Надпись на футболке. Показав свое удостоверение, я вошла в центральный полицейский участок, куда привезли на допрос Уоррена Джейкобса

 

Показав свое удостоверение, я вошла в центральный полицейский участок, куда привезли на допрос Уоррена Джейкобса, и на другом берегу моря столов заметила Диби. К счастью, только пара копов отреагировали на мое появление. Большинство из них не в восторге, когда я вторгаюсь на их территорию. Отчасти потому, что я секретное оружие Диби, которое помогает ему распутывать дела еще до того, как остальные только приблизятся к разгадке, а отчасти потому, что, по их глубокому убеждению, у меня не все дома. Ни то, ни другое меня совершенно не трогает. Копы – странная смесь правил и высокомерия, но я давным-давно усекла, что оба свойства просто необходимы, чтобы выжить в опасной профессии. К тому же у всех свои тараканы.

Я направилась к Диби, который разговаривал с другим детективом. В последний момент вспомнила, что все еще злюсь на него за «хвост». И хорошо, что вспомнила, потому что уже собиралась просиять улыбкой.

– Диби, – холодно поздоровалась я. Сейчас посыплются сосульки.

Мой тщательно спланированный снежнокоролевный маневр не произвел на него никакого впечатления. Он усмехнулся. Я нахмурилась и заявила:

– Усы бы подстриг.

Улыбка Диби испарилась, и он смущенно потрогал усы. Конечно, грубо с моей стороны, но он должен знать, что мне серьезно не по душе установленная им слежка. Не благодарить же его за то, что наплевал на мою частную жизнь. Вдруг мне припечет взять в прокате порнушку?

Перед уходом второй детектив кивнул, уголки его рта подрагивали от подавляемой улыбки.

– Могу я с ним увидеться? – спросила я, когда он наконец ушел.

– Он в комнате для допросов. Ждет адвоката.

Приняв это за положительный ответ, я пошла к комнате, по пути бросив через плечо:

– Кстати, он невиновен.

Как только я ступила в допросную, Диби проорал мне вслед:

– Ты так говоришь, только потому что злишься? Не ответив, я закрыла за собой дверь.

– Мисс Дэвидсон, – проговорил Уоррен, поднимаясь, чтобы пожать мне руку.

Выглядел он немножко хуже, чем тогда в кафе. Темно-серый костюм, ослабленный галстук, верхняя пуговица рубашки расстегнута.

– Как вы тут? – спросила я, усаживаясь напротив.

– Я никого не убивал, – прошелестел он.

Руки его тряслись от горя. Во время допросов виновные люди часто нервничают, но по другим причинам. Чаще всего пытаются сочинить ложь поубедительнее. Такую, чтобы прикрыла все концы и прокатила в суде. Уоррен нервничал из-за того, что его обвиняли в совершении сразу двух преступлений, ни в одном из которых он виновен не был.

– В этом я не сомневаюсь, Уоррен, – заверила я, стараясь говорить твердо. Все-таки он

не сказал мне всего, что знает, и мне хотелось выяснить почему. – Однако вы ругались с Томми Запата за неделю до того, как его нашли мертвым.

Уоррен уронил голову в ладони. Я знала, что дядя Боб за нами наблюдает. Он держал Уоррена в этой комнате, зная, что я приду с ним повидаться. Но если Диби надеется на какое-то признание, его ждет большое разочарование.

– Послушайте, если бы я знал, что его найдут мертвым, я бы не стал с ним ругаться. По крайней мере, на людях.

Надо признать, Уоррен не дурак.

– Расскажите, что произошло.

– Уже рассказал. – Его голос был печальным и еле слышным. – Я говорил, что думал, будто у Мими интрижка. Она так сильно изменилась, отдалилась… Это так на нее не похоже, что однажды я взял и проследил за ней. Она с ним обедала, с этим продавцом машин, и я решил… Я ведь был уверен, что она мне изменяет.

– Что же конкретно вас натолкнуло на эту мысль?

– С ним она вела себя иначе. Почти враждебно. Встала и собиралась уйти еще до того, как им принесли заказ. Он пытался ее остановить, даже за руку схватил, а она отшатнулась, будто он ее ударил. Когда она пыталась пройти дальше, он преградил ей путь. Тогда-то я и понял, что все правда. – Казалось, воспоминания высасывают из Уоррена жизнь. Его плечи поникли.

– Почему? – спросила я, давя в зародыше желание подержать его за руку. – Почему вы так решили?

