Постчеловеческое будущее – мираж или неизбежность?
Что побуждает ведущих философов нашего времени таких, как Ю. Хабермас, Ф. Фукуяма, Ж. Бодрийяр (См.:1), всерьез разрабатывать тему надвигающегося постчеловеческого будущего? Какой путь развития, по их мнению, открывают человечеству уже упоминавшийся шквал революций (См.:2) в науках о человеке? Насколько глубоко новейшая индустрия наукоемких технологий способна преобразить не только бытие социума, но и природу человека? Что может человечество обрести и что потерять на этом пути? И вообще, как мы должны относиться к нынешней все ускоряющейся гонке в сфере гуманотехнологий, порождаемых шквалом научных революций в науках о человеке? Обсуждение этих вопросов, целесообразно начать с анализа центральной идеи гуманитарии – идеи совершенствования человеческого рода. Пронизывая собой всю культурную историю человечества, эта идея восходит своими истоками к древнейшим антропогоническим мифам, повествующим о человеке как о создании, утратившем первоначальное божественное совершенство. Своеобразной тенью этой идеи является извечное недовольство духовным и физическим несовершенством человеческого существа. Это недовольство представлено в натурфилософской, метафизической, религиозной и других формах в гуманитарной мысли всех эпох – Античности, Возрождения, Средневековья, Нового времени. Выражая это недовольство, мыслители названных эпох предложили самые разные средства и методы преображения человеческой природы посредством реформирования государственного устройства и изменения системы воспитания (См.:3). Отправной точкой научных разработок средств совершенствования человеческого рода послужила теория Дарвина о происхождении видов, показавшая, что в основе эволюционного развития всех живых организмов на Земле лежит естественный отбор, благодаря которому только наиболее приспособленные особи выживают и передают свои признаки потомству. Важный вклад в разработку научных основ апгрейда человеческой природы внес английский естествоиспытатель Ф. Гальтон. Центральная идея его стратегии совершенствования человеческого рода такова: благодаря развитию культуры, человек сумел избежать благодетельного влияния естественного отбора и теперь неуклонно приближается к пропасти полного вырождения. Для предотвращения этого трагического исхода Ф. Гальтон и его последователи требовали организации в обществе практики "искусственного отбора", который выполнял бы в человеческом обществе те же функции, что и естественный отбор в природе. Так была сформулирована стратегическая задача гуманитарии, базирующейся на эффективном использовании все более могущественных достижений наук о человеке. Энтузиасты такой гуманитарии одержимы убеждением, что практика апгрейда человеческой природы, осуществляемая с помощью наукоемких технологий, способна не просто оздоровить "народонаселение", повысить его био-социальное качество, но сделать это быстро и гуманно. Рубеж ХХ-ХХІ веков – особый этап в развитии многовековой практики апгрейда человеческой природы. В этот период упомянутый апгрейд начинает осуществляться с помощью гуманотехнологий, порождаемых уже упоминавшимся шквалом научно-технологических революций. Разъясняя особенности этого шквала революций, Ф. Фукуяма пишет: «То, что мы сегодня переживаем, — это не просто технологическая революция в расшифровке ДНК и в способности манипулирования ее структурой, но революция в биологии, лежащая в основе такой способности. Подобная научная революция приводит к открытиям и прорывам во многих смежных областях, помимо молекулярной биологии, в том числе в когнитивной неврологии, популяционной генетике, эволюционной биологии и нейрофармакологии. И научное наступление во всех этих областях имеет потенциальные политические последствия, потому что оно расширяет наши знания о мозге, источнике человеческого поведения, а, следовательно — и возможности управлять им» (4, 16). По мнению Фукуямы, окружающий нас мир в ближайшие десятилетия будет выглядеть совсем по-иному, даже если не прибегать к широкомасштабным допущениям о возможностях генной инженерии. «Сегодня, – заключает он, – мы стоим перед этическим выбором, касающимся