Старый пес
Он почти прекратил приходить в наш паб и стал каким‑то потасканным. Нет, вру… Некий элемент потасканности в нем, в принципе, присутствовал всегда. Может быть, просто был не слишком заметен. И приходить в компанию, повторюсь, он не то чтобы совсем перестал, просто его появления приобрели характер какой‑то необязательной эпизодичности. А раньше был чуть ли не деталью обстановки. Приходишь – уже сидит. Сразу становится уютно. Как правило – молчит. Пьет пиво и никому не мешает. Ну, если спросишь чего, ответит, разумеется. Точно, подробно и развернуто. И так – почти каждый день. Я уж не говорю про «клубные пятницы». Преферансистов за угловым столиком без него вообще невозможно представить было. И так продолжалось без малого пять лет, с самого основания паба. Пока он сдуру не женился на собственной студентке. После этого и стал пропадать. Почти так же незаметно, как раньше присутствовал. Мы с Русланычем как‑то разговорились на эту тему, потом – согласно пожали плечами. А что тут обсуждать‑то? Жизнь… У нас она тоже на месте не стояла… А тут прихожу – сидит. И ведь – не «клубный день». Среда. Я б и сам вряд ли появился, но жена умчала на какую‑то очередную киношную тусовку в Анапу. Делать там ей было, в принципе, особенно нечего, но у них – свои законы. Перестанешь светиться – забудут. И – все дела. Вот и приходится мотаться. Она в этот раз даже меня с собой звала, видимо – от полной безысходности. Но – не смог. При любых других обстоятельствах – пожалуйста, а сейчас – ни‑ни. Клиент важный прорезался. Нормальный шанс заработать дополнительно. Деньги, конечно, можно и, наверное, даже нужно презирать, но для этого их надо сначала научиться зарабатывать. А то это будет не горделивое романтическое презрение, а обычная бытовая горечь неудачника. И – зависть, постепенно превращающаяся в ненависть к тем, кто проезжает мимо тебя, бредущего под холодным дождем по серым московским улицам, на красивых дорогих машинах. Я так – не могу. И – не хочу. Вот и приходится пахать. У меня ведь нет пары‑тройки нефтяных скважин, посему и остается торговать тем, что есть. Собственными мозгами. Но я что‑то отвлекся… …В общем – сидит. Телевизор смотрит. Не тот, что с большим экраном, а обычный, угловой. В обществе кружки «Балтики» (он всегда предпочитал светлые и недорогие сорта) и миски с отварными креветками. – Здорово, Профессор… – И тебе привет, Олигарх… Я хмыкнул: – Может, подскажешь определение олигарха? А то у тебя – все олигархи. Куда не плюнь. А между мной и тем же Абрамовичем пропасть пошире, чем между мной же и бомжом с Ленинградского вокзала… Смеется: – Ой, не грузи… Бомж с Ленинградского… Жена вон говорит, что ты недавно тачку себе новую купил. «Вольво» спортивное. Да еще и раскрасил ее чуть ли не на десять тысяч баксов… Вот ведь, блин… Уроды… Делать им что ли не фига, кроме как других обсуждать… – Угу, – злюсь, – купил. Только не недавно, а уже с полгода назад. И раскрасил. И не на десять тыщ баксов, а на двенадцать тысяч евро. И не себе, а жене. Я ей такую уже года два как обещал. Асам как ездил на БМВ, так и езжу. А твоей‑то от этого, извини, что за радость? Вздыхает: – Да я и сам ей об этом говорил. Что не надо завидовать тому, чего у тебя никогда не будет. Не понимает… Тут уж и я вздохнул. Согласно: – Не надо… Ладно. Проехали. – Как сам‑то? – спрашиваю. – Да так, нормально. Я тут один секрет приоткрою. Мы с ним когда‑то вместе начинали. В журналистике. Потом я стал не в силах сдерживать рвотные позывы и ушел в бизнес. А он – ничего, укоренился. Рожу его по ящику каждую неделю видно. Лекции вон в университете читает. На студентке женился. Потасканность его жизненная на экране, в общем‑то, особо и незаметна. Почти звезда. Русланыч с Генкой как‑то говорили, что, глядя на него, нормального человека в говенных обстоятельствах, им обоим хочется уйти из профессии. Но им‑то проще, они люди другого поколения, для них свобода – данность. Как вода, как воздух. А он – даже меня лет на десять старше… Все мы родом из детства… – А что пришел‑то? – спрашиваю, – Сегодня вряд ли вообще кто из наших будет. Я б и сам не появился, да пожрать надо, а готовить – лень. Машка в Анапе, на фестивале каком‑то… – А‑а‑а, все то же самое. Леночку в Калининград командировали, в пресс‑тур на автомобильный завод. Они там иномарки собирают, отверточное производство… – Слышал. Пошел, заказал себе пиво и креветки и снова к нему за столик уселся. Сейчас Лысый с Русланычем подтянутся – тогда, может быть, к ним перекочую. А может, и нет. – А вообще, как? Пожал плечами: – Сложно. Я их никак понять не могу. В смысле – новое поколение. Живут по каким‑то своим законам, системы ценностей, считай, и совсем нет. Я, к примеру, когда заказные материалы для телевидения делаю, так каждый раз мучаюсь. Где правда?! Где вранье?! Стараюсь максимально не