ГЛАВА 38

 

Листья на деревьях зазолотились и, опадая, пышным ковром покрывали тропинку, ведущую в аббатство Рэдволл. Фрукты и виноград собрали, уже пора было варить октябрьский эль. Аббат Сакстус и слепой Симеон стояли у ворот.

Сакстус спрятал лапы в широких рукавах сутаны.

– Да, друг мой, отличная из нас вышла парочка – стоим здесь и ждем погоды. Вообще‑то, мы должны быть на кухне, помогать варить варенье, желе и все остальное…

Симеон незрячими глазами смотрел, как ветер играет сухими листьями в Лесу Цветущих Мхов. Сверху послышался щебет и хлопанье крыльев.

– Птицы улетают вслед за солнцем туда, где зреет новый урожай, – промолвил Симеон. – А нам, ходящим по земле, только и остается, что стоять здесь и разговаривать, отец Сакстус. Ты испортишь все удовольствие, если появишься на кухне. В присутствии аббата всем придется быть паиньками. Кстати, когда мы устроим пир в честь матушки Меллус?

Сакстус провел лапой по стене.

– Надеюсь, что скоро!

– Когда из похода вернутся наши друзья?

– Я этого не говорил, Симеон.

– Знаю, что не говорил, зато подумал.

– От тебя ничего не скроешь, дружище!

Усы Симеона дрогнули, он наклонился вперед, прислушиваясь.

– А вон и гонец, если не ошибаюсь… Сакстус вгляделся в осеннюю дымку.

– Ничего не вижу, – сказал он.

Симеон показал лапой туда, где из Леса Цветущих Мхов выныривала тропа:

– Сюда спешит Хвастопуз.

И точно, вскоре уже можно было различить толстяка, переваливающегося с боку на бок. Сакстус с изумлением покачал головой:

– Как ты узнал, что это Хвастопуз?

Они спустились вниз, к главным воротам, и Симеон ответил:

– Он не слишком любит умываться, я чую его раньше, чем другие видят. Только не говори ему об этом – зверю с добрым сердцем можно простить этот маленький недостаток.

Хвастопуз уселся в сторожке и, попивая из кубка сидр, начал рассказывать:

– Вчера вечером, прямо перед тем, как стемнело, я видел «Жемчужную королеву», отец Сакстус. Я знаю этот корабль. Он приближался с юга. Я спрятался за скалами и стал наблюдать за судном. Когда команда увидела землю, они начали кричать: «Рэдволл!» Я решил, что это, должно быть, ваши друзья, которые отправились на поиски Мэриел и Дандина. Короче говоря, я помчался прямо сюда, чтоб рассказать вам об этом. Надеюсь, вы меня простите, но я не хочу, чтоб они меня увидели, – они‑то не знают, кто я, и чего доброго убьют!

Сакстус вновь наполнил кубок Хвастопуза.

– Ты хорошо поступил. Если зайдешь на кухню, встретишь своих друзей – мышонка и Фертил. Я велю брату Маллену положить тебе в мешок всякой еды, я‑то знаю, как ты любишь все, что готовят в Рэдволле.

Хвастопуз почтительно кивнул Сакстусу:

– Спасибо, ничего в мире нет вкуснее здешней еды!

Утром дул ветер, светило солнце, по небу стремительно неслись облака. Рядом с Сакстусом и Симеоном на тропинке из Рэдволла стояли мышонок и Фертил, они махали на прощание лапами Хвасто‑

пузу, который с мешком на плечах плелся к себе домой.

– Прощай! Не ешь, это самое… все сразу!

– До свидания, Хвастопуз! Спасибо за то, что починил мою лодку!

Хвастопуз обернулся и плутовато подмигнул:

– Счастливого плавания! До скорой встречи! – И он исчез среди деревьев.

Симеон обратился к аббату:

– Как насчет пира, Сакстус? Аббат принял строгий вид и ответил:

– Можно стоять здесь весь день, а можно отправиться на кухню и сказать поварам, чтобы они начали готовиться!

Симеон почувствовал, что малыши схватили его за обе лапы и бегом потащили на кухню, вопя во весь голос:

– Праздник! У нас будет праздничный пир!

Большой колокол Джозефа пробил девять часов вечера. Тарквин выглянул за ворота – их специально оставили открытыми – и сразу увидел то, чего так долго ждал. Заяц помчался к аббатству. Он ворвался в Большой Зал.

– Э‑ге‑гей! Они идут по тропе! – завопил он. Сакстус оглядел накрытые для пира столы:

– Все готово, сестра Шалфея?

– Почти готово, отец Сакстус. Вот поспеет Осенний овощной суп… Ага! Вот и он!

Брат Фингл о несколькими помощниками вкатили сервировочный стол с огромной дымящейся миской.