тайны генетической информации, правильного использования медицинских препаратов, исследований на человеческих эмбрионах и клонирования человека. Однако вскоре нам придется иметь дело с вопросами о селекции эмбрионов и о степени, до которой все медицинские технологии можно использовать для усовершенствования человека, а не только для чисто лечебных целей» (5, 17). Как отмечалось выше, неологизм «гуманотехнология» означает поступательно расширяющееся множество способов целенаправленных модификаций генетики человека, осуществляемых посредством все более изощренных квазихимических манипуляций над человеческой молекулой ДНК. К таким «гуманотехнологиям» относятся технологии: генетического программирования, технологии рекомбинантных молекул ДНК, технологии РНК-интерференции, технологии клонирования, трансгеноза, нано-медицинские, геномные, нейронные, информационно-медийные, компьютерно-сетевые и др. После появления «индустрии гуманотехнологий» проблема взаимовлияния гуманитарии и естествознания (гуманитарной и естественнонаучной субкультур) стала обсуждаться совсем не так, как во времена Чарлза Перси Сноу. В те времена эта проблема понималась как проблема драматического раскола новоевропейской культуры на две противоборствующие субкультуры – «культуру гуманитариев» и «культуру творцов науки». Пропасть, разверзающаяся между названными субкультурами, казалась тогда непреодолимой. Не было никакой надежды на то, что когда-либо в будущем прогресс естествознания породит технологии, с помощью которых можно будет перебросить «мост» над этой межкультурной пропастью (6, 23). В наше время упомянутый драматический раскол еврокультуры на художественную и научную субкультуры начинает постепенно преодолеваться. Былое различие между естественными и гуманитарными науки становится условным. Об этом сегодня размышляют многие ведущие философы нашего времени. Отмечая этот факт, Б.Г.Юдин пишет: «Одна из отличительных особенностей нашего времени состоит в том, что не только те науки, которые некогда были названы объясняющими, но и науки гуманитарные, которые принято характеризовать как понимающие, все в большей мере воспринимаются – и более того, осознают себя – как науки технологические, позволяющие изменять человека» (7, 49). Все это означает, что «мост» над упомянутой межкультурной пропастью (хотя пока и шаткий) уже существует. И возводится он с помощью упомянутых выше гуманотехнологий в ходе реализации таких проектов, как «Геном человека», «Протеом человека», «Нанотехнология», «Инфотехнология», «Наномедицина», «Нейротехнология», проект «Искусственного суперинтеллекта» и др. Многие современные социальные аналитики убеждены, что успешная реализация названных проектов позволит не только упрочить «мост», соединяющий гуманитарию и науку, но и интенсифицировать двустороннее движение по этому «мосту». Сам этот «мост» мыслится как нелинейная взаимосвязь гуманитарии и науки, т.е. как своеобразная лента Мёбиуса, двумя мнимыми сторонами которой оказываются гуманитария и наука. Начавшийся многовековой марафон человечества по этой ленте Мёбиуса придает взаимодействию гуманитарии и естествознания качественно новый смысл. Отныне гуманитария и естествознание осознаются как две различные, но одинаково важные стратегии заботы о человеческом бытии в мире. Первая – это стратегия заботы об этико-нравственном бытии человека; вторая – о сколь-угодно длительном сохранении физически-телесного присутствия человека в мире. Разъясняя этот новый смысл взаимодействия гуманитарии и наукоемкой техники, Ж. Бодрийяр пишет: «Увлекательный бег вперед: погоня за техникой и ее порочными последствиями, за человеком и продуктом его клонирования, бег по ленте Мебиуса только начинается» (8,64). До начала новейшего шквала научных революций упомянутые две стратегии заботы о человеке почти не интерферировали между собой. Средства и способы естествознания были не пригодны для решения насущных задач гуманитарии и, наоборот. Потому-то и возникла иллюзия об их абсолютной внеположности по отношению друг к другу. Однако после новейшего шквала научных революций взаимодействие между ними существенно изменилось. Размыв былую