Пятнадцать

 

Мне не хотелось на вечеринку. Учитывая состояние бабушки, принимать участие в празднике было бы странно. Теперь, после того, как я видела муки Люка на полу кухни, это казалось полным идиотизмом. Шестое чувство подсказывало, что время дорого, и не стоит терять его ради сборища богатых юристов.

– Жизнь продолжается, – ответил Люк, когда я поделилась с ним своими мыслями. – Не надо ничего отменять. Да и чем ты займешься вместо того?

Проведу время с тобой. Мы будем лежать на кровати, я постараюсь запомнить твой запах, звук твоего голоса, чтобы никто не отнял у меня воспоминания.

– Ди… – Он накрыл ладонью мою ладонь, переплетя наши пальцы. – Тебе нужно жить обычной жизнью. Если что-то изменится, Они придут и сделают за меня мою работу.

Мы взяли арфу и поехали к Воршоу. Как Люк и предсказывал, небо очистилось, и тучи, последние признаки ненастья, скрылись за деревьями. Пока Люк вел машину, погрузившись в свои мысли, я устроилась на сиденье рядом и набрала эпическое послание Джеймсу, выплеснув всю правду. Все время, пока мы дружили, свои мысли мы доверяли письмам (точнее, смс-сообщениям), когда предмет разговора был слишком деликатным, чтобы обсуждать его лично. Помню, как мне пришло длинное сообщение от Джеймса, в котором он размышлял, у всех ли есть ангел-хранитель, и еще одно, с вопросом, является ли интровертность душевным недугом. Я тоже как-то отправила длинный текст о том, что мне трудно находить с людьми общий язык, и еще один, о музыке как возможной машине времени (у меня ушел целый час, чтобы его набрать).

Это сообщение было короче:

 

Джеймс мне надо было сразу признаться но я боялась тебя обидеть и разрушить нашу дружбу, я много времени провожу с люком и думаю что начинаю в него влюбляться, я знаю это безумие но ничего не могу поделать, он как-то связан с феями, я прочла его мысли это моя новоприобретенная способность и обнаружила что он убил много людей, я знаю звучит жалко но я думаю его заставили, он должен убить меня но он не хочет и теперь я боюсь что тот кто за этим стоит сделает с ним что-то ужасное, может быть я должна его спасти, пжст не злись мне нужна твоя помощь.

 

Я вздохнула, стерла сообщение и, закрыв телефон, повернулась к Люку.

– О чем ты думаешь?

– Размышляю, в каком жанре обо мне снимут кино – трагедию или эпическое фэнтези.

Я засмеялась.

– И снимут ли в твоей роли симпатичного парня?

– Нет, я все думаю, чем фильм закончится: поцелуем или смертью. – Он посмотрел на меня и погладил мою руку, прежде чем сосредоточиться на дороге. – Я надеюсь на поцелуй, но второй вариант тоже возможен.

Я нахмурилась.

– Ты можешь мне рассказать, кто мучил тебя там, на кухне?

Люк помолчал.

– Кто-то… кто раньше был, как ты.

– Очень конкретно.

– Конкретней не могу.

Я прищурилась, глядя на вечерний свет, размышляя, какая же я.

– Кто-то застенчивый? Угнетенный деспотичной матерью? Музыкант?

Люк отверг все мои предположения.

– Думай глобально.

– Женщина? Человек?

– Вуаля! Девочка заслужила приз! – Зажмурившись от света, Люк потянулся за солнечными очками: в них он выглядел сногсшибательно. Несправедливо, что в его арсенале столько оружия, которое делает Дейдре беззащитной.

– Теоретически, если она похожа на тебя, я могу говорить о тебе и не быть наказанным.

– У меня уже голова кружится, но я постараюсь понять.

– Ладно. Давай поговорим о твоем даре. Он не меняет твоей сущности. Это как… – он пытался подобрать слова, – как быть пьяным. Алкоголь не меняет сущность человека, а лишь освобождает его от комплексов. То есть алкоголь помогает выявлять истинную сущность человека. Если ты хороший человек, то и под влиянием алкоголя ты останешься хорошей. Вот ты – чокнутая талантливая девчонка с потрясающей силой воли, и твой дар только помогает тебе расцвести сильнее.

– Я уже твоя. Тебе не обязательно делать мне комплименты.

Люк пожал плечами.

– Само собой выходит. У тебя потрясающий хвостик, мне хочется его потрогать. Видишь, опять вырвалось.

– Если я покраснею, я тебя ударю. – Я обрадовалась его внезапной смене настроения. Это был тот Люк, который флиртовал со мной на конкурсе, а не тот, который плакал кровавыми слезами на кладбище или содрогался на полу кухни.

Он наградил меня сияющей улыбкой.

Я прикусила губу и все равно покраснела.

– Давай продолжим. Я могу предположить, что кто-то еще обладал таким же даром, но этот кто-то не был хорошим человеком, и, обнаружив свой дар, он исправился. – Слово «дар» я произнесла с сарказмом. Я еще не решила, согласна ли я с терминологией Люка.

