсюда следующие положения: на поединок могут выходить только мужчина против мужчины, женщина против женщины, но не мужчина против женщины (Пек. суд. гр. 119). Старые, дети и монахи не обязаны выходить на поединок взрослых и здоровых. В обоих случаях сторона слабейшая может иметь "наймитов", наемных борцов. Но так как в этом случае равенство положений нарушалось, то и другая сторона получала право иметь наймита. Послух ни в каком случае не мог иметь наймита (там же, 21). Дальнейшее условие поединка - равенство оружия: у нас оружием могли быть мечи и дубины ("дерево": дог. 1227 г., ст. 16). Очевидно (по сопоставлению с последующими порядками), что первое было оружие лиц высших классов, второе - низших. Третье условие поединка - время и место его. По Новгородской судной грамоте, поединок может последовать не раньше двух недель после того, как дело рассматривалось в суде; если поединок в этот срок не состоялся, то обвиняется та сторона, которая уклонилась от него. Местом поединка было специально назначенное для того "поле", особый театр битвы за городом. При поединке должны были присутствовать чиновники суда.

В каких делах имело место поле?...Мы уже сказали, что сфера применения поединка совпадает со сферой применения ордалий; следовательно, поединки присуждались по искам, возникающим из преступлений (Пек. судн. гр., 27). Далее, поле имело применение в тех исках о поземельной собственности, в которых право обеих сторон утверждается равносильными письменными актами (там же, 10). Наконец, поле применяется в исках, возникающих из таких договоров, которые не требовали формального заключения сделки (там же, 92.101). Во всех других случаях поле запрещено (там же, 28).