Глава 21. There's an orchestra in me,
There's an orchestra in me, Playing endlessly, I even hear it now... They play in the devil's key - An endless symphony, I even hear it now... The Servant, "Orchestra"; Джим попробовал глухо зарычать, когда из кармана джинсов вытащили флэшку. Это нечестно. Он все еще наполовину не здесь, он вне игры. Они не видят, что он вне игры? Они слепые? Джим плохо осознавал, как его доставили на Бейкер-стрит. Он регистрировал происходящее с заметной задержкой, но пытался делать вид, что все в порядке. Чтобы избежать появления человека-с-зонтом. «Да, Джон, я могу идти. Я все могу, потому что мне нечего терять». Хотя тот, с зонтом, следил, конечно. Но пока он следит издалека — есть шанс избежать белой клетки. Знакомый скрип дивана. «Нет, дорогой, не сейчас, сейчас у меня зверски болит голова». Первое время в больнице он боялся зеркал. Кто смотрит оттуда? Это лицо — его настоящее лицо? Незнакомец за стеклом. Незнакомец внутри. Ты все еще здесь? Не молчи, только не молчи. Джим чувствовал корабельную качку. Его захлестывали волны, тянуло под слой поверхностных мыслей, обратно в забытье. Туда, где жил кто-то, похожий на него настоящего. Вниз по огненной норе, Алиса, вниз — по кишечнику дракона. Следуй за своей тенью. Итак: Шалтай-Болтай сидел на стене… Босые ноги неприятно прилипают к полу, и Джим ежится от едва слышного «чпок». Надо было надеть носки. Но у Джима есть цель, поэтому на носки не остается времени. О, какой переполох поднимется, если его застукают с голыми ногами! В горле слегка першит — скорее от показного кашля, чем от легкой простуды. Джим прекрасно знает, как нужно болеть, чтобы получить бонусы родительской опеки. От лестницы налево, затаиться в коридоре. «Я знаю столько… но никто не видит. А Дэйви убил жука, он посадил его в банку, закрутил крышку, и жук задохнулся. Дэйви — придурок. Расплакался. Пришлось сказать ему, что оживлю жука. Доверчивый придурок». Если прижаться ухом к розетке, можно услышать, о чем говорят на кухне. Услышать, как мама отчитывает Дэйви. Белая ладонь опускается на подвесную полку, и та жалобно стонет. У мамы краснеют скулы, когда она злится, а ладони становятся очень острыми, тяжелыми, как гильотина. Она никогда не поднимала на детей руку, но Джим знает, что у нее мраморные ладони, когда она злится. От Дэйви тоже есть польза. Его легко подставить. Бог придумал эволюцию чтобы повеселиться. Иначе зачем обезьяна эволюционировала в Дэйви? Шалтай-Болтай свалился во сне… — Это очень приятная новость, мисс Грэггсон. У папы отметины от авторучки на пальцах, иногда кажется, что он с ними родился. Он держит телефонную трубку неловко и нервно. Ему не нравится разговаривать по телефону. Папа всегда любил цифры больше, чем людей. — Разумеется. Папа с видимым облегчением кладет трубку на рычаг и поворачивается к Джиму. — Мисс Грэггсон просила передать, что твой проект по природоведению занял первое место. Сделать удивленный вид. Интересно, так достаточно удивленный? — Но первое место было у Люси. — В ее работе обнаружили какую-то ошибку. Я, честно говоря, не разобрался в подробностях. Можешь спросить у мисс Грэггсон сам. Конечно, Джим спросит. И посочувствует Люси. Чтобы отвести от себя подозрения. И вся королевская конница… Его стошнило. Предсказуемо. Он ненавидит копаться в грязи. Но что сделаешь, если иначе нельзя понять? Нет, это слишком противно. Лучше держаться подальше от самого процесса. Природа — противная вещь. Враждебная и грязная. — Боже, что случилось?! — его сгребают в охапку и ощупывают, причитая. — Что произошло? Джим, милый, ну скажи, у тебя где-то болит? Ох, откуда этот запах! Он мог бы сменить одежду, но не стал. Когда родители беспокоятся, они становятся глупее, и могут брякнуть что-нибудь, не предназначенное для его ушей. Джим тихонько всхлипывает, уткнувшись в мамину кофту. Мимолетно удивляется, что почти не нужно притворяться — ему действительно плохо. — Эд, отвлекись от своей диссертации! — Да что у вас там? Ничего интересного. Это так несправедливо, что в найденной мертвой кошке не было ничего интересного. Люди, наверное, такие же как кошки. И вся королевская рать… — А зачем им взрывать Биг