– Нет. Та, о ком мы говорим, была злой, болезненно подозрительной девицей, которая обожала навязывать людям свою волю. Открыв в себе дар, она так и осталась злой, болезненно подозрительной девицей, которая навязывает людям свою волю и терзает их, если они посмеют ослушаться. Она замучила много людей.

Я подумала.

– Как это касается тебя?

– Она заставляет меня страдать, если я ей перечу. – Люк едва заметно взглянул на обруч.

– Как это касается меня?

– Я же сказал, она болезненно подозрительна.

– Она боится арфисток?

– Думай, Ди. О чем мы только что говорили?

Меня осенило.

– Телекинез! Так вот почему ты пытался убедить ее, что я заурядная. – Я снова задумалась. – Но это глупо! Если бы со мной не начали играть и подкидывать четырехлистный клевер, я бы никогда и не узнала, что феи на самом деле существуют! Я представляла бы угрозу только тем, кто мог оказаться между мной и туалетом, когда я нервничаю.

Люк усмехнулся. Я никогда не видела его таким веселым.

– Я же говорю, у нее паранойя.

– Вряд ли я единственная, кто… о… – Внезапно я начала понимать, откуда взялись трупы. – Так вот почему… – Подслушанные разговоры теперь обрели смысл. – Это она заставила тебя. Но почему тебя?

Люк ответил вопросом на вопрос.

– Ты хочешь спросить, почему не Элеонор?

Я вспомнила Элеонор, ее изящные пальцы у моей шеи… у ключа на моей шее…

– Железо… Элеонор не может его касаться. Но Королева… она же человек.

– Теперь уже не совсем.

Я покачала головой.

– Я видела, как ты страдаешь от того, что делаешь. Как она тебя заставляет?

– Я не могу рассказать.

Я вспомнила, как Люк вонзает кинжал в свое сердце, пытаясь положить жизни конец. Вспомнила, как он сидит в гробнице и жалобно спрашивает, смогу ли я простить его. Что бы ни заставляло его совершать убийства, это что-то должно быть ужасным. Мне в голову пришла кошмарная мысль.

– Ты впадаешь в транс? Или она способна контролировать твои действия?

– Боюсь, что я полностью осознаю, что делаю. Но вот появилась ты, и все закончилось. – Он неожиданно улыбнулся. – У меня кружится голова. Так вот на что похожа любовь? – Я не успела ответить, как он резко затормозил. – Похоже, приехали.

Я осмотрелась.

– Да.

С дороги был хорошо виден огромный кирпичный дом Воршоу. Фасад с колоннами величественно смотрелся на фоне большого двора. Люк медленно вел Буцефала вдоль дороги, разглядывая просторный сад.

– Что-то не видно машин. Ты уверена, что мы вовремя?

– Сейчас семь тридцать, верно? – Я посмотрела на часы. – Да, мы вовремя. Мистер Воршоу сказал, что вечеринка начинается в восемь и что мне надо обойти дом и устроиться в ротонде. Я тут уже была, меня приглашали на вечер, который давала его дочь. Они с мамой друзья.

– У твоей мамы есть друзья?!

– Не язви.

Люк улыбнулся и припарковал машину. Он взял арфу, я взяла сумку, и мы, держась за руки, обошли дом, пройдя мимо искусно обрезанных кустов и фонтана (в виде писающего мальчика). Если я стану богатой и знаменитой, надеюсь, деньги не настолько сведут меня с ума, чтобы украшать свой сад писающими мальчиками.

В просторном дворе тоже не было людей, хотя у стены и крыльца стояли складные столы и стулья. Вечерний воздух налился оранжево-зеленым. Я провела Люка к ротонде, кругу из колонн, увенчанных куполом.

– Мы, наверное, слишком рано. – Люк раскрыл для меня складной стул, а сам сел на перилах. Помолчав, он сказал: – Я знаю о твоем брате.

Я отвлеклась от арфы.

– О моем брате?

Он достал флейту из поношенного полотняного рюкзака.

– Узнал из твоих воспоминаний. Сколько тебе было лет, когда мать потеряла ребенка?

Я могла бы изобразить удивление, но я помнила точный месяц, день и час, когда мама потеряла ребенка. Я помнила, какая была погода и что я ела на завтрак. Что еще Люк мог прочесть в моих мыслях?

– Десять.

Его ловкие пальцы собрали флейту, пока глаза сканировали двор. Он всегда держался настороже.

– Тебе неприятно об этом говорить?

Я вспомнила, как слишком быстро исчез огромный мамин живот и как я в последний раз видела ее слезы. Но это была не моя скорбь. Ее беременность казалась мне немного нереальной.

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

Взгляд Люка скользил по деревьям вокруг ротонды.

– Прежде чем решить, что мне кто-то не нравится, я всегда пытаюсь понять, что заставило человека стать таким, какой он есть.

