Шаубергер Виктор – Энергия воды 5 страница
– Буквально через минуту здесь будет шериф Диаборн, и мы поделим вас на две группы, – сказал Энди Бельфлер. Учительницы успокоились. Знакомые инструкции, которые они сами часто выдают. – Мы опросим вас всех по очереди, а потом вы будете свободны. Я знаю, что все вы беспокоитесь, и наши патрульные обыскивают местность, но мы надеемся получить какую-нибудь информацию, которая поможет найти Коди, Вошла миссис Гарфилд. Беспокойство летело впереди нее темной тучей, наполненной громом, а за ней двигалась мисс Мэдди. Слышно было, как скрипят колеса ее тележки, нагруженной выстроенными в ряд урнами, а также тряпками, щетками и моющими жидкостями. Знакомые-знакомые запахи. Конечно, она начала убирать сразу после уроков. Она наверняка была в каком-нибудь классе и ничего не видела. Миссис Гарфилд была у себя в кабинете. В мои годы директор, мистер Хефферман, стоял снаружи с дежурной учительницей, пока все ученики не расходились, так что у родителей была возможность поговорить с ним об успехах своих детей... или отсутствии таковых. Я не стала наклоняться к пыльному занавесу, чтобы посмотреть, но вполне могла отследить передвижение этих двоих. Миссис Гарфилд шла как клубок напряженных нервов такой плотности, что воздух вокруг нее заряжался, а мисс Мэдди примерно так же окружали запахи моющих жидкостей и звуки ее тележки. Она тоже была угнетена, и больше всего ей хотелось вернуться к своей работе. Пусть Мэдди Пеппер – женщина скромного ума, но свою работу она любит, потому что хорошо умеет ее делать. Многое я узнала, сидя за занавеской. Узнала, что одна учительница – лесбиянка, хотя она замужем и у нее трое детей. Узнала, что другая беременна, но еще никому не сказала. Узнала, что большинство учительниц (учителей в этой начальной школе не было) сильно напряжены из-за обязательств перед семьей, перед работой, перед церковью. Учительница Коди очень переживала, потому что мальчик ей нравился, хотя мать у него со странностями. Она считала, что Холли старается быть хорошей матерью, и это уравновешивало ее отвращение к готским причудам Холли. Но ничего из этого не помогло мне установить, где Коди, пока я не залезла в голову Мэдди Пеппер. Когда Кения подошла ко мне сзади, я сидела, сложившись пополам, зажимая рукой рот и пытаясь кричать безмолвно. Не могла я сейчас встать и искать Энди или еще кого-нибудь – я знала, где мальчик. – Он меня прислал узнать, что ты выяснила, – шепнула Кения. Она была очень недовольна своим поручением, и хотя относилась ко мне всегда неплохо, не верила, что я могу помочь полиции. Она считала, что Энди поступил по-дурацки и рискнул своей карьерой, посадив меня за этой занавеской. И тут я еще что-то почувствовала, слабое, исчезающее. Вскочив, я вцепилась в плечо Кении. – Открой вон тот мусорный бак, на тележке, прямо сейчас! – Я говорила тихо, но (надеюсь) достаточно горячо, чтобы Кения загорелась. – Он в баке, он еще жив! Кения не бросилась со сцены, отдергивая занавес, к тележке уборщицы. Она посмотрела на меня тяжелым, твердым взглядом. Я вышла из-за занавеса, и она медленно спустилась по ступеням со сцены и направилась туда, где сидела Мэдди Пеппер, барабаня пальцами по ноге. Мисс Мэдди хотела сигарету. Потом она поняла, что Кения идет к ней, и у нее в мозгу загудела невнятная тревога. Когда уборщица увидела, что Кения взялась за крышку бака, она вскочила на ноги и завопила: – Я не хотела, я не хотела! Все вскочили с мест, на всех лицах был одинаково написан ужас. Подошел Энди с каменным лицом, Кения наклонилась над баком, роясь, выбрасывая вьюгу использованных салфеток. На миг она застыла, найдя, что искала, перегнулась через край, почти падая. – Он жив! – крикнула она Энди. – Звони 911!
