Картина вторая.
Раннее утро. В России встает солнце. Кричат на Украине и в России петухи, все по разному, с акцентом. На таможне, на русской половине сторожевой площадки, зябко ежится таможенник ВОВЧЕНКО. На высвеченной бетонной стене теперь видны крупные надписи на немецком языке: «Внимание! Запретная зона! Стреляют без предупреждения!», «Да здравствует свобода!», «Долой коммунистов!», «Большевиков – в газовую камеру!», «Германия едина!», а так же свастики, значки «СС», по-русски – «Петрусь+Маруся=?» и остатки портретов кандидатов в президенты со стороны России и Украины.
Осторожной, старческой походкой с российской стороны идет ЮРКО. Одет в рваную оленью малицу с тряпочками и бубенчиками, на ногах – меховые бродни, за спиной – котомка, откуда торчит лук и стрелы. Куцая бороденка, лысина на голове, беззубый и горбатый. Прячется за плетень неподалеку от своего дома, видит границу, стену, проволоку. Торопливо появляется ОКСАНА, оглядевшись, скрывается в туалете со знаком «М». Юрко делает стойку, подается вперед. Волнуется, но в полной растерянности. Ждет с нетерпением, наконец, подкрадывается, смотрит в щелку, затем медленно открывает дверь – пусто! С ужасом заглядывает куда-то вниз и пятится назад, за плетень. Потом Оксана выбирается через окно Курова и незамеченная, убегает. Появляется ДРЕМОВ, в руках снова огромные сумки, озираясь, заскакивает в туалет. ЮРКО снова в стойке. Помедлил, прокрался, открыл дверь – снова пусто… Уходит к плетню полубезумный, достает из котомки бубен.
ЮРКО. (шаманит) Тутан, тутан! Ойху-дьарзаа, ойху! Ойху! Хатыныны уктээн – арыы! Арыы! Кель манда! Кель манда! Кель!
Снова идет к туалету, боязливо заглядывает – пусто. На всякий случай сует кол через проволоку, открывает дверь с буквой «Ж» - пусто… Зацепляет проволоку – сноп искр. В ужасе отскакивает.
ЮРКО. Тутан! Тутан! Ырыатын лабба! Ай-яй-яй!..
Достает из котомки лук и стрелы, стреляет в туалет – ничего. Осторожно крадется к стене, трогает рукой, отскакивает.
ЮРКО. Уктээн айбасы! Арсан Дуолайя Кубатыныны! Ай-яй-яй… Санабаар кирикитте! Кургыттара Арсан!
Стреляет в стену, зажмуривается, прячется. Потом осторожно выглядывает – стена стоит. Его замечает таможенник Вовченко. Говорит с явным украинским акцентом.
ВОВЧЕНКО. Эй, ты? Кто такой? Чего это ты на границе делаешь?
ЮРКО. (облегченно) Халаам канул!.. Уорэ Сохнут?
ВОВЧЕНКО. Чего-о? Кто сохнет?
ЮРКО. Сохнут канул. Кель тандара, тундара хотун!
ВОВЧЕНКО. Ты по-каковски это гутаришь? Шо за мова?.. Документы есть? А ну иди сюда!
ЮРКО. Чуумпу тыала? (показывает на стену) Арсан Дуолайя тыала? Ил-гынна абасы?
ВОВЧЕНКО. (себе) Со психи сбежал!.. Иди, говорю, сюда!
ЮРКО. Кырык тёбё! Арсан Дуолайя тыала? (тычет колом в стену) Абасы? Абасы! Абасы! Злой дух!
ВОВЧЕНКО. Кто злой дух? Я?!.. Да я тебя сейчас!..
Сбегает по ступеням, но из села на лестницу врывается поток москалей с клетчатыми сумками и ручными тележками, вносит таможенника на площадку. Начинается гвалт. С Украинской стороны такой же поток врывается на площадку. Люди штурмуют двери таможни, влазят по головам. Наконец, все исчезают в башне, откуда слышится яростный рев, крики, причитания и ругань. Юрко тем временем удаляется поближе к крыльцу родного дома. Стоит в печали и полной растерянности, будто не узнает. Внезапно с самоваром в руках появляется КУРИХА, замечает Юрка, замедляет шаг. Тот захвачен врасплох.
КУРИХА. Тебе чего, дедушка? Что так смотришь-то?
Юрко медленно опускается на колени. Картина «Возвращение блудного сына»
ЮРКО. Салаам алкуум, баба ыррын…
КУРИХА. Ой, господи… Погоди, вынесу сейчас! Еще и не русский.
Скрывается в хате, выносит краюшку хлеба с салом.
КУРИХА. Вот, возьми. Нечего больше подать. Сами сидим на бобах… Ты не чеченец ли, часом? Уж больно похож… Чеченцев все жалеют, как включишь телевизор… Да не брезгуй, бери!
ЮРКО. Юрюнг манна… Тундара жил. Соха – Якутия.
КУРИХА. Что-что? Якутия? Что Якутия? Не от Юрка ли ты пришел? У меня же внучок в Якутии, Юрко. За алмазами поехал…
ЮРКО. (оживляясь) Юрко! Юрко! Тундара жил! Алмаз хотун.
Куриха вцепляется в Юрка, трясет.
КУРИХА. Дедушко! Что с Юрком-то? Живой ли? Ой, господи! Где Юрко?!
ЮРКО. Юрко! Ырыатын тыстыллер тазыстыллар санаабар! И каюк…
КУРИХА. Поняла… Погиб мой Юрко! Ой, божечки! Ой, горе мне горе!
Забегает на терассу, стучит сначала в бетонную стену, потом – в стену дома.
КУРИХА. Пантелей! Вставай, Пантелей! Юрко-то наш!.. Ой-ей-ей! Юрко-то…
КУРОВ. (из-за стены) Чего ты белугой-то ревешь? Экономика надорвалась? Или черный вторник опять там у вас, москалей?
