Шаубергер Виктор – Энергия воды 3 страница
Детектив Энди Бельфлер подстерег меня, когда я шла к стойке. Энди и его сестру Порцию я знала с детства. Они были на пару лет меня старше, но учились мы одних и тех же школах, росли в одном и том же маленьком городке. Как и меня, их в основном растила бабушка. В наших с детективом отношениях имелись свои сложности. Последние несколько месяцев Энди встречался с молоденькой учительницей Халли Робинсон. Сейчас он хотел поделиться со мной тайной и попросить об услуге. – Послушай, сегодня она закажет цыпленка в корзинке, – сказал он без предисловий. Я посмотрела на их столик, проверяя, что Халли сидит спиной ко мне. Так и было. – Когда принесешь еду, сделай так, чтобы там лежало вот это, прикрытое. Он сунул мне в руку маленькую бархатную коробочку. Под ней лежала десятка. – Без проблем, Энди, – сказала я, улыбаясь. – Спасибо, Сьюки, – ответил он и улыбнулся в ответ – простая, беспонтовая и испуганная улыбка. Энди угадал в самую точку. Когда я подошла к их столику, Халли заказала курятину в корзинке. – Добавь еще картошки, – сказала я новой поварихе, передавая заказ. Я хотела камуфляжа побольше. Повариха отвернулась от плиты и глянула на меня сердито. У нас поваров целый ассортимент – всех возрастов, цветов, полов и сексуальных предпочтений. Однажды даже вампир у нас работал. Сейчас наша повариха – чернокожая средних лет по имени Кэлли Коллинз. Женщина тяжелая, настолько тяжелая, что мне даже непонятно, как она выдерживает столько часов на ногах в жаркой кухне. – Добавить картошки? – спросила Кэлли, будто впервые к ней обратились с подобной просьбой. – Ну-ну. Дополнительную порцию картошки дают тем, кто за нее платит, а не друзьям официанток. Может, Кэлли такая колючая потому, что помнит еще старые недобрые времена, когда у черных и белых были разные школы, разные залы ожидания и разные питьевые фонтанчики. Я такого уже не помню, но не хочу делать на это скидку каждый раз, когда приходится говорить с Кэлли. – Они оплатят дополнительную картошку, – соврала я, не желая пускаться в объяснения через служебное окошко, когда каждый может подслушать, и вместо того вложила в кассу доллар из своих чаевых. При всех наших неладах я желала Энди и его училке счастья. Женщина, согласная войти в дом Каролины Бельфлер даже не невесткой, а женой ее внука, заслуживает романтической минутки. Когда Кэлли позвала меня за готовым блюдом, я подбежала рысью. Сунуть коробочку под картошку было трудней, чем я думала, и пришлось ломтики осторожно переложить. А Энди сообразил, что бархат станет жирный и соленый? Ладно, это же не мой романтический жест, а его. С радостным ожиданием несла я поднос к их столу. Энди даже пришлось одернуть меня (суровым взглядом), чтобы я сделала более безразличную физиономию, когда подавала блюда. Перед ним уже стояло пиво, а перед Халли – бокал белого вина. Она почти не пила, как и полагается учительнице младших классов. Поставив еду на стол, я сразу повернулась и ушла, забыв даже спросить, как положено хорошей официантке, не нужно ли еще чего-нибудь. После этого уже не в моих силах было оставаться безразличной. Хоть я и старалась, чтобы это не было заметно, я наблюдала за ними так пристально, как только могла. Энди сидел как на иголках, и я слышала его мозг, который просто кипел. Он действительно не знал, будет ли предложение принято, и мысленно перебирал весь список вещей, которые могли ей не понравиться: и то, что Энди почти на десять лет старше, и его опасная профессия... Я заметила момент, когда она увидела коробочку. Может, с моей стороны нехорошо было ментально их подслушивать в такую интимную минуту, но, правду вам сказать, я тогда даже об этом не подумала. Хотя обычно я держу себя в руках, все же есть у меня привычка подключаться к людским головам, если что-нибудь интересное замечу. Еще я привыкла считать эту свою способность минусом, а не плюсом, так что если из нее можно извлечь что-нибудь приятное, то имею право. Я стояла к ним спиной, убирая с очередного стола, что вообще-то надо было оставить уборщику. И потому стояла достаточно близко, чтобы услышать. Она на долгую секунду застыла. – У меня тут какая-то