– Она мыла пол, когда он вбежал в школу за картинкой, – говорил Энди. Мы сидели в кафетерии, где кроме нас уже никого не было. – Не знаю, слышала ли ты это все за шумом. Я кивнула. Я слышала ее мысли так, будто она говорила вслух. За все годы работы у нее не было проблем с учениками, которые не решались бы несколькими суровыми словами с ее стороны. Сегодня Коди влетел в класс, оставляя желтую пыльцу с ботинок на только что вымытом полу. Она на него гаркнула, и он так испугался, что поскользнулся и ударился головой. В коридоре лежало ковровое покрытие для уменьшения шума, а в классах его не клали, и мальчик стукнулся затылком о линолеум. Мэдди решила, что убила его, и быстро спрятала тело в ближайшем подходящем хранилище. Она понимала, что если мальчик погиб, она потеряет работу, и поддалась первому импульсу – его спрятать. Плана у нее не было, мысли о том, что произошло – тоже. Она не думала, как избавиться от тела, не подумала, как ей будет плохо потом, как будет ее грызть чувство вины. Чтобы скрыть мое участие – что и мне, и полиции казалось наилучшим вариантом, – Энди предложил следующую версию: Кения вдруг поняла, что единственное место, где не искали – это мусорный бак Мэдди Пеппер. – Именно это я и подумала, – говорила Кения. – Что надо его обыскать, или хотя бы заглянуть, не бросил ли туда чего-нибудь похититель. По ее круглому лицу ничего нельзя было прочесть. Кевин смотрел на нее, сдвинув брови, чувствуя что-то под поверхностью этого разговора. Кевин отнюдь не дурак, особенно когда дело касается Кении. Мысли Энди были для меня ясны. – Никогда больше не проси меня такое делать, – сказала я ему. Он согласно кивнул, но это была ложь. Он уже представлял себе раскрытые дела, разоблаченных и арестованных злодеев, чистоту нашего города, когда я ему выдам всех преступников и он найдет способ их в чем-нибудь обвинить. – Я этого делать не стану, – сказала я. – Не стану помогать тебе все время. Ты – детектив, ты обязан доискиваться истины законным путем, чтобы потом представить дело в суд. Если ты будешь всегда работать со мной, ты станешь небрежен, дела будут разваливаться, и ты заработаешь себе плохую репутацию. Я говорила безнадежно и беспомощно – вряд ли мои слова до него дойдут. – Она не волшебный шар номер восемь, – сказал Кевин. Кения удивилась, а Энди более чем удивился – для него это прозвучало ересью. Кевин – патрульный, Энди – детектив. И Кевин – тихий человек, он всех только слушает, а сам говорит редко. Известен тем, что под каблуком у матери. Может, именно на материнском колене он научился мнений не высказывать. – Не получится у тебя – потрясти ее и получить верный ответ, – продолжал Кевин. – Тебе придется искать ответ самому. Нельзя лишать Сьюки собственной жизни, чтобы ты лучше делал свою работу. – Ну, да, – сказал Энди, не убежденный. – Но я полагаю, что каждый гражданин хотел бы избавить свой город от воров, насильников и убийц. – А прелюбодеев, а тех, кто таскает из газетных автоматов две газеты, заплатив за одну? Этих мне тоже преследовать? А школьников, шпаргалящих на экзаменах? – Сьюки, ты поняла мою мысль, – сказал он, побледнев от ярости. – Отлично поняла. Можешь ее забыть. Я тебе помогла спасти ребенка, не заставляй меня об этом пожалеть. И я ушла той же дорогой, что входила, через заднюю калитку, по краю школьной территории туда, где оставила машину. Обратно на работу я ехала очень осторожно, потому что меня трясло от сильных эмоций, пронесшихся сегодня по этой школе. В баре оказалось, что Холли и Даниэль уже ушли – Холли в больницу к сыну, а Даниэль – ее отвезти, потому что у