Надпись на футболке. Два часа спустя мы с Куки сидели в приемной – то бишь в ее кабинете, – поражаясь тому, что удалось выяснить из списков учеников и нарыть в интернете

 

Два часа спустя мы с Куки сидели в приемной – то бишь в ее кабинете, – поражаясь тому, что удалось выяснить из списков учеников и нарыть в интернете. За последний месяц шесть бывших учеников школы в Руисе умерли или пропали без вести. Убийство, автокатастрофа, два неоспоримых суицида, случайная смерть (утопление) и пропавшая без вести Мими.

– Итак, – произнесла Куки, изучая свой список, – все эти люди не только закончили школу в Руисе, но и были в одном классе или на год-два младше.

– Мы можем упускать кого-то еще. У нас ведь только девичьи фамилии женщин.

– Я проверю, – тут же вызвалась она.

– Учитывая, что в старших классах тогда училось около ста человек, шансы, что мы отыщем и другие смерти или исчезновения, слишком велики. Должна быть еще какая-то связь между этими людьми. Сомневаюсь, что наш парень вдруг надумал порешить всех, с кем когда-то учился. Будь он серийным убийцей, у нас был бы хоть какой-то почерк – одинаковые смерти, например, или найденные в одной и той же местности тела. А тот, кто за всем этим стоит, очень старается представить все как несчастные случаи или самоубийства.

– Может быть, то, что Уоррен угрожал Томми Запата, дало этому парню возможность убить двух зайцев одним выстрелом, – сказала Куки. – Томми и Мими, я имею в виду, а все подозрения свалить на Уоррена.

– А поскольку другие смерти признали случайными, то кому-то сходит с рук не одно убийство.

– Знаешь, – Куки снова сверилась со списком, – здесь нет имени Мими. Наверное, этот список составляли, когда она уже уехала из Руиса.

– Ладно, давай так, – размышляла я вслух. – Ты покопаешься в отчетах полиции Руиса со времени переезда Мими, посмотришь, не всплывет ли что-нибудь. Проверь и те, что сделаны за месяц или два до ее отъезда. Сомневаюсь, конечно, но мало ли, вдруг что-то попало на радар шерифа.

– Будет сделано. А еще проверю фамилии в замужестве некоторых из этих женщин. На всякий случай.

– И пока будешь этим занята, – добавила я, наваливая Куки работой по самую макушку,

– узнай, можно ли раздобыть более ранние списки учеников.

– Ага, я уже об этом подумала. Постой-ка, а ты чем займешься?

У Рейеса была сестра. Не родная, а в том жестоком смысле, в каком похищенные у разных родителей дети становятся братьями и сестрами, попадая в руки одного и того же чудовища. Ким было два года, когда ее на порог Эрла Уокера подбросила наркоманка, которая буквально через пару дней умерла от осложнений, вызванных ВИЧ-инфекцией. У меня теплилась надежда, что мать Ким никогда не оставила бы ее с Эрлом Уокером, если бы знала, что он за монстр, пусть даже и подозревала его в отцовстве. Уокер не подвергал Ким сексуальному насилию, но, как я и опасалась, творил дела почище, используя ее, чтобы

контролировать Рейеса. Морил Ким голодом, чтобы получить от него то, чего хотел. А то, чего Уокер хотел от Рейеса, – это все виды чистейшего зла.

– Я собираюсь поговорить с Ким, сестрой Рейеса. Выражение лица Куки тут же отразило все ее надежды.

– Думаешь, она знает, где он?

– К сожалению, нет, я так не думаю, но попробовать стоит.

– А с мадам Мариголд связаться не собираешься? – поинтересовалась Куки с издевательской ухмылочкой. – Нельзя отрицать, что сообщение «Если вы ангел смерти и все такое», мягко говоря, странное.

– Я в курсе. И пока еще не решила.

– Может, я за тебя свяжусь с ней? Святые пирожные! – внезапно воскликнула она, снова глядя на список.

– Чего? – Я стала подпрыгивать, чтобы прочесть хоть что-нибудь через ее плечо.

– Мими училась с Кайлом Киршем. Я нашла связь.

– Конгрессмен? Тот самый, который недавно объявил о своих планах претендовать на место в Сенате?

– Да. Его первое имя – Бенджамин. В списке он числится как Бенджамин Кайл Кирш Это меня и сбило с толку поначалу. Все зовут его Кайлом.

Наклонившись, я пристально всмотрелась в глаза Куки.