– Она дала ему пощечину. – Он во второй раз уткнулся лицом в руки и уже не отнимал их. – Никогда в жизни она никого не била по лицу. Все это выглядело, как ссора любовников.

Я все-таки положила руку ему на плечо. Он взглянул на меня влажными покрасневшими глазами.

– Когда она ушла, – продолжал он, – я проследил за ним до его офиса. Там мы и сцепились. Конечно, он ничего мне не сказал, только просил не спускать с Мими глаз, потому что она якобы в опасности. – Слезы просочились сквозь ресницы, и Уоррен потер глаза пальцами одной руки. Другая рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак. – Я просто сказочный идиот, мисс Дэвидсон.

– Никакой вы не идиот…

– Идиот, – перебил он, пришпилив меня к месту таким отчаянным взглядом, что даже дыхание сперло. – Я тогда подумал, что он ей угрожает. Ну правда, как можно быть таким тугодумом? Он пытался меня предупредить, что происходит что-то нехорошее, что от меня ничего не зависит, а я на него наорал. Угрожал ему всем, чем только можно, от суда до… до… убийства. Господи, что же я наделал? – спросил он сам себя.

Я тут же поняла, что, когда все закончится, Уоррену обязательно понадобятся две вещи: хороший адвокат и хороший психотерапевт. Бедняга. Большинство женщин убили бы за такого преданного мужчину.

– Что еще вам о нем известно? – поинтересовалась я. Наверняка он кое-что нарыл о прошлом этого парня.

– Ничего. То есть не очень много.

– Ладно, расскажите, что знаете.

Уоррен безнадежно пожал одним плечом:

– Мими исчезла сразу после нашей с ним ссоры. Не было времени узнать больше.

– И вы решили, что она сбежала вместе с ним? Кулак на столе сжался сильнее.

– Говорю же, я идиот.

Я почти слышала, как его зубы скрипят от ненависти к самому себе.

– Вам удалось выяснить, откуда они знакомы? Глубоко вздохнув, он ответил:

– Да, они вместе учились в старших классах.

У меня в голове зазвучали звуки победы в игровом автомате. Опять школа.

– Уоррен, – проговорила я, снова привлекая к себе его внимание, – вы сами еще не поняли?

Его брови вопросительно приподнялись.

– Двое людей, с которыми ваша жена училась в школе, мертвы, а сама она исчезла. Он моргнул, в глазах блеснуло понимание.

– Тогда что-то случилось? – спросила я. – Она когда-нибудь говорила о том, что было в старших классах?

– Нет, – отозвался Уоррен так, будто нашел ответы на все вопросы.

– Дерьмо.

– Нет-нет, вы не понимаете. Она никогда не рассказывала о том, как ходила в школу в Руисе до переезда в Альбукерке. Отказывалась. Несколько раз я расспрашивал, однажды даже пытался надавить, но она так разозлилась, что неделю со мной не разговаривала.

Я наклонилась вперед, чувствуя, как завихрилась внутри надежда.

– Там что-то случилось, Уоррен. И обещаю вам, я выясню, что именно. Он обеими руками взял мою ладонь:

– Спасибо.

– Но если в процессе я умру, – добавила я, тыча в него пальцем, – то удвою свой гонорар.

Едва заметная улыбка смягчила его черты:

– Заметано.

Наш разговор подошел к концу, и тут же в допросной появился адвокат Уоррена. Они тихо заговорили, а я подошла к двустороннему зеркалу, уткнулась в него носом и ухмыльнулась.

– Говорила же, – сказала я, указывая большим пальцем себе за спину, – невиновен.

Будешь знать, как садить «хвост» мне на задницу.

Все-таки месть – чудесная штука.

 

 

 

Я съездила в кафе «Шоколадный кофеек» с фотографией Мими, но ничего не добилась

– никто ее не помнил. Мы немного пофлиртовали с поваром Брэдом, потом я вернулась в офис, но Куки там уже не было. Она ушла пораньше, чтобы поужинать с дочкой. Каждый раз, когда двенадцатилетняя Эмбер оставалась с отцом, Куки настаивала на совместном

ужине, поскольку переживала, что Эмбер будет не по себе. Внезапно до меня дошло, что за годы знакомства с Куки я никогда не видела ее бывшего. Странно. Я даже не представляю, как он выглядит, хотя говорит она о нем постоянно. Большинство из того, что она рассказывает, нельзя назвать хорошим. Правда, иногда она упоминает и приятные моменты. А иногда – так и просто замечательные.

