РЕЦИПИЕНТ СООБЩЕНИЙ МЕДИА

Объектом и адресатом массовой коммуникации является ее реципиент. Это довольно специфическая фигура, соответ­ствующим образом настроенная по отношению к восприни­маемому сообщению. Для нее характерен, по выражению Б. Дубина, «комплекс зрителя» и связанные с ним преиму­щественно «зрительские» представления о социальном ми­ре³⁰. Речь идет о механизме восприятия сообщения в ракур­се одновременно приобщенности и дистанцированности, когда реципиент, с одной стороны, ощущает свою отстранен­ность от события, неучастие в нем, на происходящее глядит со стороны, из уютного мира своей квартиры в комфортной обстановке обеда или ужина. Любое событие происходит или уже случилось «не с ним»; в случае особо негативных эмоций, которое оно может вызвать, его можно «выклю­чить» и таким образом изъять из своей жизни. Но, с другой, в силу своей визуальной и звуковой приближенности к эпи­центру происходящего, реципиент особым образом сопри-частен ему. И в этом своем качестве оно может быть предме­том очень сильных переживаний, вызывающих к жизни желание проследить его динамику и быть в курсе «оконча­тельного диагноза» и результата. Это специфическим обра­зом трансформированное, «замороженное», эмоционально разгруженное из-за отдаленности событий и отстраненности от них чувство, которое в дальнейшем может быть реализо-

³⁰ Дубин Б. В. От инициативных групп... С. 56.

206 __________ Я. у.астафьев ____________

вано в жизненной ситуации, скажем, смерти родственника, пожара соседнего дома, автокатастрофы, в которую попал субъект на своей легковой машине. Поскольку его восприя­тие эмоционально искажено, у него возникает неадекват­ность реакции — заторможенность и ожидание действий со стороны профессионалов. При этом может присутствовать чувство полной нереальности происходящего. Хочется «вы­ключить» неприятное событие, перейти на другой канал.

Те, кто возражает критикам медиа, обычно указывают, что скандально-разоблачительные и сенсационные передачи весьма любимы потребителем, реципиентом. И в этом плане читательская аудитория практически не отстает от зритель­ской. Так, по данным блиц-опроса ВЦИОМ жителей Москвы и Подмосковья, проведенного в июле 1998 года, на первом месте у читателей периодики стоят криминальные темы (36% аудитории). Очевидно, что скандальность и сенсационность, которую реципиенты ищут в подобного рода статьях и со­общениях, в данном случае не столько содержательная ха­рактеристика, сколько, по мнению Б. В. Дубина, «способ смысловой организации коммуникативного сообщения, свое­образный модус реальности или ее показа, разыгрывания именно как масскоммуникативной. Таков определенный тип подачи сообщения, препарирования и обработки информа­ционной реальности в расчете на "человека как все", которо­го масс-медиа <...> моделируют и создают, конституируют своими средствами. Для такого антропологического контр­агента "реально" только сенсационное, невероятное, скан­дальное, разоблачительное — то, что демонстративно испы­тывает и нарушает принятые нормы»³¹. Этот нарушитель выглядит здесь единственно авторитетной инстанцией, но­сителем кода осмысления реальности. «Это человек, дей­ствующий так, как нельзя, но ведущий себя так, словно ему можно, "ловец случая", который выламывается из правил, разрушая, более того, отвергая и специально принижая этим самым основы социальной коммуникации с ее нормами вза­имных ориентации, согласованности ожиданий и пр.»³²

³¹ Дубин Б. В. От инициативных групп... С. 46.

³² Там же.

__ Катастрофическое сознание и массовые коммуникации 207

В объяснении социальной роли подобных масок и амплуа возможны две ценностно противоположные интерпретации. Одна заключается в широко распространенной точке зре­ния, согласно которой разыгрывание подобных смысловых паттернов в известной степени подрывает социальный поря­док, поскольку символически поощряет девиантное поведе­ние. Соответственно, такие медиаструктуры оказываются источником угрозы чуть ли не национальной безопасности, поскольку разрушительно воздействуют в плане формирова­ния соответствующих — а именно девиантных — норм пове­дения.