– Ты обо мне?!

Он ответил негодующим взглядом.

– Я о твоей маме, глупышка.

Я прикусила губу, чувствуя желание вступиться за нее, и одновременно облегчение: не только я считаю, что у нее сложный характер.

– Она хорошая.

Люк нахмурился.

– В твоих воспоминаниях я увидел достаточно, чтобы понять, какие у вас отношения. По-моему, она довольно давно не в себе. А твоя тетушка… – Он покачал головой. – Нам нужно защитить твою семью. Если я не причиню тебе вред, Они будут искать способ, как тебя ранить.

Я представила, как пытаюсь убедить маму надеть железное украшение. И как веду с отцом осмысленную беседу о феях. А Делия сама о себе позаботится. Может быть, использовать ее как подсадную утку?

Люк засмеялся, увидев мое лицо.

– Думаю, нам надо разобраться, что делала бабушка, когда Они до нее добрались.

Я погрустнела, вспомнив, что пока мы здесь смеемся, бабушка лежит на больничной койке.

– Смогут ли доктора ее вылечить? Ты не знаешь, как ей помочь?

Люк пожал плечами и покачал головой.

– Боюсь, что нет. Возможно, знают Они, но даже лучшие из Них могут быть опасны.

– Разве не все Они как Элеонор или Рыжий Придурок?

– Рыжий Придурок?

– Тот рыжий фрик. Он был на вечеринке после концерта. И в кафе.

Люк нахмурился.

– Эодан… – Его глаза сузились. – Он приходил в кафе?

– Джеймс прогнал его каминными щипцами. – Тут я кое-что вспомнила. – Похоже, Джеймс к тебе ревнует.

Люк закатил глаза.

– Думаешь? – Он поднял флейту, будто собираясь играть, потом снова положил ее на колени. – Ди, вы знакомы тысячу лет. У него была масса возможностей, но он их упустил.

Я приподняла бровь.

– Так ты не боишься соперничества?

Люк покачал головой и сыграл ля.

– Нет. Я люблю тебя больше, чем он.

Я вздохнула. Если бы можно было сохранить этот момент, завернуть его в оберточную бумагу и дарить себе всякий раз, когда плохо…

Люк посмотрел на дом.

– Мы совершенно точно приехали рано. Не хочешь немного разогреться?

Я предпочла бы вновь услышать, что он меня любит, однако перспектива поиграть дуэтом тоже казалась заманчивой. Гладкое дерево арфы идеально легло на плечо. Как давно я не касалась струн…

– Конечно.

Люк пробежал пальцами по флейте и сказал:

– Мы давно не играли. С чего начнем?

Я перечислила мелодии. Он знал все, кроме одной. Я начала наигрывать веселый мотив, Люк его подхватил. Мы подходили друг другу, словно два кусочка из одного пазла: в высоком хрипловатом голосе флейты было все, чего не хватало арфе, а ритмичные арпеджио арфы пульсировали в унисон с пением флейты, наполняя музыку такой силой, что я забыла обо всем.

Закончив играть, я пальцами притушила колебание струн. Внимание Люка сразу же вернулось к деревьям.

Я коснулась его руки, чтобы привлечь внимание, и требовательно спросила:

– Куда ты смотришь? Я ничего не вижу. Там кто-то есть?

Люк покачал головой.

– Я уверен, что ты можешь видеть Их, если хорошенько приглядишься. Но там никого нет. Пока.

– Пока? – Его ответ меня не успокоил.

Он показал на двор.

– Здесь есть холм, боярышник, только что прогремела гроза… Не могу представить себе более идеальное место и время для появления даоин ши.

Имя показалось мне странно знакомым.

– Кто они?

– «Вечно юные». Существа, почитающие Дану. Они… – Люк попытался найти слова, – обожают музыку. Живут ради нее. – Он пожал плечами, сдаваясь. – И если есть музыка, которая способна их призвать, так это твоя.

Я дотронулась до ключа на шее.

– Нам стоит волноваться?

– Вряд ли. Они не признают, что подчиняются Ей, а Она сделала все, чтобы разрушить Их клан. Из всех кланов фей Их клан обладает наименьшей силой в мире людей. Для того, чтобы появиться до солнцестояния, им нужна гроза. – Люк не отрывал взгляда от кустов боярышника, и я поняла, что он все-таки считает Их реальной угрозой. – Я тебе говорил, что не существует безобидных фей. Некоторые Ши могут пойти на убийство, чтобы завладеть твоим голосом.

Огорошенная его словами, я смотрела на кусты боярышника.

– Я никому не позволю тебя обидеть, – тихо сказал Люк.

Я почти поверила ему, но веру в его непобедимость подрывали воспоминания о том, как он корчился от боли на полу кухни, хотя его врага даже не было в доме. Однако я подняла голову и снова прислонила арфу к плечу.

– Знаю. Хочешь сыграть еще что-нибудь?