КУРИХА. Ой, беги скорей! Дедушка пришел тут, говорит каюк наш Юрко! Из этой, из Якутии пришел!
КУРОВ. (появляяется на гребне стены) Кто пришел? Юрко?
ЮРКО. Юрко! Дедушка… Ырыатын санаабар! Хатыныны Тазыстыллар!
КУРИХА. Вон чего говорит!.. Погиб Юрко, говорит, погиб наш внучок. Пал смертью в этой проклятой Якутии. Замерз на холодном севере!.. (причитает, вдруг) Ты! Все ты говорил: построй дом, тогда и женись! Ты вот построил дом, а женился?.. Политик! Макаренко! Жениться надо, когда приспичит! А ты на север внука родного погнал!
КУРОВ. Правильно погнал! Пусть на мир посмотрит! А женится, так шиш что и увидит!.. Только одно у вас на уме – женись и все! (разглядывает со стены Юрко) Что-то у этого деда больно уж лицо знакомое. Ты сам-то кто будешь, странник? Неуж-то из самой Якутии притопал?
ЮРКО. (радостно) Соха – Якутия! Тундара, олень, юрюнг курдунг! Юрко!
КУРОВ. Гляди, а якуты-то как на вас похожи! Ну вылитые москали!
КУРИХА. (причитает) Сгубил, ирод, парня! Послал деньги зарабатывать. На погибель послал! Поди, в тундре и закопали! И могилочки не буде-ет!..
КУРОВ. (со знанием) В тундре не закопаешь, там – вечная мерзлота.
КУРИХА. Знать, так бросили, волкам на поживу…
КУРОВ. Да не вой ты!.. (Юрку) Погоди, слезу вот. Сдается, видел я тебя где-то… (спрыгивает со стены) Дай-ка посмотрю… Ох, мать моя, кипитт-твоемолоко!
КУРИХА. (воет) Лишил единственного внучка, хохол проклятый!.. Убил кровиночку, навуходоносор!.. Какой он пригоженький был, какой кудрявенький!..
КУРОВ. (обнимает Юрко) Здравствуй, внук! Здравствуй, Юрко! Егорий! Пойдем, пойдем со мной. Бабка твоя совсем с ума спятила возле телевизора, ничего уж не понимает. Пойдем…
Уводит к туалету. Куриха обрывается на полуслове.
КУРИХА. Куда? Куда дедушку повел? Эй, хохол?..
Куров впихивает Юрка в туалет, кричит весело.
КУРОВ. Это же внук наш, Юрко! (захлопывает за собой дверь)
Куриха садится на ступени, спохватывается, бежит следом.
КУРИХА. Юрко?.. Неужто Юрко?.. Отдай! Отдай, сама погляжу! Может, самозванец? Может, мошенник?..
В туалете пусто. Куриха вбегает в свою хату, бьет в дверь – границу.
КУРИХА. Не отдашь – высажу! Не посмотрю на международный скандал! Сейчас я авианосец подгоню! Сейчас я главный калибр достану!
Исчезает. На половине Курова никто не появляется, остались в подполье. Тем временем гвалт на таможне стих. Челноки пошли цепочками, на ходу застегиваясь. Сумки и мешки похудели вчетверо – взяли таможенный налог. Волков и Вовченко выходят на площадку, оба хрустят яблоками, из-за стены друг друга не видят, но одновременно потягиваются, довольны работой. С украинской стороны к таможне подходит КУШНЕР. Он важен, одет в кожаное пальто, на голове черная шляпа, в руке – толстая папка. Все время с кем-то говорит по телефону, причем, примерно на пяти языках – мексиканском, английском, французском, иврите и японском. В настоящий момент кажется, на связи команданте Фидель. Волков замечает его, поправляет на себе форму, фуражку, вытягивается. Вовченко тем часом вальяжно садится, кладет ноги на стол, закуривает.
ВОЛКОВ. (кланяясь) Доброго здоровьичка, пан Кушнер! Як ночевалы?
КУШНЕР. (небрежно) Добре, Мыкола, добре. Бачу, таможня вже робит?
ВОЛКОВ. А як же, пан Кушнер! Бачу и вы на державну службу собралысь?
КУШНЕР. Москали вины як диты, без пригляду зараз начнут гвалтуваты да самостийничать. Беззаконни люды!
ВОЛКОВ. Це да, пан Кушнер, це да!.. Вин у мене жинка из москалей, така беззаконня, така беззаконня! Кажу вам, пан Кушнер, представляет опасность для самостийности и демократии в Украине.
КУШНЕР. Та шо ты балакаешь, Микола? Як жинка може нести опасность демократии? Це ж – баба!
ВОЛКОВ. Если, говорит, хохлы не образумятся, я эту стену сломаю!
КУШНЕР. Так и говорит?
ВОЛКОВ. В пыль, говорит, разнесу! Камня на камне не оставлю! Вина ж як Пиночет! Хуже генерала Лебедя!
КУШНЕР. А ты-то что? Ты же ей муж, воспитывай уважение к закону!
ВОЛКОВ. Эх, пан Кушнер! Мы же не зарегистрированные, и брак-то незаконный. Она судоисполнителем робит у москалей, приводит приговоры в исполнение. Ей чоловика расстрелять – раз плюнуть.
КУШНЕР. Добре, Мыкола. Это дело мы поправим. Защитим самостийность и демократию. Не позволим разрушать наших священных рубежей.
ВОЛКОВ. (кланяясь) Будьте ласкови, пан Кушнер! Ни якого сладу нема!
Кушнер проходит через двери таможни, появляется на площадке под российским флагом. Вовченко вскакивает.
ВОВЧЕНКО. Рад приветствовать, господин Кушнер! Доброе утро!
КУШНЕР. (здоровается за руку) Здравствуй, Вовченко, здравствуй. Ну, как служба? Хохлы не нарушают священных рубежей отчизны?