Холли слишком руки тряслись. – Полицейские ее бы отвезли с радостью, – сказал Сэм, – но я знаю, что у Холли никого здесь нет, кроме Даниэль, и подумал, что Даниэль тоже могу отпустить. – А работать я буду одна за всех, – язвительно ответила я, думая, что получаю за помощь Холли двойное наказание. Он мне улыбнулся, и я не смогла сдержать ответной улыбки. – Я позвонил Тане Гриссом. Она сказала, что готова помочь, на разовой основе. Таня Гриссом только что переехала в Бон-Темпс и сразу пришла в «Мерлотт» с предложением своих услуг. Она сказала Сэму, что в колледже подрабатывала официанткой и за вечер набирала чаевых до двухсот долларов. Такого в Бон-Темпс ожидать не приходилось, о чем я честно ей и сказала. – А ты не звонил сперва Арлене или Чарлси? Тут я поняла, что лезу не в свое дело – я официантка при баре, а не владелец. Не мне напоминать Сэму, что он сперва должен был позвонить своим давним работникам, а потом уже человеку со стороны. Этот «человек со стороны» явно был оборотнем, и я опасалась, что Сэм пристрастен в ее пользу. Сэм ответил не раздраженно, а по-деловому: – Ага, звонил. Арлена сказала, что у нее свидание, а Чарлси сидит с внуком. И она уже очень прозрачно намекает, что долго не проработает. Я думаю, она просто засядет с ребенком, когда ее невестка вернется на работу. – Вот как, – сказала я огорченно. Мне придется привыкать к новому человеку. Конечно, официантки приходят и уходят, и многих я видела, что проходили в «Мерлотт» со служебного входа за мои пять – Бог ты мой, уже пять! – лет работы у Сэма. «Мерлотт» открыт по будням до полуночи, а по пятницам и субботам – до часу ночи. Сэм пытался открываться какое-то время и в воскресенье, но это не окупалось. Так что теперь «Мерлотт» по воскресеньям закрыт, если его не арендуют для частной вечеринки. Сэм старался чередовать наши смены, чтобы у всех была возможность поработать в наиболее прибыльные вечерние часы, так что иногда я работала с одиннадцати до пяти (или шести тридцати, если бывал большой наплыв посетителей), а иногда – с пяти и до закрытия. Он экспериментировал с часами работы и днями недели, пока мы все не согласились на самом удобном расписании. Сэм ожидал от нас некоторой гибкости, а взамен проявлял доброту, отпуская нас на похороны, свадьбы и прочие важные события. Я работала в паре мест до того, как стать официанткой у Сэма, и с ним куда как легче было работать, чем с кем другим. Для меня он стал не просто работодателем – он стал моим другом. Когда я выяснила, что он – оборотень, мне на это было в высшей степени наплевать. До меня доходили слухи, ходящие в общине оборотней – что вервольфы собираются выступить открыто, как сделали когда-то вампиры. Я беспокоилась насчет Сэма – как отнесутся к нему жители Бон-Темпс? Возникнет ли у них чувство, что их годами обманывали, или же отнесутся к этому спокойно? С тех пор, как вампиры выполнили свой тщательно подготовленный выход из подполья, жизнь, как мы ее знали, переменилась по всему миру. В некоторых странах, когда схлынуло первое потрясение, попытались включить вампиров в общий ход жизни, в других же объявили вампиров нелюдями и призывали граждан убивать их на месте (что легче сказать, чем сделать). – Думаю, Таня справится, – ответила я, хотя прозвучало это неуверенно, даже я сама услышала. Импульсивно – что я могу объяснить лишь пережитыми за день сильными эмоциями, – я обхватила Сэма руками за шею. От него пахло чистой кожей и легким ароматом лосьона после бритья, чуть угадывалось слабым фоном вино, еще легче пиво... запах Сэма. Я вдохнула его в легкие, как кислород. Удивленный Сэм обнял меня в ответ, и на миг от тепла его объятия у меня голова чуть