– В твоем присутствии мне хочется играть, пока я не свалюсь от усталости, а потом подняться и играть снова. Конечно, хочу.

Я наклонилась к арфе и наиграла грустную мелодию, медленную и протяжную. Люк сразу же узнал мотив и поднял флейту.

Мелодия звучала неистово и таинственно, вдохновляюще и безысходно. Высокий надрывный голос флейты перечил низкому голосу арфы. Мы оба вкладывали в музыку все, чем мы жили, и любой, кто захотел бы слушать, мог проникнуть к нам в душу.

В темноте за кустами кто-то шевельнулся.

Мелодия дрогнула. Словно биение сердца, зазвучала барабанная дробь. Я почти видела, как музыка натянулась и вызвала к жизни тени. Каждая страстная нота, каждый наполненный надеждой такт, каждый звук, полный чувства, обрел форму, и под покровом кустов мелодия ожила, музыка обрела плоть.

Возле боярышника возникли две фигуры. Стройные, с бледно-зеленой либо от рождения, либо от игры света кожей. Мужчина с юным лицом держал в длинных зеленоватых руках скрипку, женщина держала барабан. В отличие от Элеонор и Рыжего Придурка, они даже не напоминали людей: их отличала неземная красота.

Я позволила мелодии стихнуть, ожидая, что они тоже исчезнут. Но они не исчезли, а остались наблюдать за нами из своего укрытия.

Люк прошептал мне на ухо, и я вздрогнула от неожиданности, потому что он даже не пошевелился:

– Я Их знаю. Я зову Их Брендан и Уна.

– Что значит «ты их зовешь»?

Он тихо ответил:

– Даоин ши никому не говорят своих истинных имен. Они считают, что так над ними можно обрести власть. Встань, когда будешь с Ними говорить, иначе Они обидятся.

Он встал, поднял голову и обратился к феям:

– Брендан. Уна.

Брендан подошел поближе. На его лице отражалось если не дружелюбие, то любопытство.

– Люк Диллон. Я так и думал. В музыке слышалось твое фирменное страдание. – Он сделал было шаг к нам, но отступил, держа руки перед лицом. – Как обычно, вооружен до зубов.

Я подумала, что он говорит о спрятанном кинжале, однако его взгляд остановился на ключе. Люк кивнул.

– Больше, чем обычно.

Брендан поднял скрипку – прекрасный инструмент, покрытый какой-то краской или позолотой, украшенный вырезанными цветами и виноградными лозами.

– Ты ведь знаешь, я терпеть не могу эту дрянь. Не мог бы ты ее снять, чтобы мы могли поиграть вместе, как в старые добрые времена?

Люк покачал головой и посмотрел на меня так покровительственно и с такой любовью, что у меня на душе потеплело.

– Боюсь, на этот раз не получится.

Уна (еще более изящная, чем Брендан, ее светлые густые волосы были заплетены в дюжину косиц) сказала из-за куста, то ли дразня, то ли смеясь:

– Посмотри, как он светится в ее присутствии.

Брендан нахмурился и повернулся к ней, потом снова кинул на меня оценивающий взгляд.

– Голос, который я слышал, принадлежит тебе. Ты играешь почти так же хорошо, как мы. – Я поняла, что получила невероятный комплимент.

Я встала, пытаясь вспомнить, что говорится в старых сказках о правилах этикета при общении с феями. Вроде бы надо быть вежливым, не есть предложенную ими еду и оставлять на ночь лишнюю одежду, чтобы избавиться от домовых. Не очень полезная информация на данный момент. Я решила, что стоит немного польстить (это всегда срабатывало с клиентами маминой фирмы).

– Вряд ли такое возможно, но все равно спасибо.

Услышав комплимент, Брендан едва заметно улыбнулся, и я вздохнула с облегчением, что ответила правильно.

– Думаю, ты стала бы счастливей в нашем мире, исполняя музыку вместе с нами, – сказал он. – Ты, конечно, знаешь, что Люк Диллон и его музыка превосходят все, что можно встретить в мире смертных.

Уна добавила:

– Он учился у лучших.

Ее голос прозвучал неожиданно близко. Я обернулась. Она стояла в двух шагах. Люк обнял меня, как будто защищая. Несмотря на очевидную настороженность, он дружелюбно ответил:

– Не то чтобы я тебе не довераю, Уна…

Она улыбнулась и затанцевала на траве.

– О Брендан, гляди, как он ее обнимает!

Брендан посмотрел на нас изучающе, без улыбки.

– Так вот она, Дейдре. По Тир-на-Ног ходят слухи о Люке Диллоне и его неповиновении. О том, как человек, не знавший любви, мучается в ее когтях.

Люк задумчиво ответил:

– Это правда.

– Мы ценим смелость, но она навлечет на тебя беду. Королева ревнива. – Брендан посмотрел на меня. – Знаешь ли ты, какое наказание ждет его за то, что он пощадил тебя?

– Она меня об этом не просила, – резко ответил Люк.