Бэн? — Дэйви не умеет думать. Совсем. — Болван. Разве ты не помнишь, как я объяснял правила игры? Они должны заявить о себе. А потом я сказал, что Биг Бен знают не только в Великобритании, но и во всем мире. Играть в ИРА* и САС** было предсказуемо. Но весело. Джим всегда выбирал сторону САС, потому что в ИРА он не видел перспективы. Не может Шалтая, не может Болтая… Люди всегда так поступают. Либо умирают, либо убивают. Эти два дела получаются у них лучше всего. Тогда лучше убивать, чем умирать, верно? Не может… *** Собрать. Собрать оставшиеся мозги. Мало ли кто с кем спит. Хотя предпочтения иногда хорошо характеризуют… О чем думал Шерлок? Нет, чем думал Шерлок? Не-думающий Шерлок подрывал основы мироздания, поэтому такой вариант Джон не рассматривал. Скрипка — коварный и ревнивый инструмент. Она оставляет на шее и ключице следы, похожие на засосы. Однако след, который находится не с той стороны, да к тому же по форме напоминает чью-то челюсть, поневоле рождает подозрения. Подозрения, которые Шерлок подтвердил. Замечательно. А что, это вполне в его духе — сначала наставить объекту желания синяков, а потом слиться с ним в поры… Бож-же. Тактика практически одинаковая. Брачные танцы гениев? Доктор пообещал себе, что вернется к этой теме позже, и проверил наличие пистолета в пределах досягаемости. У него на руках (точнее, на одной руке) был пациент. Не трахнутый на всю голову любовник его друга, а пациент, человек, который нуждается в по… О, нет. Слово «трахнутый» было лишним. Хорошо. Человек, который нуждается в помощи и может оказаться чокнутым преступным гением, когда откроет глаза. Итак. Раз, два… — Раздражает? — первое, что спросил этот неописуемый мерзавец, когда очухался. Собственные вопросы вылетели из головы. Джон моргнул. — Что именно? По полуобморочному выражению лица пытаться понять, вспомнил ли ты? Раздражает. Выяснить, что работа Шерлока может в прямом смысле требовать исполнения супружеского долга? Очень раздражает. Сознавать, что внутри притаилась какая-то извращенная обеспокоенность твоей судьбой? Неимоверно раздражает. Джим блаженно зажмурился. — У тебя удобные колени. — Спасибо. Мне говорили. Из-под ресниц блеснули острыми иглами зрачки. — Шерлок сбежал? — Сказал, что не видит смысла ехать с нами. Помог мне погрузить тебя в машину и испарился. — Знаешь, а он еще и клептоман. Какой букет. Это божественно. Джон проигнорировал явную провокацию. — Встать сможешь? — О, доктор, я торжественно освобождаю вас от клятвы Гиппократа. Теперь ты имеешь полное право меня ударить. Джон резко дернул охнувшего Мортона на себя, заставив его принять сидячее положение. — Прости, от мазохизма не лечу. Что ты вспомнил? Джим вцепился в чужую ладонь с отчаяньем утопающего. Доктор проглотил ругательство, опасаясь за сохранность единственной работоспособной руки. — Знаешь, Джонни тот, кем я… был — очень опасный человек. Но тебя ведь не это пугает. «Меня пугает ваш тандем. Меня пугает собственное отношение к тебе. Меня пугает отношение Шерлока». Думать такое под надзором впитывающих все происходящее глаз было неосмотрительно. Шерлок сканировал и укладывал сведения в личную картотеку. Джим — просто поглощал, как ненасытная черная дыра. Он не делился своими наблюдениями, он их использовал. Водоворот его внутренних целей со стороны казался хаотичным и бессистемным. Но Джон тоже кое-что умел. Эта способность, вовсе не сверхъестественная, не раз выручала его. Он умел слушать. — Кем ты… был. Ты не вспомнил. Похоже, водоворот на пару секунд прекратил движение. После недолгого молчания Джим отпустил его руку и отодвинулся, сжавшись в дальнем конце дивана. Концентрированное отвращение к собственной неудаче. Знакомая картина. В такие моменты Шерлок брался за скрипку. Только насколько это подражание Шерлоку, и насколько — искренняя реакция? — Почему же. Кое-что я вспомнил. Кое-что очень важное. Воздух в комнате загустел в ожидании продолжения. — Я вспомнил… — Мы едем в Хаммерсмит, — раздалось от двери. Шерлок пронесся мимо, кинув оценивающий взгляд на Джима. — Джон, сделай кофе, только быстрее. Черный, очень сладкий. Не для меня. Доктор привычно мобилизовался. Хаммерсмит, Хаммерсмит… С недавних