Поставив все напротив главного стола, брат Фингл с гордостью поклонился:

– Мы готовили Осенний овощной суп с самого полудня. Он просто совершенство: там отборный сельдерей, морковка, капуста, грибы, лук и репа!

Тарквин сбросил плащ и отсалютовал:

– В кладовых все готово к пиру – первая бочка октябрьского эля, клубничный морс, мятный чай, лимонад из одуванчиков и лопуха, бочонок с вином из черной смородины. Все готово!

Сакстус дважды обошел все столы, накрытые к возвращению его друзей. Главное место на столе занимал фруктовый торт, украшенный засахаренными кленовыми листьями и разноцветным мармеладом: ярко‑красным – из смородины, зеленым – из крыжовника, светло‑розовым – из лепестков розы и нежно‑лиловым – из лесной фиалки. А еще там стояли караваи хлеба с хрустящей корочкой, булочки с тмином, овсяные лепешки и множество всякой всячины.

В дверь Большого Зала громко постучали, Сакстус бросился к стулу и поднес лапу к губам, чтобы все замолчали. Рэдволльцы тихо сидели за украшенными столами, глядя на дверь блестящими от нетерпения глазами.

Стук повторился вновь, уже громче, но за пиршественным столом никто не проронил ни звука. Малыши зажали ладошками рты, чтобы не рассмеяться, им ужасно нравилась шутка, которую устроили старшие.

Бум! Бум! Бум! Бум!

Четыре обрушившихся на дверь удара были подозрительно похожи на удары Чайкобоя, а раздавшийся за ними голос, несомненно, принадлежал Дандину:

– Эй, кто‑нибудь дома?

Мышонок уже корчился от смеха и запихал в рот уголок скатерти, чтобы не рассмеяться во весь голос. Тяжелая дверная ручка повернулась – все уставились на медленно открывающуюся дверь.

Хон Рози просунула в щель голову:

– Ху‑ха‑ха!

Она распахнула дверь, и в Большой Зал ворвались вернувшиеся домой путешественники. Рэдволльцы вскочили со своих мест, встречая друзей.

– Рози, дорогая! Ты – дома!

– Тарквин! Детки мои, идите сюда!

– Дандин, разбойник, ты ничуть не изменился!

– Да и ты тоже, Сакстус! Ух ты, какой животик! Слепой Симеон тем временем ощупывал стоящего перед ним.

– Мэриел, воительница Рэдволла, добро пожаловать домой!

Мышка крепко обняла старого травника:

– Ради того, чтобы увидеть тебя, стоило пройти через все приключения!

– Да неужели это старина Кротоначальник?

– Бур‑р, точно так, брат Маллен. Смотрите, вот – Колючка Шари и землеройки, и все мы, это самое… голодные!

– Лог‑а‑Лог, мы играли в землероек и плавали на лодках по пруду!

Предводитель землероек, смеясь, склонился под тяжестью повисшей на нем оравы малышей.

Наконец приветствия закончились, и все уселись за пиршественный стол. Аббат хотел позвонить в колокольчик, как вдруг сестра Шалфея жалобно заплакала. Все обступили ее, чтобы узнать, что случилось. Мышь в отчаянии покачала головой: ¦

– Стихи, стихи… неужели вы не помните?

Ревущий поток суждено нам пройти, Вернуться дано четырем из пяти…

Воцарилось молчание, слышно было, как Том перечислял тех, кто вернулся:

– Раф Кисточка, Дарри Дикобраз, Хон Рози и Кротоначальник. Четверо!

Сестра Шалфея поднялась с места и, рыдая, подошла к Мэриел:

– С), Мэриел, бедный твой папа, какой он был храбрый…

Сакстус лишь в ужасе пробормотал:

– Нет, нет, только не Джозеф!

Среди всеобщего хаоса раздался голос разума, то есть голос Симеона:

– Тише! В стихах говорится, что вернутся четверо, но там ничего нет о смерти. Мэриел, расскажи нам, что с твоим отцом!

Мэриел с благодарностью посмотрела на Симеона:

– Я все объясню. Джозеф Литейщик вовсе не собирается умирать. Вот письмо, которое он просил передать аббату Сакстусу.

Развернув маленький свиток, Сакстус громко прочел:

–»Моему дорогому другу отцу Сакстусу и всем рэдволльцам. Я нужен в Южноземье, поэтому я решил остаться здесь помочь им восстановить их страну. Сейчас я отливаю колокол, чтобы он звонил над этой землей в честь тех, кто погиб в Великой битве, и напоминал мне о друзьях в Рэдволле.

Думаю, у вас пир горой. Как бы мне хотелось быть с вами! Будьте счастливы, растите большими и сильными, заботьтесь друг о друге и о нашем прекрасном аббатстве. Не волнуйтесь, когда‑нибудь настанет день, и мы встретимся.