Уна подошла ближе, казалось, не так боясь железа. Я растерялась, завороженная глубиной ее зеленых глаз. Она улыбнулась, и вокруг ее глаз собрались морщинки.

– Ты его любишь?

Люк застыл. Существовал миллион причин сказать «нет», но только один ответ был бы правдой.

Я кивнула.

Люк с облегчением вздохнул.

В тени деревьев, полуосвещенный солнцем, Брендан нахмурился.

– Любопытно. Смертных трудно понять. Даже тебя, Люк Диллон, хотя ты очень похож на нас.

Уна порхнула к Брендану, дотронулась до его груди и закружила вокруг.

– Друг мой, ты когда-нибудь слышал такую музыку от смертных? Должно быть, это и есть любовь.

В голосе Люка прозвучало сочувствие:

– Это всего лишь мелодия любви.

– Или ее симптом, – ответил Брендан, будто любовь – это болезнь, которую могут подхватить только люди. Однако в его голосе прозвучало что-то вроде приязни и уважения. – Вы оба глупцы.

Я освободилась из объятий Люка.

– Скажите – почему. Расскажите мне о Люке, если он сам ничего рассказать не может. – На меня посмотрели три пары удивленных глаз, но я стояла на своем. – Я хочу знать, кто навязывает ему свою волю, кто не дает ему делать то, что он хочет. Я знаю, что вы знаете. – Я вспомнила, что феи любят вежливость, и добавила: – Пожалуйста.

Уна посмотрела на Брендана, ослепительно улыбаясь.

– О, Брендан, пожалуйста. – Она произнесла «Брендан» с толикой сарказма, передразнивая Люка. – Если она все будет знать, у них появится шанс. И ты порадуешь меня.

Брендан с раздражением нахмурился.

– Не помню, чтобы за последние четыреста лет тебя что-нибудь радовало.

– Это порадует. Посмотри на Люка Диллона, как он стоит рядом с ней, хотя Королева…

– Заткнись, – сказал Брендан, и я засмеялась от неожиданности, услышав от него такое современное словечко. – Я расскажу, но не бесплатно. – Он посмотрел на меня. – Что ты можешь предложить взамен?

Уна засмеялась и затанцевала в траве.

Я задумалась. Чем заинтересовать фей?

Губы Люка коснулись моего уха, когда он прошептал:

– Песня.

– Обманщик, – с укором промолвила Уна.

– Заткнись. – Брендан повернулся к ней, и Уна улыбнулась, видя его раздражение.

Я сказала ему:

– Я спою вам песню. Это необычная песня. Я сама ее сочинила.

Брендан притворился, что размышляет, но по его глазам я видела, что он купился.

– Справедливо. Начинай.

Я посмотрела на Люка, тронула струны дрожащими пальцами, не в силах справиться с волнением, и заиграла самую сложную мелодию из тех, что я написала, быструю, техничную и красивую. Я сыграла ее безупречно, потому что у меня не было другого выхода. Когда я закончила, я встала и с ожиданием посмотрела на Брендана.

– Мне завидно, – произнес он. Казалось, он говорит искренне, и вспомнила слова Люка о том, что некоторые из Них готовы убить, чтобы завладеть голосом. Теперь я ему верила.

– Зато ты высокий, – засмеялась Уна и грациозно закружила к ротонде и обратно.

Брендан словно ее не услышал. Он спросил меня, хотя глядел в это время на Люка:

– Рассказать все с самого начала? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Рассказать о талантливом юноше, единственном сыне короля, отказавшемся убить врагов отца на поле битвы? Рассказать о юноше, душа которого бродила по свету, пока он спал? О юноше, который играл на флейте так, что вызывал зависть фей? О юноше с золотыми волосами и лицом, пленившем Королеву фей?

– Как поэтично, – проворчал Люк.

Впервые Брендан улыбнулся.

– Хорошо. Тогда я расскажу о юноше по имени Люк Диллон, который неосторожно отправился на прогулку в день солнцестояния и которого украло создание, называющее себя Королевой фей. «Приди ко мне!» – сказала она ему.

– «Поцелуй меня! – воскликнула Уна. – Полюби меня! Я истомилась в тюрьме, в которую сама себя заточила!»

– Да заткнись же, – перебил ее Брендан. – Она потребовала от него любви, а он ей отказал. Прежде ей никто никогда не отказывал.

Уна схватила барабан и начала выбивать ладонью зловещую дробь, под которую Брендан продолжил рассказ:

– И вот, узнав, что душа юноши бродит одна, без защиты, Королева украла ее и заточила в клетку вдали от тела.

Перед моими глазами мелькнуло видение: рука схватила Люка за шею, он упал на колени, из его рта выпорхнуло облачко в виде голубя.

– Королева обрекла человека с невинной душой на участь убийцы, потому что она упивалась его страданиями. И он убивал, ведь стоило ему ослушаться, и она обращала его жизнь в ад. Все феи знают его историю: знают, как его использует Королева, чтобы обойти нашу боязнь железа; знают, как ее враги пали от его кинжала.