пор этот район ассоциировался только с одним конкретным местом: съемной квартирой Джима Мориарти. — Хаммерсмит. Надеюсь, не туда, куда я подумал? — Ты подумал правильно. — Так. Понятно. Как врач, я запрещаю тебе тащить его с нами. Посмотри, у него губы до сих пор синие! Шерлок приостановил кружение по комнате и замкнул зрительный контакт с выпрямившимся на диване Джимом. Сила притяжения свернулась кольцом. Джон уловил начало очередного раунда безмолвной беседы. Дуэли. Флирта. Черт знает чем занимались эти двое под прикрытием целомудренного молчания. — Тебе меня не удержать, — сказал Мортон. Он обращался к Шерлоку. К Шерлоку, который даже не пытался… О чем они сейчас? — И вся королевская конница, и вся королевская рать. Не могут меня удержать. Этого Кэрролл не писал. — И собрать. Джон отвернулся. Ему стало неловко, как будто он застал момент не предназначенной для чужих глаз слабости. Или наоборот — предназначенной. Что было еще более неловко. — Я сварю кофе. Постарайтесь… — он запнулся и прочистил горло. — Постарайтесь вести себя прилично. После его ухода неловкость осталась висеть в воздухе. Джим отмел ее небрежным взмахом руки, как отгоняют муху. — Перестань. Сейчас немного поздно для этого, не находишь? — Второй раз у тебя не выйдет, — предупредил Шерлок, опускаясь рядом. Он отметил и цвет губ, и бледность, и липкий пот. Это задевало его помимо воли. Он рассматривал мир как набор различных элементов: какие-то бесполезны, какие-то вызывают скуку, есть восхитительные, есть пугающие, есть более и менее важные. Но встречаются элементы, без которых в мире будет удручающе пусто. Конкретных личностей в списке таких элементов насчитывалось немного. Их функции Шерлок предпочитал описывать через свои личные вещи: выходило систематично. И символично. Джим Мориарти-Мортон олицетворял собой замену сигарет (хотя по степени воздействия иногда превосходил тяжелые наркотики). Как никотиновый пластырь. Пагубная привычка, слишком близкая к телу. Легкие прикосновения скользнули по спине, мягким кольцом сомкнулись на талии. В плечо уткнулся подбородок. Бутафорская нежность. — Радость моя, ты предсказуем. Или тебя просто больше заводит позиция снизу? Прошлой ночью линии на ладонях совпадали со шрамами на теле, вплетались в них, и линия жизни начиналась там, где кончался след от осколочного ранения. Страх под горлом: близко, как близко — были и есть. Близко от смерти. Близко друг от друга. Это одно и то же. Шерлок повернул голову. Черные взъерошенные волосы мазнули по щеке. — Меня заводят загадочные серийные убийства. Кстати, как поживает твоя птица? Руки на талии конвульсивно дернулись. Точный выстрел. В яблочко. — В данный момент поет тебе заупокойную мессу. Торжественно и печально. Cor contritum quasi cinis, Gere curam mei finis***, — латынь прозвучала черномагическим заклинанием, неожиданным, неуместным, и детектив почти пропустил следующий удар. — Надеюсь, моя флэшка все еще у тебя? Если бы. Характерный запах от куртки полковника — суши-бар рядом с прачечной, пыльца на рукаве — цветочная лавка, мимо которой он протиснулся в спешке. Уточняющие приметы. Но что полковник делал в квартире шефа? Он ехал туда с другого конца города, из собственного жилища, где Шерлок только что побывал и не нашел никаких зацепок. Он не торопился. Возможно, сбрасывал слежку… Нет. Активизировал внимание тех, кто следил. О чем они? Ах. Флэшка. — Она не твоя. В плечо горько вздохнули. — Значит, не у тебя. Сдобрив лондонский выговор изрядной долей дублинского акцента, Шерлок процитировал: — Это только мое дело, больше оно никого не касается. С тихим смешком сухие губы ужалили его в шею. ____________ *ИРА — Ирландская республиканская армия.
**САС — Специальная Авиадесантная служба, или Особая воздушная служба. Подразделение спецназа вооруженных сил Великобритании, специализируется на антитеррористических акциях и приемах партизанской войны. В мае 1987 года в графстве Тирон (Ирландия) в результате действий САС погибли 8 членов ИРА и один гражданский.
***«…сердце истертое словно пепел, позаботься о моей кончине» — слова одной из частей традиционного реквиема, «Confutatis maledictis» («Посрамив проклятых»).
_______
|