дизъюнкцию между гуманитарией и наукой, этот шквал революций вверг эти сферы культуры в сверхтехнологическое соприкосновение. Сверхтехнологии, порождаемые нанонауками, наномедициной, молекулярной биологией, генной инженерией, нейронаукамии, стали активно применяться для решения исконных задач гуманитарии. В эпицентр проблемного поля гуманитарии, активно использующей упомянутые сверхтехнологии, стали смещаться следующие чрезвычайно сложные экзистенциальные, морально-этические, мировоззренческие, социально-гуманитарные проблемы: Как будет выглядеть наша планета после реализации упомянутых выше бренд-проектов ХХІ века – «Геном человека», «Протеом человека», «Нанотехнология», «Инфотехнология», «Наномедицина», «Нейротехнология», проект «Искусственного суперинтеллекта»? Каким образом практика их реализации изменит жизненный мир человека? Не превратит ли эта практика постиндустриальный социум в «глобальное общество рисков»? Каким станет положение антропного бытия в мире живого? Используя все более могущественные нано-медицинские, геномные, нейронные, химико-фармакологические, информационно-медийные и другие сверхтехнологии, что именно сделает их пользователь с «человеческой природой» (биологической, нравственно-психической, духовной)? А что если человек, этико-моральные качества которого весьма далеки от совершенства, ради удовлетворения своих утилитарно-прагматических потребностей будет по-прежнему применять эти апокалипсически могущественные сверхтехнологии против себе подобных, против мира живого, против природы во всей ее тотальности? Не сметет ли практика реализации бренд-проектов ХХІ века человечество с лица планеты? В какой мере сегодня можно доверять прогнозам энтузиастов сверхтехнологий о том, что через несколько десятилетий человек преобразует себя в трансчеловека или постчеловека? Весь этот непрерывно усложняющийся комплекс вопросов, касающихся грядущей участи человеческого бытия в мире, превращается в своеобразную проблемную ось, вокруг которой вращается мировая философско-гуманитарная мысль ХХІ века. Глубокое и многоплановое исследование его требует разработки методологии междисциплинарных исследований человека, – методологии, адекватной его системной структуре, и открывающей гуманитарии ХХІ века новые пути, неизвестные всей прошлой ее истории. Порождая весьма драматическую экзистенциальную ситуацию в био-социальной судьбе Homo sapiens’a, взрывоподобное развитие индустрии гуманотехнологий развеяло метафизическую догму гуманитарии Нового времени о том, человеческая природа – это незыблемая онтологическая константа. Оно показала, что константой человеческая природа казалась только потому, что традиционные средства способы воспитания и образования были не способны изменять биологическую судьбу человека, подвергать преобразованиям наследственную информацию, закодированную в человеческом геноме. В эру могущественных гуманотехнологий совершенствование биологической природы человека становится повседневной практикой. И именно поэтому человеческая природа воспринимается ныне как историческая переменная. Биотехнологи, наномедики, творцы генной и нейронной инженерии способны по своему усмотрению изменять наследственную информацию, закодированную в человеческой молекуле ДНК. А это значит, что все ускоряющаяся гонка в сфере гуманотехнологий, расширяя научно-технологическую экспансию в мир человеческих генов, создает реальную возможность все более дерзких модификаций человеческой натуры. Гуманитария, свободно распоряжающаяся могущественными гуманотехнологиями, преображается в трансгуманитарию, в центре которой – острейшая дискуссия о грядущей участи человеческой природы. Участников этой дискуссии волнует вопрос: Сохранится ли человеческая природа такой, какова она у нынешнего Homo sapiens’a? Не преобразится ли она в природу трансчеловека, постчеловека, Homo supertechnologicus’a, генетически модифицированного человека со сверхчеловеческими способностями? Осмысление долговременных последствий стремительно расширяющейся научно-технологической экспансии человека в мир наследственной информации, «зашитой» в генах живых существ планеты, – информации, определяющей эволюционную судьбу Homo sapiens’a, – актуальнейшая задача гуманитариев ХХІ века. Контроверза: «hi-tech – hi-hume» Термины «hi-tech» и «hi-hume» обозначают два типа технологий, используемых человечеством в процессе самовоспроизводства себя в мире. Объектом «hi-tech»-технологий является внешний мир, физический космос, Макрокосм. Объектом «hi-hume»-технологий является человек в полноте всех его измерений, т.