коробочка на тарелке, – сказала она наконец тихо – подумала, что если поднять шум, Сэм будет недоволен. – Я знаю, – ответил он. – Это от меня. Вот тут она поняла, и мысли у нее в мозгу понеслись галопом, спотыкаясь и мешая друг другу в своем энтузиазме. – Ох, Энди! – прошептала она – наверное, открыла коробочку. Я с трудом смогла не повернуться и не посмотреть вместе с Халли, что там такое. – Тебе нравится? – Да, красивое. – Ты станешь его носить? Молчание. Очень уж у нее все в голове перепуталось. Половина орала «уррра!», другая половина тревожилась. – Да, с одной оговоркой, – сказала она медленно. Я ощутила, как он опешил. Любой реакции Энди ожидал, но не такой. – И она заключается? – произнес он вдруг голосом скорее полицейского, чем влюбленного. – Мы должны жить своим домом. – Чего? – Энди явно не ожидал такого ответа. – У меня всегда было впечатление, что ты собираешься остаться в фамильном доме, с бабушкой и сестрой, даже когда женишься. Это чудесный старый дом, и бабушка твоя и Порция – чудесные люди. Тактично. Молодец Халли. – Но я хотела бы иметь свой дом, – произнесла она чуть ли не извиняясь и зарабатывая тем мое восхищение. Но мне уж точно пора было от них отвалить – другие столы надо обслуживать. Однако, наполняя пивные кружки, унося пустые тарелки и таская деньги Сэму за кассой, я не могла не восхищаться позицией Халли, поскольку особняк Бельфлеров был домом номер один в Бон-Темпс. Многие молодые женщины отдали бы палец, если не два, чтобы там жить, особенно с тех пор, как старый дом был решительно перестроен и освежен впрыском денег от таинственного незнакомца. На самом деле этим незнакомцем был Билл, обнаруживший, что Бельфлеры – его потомки. Зная, что у вампира они денег не возьмут, он подстроил эту хитрость с «таинственным наследством», и Каролина Бельфлер тут же бросилась тратить его на особняк с таким удовольствием, с каким Энди ел чизбургеры. Через несколько минут Энди меня перехватил по дороге к столику Сида Матта Ланкастера, так что пожилому адвокату пришлось еще несколько секунд ждать своего гамбургера с картошкой. – Сьюки, я должен знать, – сказал он напористо, но очень тихо. – Что именно, Энди? – спросила я, напуганная его настойчивостью. – Она меня любит? В голове у него ощущалось некое унижение, что ему пришлось меня спрашивать. Энди – мужик гордый, и хотел он некоторого заверения, что Халли не гоняется за его фамилией или за его домом – как, бывало, гонялись другие претендентки. Ну, насчет дома он выяснил. Халли его не хочет, и Энди переедет с ней в небольшой скромный домик, если она его действительно любит. Никто раньше от меня такого не требовал. После всех этих лет, когда я хотела, чтобы люди мне поверили, поняли мой уродский талант, оказалось, что когда меня принимают всерьез, мне это совсем не в радость. Но Энди ждал ответа, и мне не удалось бы отказаться. Мало кого я еще могу назвать такого цепкого. – Она тебя любит не меньше, чем ты ее, – сказала я, и он отпустил мою руку. Я пошла дальше к столу Сида Матта. Когда я оглянулась, он смотрел мне вслед. Переваривай, Энди Бельфлер, – подумала я и тут же мне стало немного стыдно. Но если он не хотел слышать ответ, не надо было спрашивать.
Кто-то прятался в лесу возле моего дома. Я переоделась для сна как только доехала домой, потому что один из самых моих любимых моментов во всех двадцати четырех часах каждых суток – это когда пора надевать ночную рубашку. Было достаточно тепло, и купальный халат не был нужен, поэтому я бродила по дому в старой синей спальной футболке до колен. Как раз я подумала, не закрыть ли окно в кухне, потому что мартовский вечер становился прохладным. Моя посуду, я прислушивалась к голосам ночи: лягушки и сверчки заполнили своими хорами свежий весенний воздух. Вдруг эти голоса, от которых ночь казалась ласковой и живой, как день, резко оборвались. Я остановилась, не вынимая рук из мыльной воды. Вглядываться в темноту – это ничего мне не дало, и тут я сообразила, насколько меня хорошо видно – на фоне окна с раздвинутыми занавесками. Двор был освещен фонарем, но за деревьями, окружающими поляну, лежал безмолвный темный лес. Что-то там было. Я закрыла глаза и попыталась