ВОВЧЕНКО. На то они и хохлы, господин Кушнер! Контрабандисты лезут без конца, да стоим на страже. Защищаем интересы!
КУШНЕР. Молодец, Вовченко!
ВОВЧЕНКО. Господин Кушнер, нельзя ли еще один таможенный налог установить. А то ведь уплывает богатство к хохлам!
КУШНЕР. Какое богатство, Вовченко?
ВОВЧЕНКО. Богатство русского языка. Они же все по-русски говорят! Незаконно эксплуатируют чужое достояние. А брать налог, так сразу научатся мове. А то ведь, что получается, господин Кушнер? Если все по-русски станем говорить, то, вроде, и таможня ни к чему? Никакого суверенитета! И вроде на два государства не разделишься.
КУШНЕР. Это резонно, Вовченко. Да ты стратегического мышления человек! Это мы обязательно рассмотрим в Думе.
ВОВЧЕНКО. А еще вот какое наблюдение есть, господин Кушнер. Вы же все совхозное имущество по справедливости поделили: хохлам - пруды с карпами, России – лодки и невод. Так же, господин Кушнер?
КУШНЕР. Так, Вовченко, так…
ВОВЧЕНКО. Разведка донесла: хохлы собираются пересмотреть договоренности и разделить теперь лодки поровну и невод пополам. Налицо покушение на суверенность России.
КУШНЕР. Договоренности по имуществу пересмотру не подлежат! Мы защитим интересы государства! Мы на них ПАСЕ натравим, Вашингтон!
ВОВЧЕНКО. Если мы не пойдем на уступки, грозятся порвать договор на строительство стены! Лишить русских людей рабочих мест, посеять безработицу, хаос и неуверенность в завтрашнем дне.
КУШНЕР. Это у них не пройдет! Не позволим хохлам подрывать молодую российскую демократию. Договор на совместное строительство стены одобрен украинской Радой и российской Думой. И одобрен в Совете Европы! Имеет силу закона! Благодарю за бдительность, Вовченко!
ВОВЧЕНКО. (козыряет) Рад стараться, господин Кушнер!
Кушнер уходит. Два новых потока челноков врывается на лестницы таможни, поднимается шум, все скрываются в башне.
Из подпола у Курова выбираются дед и внук. Оба уже навеселе, тащат с собой бутыль с горилкой, закуску.
КУРОВ. Эй, внучок, да наплюй ты на алмазы! Живой вернулся и слава Богу. Вот плохо – язык родной забыл. Выпить выпили, а поговорить по душам не получается.
ЮРКО. Канул сахам кыргыттара…
КУРОВ. Да ладно, Юрко, не расстраивайся. Канул, канул… Да не канул! А язык мы выучим! (наливает горилки, показывает) Давай повторим урок. Это как называется?
ЮРКО. (неуверенно) Огненная вода… Гори…Гори…Горилка!
КУРОВ. Вот! Способный ты к языкам! Это надо, алмазов не нашел, а шаманскую мову выучил. Там что, тоже заставляют государственный язык учить?
ЮРКО. Учиннаах лабба урун!
КУРОВ. А, понял! Значит, кто не учит, тот не ест… Так, а это как по-нашему?
ЮРКО. Санаа…Сыала…Сало!
КУРОВ. А это что такое?
ЮРКО. Халабба…хулгана…хлиба… Хлеб!
КУРОВ. Полиглотный парень ты, Юрко! Я в молодости тоже был!.. Это когда в отряде у товарища Ковпака воевал. Германский изучил и шпарил – немчура диву давалась. Вот раз пошел я в разведку с твоей бабкой…
В смежной половине появляется Куриха, с воинственным видом и противотанковой миной в руках. Устанавливает возле двери, привязывает кувалду и подвешивает ее над миной, протаскивает веревку за дверь.
КУРИХА. Ну, хохол, держись! Сейчас от твоей двери щепки будут!
КУРОВ. Но-но! Не мешай нам с внучком! А то я тебя!..
Куриха дергает веревку, кувалда бьет по мине. Легкая вспышка, потом хлопок и туча дыма. Старуха ложится, закрывает голову каской, ждет взрыва… Встает.
КУРИХА. Вот зараза! Отсырела, что ли…
КУРОВ. (из-за двери) Конечно отсырела! Кто же минами капусту придавливает, дура?.. (Юрку) Ну вот, значит, пошел я к немцам в разведку, по заданию товарища Ковпака…
Куриха разгоняет дым, выбрасывает мину, стучит.
КУРИХА. Открывай, говорю! Мошенника в дом пустил, а говоришь, внук! Внук! Только женское сердце может угадать родную кровь!
ЮРКО. (идет к двери) Бабушка? Ерэн аллас? Юрко – вануук! Внук Юрко!
КУРИХА. Открой, говорю, хохляцкая твоя рожа? Ну ладно!
Хватает лопату, прыгает в подпол. Оттуда летит земля.
КУРОВ. Да брось ее, Юрко! Полоумная! Санаабар, говорю! Киль манда! Видал, как я на шаманском шпрехаю! А еще бутыль не допили…
Наливает. Выпивают и закусывают.
ЮРКО. Кымын бабушка! Ое-е-ей! Плокой колава стал. Внука ждал, болел – ой-ей-ей!
КУРОВ. Да и хрен с ней! Мы вот что, внук! Мы с тобой сейчас баню истопим, отпарю тебя и пойдем мы свататься! Прямо сегодня! Оксана тебя все десять лет ждала! И скажу тебе, себя соблюдала. Ни-ни! Ни капли! Какая дивчина, Оксана!
ЮРКО. Око-сана…Око-сана… Окосена… Оксана…
КУРОВ. Молодец, вспомнил!
ЮРКО. Баня кель сахам, баня пойдем. Конул… Десять лет не мылся. Саватать – кыргыттара! Не пойдем! Окосана – юрюн! Солнце! Юрко – тундара, тундра Юрко, совсем старый, зуба нет, кудуря нет. Алмаза тоже – каюк. Соболь видал урун.