– Тот самый конгрессмен, который месяц назад объявил, что будет баллотироваться в Сенат?

У Куки отвисла челюсть.

– Святые пирожные, – повторила она. Да, Куки умеет обращаться со словами.

 

 

 

Конгрессмен. Чертов конгрессмен. У кого-то (и я не называю никаких имен) здоровенный скелет в шкафу. Размером с Кинг-Конга. И кто-то очень не хочет, чтобы скелет вдруг сбежал. Еще бы. Что может быть страшнее бегающего по округе огромного скелета? Ставлю все свои деньги, все сорок семь долларов пятьдесят восемь центов на то, что этот кто-то – Кайл Кирш. Конгрессмен. Надежда Сената. Убийца.

Опять же, все это могло быть серией страшных, диких совпадений. Каким-то странным, непостижимым образом цепь событий закрутилась вокруг группы подростков из Руиса. И совершенно случайно человек выдвинул свою кандидатуру в Сенат как раз тогда, когда его одноклассники стали умирать, как мухи на морозе. А на меня наденут корону, и я стану мисс Финляндия еще до конца года.

Теперь благодаря Кайлу Киршу мне разъедала кишки еще одна головоломка. Что, черт его дери, натворил этот чувак? Если он не принимал участия в ритуальных жертвоприношениях повелителю преисподней или не занимался сетевым маркетингом, скажем, от «Amway», то я никак не могу оправдать его тягу убивать невинных людей.

Надо его прижать. И посильнее.

Подъехав к жилому комплексу в стиле пуэбло бирюзовую дверь.

[9]

, где жила Ким Миллар, я постучала в ее

– Мисс Дэвидсон, – поздоровалась Ким, открыв дверь. Ее глаза были огромными от беспокойства. Схватив меня за руку, она втащила меня внутрь. – Где он?

Темно-рыжие волосы были стянуты сзади в растрепанный хвост, а темные круги под серебристо-зелеными глазами делали их еще больше и придавали испуганный вид. При первой встрече она показалась мне хрупкой. А сейчас казалось, что ее фарфоровая внешность и вовсе вот-вот пойдет трещинами.

Пока она вела меня к бежевому дивану, я взяла ее за руку, а когда мы уселись, ответила:

– Я надеялась, вы мне скажете.

Проблеск надежды, за которую она все это время цеплялась изо всех сил, проложил тонкую трещину в ее ауре. Опустилась серость, блестящие глаза заволокло пасмурным туманом.

Я понятия не имела, сколько могу ей рассказать. Хотелось бы мне знать, если б моя сестра вдруг задумала самоубийство? Чертовски хотелось бы. Ким заслуживает права знать, что на уме у ее тупоголового братца.

– Сейчас он очень на меня злится, – сказала я.

– Значит, вы его видели?

До меня дошло, какой трудной ношей для Ким стал их договор. Рейес взял с нее обещание не выходить с ним на контакт. Он не хотел, чтобы из-за него ей снова причинили боль, а она не хотела быть тем рычагом, который могут использовать, чтобы причинить боль ему. Никто – даже власти – не знал, кем приходилась Ким Рейесу. Не имея кровного родства, они все равно были братом и сестрой, сродненными ужасами, через которые им пришлось пройти вместе. И у меня было подозрение, что Рейес слетит с нарезки, если узнает, что я разговаривала с Ким.

– Ким, вы знаете, кто он такой?

Ее брови нахмурились, очень изящно, клянусь.

– Нет. То есть не совсем. Я знаю, что он очень особенный.

– Так и есть, – отозвалась я, придвигаясь ближе. Выкладывать ей, кто он такой и что он такое, я, разумеется, не собиралась. – Он очень особенный. И он умеет покидать тело.

Ким тяжело сглотнула.

– Знаю. Давно знаю. А еще он очень сильный. И быстрый.

– Точно. И когда он покидает тело, то становится еще сильнее и намного быстрее. Мягко кивнув, она дала мне понять, что внимательно слушает.

– По этой причине, – продолжала я, надеясь, что не разобью ей сердце, – он решил дать своему материальному телу умереть.

Покрасневшие глаза моргнули, повисло ошеломленное молчание, пока смысл моих слов доходил до сознания Ким. Когда это случилось, она прикрыла рукой рот и в ужасе уставилась на меня.

– Он не может так поступить, – проговорила она едва слышным от горя голосом. Я все еще держала Ким за руку и стиснула ее покрепче.