Люк отвернулся с искаженным от боли лицом.

Брендан продолжил, явно получая удовольствие от своего рассказа:

– Он молил отпустить его, но злая Королева не знала жалости, не знала пощады. Она помнила о его отказе так же ясно, как и в тот день, когда это произошло. Она не простила. И он продолжал убивать. Он стал гончей своей Королевы. Он охотился так, как до него не охотился никто. Он не мог умереть, но он и не жил. Однажды, когда необходимость убивать стала невыносимой, он обратил оружие против себя. Но разве ведьма могла позволить своей игрушке умереть, особенно смертью, которую он сам для себя избрал?

– Никогда! – крикнула Уна.

Люк закрыл глаза.

– Ходят слухи, что для его воскрешения она принесла в жертву собственную дочь… Как бы то ни было, он не умер. Он убивал снова и снова, а его душа томилась в клетке. И вот наконец ему велели убить девушку, носившую имя Королевы. Но эту Дейдре он полюбил и не убил ее.

Брендан замолчал.

– Пока не убил, – добавила Уна. Она посмотрела на ноги Люка, будто могла видеть кинжал, спрятанный под штаниной.

Я не знала, что сказать. Мне хотелось взять Люка за руку, но он стоял в нескольких футах от меня, скрестив руки на груди, глядя туда, где солнце скрывалось за деревьями.

– Ты готов рискнуть и вызвать гнев Королевы ради меня?

– Не «рискнуть», – ответил за него Брендан. – Королева никогда не простит предательства.

Голос Люка прозвучал невыразительно:

– Мне все равно.

Уна вздохнула.

– Как благородно.

Брендан шагнул вперед, и солнечный луч упал на его лицо.

– Тебе все равно, потому что ты не знаешь, что такое ад. Я…

Люк повернулся к нему и прорычал:

– Не смей так говорить! Я тысячу лет живу в аду. Я тысячу лет жалею, что родился на свет. – Он указал на меня. – Только она наполнила мою жизнь смыслом, и если мне суждено провести лишь несколько месяцев, несколько дней рядом с ней, это больше, чем я мог желать. Неужели вы думаете, что Бог простит кровь на моих руках, даже если моя душа обретет свободу? Как бы все ни закончилось, я попаду в ад. Позвольте мне любить, хоть и безнадежной любовью, пока есть еще время. Позвольте мне притвориться, что у моей истории может быть хороший конец.

Я закрыла лицо руками, желая скрыть слезы. Уна с интересом смотрела, как они капают сквозь пальцы.

– Можно мне одну?

Я прикусила губу и посмотрела на нее.

– Что я получу взамен? – выдавила я.

– Одолжение, – сразу же ответила она. – Тебе понадобятся все одолжения, какие только можно получить.

Я вытерла лицо и протянула руку к ротонде. С моего пальца упала слезинка. Уна поймала ее на ладонь и исчезла в кустах, как всегда улыбаясь. Я повернулась к Люку, который смотрел на меня пустым взглядом.

– Поцелуй меня, – попросила я. Он не шевельнулся. – Пожалуйста.

Он сделал шаг вперед и уткнулся лицом в мою шею. Я крепко обняла его, и мы долго стояли, не двигаясь. Потом Люк поднял голову и нежно поцеловал меня в губы. Я почувствовала кровь – он прокусил себе губу.

– Дейдре?

При звуке голоса мы отпрянули друг от друга. Я прищурилась, пытаясь разобрать, кого скрывают сумерки. Брендан и Уна исчезли.

– Миссис Воршоу?

– Да! Что ты здесь делаешь? – Она с явным удивлением смотрела на нас.

Смутившись, я показала на арфу.

– Меня пригласили играть на вечеринке.

Миссис Воршоу прикрыла рот рукой.

– Неужели ты здесь с половины восьмого?.. Боже, Дейдре, вечеринка ведь на следующей неделе!

Ничего себе.

Я собралась с мыслями.

– Мама сказала, что вечеринка сегодня. И столы…

– Да нет же! Столы остались после празднования свадьбы. Вечеринка только на следующей неделе. Боже, все это время ты ждала? Вместе с…

– Люк, – представила я и сразу добавила: – Мой парень.

Мой сверхъестественный, обреченный, восхитительный парень.

– Заходите к нам, перекусите. Не могу поверить, что вы столько времени ждете. Мы только что вернулись из Колумбии и услышали голоса.

– Спасибо, – ответила я, – но нам пора. Моя бабушка попала в больницу. Мама перепутала даты от расстройства.

Миссис Воршоу начала выражать свое сочувствие, повела нас в дом и сунула мне в руки пакет со сладостями, приготовленными их поваром (только подумайте, у них есть собственный повар!). Прежде чем проводить нас к Буцефалу, она заставила меня пообещать, что я попрошу маму позвонить, когда будут новости. Мы сели в темную машину и долго просидели в молчании.