КУРОВ. Нуокагай лабба! Подумаешь – кудрей у него нету! Девки нас не за кудри любят! А уж в зубы всяко смотреть не станет. Ты ей, можно сказать, подарок судьбы! А дареному коню в зубы не глядят.
Куриха прокопала дыру на нейтральную полосу. Высунулась, огляделась, взяла направление под дом и снова полетела земля.
ЮРКО. (плачет) Окосана… Как я покажусь? Хатыныны – кубатыныны… Окосана – свет мой, солнце! Забыть чороон… очарование очей…
КУРОВ. Ты чего это? Кюньрулех Вюрюмечи ырыатын! Я тебя вот сейчас выпорю! (снимает ремень) Ревешь, как баба! Девка иссохлась по нему!.. Нет, конечно, не то, чтобы иссохлась… Даже наоборот! А он в три ручья голосит! Сказал – сватать пойдем! Кубытыныы! Понял, хрен моржовый!
ЮРКО. Не понял…
КУРОВ. Женить тебя буду! Завтра же и свадьбу сыграем!
ЮРКО. Жениться не прочь… Ыррын ху. Да старушку бы какую взять, бабы ыррын.
КУРОВ. Кого!? Тебе что, одной мало? Эвон мину под дверь подложила! Про итальянскую мафию насмотрелась… Бабы ыррын! Я те дам старушку!
Из подпола летит земля. За нею выскакивает КУРИХА, смотрит на Юрка, не верит…
КУРИХА. В этих самых… в сириалах кажут… То сынок потерялся, то еще какой ребенок сховался… И находятся красивые, здоровые… А ты отчего такой-то явился?
КУРОВ. Не нравится – от манды кель! Мой внук!
ЮРКО. Бабушка, кель манна… Это я, Юрко, с заработков пришел.
КУРИХА. Хоть бы раздел его, леший! Снимай котомку-то, Юрко.
ЮРКО. Это не котомка, бабушка…
КУРИХА. А что это на спине-то?
ЮРКО. Горб, бабушка… Уктээн… Кель манна!
КУРОВ. От манды-кель, я сказал! Внук вернулся, хоть бы слезинку пролила. Насмотрелась сириалов своих! Кель, кель! (Юрку) Пошли баню топить! Сейчас мы из тебя такого парубка сделаем. Сам как алмаз засверкаешь! Все девки долгунуну сохнут!
Уводит за собой Юрка, а тот на ходу прихватывает бутыль, оглядывается на Куриху.
ЮРКО. Огненная вода – пить будем. В бане мыться… Сватать Окосану не пойдем. Бриллиант сверкает – хорошо! Лысина сверкает – плохо.
Старуха выжидает, когда они исчезнут, выбирается в окно, убегает. На Украину.
Картина третья.
Дремов, обряженный в форму немецкого егеря, поднимается на площадку таможни, весел, помахивает шляпой с пером.
ДРЕМОВ. Мыкола? А Мыкола? Ты где?
ВОЛКОВ. (выскакивает из таможни) Здесь! Здесь, Тарас Иваныч! Добрий день! Мое почтение! (стоит выжидательно)
ДРЕМОВ. (неспеша) Ну, что, Мыкола?.. Сеяли в России овес, чи ни? Посмотрел? Побачил?
ВОЛКОВ. Гектара три посеяли, Тарас Иваныч. Возле хутора.
ДРЕМОВ. А медведь? Медведь – то на овсы ходит?.. Не видел?
ВОЛКОВ. (смущенно) На службе… Таможню не бросишь. Но схожу! Сбегаю! В обеденный перерыв!
ДРЕМОВ. Правильно, сбегай. Да не забудь веревку взять. Подлиньше…
ВОЛКОВ. Веревку зачем? Медведя привязать?
ДРЕМОВ. Да нет… Гамак сплетешь, между деревьев, вместо лабаза. Чтоб удобнее и сидеть и лежать.
ВОЛКОВ. А!.. А то мог бы и привязать, Тарас Иваныч.
ДРЕМОВ. Как у тебя с таможней? Когда, говоришь, приватизировать собрался?
ВОЛКОВ. (чует удачу) Когда?.. Когда. Да скоро, может на днях.
ДРЕМОВ. (сразу) Пятьдесят один процент – мне!
ВОЛКОВ. Как? От каких сборов?
ДРЕМОВ. От всех. Сам считать буду.
ВОЛКОВ. Да как-то, Тарас Иванович не того… Пятьдесят один!.. Пану Кушнеру – двадцать, Батьке Гуменнику – тридцать. А мне –то что?
ДРЕМОВ. Тебе – дочку мою, Оксану.
ВОЛКОВ. Что-то я не понимаю, Тарас Иваныч. Таможня – это таможня! Это, Тарас Иваныч, колондайк. Пятьдесят один – много. Да ведь и Оксане – тридцать!
ДРЕМОВ. Чего Оксане тридцать? Процентов, что ли?
ВОЛКОВ. Да нет, лет ей тридцать. Товар, так сказать, подзалежалый, без сертификата…
ДРЕМОВ. А у самого-то сертификат? В порядке? У самого-то сколько процентов износу?
ВОЛКОВ. Тарас Иваныч, не подумай, я ничего, я так… А потом, жених у нее где-то на северах. Ну как придет, спросит… Юрко был парень крутой, весь в деда. С ним связываться…
ДРЕМОВ. Приехал этот жених. Говорят, лысый, беззубый и горбатый. На вид, так старше тебя будет. А ты сожительницу выгнал?
ВОЛКОВ. Не просто выгнал. Я ей обеспечил выселение в Россию. Пан Кушнер указ напишет… Пятьдесят один – много, Тарас Иваныч. Дети пойдут, внуки твои, чем кормить стану?