дотянуться мыслью, и какую-то активность нащупала. Но слишком неясную, чтобы ее определить. Подумала, не позвонить ли Биллу, но я уже звонила ему как-то, когда беспокоилась о своей безопасности, и нельзя превращать это в привычку. А может, этот наблюдатель в лесу – сам Билл? Иногда он бродил по ночам вокруг – и приходил время от времени проверить, как я тут. С тоской я посмотрела на телефон на стене над краем кухонного стола (ладно, над тем местом, где будет кухонный стол, когда его соберут). Новый телефон у меня был переносной – я могла схватить его, сбежать к себе в спальню и вызвать Билла одним щелчком пальцев, потому что он был у меня в быстром списке. Если он снимет трубку, я буду знать, что имеет смысл беспокоиться, что это там в лесу. Но если он дома, он же тут же сюда примчится. В моем звонке он услышит: «Билл, ради Бога, беги сюда меня спасать! Ничего не могу придумать, кроме как позвать на помощь большого сильного вампира!» Я заставила себя признать, что действительно знаю: кто бы там в лесу ни был, это не Билл. Если бы там прятался вампир, я бы вообще ничего не почувствовала. Только дважды я поймала отголосок сигнала от вампирского мозга, и это было как электрическая вспышка при аварийном отключении. А как раз рядом с телефоном – задняя дверь, и она не заперта. Ничто на свете не удержало бы меня возле раковины, как только до меня дошло, что дверь открыта – я просто бросилась к ней. Вышла на заднее крыльцо, защелкнула задвижку на стеклянной двери веранды, прыгнула снова в кухню и заперла большую деревянную дверь, к которой присобачила когда-то щеколду и засов. А потом прислонилась к двери спиной. Лучше всякого другого я знала о бесполезности дверей и замков. Для вампира этот физический барьер был ерундой – но вампиру нужно приглашение в дом. Для вервольфа двери были все же препятствием, но не слишком значительным: с их невероятной силой они умеют проникать, куда только им захочется. И другие оборотни тоже. Так почему же попросту не держать дом открытым? Но мне почему-то стало намного лучше, когда между мною и тем, кто там в лесу, оказались две запертые двери. Я знала, что передняя дверь заперта на замок и засов, потому что ее уже много дней не открывали. Гостей у меня немного, и обычно я вхожу и выхожу через заднюю дверь. Я подобралась снова к окну, закрыла его и заперла. И занавески задвинула – все сделала, что могла, для своей безопасности, а потом вернулась к посуде. Спереди на моей спальной футболке расплылось круглое мокрое пятно – мне пришлось прислониться к раковине, чтобы успокоить трясущиеся ноги. Но я заставила себя продолжать мыть посуду, пока все тарелки не оказались на сушилке, а раковина насухо вытерта. После этого я напряженно прислушалась. В лесу все еще было тихо. Как бы ни напрягала я все чувства, имеющиеся в моем распоряжении, ни малейшего сигнала до мозга не донеслось. Все исчезло. Я еще посидела в кухне, мозг работал на высоких оборотах, – но потом заставила себя вернуться к обычным делам. Пока я чистила зубы, сердцебиение вернулось к нормальным цифрам, и я, забираясь в кровать, почти уговорила себя, что ничего там в лесу не было. Но я очень стараюсь быть честной с собой. И знала, что какое-то создание было там, в моем лесу, и это создание было побольше и пострашнее енота. Выключив лампу около кровати, я вскоре снова услышала лягушек и насекомых. Хор их так и пел, не прерываясь, и я под него заснула.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Встав утром, я первым делом набрала номер сотового телефона моего брата. Плохо ли, хорошо ли, но сколько-то я проспала. Джейсон ответил со второго звонка, сказав «Алло?» – голосом человека, которого отрывают от дела. – Привет, братик. Как жизнь? – Послушай, у меня к тебе есть разговор, но прямо сейчас не могу. Где-то через пару часов у тебя буду. Он повесил трубку, не прощаясь, и голос у него был чем-то очень и очень встревоженный. Вот только еще одного осложнения мне не хватало. Я глянула на часы. Пара часов – это мне дает достаточно времени прибраться и смотаться в город за продуктами. Джейсон приедет около полудня и будет ждать, что я его накормлю ленчем. Увязав волосы в хвост, я