УДВОЕННОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Однако самое фундаментальное для классической эпистемы свойство знаков так до сих пор и не было сформулировано. Действительно, то, что знак может быть более или менее ве­роятным, более или менее удаленным от означаемого им, что он может быть естественным или искусственным, причем его природа и значение знака не были бы при этом затронуты, — все это показывает, что отношение знака к его содержанию не обусловлено порядком самих вещей. Отныне отношение озна­чающего к означаемому располагается в таком пространстве, в котором никакая промежуточная фигура не обусловливает более их встречу: внутри познания это отношение является связью, установленной между идеей одной вещи и идеей дру­гой вещи. «Логика Пор-Рояля» так формулирует это: «Знак заключает в себе две идеи — идею вещи, которая представляет, и идею представленной вещи, причем природа знака состоит в возбуждении первой идеи второй» ¹. Это дуальная теория знака, прямо противопоставленная более сложной организации эпохи Возрождения; тогда теория знака содержала в себе три совершенно различных элемента: то, что было отме­ченным, то, что было отмечающим, и то, что позво­ляло видеть во втором метку первого; этот последний элемент был сходством: знак отмечал в той мере, в какой он был «почти той же вещью», что и вещь, которую он обозначал. Эта унитарная и тройная система исчезла в то же самое время, что и «мышление посредством сходства», будучи заменена стро­го бинарной организацией.

Однако имеется одно условие для того, чтобы знак был этой чистой дуальностью. В своем простом бытии идеи, или образа, или восприятия, связанного с другим или же его замещающего, означающий элемент не является знаком. Более того, он им становится лишь при условии обнаружения отношения, связы­вающего его с тем, что он означает. Необходимо, чтобы он представлял, но это представление в свою очередь само долж­но быть представленным в нем. Это необходимое условие для бинарной организации знака, которым «Логика Пор-Рояля» предваряет определение знака: «Когда некоторый объект рас­сматривается лишь как представляющий другой, то идея этого объекта есть идея знака, причем этот первый объект и назы­вается знаком»². Означающая идея раздваивается, поскольку

¹ Logique de Port-Royal. I partie, ch. IV.

² Ibid.

на идею, которой замещена другая, накладывается идея ее способности выражать представления. Не будем ли мы иметь три члена: означаемую идею, означающую идею и, внутри по­следней, идею ее роли в выражении представлений? Тем не менее речь идет не о возвращении украдкой к тройной системе, а, скорее, о необходимом смещении двучленной фигуры, кото­рая сама по себе сокращается и размещается при этом всеце­ло внутри означающего элемента. Фактически, означающее имеет в качестве содержания, функции и определения лишь то, что оно представляет, являясь по отношению к нему совер­шенно подчиненным и прозрачным элементом. Однако это со­держание указывается только в представлении, которое дано в качестве такового, причем означаемое без всякого остатка и совершенно четко размещается внутри представления знака. Характерно, что первым примером знака, даваемым «Логикой Пор-Рояля», является не слово, не крик, не символ, а простран­ственное и графическое представление — рисунок: карта или картина. Действительно, картина имеет в качестве своего со­держания лишь то, что она представляет, и, однако, это содер­жание оказывается представленным лишь благодаря представ­лению. Бинарная диспозиция знака в том виде, в каком она появляется в XVII веке, заменяет ту организацию, которая всегда, хотя и различным образом, была троичной, начиная со стоиков и даже с первых греческих грамматистов. Однако эта диспозиция предполагает, что знак есть раздвоенное и удвоен­ное по отношению к себе самому представление. Одна идея может быть знаком другой не только потому, что между ними может устанавливаться связь представления, но потому, что это представление всегда может быть само представлено внут­ри представляющей идеи. Или еще потому, что в самой своей сути представление всегда перпендикулярно по отношению к себе самому: оно есть одновременно и указание и явление; отношение к объекту и обнаружение себя. Начиная с классиче­ской эпохи знак является представимостью представления по­стольку, поскольку оно представимо.

Это имеет очень важные последствия. Прежде всего отме­тим важную роль знаков в классическом мышлении. Прежде они были средствами познания и ключами к знанию, теперь же они соразмерны представлению, то есть мышлению в целом, они размещаются в нем, но при этом они и охватывают его на всем его протяжении: как только одно представление связыва­ется с другим и представляет эту связь в себе самом, имеется знак: абстрактная идея означает конкретное восприятие, ис­ходя из которого она была сформирована (Кондильяк); общая идея есть лишь единичная идея, служащая знаками для дру­гих (Беркли); образы суть знаки восприятий, которыми они обусловлены (Юм, Кондильяк); ощущения — знаки для других ощущений (Беркли, Кондильяк), и в конце концов возможно,

что сами ощущения являются (как у Беркли) как бы знаками того, что бог хочет нам сказать, что превращает их как бы в знаки совокупности знаков. Анализ представления и теория знаков полностью переплетаются, и день, когда в конце XVIII века Идеология задается вопросом о примате знака или идеи, день, когда Дестю упрекает Жерандо в том, что тот выдвинул теорию знаков до того, как определить идею ¹, — этот день означает, что их взаимосвязь уже утратила свою определен­ность и что идея и знак перестали быть полностью прозрач­ными друг для друга.