Другая заключается в том, что причинно-следственная связь, на уровне бихевиоризма, между демонстрацией опре­деленного смыслового кода на телеэкране и формированием социальных установок реципиента является принципиально разорванной. В условиях виртуализации общества, а также при наличии описанного выше феномена отстраненности зрителя от медиа реципиент сообщения обладает известным иммунитетом. Для него подобного рода действительность, показываемая, скажем, в фильме-боевике, — не руководство к действию, а своего рода картинка из «Жизни животных». Он может лишь принимать ее во внимание, даже эмоцио­нально сопереживать, но она ни в коем случае не влияет прямо на мнение и действия индивидов, составляющих ауди­торию. «На самом деле, — отмечает Дж. Уоллакотт, — акт на­силия может быть понятным только в контексте других эле­ментов фильма и в терминах, адекватных его жанру. Такие действия не могут рассматриваться как имеющие исключи­тельно одно фиксированное значение. Напротив, с их помо­щью происходит обозначение различных ценностей, пред­ставление различных кодов поведения. Причем это зависит от того, каким образом они оказываются артикулированы как знаки среди других означающих элементов дискурса»³³.

Собственно говоря, и та и другая точка зрения имеет пра­во на существование. Нельзя отрицать тот факт, что ката-строфизм как специфическое восприятие действительности является вполне определенной социальной установкой, ро-

³⁴ Цит. по: Назаров М. М. Указ. соч. С. 157.

208 __________ Я. у.астафьев _________

лью, и медиа в какой-то степени обучают этой роли, чтобы при сходных обстоятельствах, при похожей жизненной си­туации данная установка воспроизводилась вместе с соответ­ствующим набором реакций и кодов. Тем более это адекват­но для отечественной реальности, где насилие за долгие годы существования советской власти выступало одним из универсальных языков, своеобразной «матрицей» общест­венной жизни. К этому языку в особенности восприимчива молодежь, эмоциональная жизнь которой оказывается ме­нее рационализирована, чем у представителей более стар­ших поколений.

С другой стороны, утверждения о негативной роли медиа в формировании социальных установок могут свидетель­ствовать о некоторой общественной ущемленности глашата­ев данной точки зрения. И коль скоро они склонны нагне­тать обстановку, фиксировать внимание на недостатках, это говорит о том, что они воспринимают свое положение как несправедливое, а свою личность как недооцененную, ибо, как известно, брюзжание никогда не было признаком соци­альной полноценности и значимости субъекта.

Как гласит теорема У. А. Томаса, реально то, что реально по своим последствиям. Картина, создаваемая средствами массовой коммуникации, в известной степени столь же дей­ствительна для сознания людей, сколь и происходящее за окнами их домов. Более того, возникает явление, названное Э. Гидденсом «инверсией реальности». «Реальная вещь или событие, при их рассмотрении, кажутся имеющими меньше конкретной значимости, нежели то, как они оказываются представленными в средствах массовой коммуникации. Бо­лее того, опыт отношения с явлениями, которые оказывают­ся редкими в повседневной жизни <...> становится текущей практикой в материалах массовой коммуникации»³⁴.

Катастрофическое сознание — отнюдь не совокупность рецептов по поведению в соответствующей ситуации. Это, скорее, определенный индикатор, фиксирующий качество жизни социального субъекта. Тематика катастроф, ее при-

³⁴ Назаров М. М. Указ. соч. С. 173.

____ Катастрофическое сознание и массовые коммуникации 209

сутствие в средствах массовой коммуникации имеет важное значение в жизни нашего общества. По своей коммуника­тивной структуре телевидение создает эффект приобщеннос­ти и в то же время дистанцированности. Общество ежедневно присутствует в жизни человека со своими малыми и боль­шими проблемами, но они его практически не затрагивают. Социальная драматургия разворачивается перед лицом те­левизионного зрителя как на сцене. Он может сопереживать ей, но никоим образом не является ее участником. Он лишь пассивный созерцатель.

Телевидение, постоянно демонстрирующее чрезвычай­ные ситуации и катастрофы, тем самым выполняет в числе прочего компенсаторную функцию. Несмотря на негатив­ный заряд, который несет подобная информация, зрители эмоционально подпитываются ощущением того, что это происходит не с ними, что проблемы большого мира их не затрагивают. В то же время она не может не способствовать снижению качества жизни, поскольку способствует форми­рованию разнообразных форм страха — страха перед угро­зой терроризма, стихийных бедствий, ухудшения экологии, бедности, безработицы, болезней³⁵. А ведь все эти темы ак­тивно воспроизводятся в средствах массовой коммуника­ции. Их обсуждают журналисты, интерпретируют специали­сты и аналитики, «озвучивают» политики.

³⁵ Катастрофическое сознание... С. 47-48.