прихватила их резинкой, сделав нечто вроде пучка на макушке – так, чтобы концы их веером торчали над головой. Хотя я не хочу себе в этом признаваться, но эта небрежная прическа мне кажется забавной и симпатичной. Было свежее холодное мартовское утро, такое, которое обещает теплый день. Небо яркое и солнечное, поднимающее настроение, и в Бон-Темпс я ехала, опустив стекло, распевая вместе с радио во весь голос. В это утро я бы даже с Жутким Алом Янковичем спела. Я ехала мимо рощ, мимо отдельных домов, мимо пастбища, полного коров (и еще там была пара буйволов – чего только люди не разводят...) Диск-жокей крутил «Голубые Гавайи» – из старого доброго золотого фонда, и я подумала, где сейчас Бубба – не мой брат, а вампир, известный теперь только под этим именем. Я его не видала уже недели три или четыре. Может быть, вампиры Луизианы перевели его в другое укрытие, а может, сам ушел бродить, как бывает с ним время от времени. Это была радостная, блаженная минутка счастья и довольства, но забрела мне в голову шальная мысль, из тех, что забредают в самый неподходящий момент. Я подумала: как было бы здорово, если бы со мной сейчас в машине ехал Эрик. Как бы отлично он выглядел, когда ветер развевал бы ему волосы, как бы он радовался... Ну, да. Пока бы не сгорел до углей. Но я поняла: об Эрике я подумала, потому что день был такой, который хочется разделить с тем, кто тебе дорог, с тем, чье общество тебя больше всего радует. И это Эрик, каким он был, когда его прокляла ведьма: Эрик, не закаленный в столетиях вампирской политики, Эрик, не презирающий людей и дела их, Эрик, который не управлял многочисленными финансовыми предприятиями и не был виноват в утрате доходов и жизни многими людьми и вампирами. Другими словами, такой Эрик, каким он уже никогда опять не будет. Динь-дон, ведьма умерла, а Эрик восстановил характер – такой, как сейчас. Этот восстановленный Эрик остерегался меня, обожал меня и не доверял мне (или своим чувствам ко мне) ни на грош. Я тяжело вздохнула, и песня умолкла у меня на губах. Она даже из сердца почти ушла, но я велела себе перестать быть меланхоличной идиоткой. Я молода, я здорова. День прекрасен. И в пятницу вечером у меня свидание, настоящее. Я обещала себе как следует повеселиться. И вместо того, чтобы сразу ехать за продуктами, я заехала сперва в «Наряды от Тары» – магазин верхней одежды, который держит моя подруга Тара Торнтон. Я Тару уже довольно давно не видела. Она уезжала на каникулы к тете в южный Техас, а с тех пор, как вернулась, работает в магазине, не разгибаясь. По крайней мере, так она мне сказала, когда я позвонила сказать спасибо за машину. У меня машина сгорела вместе с кухней, и Тара мне одолжила свою старую, «Малибу» возраста двух лет. Сама она обзавелась новой, прямо с конвейера (как обзавелась – не важно), и искала возможность «Малибу» продать. К моему удивлению, где-то около месяца тому назад Тара прислала мне по почте документы на машину и договор продажи вместе с письмом, сообщающим, что теперь машина принадлежит мне. Я позвонила ей, попыталась возразить, но она слушать не стала, и мне вроде бы не осталось ничего иного, как принять подарок. Она считала, что это плата, потому что я вытянула ее из ужасной ситуации. Мне при этом пришлось задолжать Эрику – но это мне было все равно. Мы с Тарой были подругами всю мою жизнь. Теперь ей ничего не грозит, если ей хватит ума держаться подальше от мира супернатуралов. Хотя я была благодарна и очень радовалась, получив машину куда новее, чем мне приходилось водить, но мне приятнее было бы сохранить неомраченную дружбу с Тарой. А так я старалась держаться подальше, полагая, что вызываю у нее слишком много неприятных воспоминаний. Но сейчас я была настроена пробить эту стену ко всем чертям. Может быть, Таре тоже времени хватило. «Наряды от Тары» располагались в торговых рядах на южной окраине Бон-Темпс. Перед магазинчиком стоял один автомобиль, и я решила, что хорошо будет иметь свидетеля – меньше будет в этой встрече личного. Когда я вошла, Тара занималась с сестрой Энди Бельфлера Порцией, так что я стала перебирать вещицы десятого размера, потом восьмого. Порция сидела за столом «Изабель», что было крайне интересно. Тара является местным представителем «Изабель Брайдал» – компании, каталоги которой стали библией во всем, что связано со свадьбами. В местной лавке можно примерить образцы платьев для подружек и заказать нужный размер, и каждое платье может быть двадцати примерно цветов. Сами свадебные платья популярны не меньше – у «Изабель» их двадцать пять моделей. Компания также предлагает приглашения на смотрины, украшения, подвязки, подарки для подружек невесты и любые вообще свадебные принадлежности, которые только можно вообразить. Но интерес в том, что «Изабель» – фирма для среднего класса, а Порция уж точно женщина извысшего. Порция жила с бабушкой и братом в особняке Бельфлер на Магнолия-стрит, она выросла среди готической роскоши вырождения. Сейчас особняк отремонтировали, и владелица планирует дальнейший ремонт, а потому Порция, когда попадается мне в городе, выглядит куда счастливее. В «Мерлотт» она не часто заглядывает, но когда она там бывает, больше времени общается с людьми и иногда улыбается. Обыкновенная женщина за тридцать, и самое в ней привлекательное – густые, блестящие каштановые волосы. Порция думала: Свадьба. Тара думала: Деньги. – Я еще раз поговорю с Халли, но думаю, нам понадобится четыреста приглашений, – говорила Порция, и я подумала, что сейчас у меня отвалится челюсть. – Ладно, Порция, если ты не против доплатить за срочность, то за десять дней можно будет сделать. – Ох, отлично! – Порция определенно была рада. – Конечно, у нас с Халли платья будут разные, но мы думали, что можем попробовать выбрать один фасон платья для подружек. Может, разных цветов. Что ты думаешь? Я лично думала, что сейчас от любопытства лопну. Порция тоже замуж собралась? За того тощего бухгалтера, с которым встречалась, за этого из Кларисса? Тара заметила мое лицо поверх стоек с одеждой, и подмигнула мне, воспользовавшись тем, что Порция листала каталог. Тара была рада богатой покупательнице, и ко мне явно питала хорошие чувства. Мне стало намного легче. – Я думаю, что один и тот же фасон в разных цветах – согласованных цветах, конечно, – это будет по-настоящему оригинально, – сказала Тара. – Сколько будет подружек? – Пять на каждую, – ответила Порция, не отвлекаясь от читаемой страницы. – Можно я этот каталог возьму домой? Чтобы мы с Халли посмотрели сегодня вечером. – У меня только один дополнительный экземпляр. Сама знаешь, для «Изабель» один из способов делать деньги – это драть три шкуры за этот чертов каталог, – сказала Тара с чарующей улыбкой. Она умеет, если ей надо. – Я тебе его дам домой, но перекрести себе сердце, что принесешь его утром обратно! Порция сделала требуемый детский жест и сунула толстый каталог под мышку. Одета она была в один из своих «адвокатских костюмов» – коричневатая прямая юбка, твидовая на вид, и жакет на шелковую блузку. Еще у нее были бежевые колготки и туфли на низком каблуке. И сумка к ним под стать. Ску. Ко. Ти. Ща. Порция была взволнована, и в мозгу у нее вихрились счастливые картинки. Она знала, что в роли невесты будет выглядеть старой, особенно рядом с Халли, но слава Богу, наконец-то она будет невестой. Порция получит свою долю веселья, подарков, внимания, одежд, не говоря уже о том, что у нее будет собственный муж. Оторвавшись от каталога, она заметила меня за стойкой с одеждой. Счастье ее было так глубоко, что включило в свою орбиту даже меня. – Сьюки, привет! – поздоровалась она, буквально сияя. – Энди мне рассказал, как ты ему помогла сделать Халли сюрприз. Я очень тебе благодарна. – Это было весело, – ответила я, изо всех сил изображая доброжелательную улыбку. – А правда, что тебя тоже нужно поздравлять? Я знаю, что не полагается поздравлять невесту, а только жениха, но вряд ли Порция стала бы возражать. И она не возразила. – Да, я выхожу замуж, – созналась она. – И мы решили обе церемонии провести вместе, с Энди и Халли. Прием будет в доме, конечно. Зачем нужен особняк, если нельзя в нем устроить прием? – Хлопот будет много, чтобы устроить свадьбу... а когда? – спросила я, стараясь говорить сочувственно и заботливо. – В апреле. Ты мне будешь рассказывать! – засмеялась Порция. – Бабушка