не закружилась от удовольствия. Потом мы оба отступили, потому что тут все-таки мы на работе, да и клиентов уже несколько было в зале. Тут и Таня вошла, так что хорошо, что мы расцепились. Не хотелось мне, чтобы она думала, будто у нас всегда так. Таня ниже меня с моими пятью футами шестью дюймами – приятная женщина между двадцатью пятью и тридцатью годами. Волосы у нее коротко стриженные, прямые и блестящие – средней темноты каштановые, под цвет карих глаз. Небольшой рот, нос кнопочкой и отличная фигура. Не было у меня никаких причин ее невзлюбить, но я не была рада ее видеть, и мне самой себя стало стыдно. Надо бы дать Тане честную возможность проявить свой характер. В конце концов, я бы это узнала рано или поздно. Невозможно вечно прятать, кто ты на самом деле, – по крайней мере, от меня. Я пытаюсь не слушать чужие мысли, но раньше не могла закрыться от всех. Когда я встречалась с Биллом, он помог мне научиться закрывать разум. С тех пор жизнь куда легче – и приятнее, и спокойнее. Таня – женщина улыбчивая, надо отдать ей должное. Она улыбнулась Сэму, улыбнулась мне, сейчас улыбалась клиентам. Не нервозной улыбкой, как у меня, оскалом, который говорит: «Я все время слышу неразбериху у себя в голове, но пытаюсь с виду казаться нормальной». Таня улыбалась так: «Я симпатичная и бойкая, и вы все меня полюбите». Перед тем, как взять поднос и приступить к работе, Таня выдала список вопросов по делу, и видно было, что опыт у нее есть. – В чем дело? – спросил Сэм. – Да ни в чем, – ответила я. – Я просто... – Вроде бы с виду она вполне годится, – сказал он. – Тебе кажется, что с ней что-то не так? – Ничего такого, о чем бы я знала, – ответила я, стараясь быть бодрой и жизнерадостной. Но я знала, что опять улыбаюсь мандражной улыбкой. – Смотри, вон Джейн Боудхауз сигналит, чтобы ей принесли вторую. Надо будет снова звать ее сына. Таня обернулась и посмотрела на меня, будто спиной ощутила мой взгляд. Она перестала улыбаться, и вид у нее был такой уравновешенный, что моя оценка ее способностей к серьезным действиям резко возросла. Так мы минуту молча друг друга рассматривали, а потом она лучезарно мне улыбнулась и пошла к следующему столу спросить у клиента, не хочет ли он еще пива. Вдруг я подумала: а не кажется ли мне, что Таня неравнодушна к Сэму? И мне не понравились чувства, которые вызвала у меня эта мысль. День был достаточно выматывающий и без того, чтобы создавать себе новые причины для беспокойства. И Джейсон не звонил. После работы я ехала домой, и в мозгу у меня теснились мысли: отец Риордан, Пелты, Коди, выкидыш у Кристалл. Я проехала по дорожке через лес, выехала на поляну, заехала за дом и припарковалась у задней двери, и снова меня ошеломило безлюдье. После нескольких недель в городе дом мне казался еще более одиноким, и хоть я рада была вернуться, после пожара все здесь ощущалось не так, как раньше. Я редко волновалась, что живу одна в такой глуши, но за последние месяцы меня стала беспокоить моя уязвимость. Было несколько опасных инцидентов, и дважды в мой дом проникали взломщики, поджидавшие моего возвращения. Так что сейчас у меня в дверях стоят настоящие замки, глазки в передней и задней двери, а еще мой братец дал мне насовсем свой дробовик «Бенелли». У меня по углам дома стоят сильные фонари, но я не люблю оставлять их включенными на всю ночь. Думала было соединить фонари с детекторами движения, но тут тот минус, что живу я на большой поляне посреди леса, и ночью через мой двор часто бегают всякие твари, так что свет включался бы каждый раз, как через мою полянку пробежит опоссум. Второй минус насчет зажигающегося света – ну и что? Тех, кого я боюсь, включенным