е. Микрокосм, охватывающий мир человеческих генов, человеческий геном, генокод, телесность, человеческую нейросистему. С учетом сказанного, легко понять, почему вторую категорию технологий обозначают термином «гуманотехнологии». Практика применения гуманотехнологий поставила под знак вопроса характерную для ментальности Запада метафизическую оппозицию «субъект–объект», которая, как известно, имеет этическую природу, выявленную еще И. Кантом. Категория «объект» в этой оппозиции обозначает все то, что может быть предметом технологии. Категория же «субъект» обозначает то, что предметом технологических преобразований не может быть в принципе. В рамках нововременной ментальности человек как субъект разумных действий мыслится не как средство, а как цель для других разумных существ. Подвергать его гуманотехнологическим преобразованиям здесь означает – совершать антигуманный, аморальный поступок. Именно это положение классической гуманитарии и отрицают энтузиасты гуманотехнологий, именующие себя «трансгуманистами». Позиционируя себя по отношению к ренессансным и нововременным гуманистам, трансгуманисты разделяют их цель. Однако в средствах и методах достижения этой цели их позиции радикально различны. Трансгуманизм начинается с отказа от упомянутого запрета на технологические способы манипулирования сознанием и био-социальной природой человека. Само отрицание этого запрета приверженцы трансгуманизма возводят в базисный принцип трансгуманистической философии и трансгуманитарии. Традиционный гуманизм – это любовь к человеку в том модусе его существования, который доминирует ныне. Этот гуманизм не признает никаких иных модусов существования человека. В отличие от традиционного гуманизма, «трансгуманизм» – это любовь к иному человеку, которому еще только предстоит возникнуть через многие десятилетия практики использования гуманотехнологий. «Трансгуманизм» – это любовь не к «ближнему», а к «дальнему», т.е. к генетически модифицированному человеку (к постчеловеку, к трансчеловеку, Homo supertechnologicus’y). Такой человек, хотя и является потомком нынешнего человека, но он модифицирован с помощью гуманотехнологий до такой степени, что уже представляет собой биологический вид, отличный от Homo sapiens’a. Характеризуя его, трансгуманисты отмечают, что такой человек «будет обладать умственными и физическими возможностями, далеко превосходящими возможности любого не модифицированного генетически человека. Он будет умнее, чем любой человек-гений и будет обладать намного более совершенной памятью. Его тело не будет подвержено заболеваниям. Тело такого человек не будет разрушаться с возрастом, а это обеспечит ему неограниченную молодость и энергию. Трансчеловек сможет получить гораздо большие способности испытывать эмоции, удовольствие и любовь или восхищаться красотой. Ему не придется испытывать усталость или скуку и раздражаться по мелочам» (9, 37). Трансгуманизм, таким образом, – это многоликое философско-гуманистическое движение, приверженцы которого претендуют на новое мировоззренческое осмысление био-социальной судьбы человечества. В рамках такого осмысления, человек, как мы знаем его сегодня, не является вершиной эволюции. Здесь он – лишь начало грядущего этапа эволюции вида Homo sapiens, – этапа, начавшегося вместе с революцией гуманотехнологий. Появление трансгуманистического мировоззрения подготовлено всем ходом научно-технического и культурного прогресса. С ним связаны надежды на удовлетворение самых сокровенных, самых глубинных желаний человека, касающихся совершенствования едва ли не всех его естественных качеств. Само слово «трансгуманизм» было введено известным гуманистом Джулианом Хаксли. У него этот термин означал гуманистическую доктрину, основанную на