уже из кожи вон лезет. Она обзвонила все фирмы, которые этим занимаются, пытаясь заказать церемонию на вторые выходные апреля, и наконец нашла «Особые События», потому что у них произошла отмена заказа. К тому же к ней сегодня приезжает из Шривпорта человек, который там заведует «Скульптурным лесом». «Скульптурный лес» – это главный центр ландшафтной архитектуры и питомников растений в нашей округе, – по крайней мере, если верить вездесущей рекламе. Нанять «Скульптурный лес» и «Особые События» одновременно – это значит сделать из двойной свадьбы главное событие года в Бон-Темпс. – Мы думаем сделать свадьбу на свежем воздухе перед домом и поставить тенты на заднем дворе, – говорила Порция. – В случае дождя придется перейти в церковь, а прием будет в общественном здании прихода Ренар. Но держим скрещенные пальцы, чтобы дождя не было. – Звучит чудесно. – Другой фразы я придумать не могла. – А как ты будешь работать со всеми этими свадебными хлопотами? – Справлюсь как-нибудь. Мне было интересно, с чего такая спешка. Почему счастливые пары не могут дождаться лета, когда Халли не будет работать? Почему не подождать, чтобы Порция могла освободить себе время для настоящей свадьбы и медового месяца? А мужчина, с которым она встречается, он не бухгалтер? Свадьба в сезон подачи налоговых деклараций – хуже времени не придумаешь. О! Может быть, Порция беременна. Но если она живет по традициям своей семьи, она об этом не думает, а вряд ли она живет иначе. Ох, если бы я обнаружила, что я беременна, как бы я была счастлива! То есть если бы этот человек меня любил и готов был бы жениться, – я не настолько сильна, чтобы растить ребенка одна, да и бабушка моя бы в гробу перевернулась, стань я матерью-одиночкой. Современные идеи на эту тему мою бабушку миновали начисто, даже волос у нее на голове не пошевелив. Все эти мысли гудели у меня в голове, и до меня не сразу дошли слова Порции: – Так что постарайся вторую субботу апреля ничем не занимать, – сказала она с улыбкой настолько чарующей, насколько у Порции Бельфлер получилось ее изобразить. Я обещала, что так и сделаю, постаравшись язык не прикусить от удивления. Девушка явно в сильной предсвадебной горячке. Почему это на свадьбе может быть желательным мое присутствие? Ни с кем из Бельфлеров я в закадычной дружбе не состою. – Мы попросим Сэма быть барменом на приеме, – продолжала она, и мой мир принял более привычные очертания. Она меня приглашает помогать Сэму. – Свадьба будет днем? – спросила я. Сэм иногда берет подработку на стороне, но суббота обычно в «Мерлотте» – день нагруженный. – Нет, вечером, но я уже говорила сегодня с Сэмом, и он согласился. – О’кей, – сказала я. В моем тоне она прочла больше, чем я туда вложила, и покраснела. – Глен хочет пригласить некоторых клиентов, – сказала она, будто я просила объяснений, – а они могут прийти только после темноты. Глен Викс и был этим бухгалтером – я была довольна, что смогла вспомнить фамилию. Тут все встало на свои места, я поняла смущение Порции. Она хотела сказать, что клиенты у Глена – вампиры. Ну-ну. Я улыбнулась ей. – Уверена, что свадьба будет прекрасна, и жду ее с нетерпением, – сказала я, – раз ты была так добра, что меня пригласила. Я нарочно сделала вид, что не поняла, и, как я и предвидела, она еще сильнее покраснела. Тут меня посетила еще одна идея на эту тему, столь важная, что я обошла одно из своих правил. – Порция, – сказала я медленно, чтобы до нее точно дошло. – Ты должна пригласить Билла Комптона. Сейчас Порция терпеть не могла Билла – вообще все вампиры были ей неприятны, – но когда она осуществляла одну из своих интриг, то какое-то время с ним встречалась. Что было не совсем хорошо, поскольку он потом выяснил, что она ему пра-пра-пра-пра-правнучка или что-то вроде этого. Билл вполне мирился с тем, что она изображает к нему интерес – в тот момент его только интересовало, какова ее истинная цель: он понимал, что у нее мурашки по коже бегут от его присутствия. Но когда выяснилось, что Бельфлеры – единственные его родственники, он анонимно обрушил на них большую кучу денег. Я «слышала», как Порция думает, будто я нарочно напоминаю ей о тех случаях, когда она