ДРЕМОВ. Украдешь, не маленький. Все равно ведь украдешь?.. Ладно, согласен. Сорок девять и по рукам.
ВОЛКОВ. Значит нам на молодую семью – один процент достается?
ДРЕМОВ. Какие ваши годы! Одного хватит. Да ты уж столько натащил. Одних долларов, поди центнерами в кадках насолено.
ВОЛКОВ. Половину отдать придется, Тарас Иваныч. Сожительница моя судоисполнитель, законы знает, свое возьмет.
ДРЕМОВ. Твои проблемы.
К таможне идут батько Гуменник в сопровождении телохранителя. Гуменник мал ростом, худощав, в форме бендеровца, на голове – оседелец, в руке – стек.
ВОЛКОВ. Батько! Батько идет! Батько Гуменник!.. Полиница, полуница, пылиница… Черт! Забыл! Полуница… Пропал!
ДРЕМОВ. Поляниця…
ВОЛКОВ. Как? Поляниция?.. Тарас Иваныч, сховайся покуда! Шоб без посторонних.
ДРЕМОВ. Кто здесь посторонний? У меня сорок девять процентов!
Гости поднимаются на площадку.Гуменник резок в движениях, цепкий взгляд, отрывистая речь.
ВОЛКОВ. Здоровеньки булы, батько Гуменник! Будьте ласкови, проходьте! Рады бачить вас на священном порубежье самостийной полыницы! (в ужасе прикрыл рот)
Гуменник лишь бросил острый взгляд, прошелся по площадке, по-хозяйски постучал в бетонную стену. Волков взял стул, пошел за ним, чтобы во время подставить. Гуменник шел кругами, увидел мешки и сумки.
ГУМЕННИК. Шо це таке?
ВОЛКОВ. Це для вас, батько! Гостинчик!
Гуменник махнул стеком – телохранитель схватил товар, потащил вниз. Батько наконец, сел, ноги на стол. Блестящие хромовые сапоги…
ГУМЕННИК. Почему сегодня не строят стену?
ВОЛКОВ. Москали электричество отключили, батько!
ГУМЕННИК. По какой причине?
ВОЛКОВ. Дума заседает, в клубе все лампочки повключали. И вся электрическая энергия на освещение ушла.
Гуменник показал стеком – телохранитель записал.
ГУМЕННИК. Повестка дня в Думе?
ВОЛКОВ. Не могу знать, батько…
ГУМЕННИК. Таможня обязана знать все!
ДРЕМОВ. На повестке дня два вопроса, батько. Результаты первого тура выборов президента США.
ГУМЕННИК. Второй?
ДРЕМОВ. Распределение гуманитарной помощи из республики Уганды.
ГУМЕННИК. Что прислали?
ДРЕМОВ. Известно – бананья! И набедреные повязки. На сей раз из джута.
Гуменник указал стеком телохранителю – тот записал. Волков заволновался – упустил инициативу.
ГУМЕННИК. Когда соберется ваша Рада?
ДРЕМОВ. Как пан Кушнер прибудет от москалей.
ГУМЕННИК. Охота на медведя подготовлена?
ДРЕМОВ. Точно так, батько!
Гуменник встает, осматривает со всех сторон Дремова, стучит по нему стеком.
ГУМЕННИК. Если американец останется довольным от охоты – назначу тебя головой администрации.
ДРЕМОВ. Слухаю, батько! Буду стараться!
ГУМЕННИК. Старайся. Американец – птица важная. Стратегическая для нашего плана. На один день дали. Надо успеть обработать его.
ДРЕМОВ. Обработаю по высшему разряду, батько! Останется доволен!
ГУМЕННИК. Головой будешь!
ВОЛКОВ. (осторожно) Ты же мне обещал, батько?
ГУМЕННИК. Что обещал?
ВОЛКОВ. Головой администрации назначить, если слово «поляниця» скажу.
ГУМЕННИК. Говори!
ВОЛКОВ. Полыница,.. пильница,.. полынница… Полуница!
ГУМЕННИК. Ты не хохол… То есть, не украинец, Волков. Ты москаль, и треба тоби мову учить.
ВОЛКОВ. Як же ж не хохол? То есть, не украинец? Могу паспорт показать!
Гуменник неожиданно замечает Оксану, спешащую к дому Курова. Наблюдает, указывает стеком.
ГУМЕННИК. Шо за дивчина?
ВОЛКОВ. (с готовностью) Оксана! Це Оксана, моя…
ДРЕМОВ. (громко перебивает) Моя дочь Оксана!
ВОЛКОВ. (виновато) Полиница…пыльница…мыльница…
ГУМЕННИК. Хочу побачить.
ДРЕМОВ. (кричит) Оксана! Оксана, иди сюда. Ходь до мене!
ОКСАНА. (с радостью) Папа! Папочка! Юрко вернулся! Живой вернулся!
ГУМЕННИК. Кто такой – Юрко?
ВОЛКОВ. Жених. Ее жених! С северов явился. Москаль!
ДРЕМОВ. Ходь ко мне, дочь!
ОКСАНА. Некогда, папа! Побегу Юрка посмотрю! Исстрадалось мое сердце! К груди прижму, в очи поцелую!
ДРЕМОВ. Я шо казав? Батько Гуменнику треба побачить! Швыдко!
ОКСАНА. (убегая) Да пошел ты со своим Гуменником! Тоже, гусь!..
Гуменник хладнокровно указывает стеком – телохранитель срывается следом за Оксаной. Оксана прыгает в окно к Курову. Скоро туда же лезет телохранитель.
ВОЛКОВ. (полусумсашедший) Полиница… пелиница…пуленица, паленица.
ГУМЕННИК. (Дремову) Если и американцу такое удовольствие доставишь… Не знаю, как тебя головой назначать?
ДРЕМОВ. Дикая она, батько! Оленица – не дивчина. Да ведь потому и хороша!.. А будь, как корова? Уломаю, батько!