светом не напугаешь. Просто я лучше рассмотрю нападающего до того, как меня съедят. Кроме того, нет соседей, которых свет может всполошить или позвать на помощь. Мне подумалось, что, как это ни странно, я никогда не боялась, пока была жива бабушка. Она была очень смелой и суровой дамой для женщины под восемьдесят, но не защитила бы меня даже от блохи. Почему-то от самого факта, что я не одна, росло чувство защищенности. После этих мыслей об опасности мне было несколько неспокойно, когда я вылезала из машины. Перед домом стоял грузовик, и я, войдя в заднюю дверь, пошла открыть переднюю с неприятным чувством, будто шагаю по сцене. Будто после тихой интерлюдии на крыльце, когда я слушала пчел, гудящих в цветущей груше, прошли не часы, а недели. Из грузовика вышел Калвин Норрис, глава пантер-оборотней Хотшота, и поднялся по ступеням. Бородатый, чуть за сорок, серьезный человек, ответственность лежала на его плечах. Очевидно, Калвин приехал сразу после работы. Он был одет в синюю рубашку и синие джинсы, как положено старшему менеджеру в магазинах спортивных товаров «Нор-кросса». – Привет, Сьюки, – кивнул он. – Заходите, – пригласила я, хотя и неохотно. Но Калвин всегда относился ко мне как минимум цивилизованно, и месяца два назад помог мне спасти брата, когда Джейсона держали в заложниках. И я должна к нему отнестись уж хотя бы цивилизованно. – Моя племянница мне звонила, что опасность миновала, – тяжело сказал он, сев на кушетку после моего приглашающего жеста. – Спасибо тебе, что спасла ее. – Я искренне рада, что Кристалл лучше, но я всего лишь позвонила по телефону. – Сама я села в свое любимое кресло, заметила, что ссутулилась от усталости, и заставила себя разогнуться. – Доктор Людвиг сумела остановить кровь? Калвин кивнул, глядя на меня пристально взглядом суровым и печальным. – Она поправится. У наших женщин часто бывают выкидыши. Вот почему мы надеялись... ну, ладно. Я вздрогнула – надежды Калвина, что я с ним спарюсь, будто тяжестью легли мне на плечи. Не знаю, почему я почувствовала себя виноватой – может быть, из-за его разочарования. В конце концов, не моя вина, что привлекательность этой мысли была для меня весьма спорной. – Я думаю, что Джейсон и Кристалл поладят, – сказал Калвин безразлично. – Должен сказать, что не в диком восторге от твоего брата, но не мне же за него замуж выходить. Я не сразу нашла ответ. Не знаю, эта идея о свадьбе принадлежит Джейсону, Калвину или Кристалл. Сегодня утром Джейсон явно не думал о женитьбе – разве что забыл об этом упомянуть в суматохе и беспокойстве о Кристалл. Ответила я так: – Ну, если честно, я не в восторге от Кристалл. Но не мне на ней жениться. – Я перевела дыхание. – Я сделаю все, чтобы им помочь, если они решат... решат так поступить. У меня ведь, считай, никого нет, кроме Джейсона. – Сьюки, – начал он куда менее уверенным голосом. – Я еще и о другом хотел поговорить. Ну, еще бы. Нет, не уклониться мне от этой пули. – Я знаю, что тебе сказали что-то такое, когда ты появилась в нашем доме, что тебя от меня отвратило. Я хотел бы знать, что это. Я же не могу это исправить, если не знаю, что сломалось. Я сделала глубокий вдох, тщательно обдумывая свои следующие слова. – Калвин, я знаю, что Терри – твоя дочь. – Приехав навестить Калвина после выхода из больницы, когда его ранили, в его доме я встретила Терри и ее мать Мэри-Элизабет. Они явно там не жили постоянно, но не менее явно рассматривали его дом как продолжение своего. А потом Терри меня спросила, собираюсь ли я замуж за ее отца. – Да, – ответил Калвин. – Я бы тебе сам сказал, если бы ты спросила. – А еще дети у тебя есть? – Есть у меня еще трое детей. – От разных