Я спустилась вниз перекусить и обнаружила в баре папу. Он бросил полотенце бармену Донни. Донни – индеец с умопомрачительной мускулатурой и густыми длинными черными волосами, за которые любая женщина душу бы продала. Мы с ним никогда не были, так сказать, лицом к лицу. В основном потому, что он гораздо выше меня.

Я наблюдала за папой, который направлялся к моему столику. Это мое любимое место, укрытое в темном углу, откуда я могу незаметно наблюдать за остальными. Сама я не особенно люблю, когда за мной наблюдают. Разве что наблюдающий будет не меньше метра восьмидесяти, с сексуальным телом и такой же улыбкой. И не будет серийным убийцей. Это сразу плюс.

Аура папы все еще была непривычной. Как правило, его окружают яркие цвета, которые теперь были тусклыми и серыми. Только однажды я видела его таким. Тогда он был детективом и работал над серией жестоких похищений детей. Все было так плохо, что он даже не позволил мне вмешаться. Мне было двенадцать – достаточно для того, чтобы знать все и немного больше, и все-таки он ответил отказом на мое предложение помочь.

– Привет, милая, – поздоровался папа, изображая фальшивую улыбку, не отразившуюся в глазах.

– Привет, пап, – отозвалась я, делая то же самое.

Он принес нам обоим по сэндвичу с ветчиной и сыром. То, что доктор прописал.

– Мм-м, спасибо.

Папа с улыбкой наблюдал, как я откусила кусок, прожевала и проглотила, запила глотком чая со льдом.

– Ну ладно, – сказала я наконец и посмотрела на него, – мне уже жутковато. Тревожно рассмеявшись, папа ответил:

– Извини. Просто… ты так быстро растешь.

– Расту? – Я откашлялась в рукав. – Я уже вполне выросла.

– Точно. – Он по-прежнему был где-то не здесь. В другом времени. В другом месте. Через несколько секунд он вернулся в реальность и посерьезнел. – Милая, а твои способности… их больше, чем ты мне рассказывала?

Я откусила еще кусок и вопросительно свела брови.

– Ну, ты умеешь… умеешь делать всякие трюки?

На прошлой неделе меня пытался убить один редкий козел, муж бывшей клиентки. Рейес спас мне жизнь. Опять. И сделал это в своей обычной манере. Появился из ниоткуда и перерубил позвоночник того мужика одним молниеносным движением меча. Этот случай не был первым – позвоночники всяких преступников оказывались перерубленными без каких- либо внешних свидетельств и ран, способных объяснить эти феномены с медицинской точки зрения. Я начинала опасаться, что папа успел сложить два и два.

– Трюки? – переспросила я самым невинным голосом на свете.

– Ну, например, тот человек, который пытался тебя убить на прошлой неделе.

– Угу, – промычала я, откусывая еще раз.

– Ты его… ты… ты можешь?…

– Ничего я ему не делала, пап, – сказала я, проглотив кусок сэндвича. – Говорю тебе, там был кто-то еще. Он толкнул того мужика на лифт. Наверное, удар был таким сильным, что…

– Ну да. – Папа покачал головой. – Так я и знал. Просто наш судмедэксперт говорит, что такое невозможно. – Он посмотрел на меня. Взгляд теплых карих глаз был пронзительным.

Я отложила сэндвич.

– Пап, ты же не думаешь, что я способна причинить кому-то вред?

– У тебя такая нежная душа, – печально отозвался он. Нежная? Он вообще меня знает?

– Я подумал… а вдруг ты можешь больше…

– Я принесла десерт.

Мы оба уставились на мою мачеху. Она приволокла стул, села рядом с папой и аккуратно поставила на стол белую коробку. Поклясться могу, ей только что уложили короткие каштановые волосы и сделали маникюр. Она пахла лаком для волос и лаком для ногтей. Я часто диву даюсь, что папа нашел в этой женщине. Его, как и всех остальных, ослепляла ее слишком ухоженная внешность. Все, кто ее знал, – или думал, что знает, – считали ее святой, раз уж она взяла в мужья копа с двумя маленькими детьми. Только вот мне на ум слово «святая» в одном предложении с мачехой никак не идет. Думаю, я ее нервирую. Положа руку на сердце, она меня тоже. Помада всегда слишком красная для ее бледной кожи. Тени слишком голубые. Аура слишком темная.

За мачехой явилась и Джемма – моя сестра. Напряженно улыбнувшись, она села на единственное свободное место. Рядом со мной. Ее светлые волосы были туго собраны сзади, косметики достаточно, чтобы выглядеть накрашенной, но без перебора. В конце концов, она профессиональный мозгоправ.