новейших достижениях науки и техники. Манифестируя возможность фундаментальных изменений человеческой природы, осуществляемых с помощью гуманотехнологий, ранние трансгуманисты заявляли, что такие технологии позволят ликвидировать старение, страдания и смерть, а, следовательно, помогут значительно расширить физические и интеллектуальные возможности человека (10, 41). Трансгуманисты наших дней идут значительно дальше Джулиана Хаксли. Они заявляют, что естественный отбор, доминировавший преимущественно на биологической стадии развития человека, 50–30 тысяч лет назад вошел в преимущественно общественно-интеллектуальную стадию. В наше время он переходит в стадию биолого-общественно-интеллектуальной гармонии. На этой стадии вид Homo sapiens достиг такого уровня развития, при котором он может влиять на все то, что ранее было не доступно ему, а именно – на генетику человека, его телесность, его нейросистему, его интеллект. И хотя сегодня достижения в этом направлении не слишком велики, через несколько десятилетий новые сверхмощные гуманотехнологии необратимо изменят нашу жизнь и природу самого человека. Трансгуманисты верят, что недалёк тот день, когда геронтология, наномедицина, геномика и протеомика позволят людям жить очень долго, возможно, – неограниченно долго. С помощью новых гуманотехнологий (в частности, технологий генетического программирования, нейро-чипов, искусственного интеллекта) люди смогут кардинально усиливать свои интеллектуальные и физические возможности. Особое внимание трансгуманисты уделяют проблеме интеграции мозга и компьютерных сетей, и даже возможности переноса личности на компьютерный носитель. По прогнозу Р. Курцвайла, к 2020-му году появится компьютер, равный по мощности нашему мозгу. К 2030-му году станет возможным объединение мозга и компьютера. Примерно в 2035-2040 может быть осуществлена полная загрузка человеческого сознания в компьютер (11, 57). Трансгуманисты убеждены, что грядущий прогресс в сфере гуманотехнологий не только изменит био-социальную природу человека, планетарный мегасоциум, но и сделает возможным создание изобилия ресурсов для каждого человека планеты. Разъясняя свою позицию по вопросу о том, «куда и с какой скоростью экспресс гуманотехнологий движет антропосоциогенез», трансгуманисты акцентируют внимание на том, что научные достижения последних двух десятилетий свидетельствуют вплотную приблизили человечество к новой, технобиологической фазе антропосоциогенеза. На этой фазе антропосоциогенеза человечество начинает использовать могущество гуманотехнологий, прежде всего, в целях совершенствования генетики человека и наделения его сверхчеловеческими способностями. Однако все более дерзкие вторжения в геном человека неизбежно приведут к появлению новых видов человека, именуемых такими терминами, как постчеловек, трансчеловек, Homo supertechnologicus, человек со сверхчеловеческими качествами. Набор средств, использование которых, по мнению трансгуманистов, способствует преображению ныне существующих людей в постлюдей включают следующие: молекулярную нанотехнологию, генную инженерию, искусственный интеллект, лекарства для изменения настроения, терапию против старения, нейроинтерфейс, программы для управления информацией, лекарства для улучшения памяти, имплантируемые компьютеры, экономические изобретения и когнитивные технологии. Осмысливая особенности нынешнего этапа генетической модификации человека, трансгуманисты акцентируют внимание на том, что человек одновременно участвует в нескольких самостоятельных, но зависящих друг от друга форм эволюционного процесса. Его выживание в стремительно изменяющейся окружающей среде сначала обеспечивалось посредством преобразования морфологических признаков и поведенческих реакций (биологическая эволюция). Затем к таким преобразованиям добавились сначала изменения самой среды обитания человечества с помощью hi-tech-технологий, (т.