ГУМЕННИК. Главное, американца уломай. (Волкову) Чей это дом?
ВОЛКОВ. Деда Курова, батько! Партизанил у Ковпака.
ГУМЕННИК. Партизан? Руссише партизанен?
Из окна появляется телохранитель с автоматом ППШ и трехлинейкой.
ВОЛКОВ. Еще какой! И ныне все партизанит! Вон сколько оружия! А Оксану спрятал! Или к москалям переправил! Он же, батько, на нейтральной территории оказался. Ни каким законам не подчиняется!
ГУМЕННИК. (осматривая оружие) Дом снести.
ВОЛКОВ. Слухаю, батько! Айн момент! Сейчас трактор заведу!
ДРЕМОВ. (мстительно) Попробуй, заведи. Солярки-то нет!
ВОЛКОВ. Я его без трактора… Дозволь только, батько?
Гуменник уходит, постукивая стеком по сапогу. За ним потянулся Дремов.
ДРЕМОВ. А позвольте спросить, батько? У американца есть оружие? Если нет, хорошо бы ему эту трехлинеечку приподнести. В качестве сувенира. Это когда медведя добудет. Знатная винтовочка! Видишь, зарубочки? Столько фашистов постреляно…
ГУМЕННИК. Кого-кого постреляно?...
ДРЕМОВ. Медведей! Русских медведей!
ГУМЕННИК. Добре, егерь, приподнесем.
ВОЛКОВ. Батько? Батько!.. Полыница! Пылиница…пуленица…
Бежит и останавливается в растерянности. Гости исчезают. Из дверей таможни появляется пан Кушнер. Видит, что таможенник его не замечает, в удивлении.
КУШНЕР. Мыкола? Шо це таке? Шо ты бормочешь?
ВОЛКОВ. (спохватываясь) Державний язык учу, мову, пан Кушнер.
КУШНЕР. Добре, Мыкола, учи. (достает свидетельство о браке) Я тоби бумагу справил. Твой брак с незаконной жинкой зарегистрировал. Поздравляю с законным браком! Теперь воспитывай жинку!
Уходит. Волков садится на пол, прислонившись к стене.
Картина четвертая.
Куров и Юрко идут из бани, в белых украинских рубахах, шароварах, несут бутыль, закуску. Юрко уже без бороды. Садятся под стену на российской стороне, располагаются отдохнуть и выпить. Из туалета выбегает Оксана, оглядывается, ищет, кричит. Юрко прячется, таится.
ОКСАНА. Юрко?.. Юрко!.. Где же ты, Юрко!
КУРОВ. (пытается вытолкнуть) Иди! Эрэн чуумпу! Балбес! Такая дивчина кричит по нему, а он, как пень! Ты же отмылся, красивый стал, иди. И горб вроде… рассосался.
ЮРКО. (щупает горб) Нет еще… Когда совсем рассосется… Ойху-дьарзаа.
КУРОВ. Ойху, ойху… Если б сразу с горбом приняла, куда б потом делась? Без горба-то за тебя любая дура пойдет…
ЮРКО. Урун тундара хатыныны! Айбас кирикитте!
КУРОВ. (согласно) Тутан, тутан, в ерык ее мать!..
Оксана печально возвращается назад, кричит, как подбитая птица.
ОКСАНА. Где же ты, любимый? Иди ко мне! Я тебя… поцелую!
КУРОВ. Видишь, поцеловать хочет…
ЮРКО. Ар-рыы!
КУРОВ. Понял, понял… (рассказывает) Ну и вот, сошлись, орали, орали и разошлись. Хохлы не хотят в избах жить, а москали в мазанках. Так и остались при своих интересах. Граница-то уже – вот она, по центальной улице проходит! Так и вышло: москали на Украине остались, хохлы в суверенной России. Потом, когда совхозное добро разделили, пан Кушнер колючую проволоку привез и натянул. А народ все бежит и бежит, каждому ну просто чешется за границей побывать. Все кажется, у иностранцев лучше… Тогда по проволоке ток двести двадцать пропустили, чтоб через таможню ходили. Нет, прут челноки. Пан Кушнер закон издал, весь свет в селе отключили и пустили триста восемьдесят!
ЮРКО. Айбас кирикитте! И все равно лезут?
КУРОВ. Резиновых галош в сельпо не осталось!
ЮРКО. А кто такой пан Кушнер?
КУРОВ. Не помнишь его? Секретарем райкома партии работал?
ЮРКО. Партию помню, геологов…
КУРОВ. Теперь у него двойное гражданство. И там, и там живет. На Украине – голова Рады, в России – председатель Думы. Всем законы пишет.
Тем временем Куриха и Оксана появляются в российской половине дома с ломами и начинают выворачивать дверь – границу. Рвут замки, колючую проволоку, расшатывают навесы – ни в какую! Устали, отдышались.
ОКСАНА. Может, гранатой подорвать?
КУРИХА. Нету! Была мина, да и та отсырела. А винтовку Гуменников прихлебатель упер.
ОКСАНА. А дай мне, бабушка, топор! Сейчас я ее!..
КУРИХА. (лезет в подпол) Погоди-ка, красавица, где-то у меня фузея была припрятана…
Исчезает. Оксана пробует бить кувалдой – ударила по ноге, попрыгала и снова бьет. Появляется Куриха с противотанковым ружьем. Обдувает паутину. Лязгает затвором, вставляет патрон.
КУРИХА. Отойди-ка, девушка, дай прицелиться!
ОКСАНА. В замок стреляй, бабушка! Вот сюда!
КУРИХА. Она учить меня будет!
Прицеливается, стоя в подполе, как в окопе. Стреляет. Дверь вылетает. Куриха довольно осматривается, прячет ружье. Оксана отворяет окно, пыль, дым. А Куриха тащит стол на середину, покрывает скатертью. Начинают сервировать.