матерей? – От трех разных матерей. Я была права. – А почему так? – спросила я, просто чтобы проверить. – Потому что я – чистокровный, – ответил он, будто ответ был очевиден. – Поскольку лишь первый ребенок чистокровной пары превращается полностью в пантеру-оборотня, нам приходится меняться. Я была искренне рада, что никогда всерьез не думала о браке с Калвином, потому что иначе меня бы вырвало прямо на месте. Мои подозрения, возникшие после ритуала наследования вожаку стаи, оказались верными. – Так что это не «первый ребенок женщины» становится полным оборотнем, а «первый ребенок женщины от данного мужчины»? – Верно. – Калвин был удивлен, что я этого не знаю. – Первый ребенок любой чистокровной пары – это настоящий оборотень. Так что если наша популяция сильно сокращается, каждый чистокровный самец должен спариться с максимальным числом чистокровных женщин, чтобы стая начала расти. – О’кей. – Я минуту помолчала, собираясь с мыслями. – И ты думал, что я спокойно буду смотреть, как ты брюхатишь других женщин, если мы поженимся? – Нет, я не ожидал такого от женщины со стороны, – ответил он тем же безразличным голосом. – Я думал, что к тому времени успокоюсь на одной. Я уже выполнил свой долг вожака. Я попыталась не закатывать глаза. Будь это кто другой, я бы захихикала, но Калвин – достойный человек, и такой реакции не заслужил. – Сейчас я хотел бы найти себе пару на всю жизнь, и для стаи было бы хорошо, если бы я привел в наше сообщество свежую кровь. Можно сказать, мы слишком долго скрещивались только друг с другом. Мои глаза за человеческие вряд ли сойдут, а Кристалл целая вечность нужна, чтобы перекинуться. Необходимо внести новую струю в наш генетический пул, как называют это ученые. Если бы у нас был ребенок, на что я надеялся, он бы никогда не стал полным оборотнем, но мог бы принести в наше общество свежую кровь и новые умения. – А почему ты выбрал меня? Он ответил почти застенчиво: – Ты мне нравишься. И ты очень хорошенькая. – Он улыбнулся – очень приятное и редкое для него выражение лица. – Я годами тебя в баре вижу. Ты со всеми приветлива, и ты усердный работник, и нет никого, кто заботился бы о тебе так, как ты заслуживаешь. И ты про нас знаешь, для тебя это не было бы потрясением. – И у оборотней других видов все точно так же? – спросила я так тихо, что едва сама себя слышала. Смотрела я себе на руки, сцепив их на коленях, и едва дышала, ожидая его ответа. И в мыслях у меня светились зеленые глаза Олси. – Когда стая становится слишком малочисленной, это просто их долг, – ответил он, тщательно подбирая слова. – Что ты хочешь знать, Сьюки? – Когда я была на состязании за место вожака в Шривпорте, победитель – Патрик Фернан... он занялся сексом с одной молодой девчонкой-вервольфом, хотя он женат. Вот мне и стало интересно. – Был у меня шанс, что ты согласишься? – спросил Калвин, но, кажется, уже сам сделал вывод. Не могла я обвинять Калвина за то, что он хочет сохранить свой образ жизни. Если мне средства к этому кажутся отталкивающими, то это мои проблемы. – Ты определенно был мне интересен, – ответила я. – Но просто я слишком человек, чтобы думать, как со всех сторон меня окружают дети моего мужа. Я была бы слишком... меня бы каждый раз выбивала из колеи мысль, что мой муж занимался сексом почти со всеми женщинами, которых я каждый день вижу... – Если подумать, то Джейсон отлично впишется в общину Хотшота. Я на секунду замолчала, но Калвин ничего не сказал. – Я надеюсь, что мой брат будет у вас принят независимо от моего ответа. – Не знаю, понимает ли он, что мы делаем, – ответил Калвин. – Но у Кристалл уже был выкидыш, от чистокровного оборотня. Теперь она