Экзистенциалистские концепции
Они достаточно разнородны, но сближаются в плане ценностного истолкования истины. Во-первых, может быть выдвинут тезис, что истиной следует считать такое знание, которое способствует творческой самореализации личности и стимулирует ее духовный рост. В роли такового способно выступить и объективно ложное знание, лишь бы оно глубоко переживалось и творчески отстаивалось человеком. Соответственно знание вроде бы объективно истинное (типа 2 х 2 = 4), но извне, принудительно навязываемое человеку, должно быть квалифицировано как ложное, ибо подавляет его творческий дух. Острие экзистенциального понимания
1 Прагматический и утилитарно ориентированный характер научного знания, особенно технического, блестяще раскрыт двумя совершенно разными мыслителями – С.Н.Булгаковым и М.Хайдегтсром. См.: Булгаков С.Н. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1993. С. 174–192; Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 41–62,221–237. истины направлено против догматизма и тоталитаризма как в жизни, так и сфере Духа. Так, Н.А.Бердяев заявит, что в философии истина – вовсе не копирование действительности и не теоретическое доказательство, а прежде всего – манифестация творческого Духа, созидание чего-то нового в бытии1. При таком подходе подчеркивается значение именно творческого человеческого измерения знания, претендующего на истинный статус. Во-вторых, экзистенциальный аспект истины может быть рассмотрен и в несколько ином ключе. Обыкновенно, в спокойной и бесконфликтной жизненной обстановке, человек не задумывается о последних истинах бытия и о смысле своего собственного жизненного предназначения. Лишь в ситуациях пограничных, зачастую на грани жизни и смерти, перед ним внезапно открываются какие-то важнейшие мировые и экзистенциальные истины. «Свет истины» как бы вливается в «трещины» его личной судьбы, порой заставляя переосмысливать многие предрассудки и житейские стереотипы. Этот аспект был особенно рельефно прописан в работах С.Кьеркегора, а позднее – в трудах мыслителей экзистенциального направления (у К.Ясперса, раннего М.Хайдеггера). Но в сущности подобный мотив обретения истины через душевные испытания и потрясения был глубоко продуман и блестяще художественно воплощен уже в романах Ф.М.Достоевского. Весь экзистенциализм есть в каком-то смысле лишь философский комментарий к творчеству великого русского писателя. Нетрудно заметить, что обе экзистенциальные трактовки истины сближаются с тем, что мы говорили выше о важнейшей ценностной категории «правда». Наконец, третий ракурс экзистенциального видения истины смыкается с онтологическим ее аспектом. Наиболее систематически он был продуман на Западе М.Хайдеггером в его поздних работах, а у нас – С.Н.Булгаковым и П.А.Флоренским. Истина в ее аутентичном греческом значении (aleteia), по М.Хайдеггеру, означает несокрытость бытия, т.е. некое подлинное его измерение, которое всегда пребывает в нас и с нами, но которое надо просто научиться видеть и слышать. Человек техногенно-потребительского общества, ориентированный на покорение природы и удовлетворение своих безмерных телесных потребностей, отгородился от истины системой своих научных абстракций, миром технических устройств и расхожих, стершихся от бессмысленного употребления словес. Вследствие этого «свет истины», как считает М.Хайдеггер, доступен лишь поэтам, которые возвращают словам их первоначальный смысл и благодаря этому позволяют бытию сказываться, открываться человеческому сознанию; философам, еще способным удивляться неизреченной тайне мира и, стало быть, хранить творческую и живую вопрошающую мысль; крестьянину, бросающему в почву зерно и тем самым творчески участвующему в чуде зачатия и рождения новых форм жизни. Непосредственно же свет истины, выводящий вещи из мрака небытия и составляющий подлинное естество мира, доступен только святым праведникам и подвижникам, созерцающим его «нетелесными очами сердца». Этот последний момент, сближающий проблематику истины с теистически понятыми вершинами жизнеустроительного знания, будет с особой силой подчеркнут русскими мыслителями С.Н.Булгаковым и П.А.Флоренским.
1 См.: Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 281–282. Здесь идет последовательное возвращение к классической концепции истины в платоническом понимании и ее отождествление с откровением как атрибутом религиозного опыта. Возникает вопрос: как оценить все это многообразие так называемых неклассических концепций истины? Во всех них подмечены тонкие и верные моменты, характеризующие познавательный процесс и подчеркивающие личностное измерение истины. Однако всем им1 присущи два недостатка: – субъективизм и угроза произвола в трактовке не только истины, но и знания как такового; – релятивизм в виде абсолютизации относительности и изменчивости наших знаний. Подобная ситуация порождает закономерный вопрос: если и классическая и неклассическая концепции истины неудовлетворительны, то не проще ли будет попросту избавиться от категории «истина» как от вредной и репрессивной фикции, загоняющей наш свободный разум в прокрустово ложе метафизических догм и схем? Именно такой иррационалистический ход мысли свойственен постмодернистскому сознанию2, хотя его наметки есть уже у Ф.Ницше3, а еще раньше – скептикам с их тезисом о невозможности существования истины как таковой. Попытки избавиться от категории «истина» не прекращаются и по сию пору. Но это, во-первых, невозможно с чисто логической точки зрения в силу свойства саморефлексивности, присущей всем философским категориям (логическим и гносеологическим), где отрицание категории утверждает ее же; во-вторых, это всегда двусмысленно с метафизической точки зрения, ибо борьба с истиной означает борьбу с доказательным со-знанием и апологию иррационального со-мнения. Дело, стало быть, заключается не в том, чтобы, натолкнувшись на исключительную сложность и многоаспектность категории «истина», вообще отказаться от попыток ее систематической смысловой интерпретации, а в том, чтобы, ясно осознавая трудность подобной задачи, постараться посильно синтезировать рациональные моменты, схваченные при различных ракурсах ее анализа.
|