ЮРКО. Его-то кем записали? Хохлом или москалем?
КУРОВ. (озираясь) Пана Кушнера-то?.. Он кем захочет, тем и запишется – секретарь!
Скрываются в туалете. Стол тем часом на середине дома Куровых накрыт.Оксана волнуется, выглядывает в окна. Вдруг видит отца. Дремов, американец ДЖОН и два переводчика – телохранителя направляются к окну Курова. Первые двое – с винтовками, в охотничьих костюмах. Оксана отходит, разочарованно.
ОКСАНА. Только этого и не хватало… Несут же черти! Да еще с мужиками.
КУРИХА. Контрабандисты!.. Только и шастают взад вперед. Не пускать.
Пытается закрыть окно, однако Дремов засовывает голову.
ДРЕМОВ. Здоровеньки булы, сваты. Дозвольте пройти через вашу хату, будьте ласкови!
КУРИХА. Иди через таможню, сват. Чужих-то в дом не веди.
ДРЕМОВ. Где хозяин? Мы с хозяином договорились.
КУРИХА. Ничего не знаю! Нету хозяина! Один заходи, а с оравой не смей…
ДРЕМОВ. (просовывается до плеч, видит Оксану) А ты что тут? (шепчет) Иди домой, не позорь отца! Дождалась жениха, дура…
ОКСАНА. Все, я уехала от тебя! Живи один!
ДРЕМОВ. Куда уехала?
ОКСАНА. В эмиграцию. (независимо уходит) По политическим соображениям.
ДРЕМОВ. (к Курихе) Пусти, сватья, перед иностранцем неудобно. Я американца на медведя веду!
КУРИХА. Обязательно через мою хату?
ДРЕМОВ. Да они ж как дети. Им все экзотику подавай. Россия для них страна загадочная, вот и приходится выдумывать…
Его вдруг отталкивает ДЖОН легко заскакивает в избу. Улыбчив, весел, самоуверен и без комплексов.
ДЖОН. (на английском) Hello, old Russian lady! As you wonderful! And it is the Russian hospitality! Already the table is set!
Садится, начинает есть, наливает вина, зазывает своих спутников, торчащих у окна. Даже Куриха ошалела.
КУРИХА. Это кто?...
ДЖОН. Come, Lord! Make yourself comfortable! I love Russian cuisine! (переводчикам) Translate the old lady! My name is sir John! I'm a big specialist in the field of food and cooking. And have thin taste senses.
Первый переводчик переводит на русский язык, второй – с русского на украинский.
ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК. Пан Джон разбирается в пище и хороший повар. Он любит вкусно поесть.
ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК. Пан Джон разумиет харч и гарно харчится.
ДЖОН. (всем) So grab the Lord! Mr. huntsman? Ask! Want a drink for a successful hunt!
Дремов с переводчиками послушно усаживаются за стол.
ДЖОН. And you, old lady? I beseech you!" I will be glad in your company. I love the good of Russian old ladies.
ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК. Садись со мной, старая женщина и ешь. Я люблю старух.
ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК. Сидай к столу, бабка.
Появляется Оксана.
ОКСАНА. А что это вы уселись? Для вас будто приготовлено! Ну, пошли отсюда! Ишь, налетели, саранча! Папа, уводи отсюда свою банду!
Джон привстал, глядит восторженно, откровенно любуется, и это не ускользнуло от Дремова.
ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК. (на английском) Она рада приветствовать гостя из США!
ДЖОН. Oh! Beautiful Russian lady! I'm fascinated by you! What is your name?
ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК. Хорошо выглядишь, девушка. Как зовут?
ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК. Як зовут дивчину?
ДРЕМОВ. (с готовностью) Это моя дочь! Дочь егеря – романтическое создание. Очень любит американцев. А зовут – Оксана! (переводчику) Только попробуй наври!
ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК. Дочь егеря Оксана любит американцев.
ДЖОН. (бросается к руке Оксаны) Charming Russian Oksana! Let your knob!
ПЕРВЫЙ ПЕРЕВОДЧИК. Русская колдунья, дай руку!
ВТОРОЙ ПЕРЕВОДЧИК. Ведьмица, руку пану мэриканцю!
Оксана отпрянула в сторону, воинственно.
ОКСАНА. Сейчас, руку ему! Может, пинка под зад? Нахалы! Бабушка, а ты что стоишь, как лом проглотила? Гони их в шею!
КУРИХА. (вдруг смущенно) Дак батько твой теперь мне, вроде, сват… И гнать-то неудобно, родня…
ДРЕМОВ. (шепотом Оксане) Что разоралась, дура? Гляди, как у американца глаз на тебя загорел! Возьмет – в Америку поедешь! Что тебе этот горбун дался? Америка – это эмиграция!
ОКСАНА. Я Юрка десять лет ждала! Столько сил потратила! Столько слез! А сколько ночей терпела?.. И теперь все на распыл? Отдать за какого-то американца?
Куриха вдруг заметила винтовку у американца, узнала, потянулась. Весь диалог вразнобой переводят переводчики.
КУРИХА. Трехлинеечка-то знакомая… Ты где ее взял? Ты где ее раздобыл? Я с этой винтовкой три года партизанила! Я из нее столько фашистов уложила!
ДРЕМОВ. Сватья? Сватьюшка!.. Скандал будет, международный. Уймись. С иностранным гражданином не шути. Особенно, с американским!
КУРИХА. Я и не шучу! Сейчас я его под откос пущу! (рвется)
ДРЕМОВ. С ума сошла, сватья! Американцы, они такие. Они за своего гражданина быстро к вашей хате авианосец поставят!
КУРИХА. (завелась) Да что же это делается? В хату ворвались, винтовку украли, за стол незваные залезли? Еще и авианосец к хате…
ОКСАНА. Верните бабушке ружье!
ДРЕМОВ. Оксана, не встревай!.. Сватья, я тебе другую дам. Эта больно американцу ндравится.