Наши отношения никогда не были особенно теплыми, но после школы все стало совсем из рук вон плохо. Не представляю почему. Она старше меня на три года и, пока мы росли, не упускала ни единого шанса мне об этом напомнить. Единственной матерью, которую я знала, к сожалению, была Дениз, а у Джеммы было три чудесных года с нашей настоящей мамой, до того как она умерла, подарив жизнь вашей покорной слуге. Частенько приходит в голову, не оттуда ли ноги растут? Может быть, Джемма подсознательно винит меня в смерти мамы.

Тем не менее, свято место пусто не бывает, и уже через год папа женился на волчице. Джемма сходу ее приняла. Мне же так и не удалось достичь апогея дочерне-материнской связи. Я предпочла собственную нору с налетом одинокой сексуальности без всяких мачех.

Странно, конечно, но я даже обрадовалась их появлению. Кто знает, как далеко зашел бы папа со своими вопросами. Возможно, он и сам не знал, как далеко может зайти, и все же оставалось слишком много того, во что он не был посвящен. Да и не нужно ему об этом знать. И он не узнает, если это как-то от меня зависит. По крайней мере, о том, что я ангел смерти. Однако он выглядит таким потерянным. Почти отчаявшимся. Наверное, за двадцать лет в полиции он мог поднатореть в допросах, но в нашем случае хватался за соломинку. Прозрачную, цветную, как на детских днях рождения.

Покончив с сэндвичем, я извинилась, вызвав у папы вспышку раздражения, и потрусила домой, заметив, что Дениз не предложила мне ни кусочка купленного в соседней булочной чизкейка. В течение долгого и опасного тридцатисекундного пути домой я осознала, что Джемма так же озадачена папиным поведением, как и я. Она все бросала и бросала на него

любопытные взгляды из-под ресниц. Может быть, позвоню ей позже и спрошу, что происходит. А может быть, сделаю восковую эпиляцию зоны бикини у немецкой борчихи – все веселее, чем тарахтеть по телефону с сестрицей.

– Ну? – высунувшись из двери, спросила голова Куки, когда я подошла к своей квартире. Как ей всегда удается узнать, когда я возвращаюсь? Я же неуловимая. Почти незаметная.

Как дым. Как ниндзя, только без маски на голове.

– Черт, – выругалась я, споткнувшись о собственные ноги и уронив сотовый.

– Ты говорила с Уорреном?

– Конечно. – Подняв телефон, я принялась рыться в сумке в поисках вечно прячущихся ключей.

– И?

– И этому человеку определенно понадобится медицинская помощь. Куки вздохнула и прислонилась к косяку.

– Бедняга. Он действительно угрожал тому продавцу машин?

– На глазах у нескольких сотрудников, – кивнула я.

– Проклятье. Нашему делу это точно не поможет.

– Верно, только все это будет не важно, когда мы найдем того, кто это сделал.

– Если найдем.

– Ты что-то откопала?

– А ковбои носят шпоры? – В голубых глазах заблестели озорные искры.

– Ух ты, звучит многообещающе. Заскочишь?

– А то. Только в душ сбегаю.

– Я тоже. До сих пор, кажется, воняю незаконно утилизированной нефтью или что это там было.

– Кофе не забудь, – напомнила Куки, закрывая за собой дверь.

 

 

 

Перед душем я быстренько проорала «Привет!» своему соседу мистеру Вонгу. И снова я была не одна. Только-только вода нагрелась, объявился мертвый парень из багажника. Я пыталась выпихнуть его, упершись спиной в стену и изо всех сил толкая его руками и ногами, но он не шелохнулся. Мне просто необходимо научиться изгонять призраков- шизиков. Закончив с душем, я натянула спортивные штаны и включила кофеварку. Как ни старалась, я не могла заставить себя не вспоминать, что сказала о Рейесе сестра Рокета. Подумать только, вестник смерти. Да кто сейчас так говорит?

Как только я нажала кнопку на мистере Кофе, меня поглотил жар. Замерев, я пару секунд купалась в этом ощущении, а затем обернулась. Руки Рейеса лежали на стойке по обе стороны от меня. Я отклонилась назад, позволяя себе редкую роскошь – просто смотреть. Полные губы, наверное, смело могут считаться самым чувственным, что в нем есть. Приглашающие. Созданные для поцелуев. Глубокие карие глаза обрамлены густыми черными ресницами, отчего золотистые и зеленые искорки сияют еще ярче. Такие глаза в своих фантазиях видит каждая девушка на планете.