Люк глубоко вздохнул.

– Знаешь, – сказала я ему, – Уна мне даже понравилась.

Люк криво улыбнулся.

– Ты ей тоже.

 

Мы ехали домой с несостоявшейся вечеринки. Я смотрела в окно и думала, как эта летняя ночь похожа на все летние ночи и как на самом деле она от них отличается. Главную улицу города освещали фонари, в свете которых роились насекомые. На темных тротуарах не было ни души. Жизнь после заката у нас замирает. Казалось, мы с Люком единственные, кто не спит в объятом дремотой городе.

Я страшно хотела есть. Обычно после выступления я со своим водителем (кто бы меня ни подвозил) заезжала в «Свинушку» перекусить картошкой фри и сэндвичами (надо же растранжирить хотя бы часть заработка). На этот раз денег я не заработала, а свой кошелек забыла дома. Глупо, но после всего, через что нам пришлось пройти, я стеснялась попросить Люка накормить меня ужином. И стеснялась попросить его остановить машину, чтобы достать из багажника сладости: он мог подумать, что я намекаю на ужин. Так что я терпела, хотя от голода сосало под ложечкой, и размышляла, как же мама могла перепутать даты. Чем больше я об этом думала, тем тревожней становилось на душе: мама, живой компьютер, сломалась при вычислении простейшего уравнения. Другие родители могут забывать о мелочах; моя мать ради мелочей живет.

Зазвучала музыка, и мы оба подпрыгнули от неожиданности. Телефон. «Сара Мэдисон», подсказал определитель номера.

Я посмотрела на Люка.

– Это Сара.

Я настороженно поднесла телефон к уху.

– Алло.

– Дейдре? Это телефон Дейдре?

Она говорила очень громко. Я не могла соотнести голос с самой Сарой, не видя ее пышной фигуры с грудью, распирающей фартук.

– Да, это Ди.

– Это Сара. – Представившись, она без паузы продолжила: – Ладно, скажи мне прямо: вы двое меня разыграли? Скажи правду, а то я сама не своя с тех пор, как приехала домой. Мне надо знать.

Я не собиралась ее обманывать. Только не сейчас, когда Рыжий Придурок мог вернуться за ней, чтобы отыграться за поражение.

– Сара, все серьезно. Я не стала бы над тобой шутить, ты сама это знаешь.

– Да. Да, знаю. Просто сложно поверить. Он ведь превратился в… Боже! Я больше не смогу спокойно смотреть на кроликов!

Люк не то чтобы улыбнулся, но у него дрогнули уголки губ, и я невольно расхохоталась.

– Послушай, Сара, тебе нужно быть осторожней. Я не знаю, чего Они хотят. Может, ты никого из Них больше не увидишь, а может, и увидишь. На твоем месте я бы держала рядом что-нибудь железное. Они боятся железа.

– Да, я поняла. Джеймс был похож на супергероя со своими каминными щипцами. Скажи, Они все выглядят как головокружительно красивые парни?

У меня заурчал живот, и я кашлянула, чтобы заглушить звук.

– Нет, не все. Некоторые из Них выглядят как головокружительно красивые девушки.

– Ясно. Они похожи на меня, – сказала Сара.

Я не сразу поняла, что она шутит.

– Да ладно, я прикалываюсь. Но Они настоящие? Мне не нужно сдаваться в психушку и пить транквилизаторы?

– Они настоящие, – подтвердила я, удивленная собственной уверенностью. – А насчет психушки решай сама.

Сара помолчала, затем рассмеялась. Похоже, между нами световые годы, раз до нас так медленно доходят шутки друг друга.

– Хорошо, спасибо. Ты меня подбодрила.

Я взглянула на Люка.

– Позвони, если кого-то из Них увидишь, ладно?

– Без проблем.

Закончив разговор, я какое-то время смотрела на телефон. Неужели мир сошел с ума? Сара Мэдисон звонит и спрашивает о феях, будто это очередная сплетня. Хотя то, что Сара мне позвонила, факт более удивительный, чем существование фей. Стоило мне оценить преимущества своей неприметности, как неприметной я быть перестала.

Мы заехали на парковку, и я с удивлением посмотрела на неоновую вывеску с нарисованным поросенком.

– Ты же сюда обычно ходишь, верно?

Я перевела взгляд с вывески на задумчивое лицо Люка.

– Ну да.

Он состроил рожицу.

– Прочел в твоих воспоминаниях и узнал вывеску. Голодная?

Я кивнула.

– Не прочь перекусить.

Он с облегчением сказал:

– Слава Богу. Я умираю от голода. Пойдем, я угощу тебя ужином.

Мне не давало покоя чувство вины. Я иду ужинать в ресторане, а мама в таком состоянии, что перепутала даты.

– Надо позвонить маме.

Люк застыл, положив руку на ручку дверцы.

– Зачем? Сейчас она думает, что ты на вечеринке, а если ты ей позвонишь, она узнает, что это не так. Тебе очень этого хочется?