КУРИХА. А у мужа моего – автомат отобрали! Это что за разоружение такое?
ОКСАНА. (кричит) Верните бабушке ружье!
Американец пользуясь случаем, схватил руку Оксаны, страстно целует, вот-вот доберется до губ. Оксана между делом отпихивает его…
ДЖОН. Рашен экзотик!.. Медвед стреляйт – но!.. Охота рашен леди! Охота! Охота!
Оксана вырывается, помогает Курихе отнять винтовку.
КУРИХА. Отдай, сват! Не отдам винтовку супротивнику! Грудью лягу! Я сама как миноносец встану!
ОКСАНА. (кричит) Верните бабушке ружье!
Джон снова подбирается к Оксане, обнимает ее, пытается поцеловать, затем хватает ее на руки, несет к выходу, однако Куриха догоняет.
КУРИХА. Гляди, гляди что делают, сволочи! На ходу подметки рвут! Отдай девку! Наша девка, давно просватанная! Куда понес, кобель заокеанский!
В этот момент откидывается крышка подпола. Куров выставляет бутыль с горилкой, затем вдвоем с Юрком – станковый пулемет, заправляет ленту.
КУРОВ. До чего же надоели! Галдят и галдят над головой! И в подполье от вас покоя нет!.. Юрко, подавай ленту!
Оксана увидела Юрко – ужаснулась, вцепилась в американца. Куриха отнимает ее.
КУРИХА. Отдай девку, говорю! Это тебе не игрушка! (отбирает Оксану) Ну, народ! Вы чего там, в своей Америке, совсем одичали? Девок не видели, что ли? Муданты хреновы!
Оксана немо вскрикивает, делает несколько шагов к нему и опускается на колени. На лице – страх, подавленность, разочарование – беззубый горбун и правда страшен… Дремов с командой пятятся к выходу. Немая сцена, рапид
Картина пятая.
Глубокая ночь.Партизанская вылазка. Из туалета появляются Куров со старухой. У него – лопата, у нее – грабли. Крадутся вдоль проволоки. Замирают. Куриха в дозоре. Куров ложится, перекусывает проволоку кусачками – на руках резиновые диэлектрические перчатки, на ногах – калоши.
КУРОВ. (свистит соловьем, ждет) Эй, ты что, оглохла? Готово. Кель манда!
Куриха проползает в дыру, стонет.
КУРИХА. (громким шепотом) Сдурел? Соловьем поешь. Осень на дворе…
КУРОВ. А-а! Забыл…
КУРИХА. Что забыл? Лопату? Аррыы!..
КУРОВ. Да нет, забыл, что осень на дворе.
Пробираются по контрольно-следовой полосе к пограничному столбу, пытаются расшатать. Куров подкапывает, наконец, расшатали, начинают его поворачивать на 180 градусов. Обнимают столб, а Куров вместе с ним и старуху.
КУРИХА. Но-но, леший, придушишь ведь!
КУРОВ. Тихо!.. Кто-то идет. Тутан хотун!
Замирают. Куров как бы вынужденно обнимает бабку.
КУРИХА. Да никого и нету. Знаю я твои… Тутан хотун!
КУРОВ. Значит, послышалось…
Зарывают столб. Бабка граблями заборанивает следы, отступая к проволоке. Тем часом Оксана в доме заканчивает убирать со стола. Посидела враздумье, подошла к открытому подполу, зовет тоскливо
ОКСАНА. Юрко?.. Ты меня слышишь, Юрко?.. Вылазь. Я еще посмотреть хочу. Может, мне показалось?..
ЮРКО. (из подпола) Не показалось. Такой я и есть.
ОКСАНА. Ну, покажись, я свет включать не буду… Может, в темноте и ничего. Может, я постепенно привыкну.
ЮРКО. В темноте я жить больше не хочу.
ОКСАНА. Почему. В темноте бывает даже интересней.
ЮРКО. Мне в Якутии полярные ночи надоели. Ырыатын арыы!
ОКСАНА. (со вздохом) На первое время, может, в Якутию нам податься? Пожить полярную ночку, глядишь, примелькается лысинка…
ЮРКО. Лучше я в подполье буду сидеть… Налей горилки.
Оксана наливает стакан, несет, ставит, как приманку, сама караулит рядом. Юрко высунулся и тут же скрылся. Появляется его рука, забирающая стакан.
ОКСАНА. Ой, не знаю… К эдакому чудищу и за полярную ночь не привыкнешь. Ну, кыргыттара урун лабба! Чтоб эту Якутию айбасы побрали! Чтоб ее Арсан Дуолайя себе в кирикитте засунул! Такого хлопца отправила, а что получила? В тундару ее тутан!
Садится на пол и плачет по-бабьи. А Юрко в подполе поет «Хазбулат удалой».
Куров с бабкой выбираются с нейтральной полосы.
КУРИХА. Дай передохнуть, упрела вся…
КУРОВ. Упрела, квашня… Вперед! Санаабар!
КУРИХА. Не семнадцать лет. Я женщина зрелого возраста.
КУРОВ. Да ты и в семнадцать лет вареная была! Вечно у тебя – дай охнуть, дай вздохнуть!
КУРИХА. Чего ты раскомандовался? Я кто тебе? Женись, тогда и командуй!
КУРОВ. Ишь что захотела! Только и смотрят, как бы на себе женить! Ну и бабы пошли! Тундара кирикитте! Шевелись давай!
КУРИХА. А вот не буду шевелиться! Что ты сделаешь?
КУРОВ. А что я раньше делал, когда ты шевелиться не хотела на операции?
КУРИХА. (закатывается) Ой!..Ой!.. Что делал! Что дела-а-ал!.. (вдруг) Да если б ты, как раньше, я б с тобой походила на операции. А нынче у меня никакого интересу. Так что подчиняться отказываюсь, пошла домой.
КУРОВ. (примирительно) Ты это брось! Не путай