потеряла ребенка от твоего брата. Я начинаю думать, что Кристалл не стоит больше пытаться иметь ребенка от пантеры. Может быть, от твоего брата ребенка ей не выносить. Ты считаешь, что обязана ему об этом сказать? – Не мое это дело – обсуждать такое с Джейсоном... Если кто и должен ему сказать, то это Кристалл. Посмотрев в глаза Калвину, я открыла было рот сказать, что если Джейсону только дети нужны, тогда не следует жениться, но тут я поняла, что тема эта скользкая, и остановилась вовремя. Калвин, уходя, пожал мне руку как-то странно и официально. Я думаю, это означало конец его ухаживаний. К Калвину Норрису меня никогда особо не тянуло, и никогда я всерьез не думала принимать его предложение. Но было бы нечестно не признать, что я строила фантазии насчет надежного мужа с хорошей работой и доходом, мужа, который после смены приходит прямо домой и в выходные чинит дома сломанные вещи. Существуют как раз такие мужчины, которые при этом ни во что никогда не превращаются и которые живы круглые сутки без выходных. Это я знала, читая мысли клиентов бара. Боюсь, что серьезнее всего в признании – или объяснении – Калвина поразило меня то, что могло открыться мне относительно Олси. Олси разжег во мне привязанность и желание. Мысли о нем вызывали фантазии на тему, каково было бы жить за ним замужем, фантазии очень личные – в отличие от совершенно безэмоциональных рассуждений о надежной, как медицинская страховка, жизни, на которые вдохновлял меня Калвин. Я почти оставила тайные надежды, которые внушал мне Олси, когда мне пришлось застрелить его бывшую невесту, но что-то во мне еще цеплялось за мысль о нем, что-то такое, что я от самой себя скрывала, даже узнав, что у него роман с Марией-Стар. Прямо сегодня я уверенно отрицала перед Пелтами, что у Олси был ко мне хоть какой-то интерес. Но какая-то одинокая часть моей души еще лелеяла надежду. Я медленно встала, чувствуя себя вдвое старше, чем на самом деле, вышла в кухню достать чего-нибудь из морозильника и приготовить на ужин. Есть не хотелось, но я себе строго сказала, что если не поесть сейчас, то получится слишком поздно на ночь, а это не здорово. Но я так и не приготовила себе ужин в тот вечер. Уткнулась в дверцу холодильника и долго ревела.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
На следующий день была пятница, не только мой выходной, но и день моего свидания, так что, считай, красный день календаря, и портить его уборкой я решительно отказалась. Хотя на дворе было еще холодновато, я все же позволила себе одно из любимых моих занятий: надела бикини, смазалась и пошла лежать на солнце в шезлонге, купленном на распродаже в «Волмарте» в конце прошлого лета. Я взяла с собой во двор книжку, приемник и шляпу. В переднем дворе было меньше деревьев и цветов, где могут водиться кусачие насекомые. Я читала в свое удовольствие, подпевала песням по радио и красила ногти на руках и на ногах. Хотя сперва я покрылась гусиной кожей, но быстро согрелась под солнцем, а ветерка, от которого могло стать холодно, не было. Я знаю, что солнечные ванны – это зло, что это плохо, что потом мне это еще аукнется... все это знаю. Но это одно из немногих доступных мне удовольствий. Никто меня не навестил, телефона я не слышала, а раз солнце уже вышло, то вампиры попрятались. И я отлично провела это время, принадлежащее только мне. Где-то около часу дня я решила смотаться в город за продуктами и новым лифчиком, а по дороге остановилась у почтового ящика за Хаммингберд-роуд – посмотреть, не проезжал ли уже почтовый фургон. Ага, счета за кабельное и за электричество уже лежали в почтовом ящике, что хорошему настроению не способствовало. Но за