Немигающий решительный взгляд захватил в плен мои глаза, пальцы потянули за шнурок на штанах. Потом Рейес посмотрел на мой рот, так, как обычно смотрят дети на прилавки в магазине сладостей. Пальцы потянули за пояс штанов, чтобы ослабить шнурок. Как всегда, его кожа казалась обжигающе горячей, и я в который раз спросила себя почему: потому что он нематериален, но по-прежнему жив, или потому что создан из адского огня? Буквально?

– Сегодня я кое-что о тебе узнала.

Пальцы нырнули за пояс штанов, пробрались ниже, вызывая во мне землетрясение.

– Да?

Так мы ни к чему не придем. Призвав на помощь всю доступную мне силу воли, я проскочила мимо него и шагнула к дивану.

– Идешь? – спросила я, когда он вздохнул.

Рейес наблюдал за мной, пока я усаживалась по-турецки. На животе еще горели следы от его пальцев. Но как бы страшно мне ни хотелось, чтобы эти пальцы добрались до нижнего берега, нам с их хозяином надо было поговорить.

Через мгновение Рейес оказался в гостиной, что заняло у него ровно два шага, и заметил в углу мистера Вонга. Повернулся к нему и окинул мрачным взглядом.

– Он в курсе, что мертв?

– Понятия не имею. Ходят слухи, что, когда твое материальное тело умрет, ты станешь антихристом.

Он застыл, стиснул зубы и медленно опустил голову. Я подумала, что, по всей видимости, попала в точку. Долго думать, однако, не пришлось.

– Затем меня и создали.

Меня пронзила совершенно не поддающаяся контролю тревога. Рейес поднял голову.

– Ты удивлена?

– Нет. Немножко, – созналась я.

– Ты когда-нибудь была знакома с кем-то, кому очень хотелось стать профессиональным спортсменом, но не хватало умений?

От внезапной перемены темы мои брови нахмурились.

– Ну, знавала я одного парня, который хотел стать профессиональным бейсболистом.

Что он только ни делал.

– Он сейчас женат?

– Да, – ответила я, не представляя, к чему он клонит. – У него двое детей.

– Сын есть?

– Да. И дочка.

– Позволь спросить, чем занимается его сын? Ну конечно. Так легко меня подловил.

– Играет в бейсбол. С двух лет. Рейес понимающе кивнул.

– И он будет снова и снова давить на сына, заставлять его играть в бейсбол, быть профессиональным спортсменом, каким он сам так и не стал.

– Твоему отцу не удалось покорить мир, поэтому он воспитывал свое дитя, которое сделает это за него.

– Именно.

– И как? Хорошо он тебя вышколил?

– Каковы шансы, что тот ребенок вырастет и станет профессиональным бейсболистом?

– Понимаю. Ты не такой, как он. Но мне сказали, что материальное тело – все равно что якорь. Без него ты утратишь свою человечность. Станешь тем, кем он хочет тебя видеть.

– Как так получается, что ты веришь всему, что тебе обо мне говорят, но ни единому слову из того, что тебе говорю я?

– Не правда, – огрызнулась я, прижимая к груди декоративную подушку. – Ты мне сказал, что не знаешь, что случится, если ты умрешь. Я только пытаюсь это выяснить.

– Но все, что тебе удается узнать, сплошной негатив. Катастрофа. – Он взглянул на меня из-под ресниц и прошептал: – Ложь.

– Ты сам только что сказал, зачем тебя создали. Это не ложь.

– Отец создал меня по одной-единственной причине. Но это вовсе не делает меня его марионеткой. И тем более не делает меня гребаным антихристом. – Рейес отвернулся от меня. Его гнев рос, поглощая раздражение. Громко вздохнув, он проговорил: – Я не хочу ссориться.

– Я тоже. – Я подскочила. – Я только хочу тебя найти. Хочу, чтобы с тобой все было в порядке.

– Что в слове «ловушка» тебе не понятно? – Он повернулся ко мне. В глазах светилось только одно – чистая ярость. – Пока ты в безопасности, со мной никогда не будет все в порядке.

В дверь постучали. Мы оба повернулись на звук.

– Друг, – раздраженно произнес Рейес.

– Куки? – Но ведь она никогда не стучит.

– Второй.

– У меня больше двух друзей, Рейес.

– Я все слышал, – сказал Гаррет, когда я открыла дверь. А через секунду он уже целился куда-то из пистолета. Мне определенно надо этому научиться. – Где он? – Гаррет протиснулся мимо меня и стал осматривать квартиру.