встречалась с Биллом. Она не хотела, чтобы ей об этом напоминали, и ее злило, что я это себе позволила. – А почему ты это предлагаешь? – спросила она холодно, и я выставила ей высокий балл, что она не вышла из магазина бочком-бочком. Тара изображала занятость возле стола «Изабель», но я знала, что наш разговор она слышит. Со слухом у Тары все в порядке. А во мне шел яростный внутренний спор, но наконец то, чего хотел Билл, возобладало над тем, чего хотела для него я. – Забудь, – ответила я неохотно. – Твоя свадьба, тебе решать, кого звать. Порция посмотрела на меня так, будто в первый раз увидела. – Ты еще с ним встречаешься? – спросила она. – Нет, он сейчас с Селой Памфри, – ответила я пустым и ровным голосом. Порция посмотрела на меня непонятным взглядом. Потом, не сказав больше ни слова, вышла к своей машине. – Что это было? – спросила Тара. Я не могла объяснить, и потому сменила тему на более близкую купеческому сердцу Тары. – Я рада, что этот заказ достался тебе. – Тебе и мне. Если бы ей не надо было делать все так быстро, ставлю что хочешь, что никогда бы Порция Бельфлер не обратилась к «Изабель», – откровенно сказала Тара. – Она бы ездила в Шривпорт и обратно миллион раз ради любых мелочей, если бы у нее было время. Халли сейчас просто в кильватере идет за Порцией, бедняжка. Она сегодня придет, и я покажу ей то же, что показывала Порции, и ей придется прогнуться. А меня все это устраивает. Они берут весь пакет целиком, потому что система «Изабель» может доставить все вовремя. Приглашения, записки с благодарностью, платья, подвязки, подарки подружек, даже платье матери невесты – одно купит мисс Каролина, другое мать Халли – они все это здесь получат, либо из моих запасов, либо из каталога «Изабель». – Она оглядела меня с головы до ног. – Кстати, а тебя что сюда привело? – Мне нужны какие-то шмотки, чтобы надеть на спектакль в Шривпорте, – сказала я, – а потом мне надо еще за продуктами заехать и приготовить Джейсону ленч. Ты что-нибудь можешь предложить? Улыбка Тары стала хищной. – Ну, – сказала хозяйка салона, – кое-что предложить могу...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Я рада была, что Джейсон несколько опоздал – когда он появился, я уже закончила жарить бекон и выкладывала на сковородку гамбургеры. Упаковку булочек я уже открыла, положила две Джейсону на тарелку, а пакет с картошкой-фри поставила на стол. Налив ему чаю, я поставила стакан рядом с его прибором. Джейсон вошел без стука, как всегда входил. Он не сильно переменился – по крайней мере, глаза не переменились, – с тех пор как стал пантерой-оборотнем. Был он все также белокур и привлекателен – привлекателен в прежнем смысле: на него было приятно смотреть, но он был еще из тех мужчин, на которых все оборачиваются, когда они входят в комнату. А еще была в нем некоторая злобность, но после перемены он стал будто лучше. Я не очень поняла, почему. Может быть, когда он раз в месяц становится диким зверем, это снимает какую-то жажду зла, которой он раньше за собой не знал? Поскольку он был укушен, а не рожден, то изменился он не полностью – стал в некотором смысле гибридом. Сперва он был этим разочарован, но потом примирился. Уже несколько месяцев он встречается с прирожденной пантерой-оборотнем по имени Кристалл. Она живет в небольшом сельском поселке за несколько миль от города – и должна вам сказать, что деревня за несколько миль от Бон-Темпс, штат Луизиана, – это настоящая деревня. Перед едой мы произнесли короткую молитву. Джейсон ел без своего обычного аппетита. Поскольку мне гамбургер показался вкусным, то я решила, что Джейсон приехал с действительно важным вопросом. Прочесть у него из мозга я не могла – мой братец стал оборотнем, и его мысли уже не были для меня так ясны. В общем, это было к лучшему. Откусив два куска, Джейсон положил гамбургер на тарелку и подвинулся на стуле. Он был готов разговаривать. – Должен тебе кое-что сказать, – начал он. – Кристалл просила никому не говорить, но я очень за нее беспокоюсь. Вчера... вчера у нее был выкидыш. Я закрыла глаза на несколько секунд. Два десятка мыслей промелькнули у меня в голове, и ни одну из них я не додумала до конца.
|