– Ты прав, – сказала я, выбираясь из машины.

Он обошел автомобиль и протянул мне руку.

Лицо Люка в неоновом свете отливало красным. Интересно, надоест ли мне когда-нибудь прикосновение его пальцев?.. Мы прошли через пустую парковку в ресторан. Там работали кондиционеры, и было прохладно. Официантка (не та, что запала на Джеймса) провела нас к столику.

Люк сел, а я застыла у стола, барабаня пальцами по ноге, разрываясь между смелой Дейдре и обычной Дейдре.

– Что-то не так? – Он с удивлением поднял бровь.

Я решилась и скользнула на диванчик рядом с ним, так быстро, что он чуть не задохнулся от неожиданности.

– Я к тебе!

– Чудная ты, – засмеялся он.

– Кто бы говорил.

Мы сидели совсем рядом, изучая одно пластиковое меню на двоих, как будто мы – нормальная пара, а не чудачка со сверхъестественными способностями и убийца, душу которого похитили феи. Я замечталась, представляя себе, как все могло обернуться, будь я обычной девушкой, а он – обычным парнем. Мы бы ели одинаковые сэндвичи, он держал бы меня за руку и позволил бы сесть за руль. Мы бы делали все, что делают нормальные влюбленные. Мы бы ходили в музеи и пытались понять современное искусство. Мы бы смотрели глупые боевики и смеялись над любовными похождениями героев. Мы бы гуляли в парке и любовались на закат. Я бы потеряла девственность под сенью деревьев на ложе из листьев. Зимой он держал бы мои замерзшие руки и говорил, что любит меня и никогда не оставит.

Я смотрела на меню, но не видела ни слова.

– Так вот как оно обычно бывает? – мягко спросил Люк, и я поняла, что он думает о том же, что и я.

Я кивнула.

– Это было бы наше место. – Я растерялась от его близости и от темноты за окном.

Люк придвинулся ближе, чтобы хорошенько меня рассмотреть.

– Твой… дар становится сильнее после захода солнца?

Так вот почему я чувствую себя такой живой?

– Не знаю. А что?

– Ее дар становится сильнее после заката, и я подумал, что у тебя тоже. – Люк накрыл мою руку и притянул ее к себе. – У меня появилось странное чувство, будто от тебя исходит электрический разряд.

Он снова сравнил меня с неизвестной мне Королевой, которая превратила его в своего раба. Не уверена, что мне нравится такое сравнение.

– Когда ты с ней, у тебя появляется такое странное чувство?

– Нет. Но с ней я не менялся воспоминаниями. Ты проникла в мою голову.

Я увидела, что он улыбается, и в конце концов призналась:

– Да, я странно себя чувствую. Я почти не спала прошлой ночью, но меня переполняет энергия. Может, поэтому?

Люк пожал плечами.

– Похоже…

Подошла официантка, и он на полуслове замолчал.

Мы так и не прочли меню, так что я заказала нам обоим мои любимые сэндвичи со свининой. Официантка ушла на кухню, желая поскорее отделаться от последних посетителей.

Люк сказал:

– Ты должна развивать свой дар.

От неожиданности я чуть не захлебнулась чаем.

– Я думала, что ты не хочешь, чтобы она знала о моих способностях.

Он начал говорить медленно, будто не до конца веря в то, что хотел предложить.

– Когда она пытала меня, вмешиваться было нельзя. Она не должна догадаться, что кто-то способен остановить пытку. Если бы ты потушила огонь, она бы все поняла. Но если ты будешь тренироваться осторожно, она не узнает, пока не станет слишком поздно.

– Слишком поздно для чего?

– Слишком поздно, чтобы понять, что ты можешь сама о себе позаботиться и ей лучше оставить тебя в покое.

Почему-то мне не верилось, что несколько трюков с телекинезом смогут обеспечить мою безопасность.

– Ты в это веришь?

Люк наклонился и коснулся губами моей щеки. От его дыхания кружилась голова.

– Я хочу в это верить.

Я закрыла глаза и потянулась к его губам. Я не могла не отметить, что о своей безопасности он не говорит. Сколько времени нам осталось? Если Королева действительно отправит его душу в ад, что случится с частицей моей души, которая теперь с ним связана?

– Заведи мою машину, – прошептал мне на ухо Люк.

Я раскрыла глаза.

– Мне послышалось, что ты сказал «заведи мою машину».

Люк хитро улыбнулся.

– Ты не веришь своим ушам?

– Почему-то мне не кажется, что ты намерен отдать мне ключи, – проворчала я. – Это в случае, если ты выражался буквально, а не позволил себе грязный намек.

Улыбка Люка стала еще шире, когда он показал на окно.

– Все должно быть просто. Машина находится в поле твоего зрения.

– То есть завести машину без ключей – достаточно безопасная тренировка? Как насчет того, чтобы задушить Элеонор без помощи рук?

<