Рейес все еще был здесь. Я его чувствовала, хотя уже не видела. Как и Гаррет, что, впрочем, совершенно не имеет значения. Вряд ли пушка принесет какую-то пользу, если ему действительно придется обменяться мнениями с сыном Сатаны.

– Его здесь нет.

Гаррет повернулся ко мне, скрипя зубами.

– Я думал, мы заключили сделку.

– Остынь, дружочек, – сказала я, закрыв дверь, и пошла к кофеварке. Мне нужен кофеин. – Его материального тела здесь нет. А нематериальное обиженно испарилось.

Послышалось низкое рычание, пока я искала свою любимую чашку. Ту, на которой написано «Эдвард предпочитает брюнеток».

– Собираешься так поздно пить кофе?

– Или кофе, или пятый стакан виски.

– Вся эта муть с материальными и нематериальными телами Фэрроу выносит мне мозг.

– Ты нарыл что-нибудь на мертвого парня из багажника? – спросила я, видя, как заходит Куки. В пижаме.

– Ой, – выдохнула она, удивившись, что у нас компания. – Наверное, пойду переоденусь.

– Не дури, это всего лишь Своупс, – мрачно заметила я.

– Ну да. – Куки застенчиво прикрыла грудь, как будто фланелевая пижама могла быть

прозрачной. Направляясь к кофеварке, Куки нервно и пискляво хихикнула.

Давно пора этим двум познакомиться поближе. Она втрескалась в Гаррета с первого взгляда, когда тот вошел в мой офис вслед за дядей Бобом. Они расследовали дело, и Гаррет остался в приемной, она же кабинет Куки, чтобы Диби мог поговорить со мной с глазу на глаз и выяснить, что мне известно об убийстве пожилой женщины из Хайтс. Это было еще до того, как Гаррет узнал обо мне правду. Не знаю, о чем они говорили, но с тех пор Куки словно подменили. Хотя, конечно, может быть, все дело в том, что она оставалась целых десять минут наедине с высоким мускулистым мужиком с кожей цвета мокко, благодаря которой его серые глаза сверкают, как серебро на солнце.

Он ухмыльнулся, точно зная, как действует на Куки (как и на большинство женщин, чего греха таить), а потом уселся в кресло возле дивана.

– Воспитательница детского сада, – заявил Своупс, видимо, отвечая на мой вопрос о машине Куки.

Я навалила в чашку столько сливок, что кофе стал неузнаваемым, и, подмигнув Куки, сказала:

– Своупс, нам неинтересно, кем ты хотел стать, когда вырастешь. Мы хотим знать, что ты выяснил о машине Куки.

– О моей машине? – прошептала она, округлив глаза.

– Юмористка, – рассеянно пробормотал Своупс, изучая угол, где стоял, то есть висел мистер Вонг. – Предыдущей владелицей была воспитательница детского сада.

– Ты имеешь в виду, она водила мою машину до меня? – спросила Куки, усаживаясь с кофе на диван напротив Своупса.

Он улыбнулся. Я тоже, потому что это, кажется, самая длинная речь, которую она толкнула в его адрес.

– Ага. На ее имя выписана целая куча штрафов за превышение скорости.

Я присела рядом с Куки, вдруг осознав, что даже в пижаме она выглядит настоящей красавицей.

– Думаешь, она сбила его и скрылась с места преступления? – снова спросила она.

– Нет, если он умер в багажнике.

– А-а. – Она покачала головой. – Погодите-ка. – Ее рот изобразил круглую-прекруглую

«о». – Вы думаете, она его убила? Нарочно засунула в багажник?

– Если отмести возможность несчастного случая? – предположил Гаррет. Куки пожала плечами и смущенно хихикнула.

– У нее были приводы за вождение в нетрезвом виде, – продолжал Своупс. – Однажды ее за это арестовали, и дело даже было передано в суд, но его закрыли из-за нехватки улик.

– Ладно, – размышляла я вслух, – значит, она возвращается домой с вечеринки, тут появляется мертвый парень из багажника – конечно, он пока еще не мертвый, – она его сбивает, пугается, останавливается, чтобы проверить, как он, понимает, что он еще жив. Она сует его в багажник… зачем? Чтобы он не заявил на нее? – Секунду помолчав, я добавила: – Бред какой-то. Если она боялась, что ее поймают, зачем вообще остановилась?

– Верно, – подал голос Гаррет, – твоя версия – полный отстой.

Мне стало интересно, где прохлаждается мертвый парень из багажника, когда я не в душе. Наверное, возвращается в багажник Куки.