– Согласна. Мне нужно его найти, но он не говорит, где спрятал свое тело. Он… ранен,

– сказала я, недоговаривая правду. Ни к чему ей знать, насколько все хреново. И что у него почти не осталось времени.

– Что? Как?!

На этот раз я соврала на все сто:

– Наверняка не знаю. Я должна его найти, пока не стало слишком поздно. Есть у вас хоть какие-нибудь идеи, где он может быть?

– Ни единой, – ответила она сорвавшимся голосом. Слезы потекли по щекам. – Федеральный маршал сказал, что он в беде.

Кровь в моих венах застыла. Даже власти не знали, что Рейес считает Ким сестрой. О ней никто нигде не упоминал. Никаких контактов. На этом настаивал Рейес. Не существовало никаких записей, которые помогли бы связать их друг с другом. По крайней мере, я о таких записях не знала.

– А теперь грянуло все это, – продолжала Ким, не догадываясь о том, в каком я состоянии. – Почему? Почему он взял и бросил меня?

Или этот маршал слишком хорош в своем деле, или у него был доступ к закрытой информации. Я склонялась ко второму варианту, потому что никто на свете не может быть настолько хорош.

Я обеими руками стиснула ладонь Ким.

– Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы его найти.

Она обняла меня. Я старалась не прижимать ее к себе очень сильно, чтобы не раздавить.

 

 

 

Лавируя в движении на шоссе I-40, я никак не могла понять, как, черт побери, федеральный маршал прознал о Ким. Мысли об этом меня сильно тревожили. Ее не так-то просто выследить, к тому же я знала о ее существовании давным-давно. На Земле совсем не много людей, кто о ней знает.

Сотовый разразился одной из версий «Da Ya Think I'm Sexy?» зная, что звонит Куки:

– Дом терпимости Чарли.

– Ты должна взять меня на работу, – услышала я в ответ.

[10]

. Я открыла телефон,

– Опять пытаешься продать свое тело на улице? Разве у нас не было разговора на эту тему?

– За несколько недель до переезда Мими в Альбукерке пропала ее одноклассница. Снизив скорость, я остановила Развалюху на обочине справа и вышла.

– Что там случилось? – спросила я, перекрикивая визжащие сигналы проезжающих мимо машин. – К мозгоправу сходить не пробовал? – проорала я вслед всем сразу.

– Никто не знает. Ее тело так и не нашли.

– Интересно.

– Да уж. И печально. Если верить статье в газете пятилетней давности, ее родители по- прежнему живут в Руисе. В том же доме, в котором прожили уже двадцать лет, надеясь, что дочь вернется домой.

Собственно, это совсем не удивительно. Родители, потерявшие детей, боятся переезжать, пока дело не закрыто, потому что продолжают верить, что однажды ребенок вернется домой. Что может быть хуже, если он вдруг не найдет их на месте?

– Каков бы ни был исход дела, нельзя переоценить его значение.

– Угадай, как звали эту девочку.

– Мм-м…

– Хана Инсинья.

В яблочко! В сообщении на стене в туалете кафешки Мими написала слово «ХАНА».

– Буду через два часа, – сказала я и повесила трубку.

 

 

 

– Вот адрес, – Куки протянула мне бумажку, залезая в Развалюху.

– А кто, прости господи, останется на телефонах? – В общем-то, мне наплевать, но кто- то же должен быть у Куки начальником, черт возьми. Кажется, я и должна.

– Все звонки будут переадресованы на мой сотовый. – Вместе с Куки в джип залезли кипы бумаг, папки и ноутбук.

– Классно придумано. Зря я не плачу тебе, как рок-звезде за туры по штату.

– Платишь? Да я у тебя в рабынях.

– Я тебя умоляю! Содержать тебя дешевле, чем рабыню. Ты сама платишь за жилье и по счетам.

Вечная семидельница, Куки умудрилась показать мне язык, одновременно пристегивая ремень безопасности. Показушница.

Заметив свободное место в потоке машин, я резво вырулила на Сентрал. Время решает все. Бумажки посыпались с коленей Куки, она наклонилась их поднять и взвизгнула:

– Порезалась!

– Это тебе за то, что показала мне язык.

Посасывая сбоку палец, она угрюмо покосилась на меня, затем вытащила палец и изучила повреждение.

– Бумажный порез производственной травмой считается?

– А цыплята играют в снежки?