Второе следствие. Это всеохватывающее проникновение зна­ка в поле представления исключает саму возможность теории значения. В самом деле, постановка вопроса о том, что такое значение, предполагает, что значение является определенной фигурой в сознании. Но если явления всегда даны только в представлении, которое в себе самом и в своей собственной представимости целиком и полностью есть знак, то значение не может составлять проблемы. Более того, значение даже и не появляется. Все представления связаны между собой как зна­ки; и все они образуют как бы необозримую сеть; каждое в своей прозрачности выдает себя за знак того, что оно пред­ставляет. Тем не менее — или же, скорее, тем самым — ника­кая специфическая деятельность сознания никогда не может конституировать значение. Несомненно, это происходит потому, что классическое мышление представления исключает анализ значения, что мы, которые мыслим знаки, лишь исходя из зна­чения, мы, несмотря на всю очевидность, с таким трудом при­знаем, что классическая философия от Мальбранша до Идео­логии полностью была философией знака.

Нет никакого внешнего или предшествующего знаку смыс­ла; никакого скрытого присутствия уже высказанной речи, ко­торую следовало бы реконструировать, чтобы выяснить перво­начальный смысл вещей. Более того, нет ни конституирующего акта значения, ни внутреннего генезиса в сознании. Это озна­чает, что между знаком и его содержанием нет никакого про­межуточного элемента и никакой непрозрачности. Следователь­но, знаки подчиняются лишь тем законам, которые могут опре­делять их содержание: любой анализ знаков есть в то же вре­мя, и с полным правом, расшифровка того, что они обозначают. И обратно, выявление означаемого будет лишь размышлением о знаках, которые указывают на него. Как и в XVI веке, «се­миология» и «герменевтика» совпадают, хотя и в иной форме. В классическую эпоху они не соединяются больше друг с дру­гом в третьем элементе сходства; они связываются друг с дру­гом собственной способностью представления представлять се­бя. Таким образом, здесь не возникает теория знаков, отлич-

¹ Destutt de Tracy. Éléments de Idéologie, Paris, an XI, t. I, p. 1.

ная от анализа смысла. Однако система представляет некото­рое преимущество первой над вторым; поскольку теория знаков не дает тому, что является означаемым, природу, отличную от той, что она представляет знаку, то смысл может быть лишь совокупностью знаков, раскрытой в их сцеплении; смысл дает­ся в полной таблице знаков. Но, с другой стороны, полная сеть знаков связывается и расчленяется согласно расчленениям, свойственным смыслу. Таблица знаков является образом ве­щей. Если бытие смысла целиком располагается в области знака, то функционирование — в области означаемого. Поэто­му анализ языка от Лансло до Дестю де Траси осуществляется в форме всеобщей грамматики, исходя из абстрактной теории словесных знаков; однако направляющей нитью для него всег­да является смысл слов; поэтому и естественная история пред­стает как анализ характерных особенностей живых существ, но таксономии, даже искусственные, всегда стремятся достичь ес­тественного порядка или по крайней мере расходиться с ним как можно меньше; поэтому и анализ богатств начинается с анализа денег и обмена, хотя стоимость и основывается всег­да на потребности. Чистая наука о знаках в классическую эпоху означает как бы непосредственную речь означаемого.

Наконец, последнее следствие, касающееся, несомненно, и нас, бинарная теория знака, в XVII веке лежащая в основании любой всеобщей науки о знаках, существенным образом свя­зана со всеобщей теорией представления. Если знак является простой и чистой связью означающего и означаемого (связь эта может быть произвольной или нет, свободной или навязан­ной, индивидуальной или коллективной), то их отношение мо­жет быть установлено лишь во всеобщем элементе представле­ния: означающее и означаемое связаны только в той мере, в ка­кой они представлены (или же были представлены, или могут быть представлены) и в какой одно действительно представ­ляет другое. Таким образом, по необходимости оказывается, что классическая теория знака в качестве своего философского обоснования и оправдания использует «идеологию», то есть всеобщий анализ любых форм представления, начиная с эле­ментарного ощущения и кончая отвлеченной и сложной идеей. В равной мере необходимым было и то, что, дав проект общей семиологии, Соссюр определил знак, казалось бы, «психологи­стически» (связь понятия и образа): в действительности же он в этом случае открывал заново классическое условие того, чтобы мыслить природу знака бинарно.