Все вы живете в моем сердце.

Джозеф Литейщик».

Мэриел нежно улыбнулась и добавила:

– Джозеф награжден титулами Королевского советника, Почетного командующего армией Южноземья и назначен губернатором замка Флорет. Но вы же знаете моего отца – он хочет, чтобы его знали только как Джозефа Литейщика. Поднимите кубки, друзья, и выпьем за моего отца!

Стропила задрожали от дружного крика рэдволльцев:

– За Литейщика!

Они выпили, и Сакстус позвонил наконец в колокольчик:

– Все рассказы, веселые и печальные, подождут до завтра. Час уже поздний, а мы еще не ели. Давайте же воздадим должное этой трапезе, но только после того, как я прочту благодарственную молитву:

Уже собрали урожай – Скорее лето провожай! Стучится осень у ворот, Стрижи отправились в полет… Друзья вернулись к нам опять – Теперь давайте пировать.

Рэдволльцы сидели и пировали, пока в витражные окна Большого Зала не заглянуло солнце. Спать никто не ложился, даже малыши. Еда, песни и стихи, радость и слезы – все смешалось, когда приветствовали возвращение друзей и вспоминали матушку Меллус.

Сакстус зажмурился, когда луч солнца отразился от ярко начищенного колокольчика, – аббат представлял, что он запишет в летопись аббатства: «Самый великолепный пир, который все запомнят надолго».

Целых три дня малыши слушали сказку о Литейщике, целых три дня не стихала буря. В сторожку принесли еду и одеяла, и каждую ночь там спали двое друзей и малыши. На четвертый день они проснулись и увидели голубое небо и яркое солнце.

– Интересно, а в аббатстве появилась новая барсучиха?

Старик белка улыбнулся и покачал головой:

– А это уже совсем другая история! Мышонок Джеррил слез с подлокотника кресла.

– А что стало с Мэриел и Дандином? – спросил он.

Из своего глубокого кресла отозвался еж:

– Они остались в Рэдволле на зиму, а однажды утром Мэриел, Дандин и Колючка Шари сели на «Жемчужную королеву» и отчалили, чтобы посмотреть, что же там, за горизонтом.

Я тоже хотел отправиться с ними, но в конце концов остался.

Вытирая слезинку, кротенок басом сказал:

– Ужасно жалко, что убили этого капитана Финбара Риска. Я бы хотел встретиться с ним!

Белка и еж переглянулись. Они медленно встали со своих кресел и подошли к шкафу. Старик рылся среди хранимых им сокровищ и говорил:

– Финбар Риск был настоящим воином, может, хотите взглянуть на его сабли?

Он вытащил из шкафа пару сабель и передал одну из них ежу. Над толпой малышей пронесся вздох восхищения, они с открытыми ртами смотрели на блестевшее в лучах солнца оружие. Кротенок вскарабкался в кресло, в котором раньше сидел еж.

– Откуда ты их взял? Старик гордо выпрямился:

– Их подарил нам Джозеф Литейщик, когда мы уезжали из Южноземья. Он сказал, что это нам в награду за проявленную в сражении храбрость, правда, Дарри?

Дарри Дикобраз взмахнул над головой саблей:

– Правда, Раф. Я никогда не забуду тот день. Я назвал свою саблю Финбаром!

Раф Кисточка смахнул слезинку – на его сабле было выгравировано другое, дорогое ему имя.

– А моя называется Фетч!

Малыши с визгом выбежали на солнышко. Раф и Дарри стояли в дверях и смотрели на малышей, к ним подбежал мышонок Джеррил, чтобы задать последний вопрос:

– А кто‑нибудь вернулся потом в наше аббатство? Дарри облокотился на косяк двери и кивнул:

– Конечно, я же говорил, они возвращались несколько раз. Лог‑a‑Лог, Хвастопуз, даже Джозеф Литейщик и трое его друзей, хотя я едва узнал Винси, Бенджи и Фиггс – так они выросли. Но ты знаешь, что мы всегда говорим?

Кротенок, вооруженный палкой, изображающей меч, сражался с двумя бельчатами.

– Нет, а что ты всегда говоришь? За Дарри ответил Раф:

– Мы всегда говорим, что Рэдволл примет любого зверя с добрым сердцем, наша дверь всегда открыта для друзей – лишь позвоните в колокольчик.

Кротенок подумал минутку и ответил:

– Хур‑р, очень хорошо, но знаете, что я всегда, это самое… говорю?

Раф улыбнулся ему:

– Ну скажи, что ты всегда говоришь? Взмахнув в воздухе палкой, кротенок завопил:

– Рэдво‑о‑о‑олл!