– Придется тебе покопать еще, – сказала я Гаррету.

– Ты знаешь об искусственных умирающих цветах? – спросил он у Куки.

Она поджала губы и кинула, водя указательным пальцем вокруг уха. Никто меня не понимает.

– Так что ты узнала о Мими? – напомнила я ей.

– Кучу всего. – Куки выпрямилась, взволнованная тем, что ее очередь держать слово. – В старших классах Мими училась в Руисе, а потом переехала в Альбукерке к бабушке и дедушке.

Мы ждали продолжения. Не выдержав, я поинтересовалась:

– И это все?

– Конечно, нет, – усмехнулась она. – Скоро у меня будут списки учеников.

Вот это да! Теперь я понимаю, почему она так собой гордится. Когда нам в последний раз пришлось добывать список учеников государственной школы, результат был таким же, как если бы мы попросили смертельно уставшего папочку пожертвовать почку. В конце концов мне пришлось завербовать на свою сторону дядю Боба, его ржавый значок и ужасные навыки флирта.

– Как тебе это удалось? – спросила я, умирая от желания услышать ответ. Ее лицо вытянулось.

– Просто попросила.

Надо же. Не очень-то волнующе.

– Но ты все равно их добыла, – сказала я, пытаясь ее подбодрить.

– Верно. И я иду спать.

Застенчиво взглянув на Гаррета, Куки украдкой покосилась на меня. Мои брови вопросительно приподнялись. Она стиснула зубы и округлила глаза. Я сморщила нос. Опять же вопросительно. Она вздохнула и едва заметно кивнула в сторону двери. Ага, теперь все ясно. Я бросила взгляд на Гаррета, который пытался прикинуться джентльменом и сделать вид, что не замечает наших переглядываний. Оказывается, его ужасно восхищает подлокотник.

– Я сейчас, – сказала я, вскочила на ноги и проводила Куки до двери.

Наверное, ей хотелось перекинуться парой слов о Гаррете. Очень надеюсь, она не попросит передать ему записку. У меня с собой ни клочка бумаги.

Куки открыла свою дверь и повернулась ко мне.

– Итак, он здесь?

– Гаррет? – спросила я, запутавшись.

– Что?

– Погоди, кто?

– Чарли, – раздраженно сказала она, – маленький мальчик.

– А-а.

Я напрочь забыла, что сболтнула ей о призраке маленького мальчика, который живет в ее квартире, когда сегодня в три часа ночи мы прогуливались по улицам Альбукерке. Стоит признать, ходить в тапочках с кроликами – все равно что босиком. Надо научиться держать рот на замке. Я быстренько осмотрела помещение. Квартира Куки сочетала в себе черные и яркие цвета Мексики. Интерьер представлял собой интересную смесь деревенского Юго- запада и ранчо. Моя квартира, хоть и точно таких же размеров, больше смахивала на гаражную распродажу, женившуюся на комнате в студенческом общежитии.

– Не-а, не вижу его.

– Можешь проверить всю квартиру?

– Конечно.

Через пять минут, за которые чувство вины сожрало все мои кишки (ну правда, не надо было ей говорить), мы снова стояли перед дверью Куки. Мальчика в поле зрения по- прежнему не было.

– Значит так, у меня к тебе вопрос, – заговорщицки проговорила я. – Если бы ты была умирающим сыном Сатаны, где бы ты спрятала свое тело?

Куки одарила меня сочувствующим взглядом.

– Поскольку ты, милая моя, единственная, от кого он прячется, то я думаю, это было бы такое место, куда именно ты не стала бы заглядывать.

– Без обид, – разочарованно сказала я, – но это мне не поможет.

– Знаю. Я чайник во всей этой сверхъестественной фигне. Зато я непревзойденно жарю цыплят.

– Хорошо, потому что я терпеть не могу думать, что когда-то они были хорошенькими и пушистыми.

– Можно мне его в подарок на Рождество? – спросила Куки.

– Рейеса?

– Нет, – томно вздохнула она. – Другого.

– Фу, – вырвалось у меня, когда я поняла, что она о Гаррете. Ладно, признаюсь, он красавец, но все же. – Фу.

– Ты просто завидуешь тому, что между нами.

Грубо фыркнув (чем немало удивила саму себя), я заявила:

– Вам надо бы хорошенько поговорить о том, что между вами.

– Как тебе угодно, подружка. – Куки подняла вверх руки и закрыла за собой дверь.

Обожаю, когда она впадает в драматизм.

Когда я вернулась к себе, Гаррет снова изучал угол мистера Вонга.