 

 

 

Через два часа мы сидели в очаровательной гостиной дома в Руисе в компании приветливой женщины по имени Хи, которая подала нам в чашках растворимый чай со льдом. Несомненно, Хи азиатка. Скорее всего, кореянка, а вот ее муж, блондин с голубыми глазами, был пилотом военно-морского флота, приехавшим в отпуск в Корпус-Кристи, родной город Хи на юге Техаса. О техасском происхождении Хи красноречиво говорил ее особый напевный выговор. Она была крошечная, круглолицая, с седеющими черными волосами, подстриженными в боб, подчеркивающий ее широкие скулы. Благодаря белой блузке и штанам цвета хаки она выглядела моложе своих лет и такой же хрупкой, как чашки,

в которых подала нам чай.

– Спасибо, – поблагодарила я, когда она предложила мне салфетку.

– Хотите печенья? – спросила Хи. Техасский акцент звучал странно в сравнении с ее азиатской внешностью.

– Нет, спасибо, – ответила Куки.

– Сейчас вернусь, – тем не менее, сказала Хи и ринулась в кухню, стуча по ковру домашними тапочками.

– Можно я заберу ее домой? – прохныкала Куки. – Она невероятная.

– Можно, но это называется похищением, и ни один орган правопорядка тебя по головке за такое не погладит. – Я хихикнула в чашку, а Куки подарила мне мрачный взгляд. Наверное, всему виной порез от бумаги.

Хи вернулась с тарелкой печенья. Я улыбнулась, когда она вручила ее мне:

– Спасибо большущее.

– Печенье очень вкусное, – отозвалась она, усаживаясь в глубокое кресло напротив нас. Положив печенюшку на свою салфетку, я передала тарелку Кук.

– Миссис Инсинья, не могли бы вы рассказать нам, что произошло?

На пороге ее дома мы рассказали ей, что приехали поговорить о ее дочери. Ей хватило любезности пригласить нас войти.

– Это было так давно, – пробормотала она, уходя в себя. – До сих пор чувствую запах ее волос.

Я поставила свою чашку.

– У вас есть хоть какие-то догадки, что случилось?

– Никто не знает. – Ее голос дрогнул. – Кого мы только ни расспрашивали. Шериф вызывал на допрос всех ребят. Никто ничего не знал. Но она так и не вернулась домой. Будто кто-то стер ее с лица Земли.

– В тот вечер она вышла гулять с подругой?

Боль потерявшей дочь Хи всплыла на поверхность, пошла от нее волнами. Это сбивало с толку, заставляло сердце бешено биться, мои ладони вспотели.

– Она должна была остаться дома, но выбралась через окно. Поэтому я не знаю, была она с кем-то или одна. – Хи изо всех сил старалась не дать чувствам вырваться наружу, и мое сердце потянулось к ней.

– Расскажите, пожалуйста, кто входил в число ее самых близких друзей, – попросила я, надеясь, что мы уедем отсюда хоть с какими-то именами.

Но Хи разочарованно покачала головой:

– Мы жили здесь всего несколько недель. Ни с кем из ее друзей познакомиться я не успела. Но о паре девочек из школы она рассказывала. Не уверена, что они на самом деле успели сблизиться – Хана была крайне застенчивой. Однако она говорила, что одна из девочек была к ней очень добра. После того как Хана исчезла, эта девочка переехала к бабушке в Альбукерке.

– Мими Маршал, – грустно проговорила я. Хи кивнула:

– Да. Я говорила шерифу, что они были подругами. А он сказал, что допрашивал всех учеников, но никто ничего не знает.

Из этических соображений я не могла упомянуть имя Кайла Кирша. Никаких доказательств того, что он замешан в это дело, у нас не было. И все же решила зайти с

другой стороны:

– Миссис Инсинья, а были какие-нибудь мальчики? Хана упоминала о бойфренде?

Хи сложила руки на коленях. У меня возникло ощущение, что ей не хочется думать о дочери в этом смысле. Но на момент исчезновения Хане было как минимум пятнадцать, если не шестнадцать. Наверняка мальчики занимали большую часть ее мыслей.

– Не знаю. Даже если ей и нравился кто-нибудь, нам бы она никогда не призналась. Ее отец был очень строг.

– Соболезную вашей утрате, – проговорила я, когда она сказала о муже. Мы успели узнать от Хи, что он умер почти два года назад.

Она склонила голову в знак благодарности. Поговорив на более приятные темы, порасспрашивав ее о родном городе и о том, по чему в Техасе она скучает больше всего, мы с Куки встали и прошли к двери.