изгадиться. Так мне – хоть за это деньги приличные платят. А эти… Передохнул, глотнул пива, закурил: – А эти едут явно в продажный пресс‑тур и радуются, как дети, что три дня проживут в супергостинице и поить‑кормить‑веселить всю дорогу будут бесплатно. А что писать – это им без разницы. Совершенно. Что скажут – то и напишут… – Вот поэтому, тебе и платят хорошо. А им‑то зачем платить, когда они «по любви» готовы? Разницу между шлюхой и проституткой знаешь? – А ты тогда кто? – окрысился. – Ты же, вроде, как раз в этой самой рекламе заправляешь, так ведь?! Так кто ты тогда получается?! Сутенер?! – Может, и сутенер, – вздыхаю. – Потому как одно из моих агентств такие пресс‑туры как раз и организовывает… Помолчали. – Да я не об этом, – говорю. – В остальном‑то как? – А также. Я ее просто не понимаю. А когда я чего не понимаю, я этого боюсь. – Знаешь, – смеюсь, – мы с тобой в этом деле очень даже похожи… Он только плечами пожал: – Да, наверное, и вправду похожи. Только реакции разные. Я ж тебя наблюдал. Из тебя, когда ты чего‑нибудь боишься, такая агрессия прет, что любой нормальный человек тут же попытается объяснить, что тебе именно в этой истории непонятно. Или из страха, или из уважения. А я – просто тихо забиваюсь в угол и пытаюсь не скулить… Еще помолчали немного. Пива отхлебнули, каждый своего. – Так все хреново? – спрашиваю. – Да нет, так‑то – все в порядке. Единственное – компании у нас разные. Ей с моими – неинтересно, да и не осталось у меня фактически никого из своих‑то. Те, кто были друзьями, давно уже стали просто коллегами по работе. А ей и потанцевать надо, и потусоваться, и поколбаситься. Ну и можешь себе меня, с моей‑то рожей, всей стране известной, представить в молодежном клубе, где половина под кокаином, а остальные – под колесами? – Могу, запросто. Если ты сам будешь себя там нормально чувствовать. Тогда – ничего страшного. Я ж сам туда хожу время от времени… – Ну ты, – вздыхает, – совсем другое дело. Ты, говорят, и травку покуриваешь, и коксом не брезгуешь. – Покуриваю, – соглашаюсь, – а что тут такого? А вот нюхать – это очень редко. У меня от него насморк дикий. А жизнь, извини, и так нервная. Так что – как правило – кофейком обхожусь. Крепким… – Вот видишь, – говорит, как будто укоряет. – А я по‑другому воспитан. Пушкин – гений, наркотики – зло… Я только плечами пожал: – Каждому свое. Помнишь, где такая надпись красовалась? – Согласен, – вздыхает. Помолчали. – А что ж ты, – спрашивает, – если такой умный, сам в похожее вляпался? У тебя ведь, слышал, такие же проблемы? Теперь уже я вздыхаю и тянусь за сигаретами. – У меня, Вань, совсем другая история. Просто мы с Машкой в какой‑то момент перестали интересоваться друг другом. Типа как – есть и есть. Никуда не денется. Непреложная данность. Почти недвижимость. И – тепла стало не хватать через некоторое время. Мы просто замерзли, понимаешь? Вот и пытались греться, кто как мог. Подручными способами… – И что? – А ничего. Потом она от меня ушла, и я это понял. – И сумел вернуть? Киваю: – Сумел. Теперь пытаюсь отогреть. Получится – будем жить долго и счастливо… – А если не получится? – А не получится, – злюсь, – значит – не будем. Но лично я – в лепешку расшибусь… – Да, – вздыхает, – ты можешь… Еще помолчали. – А вот у меня, – снова вздыхает, – не получается. Я – и так и сяк. Несу ей домой цветы, думаю, сейчас обнимет, поцелует. А она: «Вань, ну зачем, и так ставить некуда». А я молчу. Потом уматывает в свою тусовку, а я ложусь на диван – знаешь, как старый пес башку на лапы кладет в ожидании хозяина – и телевизор смотрю. Любую хрень. Лишь бы время убить… Меня аж передернуло: – А сюда, приходить не пробовал? Он только плечами пожал: – Да ей здесь у вас не понравилось. Говорит – какие‑то замороченные вы все. Трехнутые на своем интеллектуальном превосходстве. Скучно, говорит, с вами. А одному‑то какой смысл идти? Я и так повсюду один – и на работе, и в командировках. Теперь вот – и дома тоже. – Ну и дурак. – Наверное, – соглашается… И сидит, молчит. В окно уставился – там люди ходят, машины ездят, огоньки перемигиваются. А у меня у самого что‑то так муторно на душе стало, что чуть водки не заказал, несмотря на то, что пить фактически бросил. Так – пивка чуть‑чуть. Иногда – бокал вина, желательно, красного. Тут, к счастью, Русланыч с Лысым ввалились. – Димон! – орут, Ване только кивнув слегка, типа, поздоровались. – Ты в курсе, что у рокеров наших концерт во МХАТе?! В акустике! Офигеть, классиками скоро станут! Так что давай звони Сашке, пусть контрамарки подгоняет! – Ща, разбежались… Звонить им… А кто мне в прошлую пятницу три пинты «Гиннеса» проспорил? Ржут: – Базара нет, сейчас и проставимся… Я поднялся и пошел к ним обниматься. Это – мои друзья, и я их люблю. А он вздохнул, заказал себе еще пива и опять уставился в мерцающий экран телевизора…
|