– Он не кусается, – поддразнила я.

Своупс недоверчиво приподнял брови и с любопытством посмотрел на меня:

– Как это – расти, когда тебя постоянно окружают мертвые люди? Неужели это тебя не пугало?

Я усмехнулась.

– Ничего другого я не знала. И я не пугаюсь, как большинство людей. То есть не многое может меня испугать.

– Ну, ты же ангел смерти, – отозвался он, дразня меня в ответ.

Его глаза медленно прошлись по мне, задерживаясь на выдающихся местах.

– Кончай таращиться на то, чего никогда не получишь. – Схватив чашку, я пошла в кухню.

– Всего лишь проверяю упаковку сделки. Ты делаешь честь девушкам по имени Чарльз, которые носят спортивные штаны.

Я не удержалась и от души рассмеялась. Своупс поднялся и подошел к двери, но, открыв ее, застыл на пороге.

– Что еще у тебя на уме? – спросила я.

Он оглянулся. В глазах плескались озорные искры.

– Кроме того, чтобы съесть тебя целиком?

Воздух затрещал от злости Рейеса. Интересно, Гаррет это специально сказал? Может, до него дошло, как работает потусторонняя фигня.

– Каннибализм – суровое нарушение закона, приятель.

– Заявишь на меня за сексуальные домогательства?

– Нет, но ярлык на тебя повешу, – сказала я, споласкивая чашку.

Своупс подмигнул и закрыл за собой дверь. Как только он ушел, я поинтересовалась:

– Собираешься остаться и дуться всю ночь?

В ту же секунду Рейес исчез. Наверное, это и был ответ.

Я шлепнулась на стул перед компьютером, чтобы провести кое-какие исследования до встречи с Багз Банни. Мое одеяло, оно же телохранитель, со мной с девяти лет. Мы с ним через многое прошли. Включая Уэйда Форестера. Я была старшеклассницей, он учился в школе жизни, которая дает своим ученикам намного больше знаний о том, откуда берутся дети, чем средняя школа. Багз с тех пор уже никогда не был прежним.

Но вернемся к моей демонической проблеме. Если я не могу видеть треклятых демонюк, как же мне с ними бороться? А если и увижу, то все равно – как? Невозможно было прослушать, как Рейес говорил о том, что я должна буду выступить против чистейшего зла. Мне нужна информация. Обо всем демоническом. И желательно побольше.

Я ввела в поисковик «Как обнаружить демонов» и получила тонны бестолковых ссылок. Все, что загружалось на мой экран, было таким же полезным, как зубная нить во время крушения самолета. От типа убедительных доказательств, что синдром дефицита внимания вызывается исключительно одержимостью, до видеоигр с жуткими правителями подземных царств. Проштудировав несколько страниц, я нашла более или менее адекватный с виду сайт. Не обращая внимания на то, что хозяйку сайта зовут мадам Мариголд, я пробралась через дебри легенд и баек, библейских и исторических ссылок и вышла на страничку, озаглавленную «Как обнаружить демонов». Наконец-то.

Мадам Мари оказалась на удивление занимательной. У нее имелся целый список уловок, помогающих вычислить демона. От швыряния соли им в глаза (для чего, во-первых, требуется, чтобы я их видела, а во-вторых, это наверняка проложит мне дорожку на скамью подсудимых за то, что я на веки вечные ослеплю какого-нибудь бедолагу, который покажется мне одержимым) до пристального наблюдения за растениями, когда

«подозреваемый» войдет в помещение. Видимо, присутствие демона уничтожит бедненькие цветочки еще до того, как они поймут, что происходит. Черт бы побрал мою любовь к искусственным умирающим цветам. Может, получится разжиться кактусом.

Единственное, о чем на своем сайте не упоминала ММ, – это о том, что вообще-то никто на свете видеть демонов не может. В итоге мадам Мариголд оказалась такой же полезной, как пневматический пистолет в уличной перестрелке.

Когда я уже собиралась закрыть сайт, мое внимание привлекли два слова. Прямо посреди скучного абзаца, повествующего о том, что демоны, вероятно, могут страдать аллергией на кондиционер для белья, ярким цветом была выделена ссылка на словах «ангел смерти». Это же я! Я занервничала. Щелкнула по ссылке. Страница, выскочившая на экране, содержала одно-единственное предложение прямо над сообщением «На реконструкции». Но какое это было предложение!

Если вы ангел смерти, пожалуйста, немедленно свяжитесь со мной. Что ж. Это что-то новенькое.