– Есть кое-что еще, – сказала Хи, проводив нас до выхода. Куки уже была на пути к джипу. – Около десяти лет назад каждый месяц на наш счет в банке стали поступать деньги.

Удивившись, я остановилась и повернулась к ней.

– Мне не хотелось верить, что это как-то связано с Ханой, но я должна быть честной перед самой собой. С чего бы вдруг кто-то без причины стал посылать нам деньги?

Хороший вопрос.

– Деньги переводятся с другого счета?

Хи покачала головой. Ну конечно. Иначе было бы слишком просто.

– Деньги всегда приходят на счет ночью, – добавила она. – Наличными. Тысяча долларов первого числа каждого месяца. Как по часам.

– И нет никаких идей, кто бы это мог быть?

– Никаких.

– В полицию обращались?

– Пыталась, – пожала плечами Хи. – Но там отказались выяснять, откуда приходят деньги, раз уж преступления не было. Тем более никаких заявлений мы не подавали.

Я понимающе кивнула – тут с властями не поспоришь.

– Мы с мужем несколько раз пытались проследить, откуда идут взносы, но стоило нам найти место, как деньги поступали из другого. И так каждый раз.

– Что ж, мне кажется, стоит покопаться в деталях. Могу я задать вам еще один вопрос? – спросила я, видя, как Куки остановилась в конце тротуара, поджидая меня.

– Конечно, – ответила Хи.

– Вы помните, кто был шерифом тогда, когда исчезла Хана? И кто вел дело?

– Разумеется. Шериф Кирш.

Сердце мое споткнулось, тихий вздох вырвался наружу. Надеясь, что мое удивление не было слишком заметным, я сказала:

– Большое вам спасибо за потраченное время, миссис Инсинья.

Мы с Куки ушли. Развалюха – джип, а не наше эмоциональное состояние – гостеприимно приветствовала нас внутри себя. У нас обеих на лицах легко можно было прочесть полнейшую ошеломленность. Да, я успела рассказать Куки, кто был шерифом, а заодно и ведущим дело.

– Задам-ка я тебе вопрос, – сказала я Куки, пока она пялилась в никуда. – Ты говорила, что Уоррен Джейкобс весьма обеспеченный человек, так? Пишет обслуживающие компьютерные программы для разных корпораций по всему миру.

– Угу, – рассеянно прогудела она, не глядя на меня.

– Тогда зачем Мими вообще работать?

Куки повернулась ко мне и наградила меня изумленным взглядом.

– Только потому, что у мужа достаточно денег, Мими не надо работать? Иметь капельку независимости? Как-то выражать свою индивидуальность?

Я подняла руки:

– Кук, а давай на секундочку отодвинем в сторону феминизм? Я же не просто так спрашиваю. Хи сказала мне, что кто-то каждый месяц первого числа кладет ей на счет по ночам тысячу баксов. Гарольд и Ванда говорят, что Мими регулярно их навещает. Привозит детей и остается с ночевкой каждый месяц первого числа. Кук, это Мими перечисляет им деньги.

Несколько секунд Куки переваривала сказанное мной, затем наклонила голову, будто сдалась:

– Но это же значит, что Мими чувствует себя виноватой. Разве нет?

– Похоже на то. Но люди часто чувствуют вину, Кук, и по разным причинам. Это вовсе не значит, что Мими натворила что-то нехорошее.

– Она сказала своей маме, что совершила ошибку, Чарли. Что же там произошло?

– Не знаю, солнце, но узнаю. Ставлю левое яйцо Гаррета, что тут замешана надежда Сената.

Я вставила ключ зажигания. Взревев, Развалюха очнулась, пока Куки смотрела сквозь боковое стекло.

– Ты представляешь, что все это значит? – спросила она.

– Кроме того, что Кайл Кирш почти наверняка убийца?

– Это значит, что мы собираемся предъявить обвинения в уголовном преступлении конгрессмену Соединенных Штатов. Человеку, на которого возлагают надежды избиратели как на следующего сенатора. Герою родного города. Столпу общества.

Неужели у Куки проблемы с тем, что он большая шишка? Большие шишки должны нести такую же ответственность перед законом, как и средние шишки, и маленькие шишечки.

Она повернулась ко мне с фанатично блестящими глазами. Ее аура горела пышущей, пламенной страстью, когда она сказала:

– Господи, обожаю эту работу.