зирсовским каталогом притаилось приглашение на свадебный прием у Халли. Ну... да. Я удивилась, но удивилась приятно. Конечно, я жила рядом с Халли в одном из домов Сэма пару недель, пока мой дом ремонтировался после пожара, и мы в это время каждый день виделись. Так что это нельзя было назвать совсем уж натяжкой – что она включила меня в свой список приглашенных. Впрочем, быть может, она была рада, что случай с Коди так быстро разрешился? Я немного получаю приглашений, и потому это усилило во мне ощущение благополучия. Три других учительницы будут вести смотрины у невесты, и подарки намечались кухонные. И прекрасно, поскольку я все равно еду в супер-центр «Волмарта» в Клариссе. Как следует подумав, я купила двухквартовую кастрюльку «Корнинг-вэйр» – они всегда пригодятся. (Еще я купила фруктовый сок, острый чеддер, бекон, оберточную бумагу и очень-очень красивый синий лифчик с трусиками под цвет... Но это уже к делу не относится.) Добравшись до дома и выгрузив покупки, я завернула коробку с кастрюлькой в серебряную бумагу и завязала большой белый бант. Записала дату и время приема в календарь и положила приглашение на подарок. На смотринах невесты буду на высоте положения. Взбодрившись от собственных подвигов, я после завтрака вытерла новый холодильник внутри и снаружи. В новой стиральной машине постирала кучу шмоток, в десятый раз пожалев, что шкафчики еще не собраны – надоело мне разыскивать вещи в кучах на полу. Прошла по дому – раз Квинн сегодня за мной заезжает, надо проверить, всюду ли порядок. Не давая себе задуматься, сменила простыни и вымыла ванную – не то чтобы я намеревалась сразу падать с ним в кровать, но ведь всегда лучше быть готовой, чем нет? Кроме того, мне от этого стало лучше – когда знаешь, что все чисто и красиво. Свежие полотенца в обеих ванных, смахнуть пыль в спальне и в гостиной, быстро пробежаться пылесосом. Перед тем, как пойти в душ, я еще веранду подмела, хотя знала, что ее засыплет желтым раньше, чем я вернусь со свидания. Волосы просохли сами на солнце – тоже, наверное, пыльцы набрались. Накрасилась я тщательно: вообще-то косметикой не злоупотребляю, но приятно было накраситься куда-то, кроме как на работу. Чуть теней у глаз, щедро – туши, немного пудры и помады. Потом надела новое белье, специально для свиданий. С чувством даже праздника: темно-синие кружева. Посмотрела в трюмо – проверить эффект, и показала себе большой палец. Себе надо радоваться, правда? Костюм, который я купила в «Нарядах от Тары», был темно-синий, из какого-то плотного красиво драпирующегося трикотажа. Я застегнула брюки и надела топ. Он был без рукавов, ткань надо было перекрестить на груди и завязать. Я поэкспериментировала с размером выреза, наконец выбрала некую степень откровенности, как раз на грани между сексуальностью и вульгарностью. Вытащила из шкафа черную шаль, которую дал мне Олси вместо той, что разодрала Дебби Пелт. Она мне вечером понадобится. Надела черные босоножки. Перебрала украшения, прикинула, остановилась на простой золотой цепочке (бабушкиной) и простых серьгах-шариках.
Ха! В дверь постучали – я посмотрела на часы, несколько удивилась, что Квинн появился на пятнадцать минут раньше. И машины его я тоже не слышала. Открыла дверь – там стоял не Квинн, а Эрик. Наверняка он обрадовался моему удивленному аханью. Никогда не открывайте дверь, не спросив. Никогда не считайте, что вы знаете, кто там. Вот зачем я глазки поставила? Дура я. Эрик, наверное, прилетел, потому что машины в поле зрения не было. – Можно войти? – вежливо спросил Эрик. Он оглядел меня с головы до ног, оценил зрелище и только потом понял, что не для него оно готовилось. И не обрадовался.
|