е. рационалистических способов преобразования природы), а затем изменения общества и самого человека (посредством hi-hume-технологий). Основное отличие нынешнего этапа генетической модификации живых существ (включая и человека) от всех предшествующих состоит в том, что здесь генетическая модификация осуществляется не спонтанно (не «самотеком»), а под непрерывно совершенствуемым человеческим контролем. Такой контроль становится все более эффективным благодаря непрерывной модернизации «инструментов» генетического конструирования организмов с заранее запланированным набором наследственных, в том числе и неизвестных ранее признаков. Рутинными процедурами практики такого конструирования живых существ становятся такие процедуры, как: выделение из клетки отдельных генов, хромосом или их фрагментов, целых клеточных ядер; синтез генов вне организма; молекулярное клонирование, т.е. копирование и размножение выделенных или синтезированных генетических структур; целенаправленная перестройка выделенных генетических структур; трансгеноз, т.е. перенос и интеграция генов и их структурных элементов в геном (набор генов, обеспечивающих нормальную жизнь и размножение) иного организма; соматическая гибридизация, т.е. объединение и согласование работы нескольких геномов, принадлежащих разным организмам в одной клетке, минуя обычный половой процесс. Превращение гуманотехнологий в универсальное орудие антропогенной деятельности, порождает ряд существенных изменений не только в науках об органической жизни, но и в сфере гуманитарного знания. Важнейшие из них связаны с появлением трансгуманистического образа человека, в котором он явлен как художник, изобретатель, конструктор, соперник Природы, готовый по своему разумению переиначивать её законы. Символизируя не только поступательно возрастающую мощь индустрии гуманотехнологий, но и ее способность порождать цепную реакцию все более масштабных опасностей, рисков, катастроф, этот противоречивый, дерзновенный, светлый и трагический образ человека бросает новый свет на науку постиндустриального социума. Эта последняя, вторгаясь в мир самоорганизующихся и самовоспроизводящиеся биосистем, порождает такие гуманотехнологии, которые способны ускользать из-под человеческого контроля. Выход же из-под человеческого контроля апокалипсически могущественных гуманотехнологий сопоставим со вспышкой глобальной цепной реакции, когда от нескольких водородных бомб земной шар может превратиться в новую звезду. Практика применения гуманотехнологий, переводя вопрос о будущем Homo sapiens’a из сферы философских рассуждений и научной фантастики в сферу практической этики и политики, позволяет совершенствовать био-социальную человеческую природу, наделять человека сверхчеловеческими способностями, осуществлять масштабные трансформации планетарного социума, создавать условия для постановки антропосоциогенеза под человеческий контроль. Все это означает, что гуманотехнологии, которые позволяют человеку по его усмотрению преобразовывать наследственную информацию, со временем кардинально изменят природу человека, его биологическую судьбу. Благодаря им, антропосоциогенез перестает быть независимым от воли человека-творца гуманотехнологий. Человек-творец гуманотехнологий становится могущественным фактором, преобразующим ход антропосоциогенеза просто потому, что гуманотехнологии, позволяют ему вторгаться в человеческую молекулу ДНК и по его разумению перестраивать ее. В итоге пользователь гуманотехнологий оказывается своеобразным «редактором» биологической судьбы человека, а сам антропосоциогенез становится процессом, регулируемым творцом все более могущественных гуманотехнологий. Индустрия гуманотехнологий, таким образом, – амбивалентный фактор в истории человечества. С одной стороны, она даруют человеку новую степень свободы, ибо, чем более могущественными становятся гуманотехнологии, тем шире горизонты свободы их творца. С другой стороны, индустрия гуманотехнологий, позволяя человеку вторгаться и изменять человеческий геном, способна разрушить его. А это значит, что практика применения все более могущественных гуманотехнологий при определенных условиях способна стереть человеческое бытие с лика планеты. С учетом охарактеризованных выше особенностей гуманотехнологий нетрудно понять, почему дискурс о последствиях практики их применения становится одним из самых влиятельных дискурсов нашего времени.
|